Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[14-10-03]
Атлантический дневникКто боится Барби?Автор и ведущий Алексей Цветков
В 1533 году флорентийская принцесса Екатерина Медичи отправилась в Париж выходить замуж за герцога Орлеанского, которому предстояло унаследовать французский престол. Хотя брак был для нее большой династической удачей, перспектива жизни во французской столице требовала известной стойкости - для изощренной уроженки Флоренции это был еще во многом варварский город. Ради видного европейского престола Екатерина была согласна пожертвовать многим, но кухня не входила в число этих жертв, и часть ее обширной свиты составляла бригада лучших итальянских поваров. Эти виртуозы сковороды в кратчайшие сроки не только цивилизовали весьма скромную дотоле французскую кулинарию, но и вывели ее на первое место в Европе, которое она удерживала на протяжении столетий. Эту вполне правдивую историю я много лет назад рассказал одной образованной француженке и поверг ее в шок - она никак не могла поверить что какие-то "макаронники" могли преподать урок ее соотечественникам в этой священной дисциплине. В живописи, в музыке - пожалуйста, но только не в кулинарии. Надо сказать, что с тех пор звезда французской кухни несколько подзакатилась, а итальянской - напротив, засияла ярче. Но дело не в этих деталях, а в сути: кулинария, одна из жемчужин французской короны, была плодом культурной глобализации. А мораль заключается в том, что случись это сегодня, итальянских поваров, скорее всего, развернули бы на границе, чтобы они не подрывали национальную свинину с кислой капустой. Я, конечно, выражаюсь фигурально. А вот несколько иная история, уже из наших дней. Передо мной - плакат, изданный саудовским "комитетом по утверждению добродетели и искоренению порока". На нем изображена кукла Барби и некоторые из ее аксессуаров. Надпись гласит: "Еврейские куклы Барби с их обнажающей одеждой, похотливыми позами и различными стилями и аксессуарами - символы западного упадка и извращения. Взглянем в глаза опасности и будем бдительны". Если отвлечься от идиотского антисемитского выпада, контекст у этих двух историй общий. Речь идет о культурных аспектах глобализации и о мнимом или реальном вреде, который она наносит. Как ни странно на первый взгляд, стратегии Франции и Саудовской Аравии в отношении культурного импорта имеют много общего. Обе страны воспринимают его как хорошо скоординированную агрессию против уникальной национальной культуры. Цель этой агрессии - искоренение национальных особенностей и сведение культурного творчества к наименьшему общему знаменателю, под которым во Франции понимают американскую поп-культуру, а в Судовской Аравии - еврейскую идеологическую диверсию, хотя, как видно из приведенного примера с Барби, имеется в виду приблизительно одно и то же. Но есть и разница. В Саудовской Аравии инакомыслие недопустимо, чего о Франции не скажешь. В последнее время здесь опубликован целый ряд книг с резкой критикой национальной культурной и политической позиции. Сегодня я хочу поговорить о книге известного французского философа и публициста Жана-Франсуа Ревеля "Антиамериканская одержимость" - вернее, о ее сокращенном варианте, опубликованном на страницах американского журнала The New Criterion. Слово автору.
Надо сказать, что ссылка на Жана-Мари Месье в свете позднейших событий приобрела несколько комический характер. Встав во главе компании, ведавшей преимущественно водными ресурсами, Месье принялся скупать предприятия американского шоу-бизнеса и привел фирму на грань банкротства. С тех пор акционеры компании выставили его вон, а большинство культурных приобретений распродано. Тем не менее, тезис о крахе французской культурной эксклюзивности остается в силе. К примеру с живописью, приведенному Ревелем, можно добавить и музыку. Одно время в музыкальной жизни Франции тоже доминировала Италия, культурная сверхдержава того времени. Замечательно, что один из главных символов этого итальянского засилья, Жан-Батист Люлли, был в Париже одновременно и придворным композитором, и придворным поваром. Но это не помешало, а скорее помогло местным талантам, Марку-Антуану Шарпантье, Марену Марэ и Франсуа Куперену создать прекрасную национальную школу музыки. Сегодняшняя официальная Франция, мишень критики Ревеля и многих других писателей, превратилась в бастион сопротивления заморским культурным веяниям. В первую очередь это видно на примере киноиндустрии, самой денежной культурной отрасли. Франция гораздо ревностнее стоит на страже своего национального кинематографа, чем другие европейские страны, хотя и они тоже не держат светофора открытым. Значительную долю бюджета французского кино составляют государственные субсидии, а это, в свою очередь, освобождает режиссеров от необходимости уделять чрезмерное внимание рыночной конъюнктуре. Естественно спросить, откуда берутся деньги? Прокат зарубежных фильмов, среди которых преобладают американские, облагается особым налогом в пользу отечественной культуры. В результате получаем порочный круг, а вернее спираль: чем упорнее французские киномастера игнорируют вкусы зрителя, тем чаще он посещает