Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[01-07-02]
Далеко от МосквыПушкин - наше всеВедущая Елена Фанайлова Елена Фанайлова: Пушкин, как известно, это - "наше все". Национальная гордость и персонаж анекдотов. Герой серьезных филологических монографий и убийственно смешных рассказов Даниила Хармса. Пушкин - веселое имя, плюс - имя нарицательное, он - высокая трагедия и русский кич в одном лице. К памятникам Пушкину и в России и в бывших союзных республиках народ относится с большой личной заинтересованностью. Об этом - репортажи корреспондентов Радио Свобода. В Оренбурге, где поэт был в сентябре 1833 года, ему установлено целых три памятника. Последний из них открыт к 200-летнему юбилею и запечатлел исторический факт: прогулку Пушкина с Владимиром Далем в центральном сквере города. Татьяна Морозова: Старожилы Оренбурга по привычке называют сквер "Лягушки" (лет 15-20 назад тут работал фонтан в виде больших лягушек), а остряки уже дали скверу новое название, сотворив из двух великих имен короткую и весьма неоднозначную аббревиатуру "ПиД" - "Пушкин и Даль". Двусмысленность названия не мешает популярности сквера. Жаль, что памятник появился почти на четверть века позже другого Пушкина, который стоит - а вернее сидит - на высоком берегу Урала у городского музея. Этот бывший символ советского Оренбурга, который изображали на всех почтовых марках и цветных открытках, не украшает город, а, скорее, устрашает того, кто подходит к нему поближе. "Когда его только поставили", - рассказал мне Владимир Еременко, председатель Оренбургского отделения Союза Художников, - я видел, как экскурсовод спрашивал детей, кто это. Они долго гадали, но так и не угадали. Это теперь мы привыкли. Что там - "памятник Пушкину". А вообще-то это было ошибкой", - считает Владимир Еременко. Владимир Еременко: Такой символ нам не нужен. Во-первых, он вообще на Пушкина не похож, а какой-то армянский деятель. Я его называю: "Ангарлай Сангарлаевич Пушкинян". Татьяна Морозова: Журналист и писатель Вильям Савельзон, автор книги "Пушкин в Оренбуржье", иначе, чем "кошмаром", этот памятник и не называет. Вильям Савельзон: Я абсолютно убежден - это самый плохой памятник Пушкину в Оренбургской области, в стране и в мире. Во-первых, безобразие само по себе: вы посмотрите, как посажен Пушкин, будь он живым, у него бы хрустнул позвоночник, ну нельзя же так разворачивать колени и корпус на 90 градусов! Ну, а что с этим делать? Каждый житель Оренбурга скидывается по 5 копеек для того, чтобы нанять бульдозер на один час, больше не потребуется, вот такая вот "бульдозерная критика", по-моему, совершенно необходима, чтобы этот памятник не позорил город. Ну, это шутка, конечно, но в каждой шутке есть доля истины. Татьяна Морозова: В день рождения Пушкина я встретилась с оренбургским краеведом Виктором Дорофеевым у памятника на набережной. Мы смотрели на неестественный разворот корпуса. На кургузое, по замыслу, наверное, гусиное, перо в руке поэта. Металлическая обшивка с одного из башмаков памятника облетела, и виднелся кусок бетонного каркаса. Украшает ли Оренбург такой памятник? Виктор Дорофеев: Он не украшает. Но убирать его - уже не уберешь. Конечно, Пушкин был здесь, и отсюда, наверное, Даль ему показывал Георгиевскую церковь. Вот если бы его немножко меньше сделать и поставить где-нибудь в саду, можно согласиться с ним. Слишком мы близко подходим. И слишком грубо выглядит все. Мне он не нравится. Татьяна Морозова: Куранты на здании городского музея - бывшей гауптвахты, начали бить двенадцать. Елена Фанайлова: Рассказывала Татьяна Морозова. А хабаровский памятник Пушкину был заказан ректором местного Педагогического института в Москве в конце тридцатых годов. Марина Ильющенко: Скульптура была изготовлена из гипса. В