американские фильмы - в результате субсидии возрастают, и возможности пренебрегать вкусами толпы становятся шире. Интересно, что французский фильм, завоевавший-таки мировую популярность в последние годы - это не какое-нибудь изощренное создание "арт-хауса", а милая и безобидная комедия - "Амели". В литературе, надо сказать, дело обстоит несколько лучше. Правда, за исключением Мишеля Уэльбека трудно назвать серьезного французского писателя, который пользовался бы сегодня мировой известностью. С другой стороны, недавно мне попался на глаза репортаж агентства "Франс-пресс" о том, что серьезная литература не только не умерла, как давно пророчили в той же Франции, а вполне жива - беда в том, что она живее всего в англоязычных странах, в первую очередь в Соединенных Штатах Америки. По счастью, книжный рынок не обложен тарифной блокадой, и поэтому французские читатели Дона ДеЛилло, Филипа Рота и Сола Беллоу сделали это открытие задолго до "Франс-пресс". Во Франции быть может ярче, чем в других европейских странах, виден парадокс современной идеологии - странное совпадение интересов бюрократической верхушки, "истеблишмента", и тех слоев, откуда традиционно исходила контркультура. Жак Бове, всемирно известный сокрушитель "МакДоналдса", любит в целях маскировки выдавать себя за французского фермера, но на самом деле он - профессиональный активист и лидер движения антиглобалистов. Подобно правительству своей страны, он видит в глобализации почти безоговорочное зло. А в его понимании, как и в понимании его правительства, глобализация означает прежде всего стрижку под американскую гребенку и ликвидацию всех замечательных национальных особенностей. Популярность движения антиглобализма в среде молодежи, в основном молодежи зажиточных стран, не очень удивительна именно в силу его антиамериканской направленности - антиамериканизм сегодня практически заменил всю рассыпавшуюся левую идеологию. Но от лидеров страны, весьма развитой в культурном и экономическом отношении, хочется ожидать большей ясности ума, или хотя бы ясности зрения. Все эти рассуждения о подавлении великих национальных культур рассыпаются в прах при столкновении с обыденным опытом каждого из нас. Приведу еще одну цитату из статьи Жана-Франсуа Ревеля.
Этот аргумент можно сделать еще более острым и убедительным, если на место Стокгольма подставить другой город, самый глобализованный в мире - Нью-Йорк. Смехотворно было бы утверждать, что тамошние жители поголовно носят джинсы, смотрят вестерны и закусывают в "Макдональдсах". Здесь можно попробовать любую кухню мира, нередко в лучших ее образцах. Здесь можно посетить одну из крупнейших в мире библиотек, с книгами на всех языках - бесплатную и с открытым доступом. Здесь расположен лучший в мире оперный театр, ведущие музеи и концертные залы. Здесь можно ознакомиться с лучшими достижениями самых разных культур мира - на фестивалях, концертах и выставках, ежедневный выбор которых огромен. И наконец, здесь продолжают жить сами эти культуры, в этнических кварталах, где люди селятся и воссоздают знакомый жизненный уклад добровольно, а не потому, что их понуждают к этому Жак Ширак или Жак Бове. Впрочем, лицемерность их позиции в любом случае не вызывает сомнений, в подтверждение чего можно привести множество фактов. Так например, на венецианских Бьеннале большинство главных премий с 1948 по 1962 год получали французы, и ни у кого это не вызывало возмущения. Но когда в 1964 году лауреатом стал американский художник Роберт Раушенберг, с французской стороны немедленно понеслись обвинения в сговоре и культурном империализме. По мнению Ревеля, культурная глобализация не только не является злом, как утверждают Ширак, Бове и их разномастные единомышленники, но она представляет собой фундаментальное и незаменимое благо. Страна, которая это благо отвергнет, неминуемо обречена на упадок. Здесь пришло время отвлечься от Франции и обратить внимание на Россию - она его, надо сказать, заслуживает в первую очередь. На мой взляд, выигрышу России от культурной глобализации вообще трудно подыскать параллель в мировой истории. Но есть и другие разительные параллели, по крайней мере для нас, живущих в начале XXI века. Подобно саудовским блюстителям нравственности, российские законодатели наложили табу на злосчастную куклу Барби, хотя и не в столь резких выражениях. Подобно французским культурным бюрократам, они повели крестовый поход за чистоту языка - притом, что, в отличие от своих французских коллег, выпускников элитарных высших школ, сами они с трудом изъясняются на этом языке, то и дело прибегая к помощи площадной лексики и просто пальцев. В любом случае, борьба французских шовинистов с английским лингвистическим вторжением представляет собой один из самых комичных и глупых эпизодов в истории культурного протекционизма, а что уж тогда говорить об имитаторах? Если попытаться подбить долги России перед мировой культурой, можно было бы тоже начать с кулинарии, где даже таким базовым отраслям как хлебопечение и сыроварение положили начало немцы. Но лучше обратиться к сфере, где Россия, по крайней мере в прошлом, бесспорно брала призовые места - к литературе. Когда Пушкин предпринимал первые поэтические опыты, он, фактически, открыл русскую литературу с чистого листа, хотя отдавал дань и Державину, и Батюшкову. На самом деле это был путь эпигонства - образцами поначалу были второстепенные французы, вроде Парни или Шенье, которых и во Франции сегодня мало кто помнит. Позже он открыл для себя Байрона и стал писать под Байрона. Казалось бы, типичный случай подавления национальной самобытности западным импортом - никому не пришло в голову вовремя ввести защитный налог. Но в процессе подражания произошла удивительная трансформация. Байрон по-прежнему остается выдающимся персонажем мировой культуры, но его стихи сегодня не читаются, а уж романы в стихах - тем более. А вот "Евгений Онегин", созданный по образцу "Чайльд Гарольда" и "Дон Жуана" остался, и остался Пушкин, отбросивший в конечном счете все импортное и ставший первым великим национальным поэтом России. Совершенно очевидно, что стал он им не вопреки, а благодаря и Парни, и Шенье, и Байрону. Интересно, что в процессе этого небывалого рождения он совершил великое насилие над языком, в котором ему было слишком тесно. Окажись рядом Ширак или Путин, они бы приняли превентивные меры, но по счастью адмирал Шишков не располагал их полномочиями. Эволюция Гоголя, первого великого русского прозаика, во многом подобна пушкинской. Для него образцом были немецкие романтики, и ранние его повести, в том числе "Вечера на хуторе" - еще совершенно немецкие, несмотря на малороссийский couleur locale. Но затем появились "Мертвые души" - произведение уникальной оригинальности, несмотря на его традиционные европейские жанровые корни. Все это прервалось почти на 80 лет, на протяжении которых правительство взяло культуру целиком на себя. В лучшем случае ее плоды известны сегодня за рубежом узкому кругу специалистов. Сегодняшняя России пока стоит на некотором распутье: направо пойдешь - кукла Барби, налево - Хохлома да Мстёра. Интереснее взглянуть на страну с таким же великим прошлым, которая однажды бесповоротно упустила свой шанс. К моменту появления на востоке европейцев Китай уже отказался от идеи дальнего мореплавания и сопутствующего ему культурного обмена. Поэтому многие диковины, привезенные пришельцами, были для китайцев огромным сюрпризом. Особенно их поразили механические часы, которые вскоре стали для европейцев обязательным компонентом их контактов с Китаем. При этом, несмотря на все попытки и все национальное искусство, китайцы не могли научиться ни делать сносные часы сами, ни ремонтировать импортные. Когда в XVII веке в Китай прибыл во главе иезуитской миссии итальянец Маттео Риччи, многие святые отцы в составе этой миссии прошли специальный курс обучения часовому делу. Вот как описывает реакцию китайцев американский историк Дэвид Лэндис в своей книге "Революция во времени".
Надо сказать, что сказка Андерсена о заводном соловье императора предстает после этого в совершенно ином свете. Что же касается попытки китайцев пощадить свое самоуважение и разжаловать часы в ранг куклы Барби на службе христианства, то тут они жесточайшим образом просчитались. Трудно оценить, какую роль сыграли механические часы в прогрессе западной цивилизации, но одно можно утверждать наверняка: они дали возможность точно определять географическую долготу, и в результате европейцы завоевали весь мир. Так что к иной игрушке полезно присмотреться повнимательнее. А Китай был отброшен на столетия назад, и теперь наверстывает упущенное, поставив жирный крест на своей культурной эксклюзивности. Настало, однако, время возвратиться во Францию. Я, конечно, не в состоянии высмеять ее политику культурной эксклюзивности эффектнее, чем это делают сегодня видные представители французской интеллигенции, и официальному отряду идеологических жандармов сегодня все труднее держать оборону. Но я хочу вспомнить эпизод начала 90-х годов, к которому уже никакой сатиры не добавишь. Тогда американская компания Disney собиралась открыть во Франции тематический увеселительный парк по типу тех, которые уже давно существуют в Калифорнии и Флориде и приносят немалые барыши. Тут, надо сказать, началась настоящая национальная истерика - это предприятие обозвали "культурным Чернобылем" и предрекали гибель великой культуры под натиском всех этих мультипликационных мышей, уток и слонов. Излишне объяснять, что ничего подобного не случилось. Компания Eurodisney после первоначальных скромных успехов стала постепенно приходить в упадок и уже пару лет балансирует на грани банкротства. У нее, правда, есть богатый заокеанский спонсор, но он не будет поддерживать ее до бесконечности - Disney занимается не пропагандой, а бизнесом. Но почему-то никому не пришло тогда в голову подумать, что ни опера "Метрополитен", ни Карнеги-холл, ни вашингтонская Национальная галерея или те же Дон ДеЛилло с Филипом Ротом никогда не требовали ликвидации Disney у себя дома или запрещения выступлений Мадонны. Они не опасались конкуренции с этой стороны. А культура, полагающая себя великой, но панически боящаяся Мики-Мауса, вряд ли заслуживает чего-то лучшего, чем пасть от его руки. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