Хабаровск ее доставили упакованной по частям в ящики. Открыть памятник планировали одновременно с открытием института в 1937 году. Однако к этому времени строительство не завершили, а спустя четыре года началась война. О ящиках с памятником Пушкина постепенно забыли. Вспомнили о них, по словам профессора Сергея Красноштанова, лишь в 1949 году. Сергей Красноштанов: У нас тут на строительстве были военнопленные японцы. И один из них оказался скульптором. И вот этот скульптор-японец первый наткнулся на эти ящики, открыл и увидел, узнал Пушкина и сказал: "Я безвозмездно готов поставить вам этот памятник - восстановить его". Но так получилось, что ему пришло время ехать в Японию. Это помешало ему сделать. Марина Ильющенко: Тамара Бессоницына из Хабаровского отделения Всероссийского общества охраны памятников считает эту версию народной легендой. Тамара Бессоницына: С японцами это никаким образом не связанно. Единственно кто мог эту легенду запустить, что в эти 40 годы здесь у нас военнопленные японцы были и строили многие здания. Марина Ильющенко: В 1949 году, после того, как студенты и преподаватели пединститута сами собрали гипсовые части скульптуры, покрасили их под бронзу, памятник установили в сквере, неподалеку от окон учебного заведения. А спустя 30 с лишним лет решили "одеть" его в бронзу. Против реставрации выступили хабаровские скульпторы. Они предложили новый проект, автором которого стал Юрий Кукуев. Говорит Нина Авдеева, директор музея Хабаровского педагогического университета. Нина Авдеева: Предлагал Кукуев даже лицеиста Пушкина в белой одежде или посадить его на скамейку у окон института, или пусть стоит. Мы не приняли. Пушкина они нашего пытались осквернить, - и художественного, и исторического значения это не имеет. И даже непристойно руки у него расположены. Марина Ильющенко: Юрий Кукуев хоть и смирился с тем, что его вариант памятника не утвердили, однако, по-прежнему считает, что нынешний не имеет художественной ценности. Памятник Пушкину, к которому привыкли хабаровчане, отличается от того, который предложил Юрий Кукуев. Юрий Кукуев: Бабушки привыкли, мы здесь свидание назначали. Их понять-то можно. Хоть сейчас горб у него убрали, но силуэт у него такой - вульгарный. Особенно, когда на него из пединститута смотришь - руки кузнеца, огромные совершенно, короткие ножки. Парень-то был красиво сложен, откровенно говоря. Марина Ильющенко: В конце 80-х вокруг памятника, который был доставлен в Хабаровск в 30-е годы, споры разгорались нешуточные. Рассказывает Тамара Бессоницына. Тамара Бессоцина: Задето наше самолюбие в том, что сам Пушкин не представляет никакой ценности, - и мы все-таки решили выявить эту ценность. По всей России были разосланы письма, и очень радостным было сообщение бывшего директора заповедника Пушкина на Псковщине Семена Степановича Гейченко. Он отметил, что памятник, который установлен в Хабаровске, представляет художественную ценность, и он выполнен одним из ведущих скульпторов России, предположительно это был Опекушин. Марина Ильющенко: Однако, по другим данным, авторство так и не было установлено. В 1979 году к 180-летию Пушкина в газете "Вечерняя Москва" была помещена фотография памятника в Хабаровске и небольшая заметка "Кто автор памятника?". Но на это обращение никто из художников и скульпторов Москвы не отозвался. Елена Фанайлова: Сбросить Пушкина с "корабля современности" предлагали не только футуристы. Из Кишинева - наш корреспондент Василиу Ботнару. Василиу Ботнару: После распада Советского Союза Пушкин вновь стал опальным из-за того, что являлся духовным символом русскоязычной части населения. Правые радикалы, которые хотели срочно обратить всех в свою веру, объявили войну даже бронзовому Пушкину, после того, как низвергли гранитного Ильича и медных Маркса и Энгельса. Непритязательный бюст, установленный в центре кишиневского парка еще в 1885 году обливали краской, доставалось и клумбам, разбитым у его полутораметрового ампирного подножья. Горячие головы требовали убрать Пушкина из центрального парка по причине идеологической несовместимости с бронзовыми коллегами по перу - классиками национальной литературы, а главное - с памятником средневековому воеводе Штефану Великому, которому была отведена роль символа национального возрождения. На посттоталитарной волне некоторые газеты предлагали отобрать у Пушкина центральную улицу, названную его именем и сослать его куда-нибудь на периферию. Однако мэрия отстояла право кишиневского старожила и пожертвовала взамен десятками имен советских военачальников и партийных активистов. После прихода к власти коммунистов Пушкин чувствует себя в полной безопасности. Ему покровительствует сам президент Владимир Воронин, настоящий генерал, хотя и не губернатор, неравнодушный к творчеству Пушкина и его политической роли. В этом году, по просьбе президента, российская компания "Лукойл" оплатила реставрацию мемориального музея в селе Довна, где Пушкин якобы провел в 1821 году 24-дневный (почти как профсоюзный) отпуск и "лирой северной" воспевал бессарабских цыган. Правда, Пушкин вновь умудрился оказаться в центре политических разборок. Правые газеты пишут, что деньги, выделенные Вагитом Аликперовым на ремонтные работы, подрядилась использовать строительная компания сына президента Воронина, которая якобы получает и другие выгодные госзаказы. Олег Воронин, естественно, опровергает этот "сливной компромат", при этом Пушкин опять становится крайним. Самый неожиданный сюрприз преподнесли Пушкину российские дипломаты. Разбирая архивные документы, в связи с подготовкой к 200-летию создания российского министерства иностранных дел, они обнаружили, что Пушкин, оказывается, вовсе не был ссыльным и состоял на дипломатической службе, что подтверждается императорским указом и высочайшим распоряжением о выдаче ему пособия. Копии этих документов подарены местному краеведческому музею. Теперь озадаченные пушкиноведы должны будут пересмотреть свои выводы относительно "революционных предтечей в творчестве Пушкина". Елена Фанайлова: Кишиневскую тему Василиу Ботнару - поэзия и политика - продолжает Юрий Егоров. Памятник Пушкину в Ташкенте - работы Михаила Аникушина. Юрий Егоров: Великолепно отлитый бронзовый аникушинский Пушкин занял постамент летом 1974 года и был торжественно открыт в день 175-летнего юбилея поэта. Никому бы и в голову ни пришло, что памятник нуждается в доработке. Впрочем, одному невежде эта мысль все же пришла. Она его свербила, не давала покоя, пока он не осуществил задуманное. Перескажу историю, рассказанную мне бывшим директором ташкентского скульптурного комбината Кузьмой Ткаченко. В то время он был секретарем парторганизации ташкентского управления культуры. Райком партии, куда было прикреплено управление, располагался как раз рядом со сквериком, где установлен памятник Пушкину. Когда Кузьма Федорович в очередной раз шел в райком на секретарский час, он с удивлением обнаружил, что бронзовый Александр Сергеевич почему-то преобразился - стал иссиня-черным. Ткаченко подошел поближе и содрогнулся от ужаса: кто-то старательно покрасил памятник черным печным лаком. Ткаченко тут же помчался к секретарю райкома и, кипя от негодования, стал требовать расследования этого преступления, удивлялся, что подобное варварство могло произойти прямо под окнами руководителя районного комитета партии. И чем больше он кричал, тем больше вжимался в кресло испуганный райкомовский босс. По его затравленному взгляду Ткаченко, наконец, сообразил, что человек, который отдал приказ о покраске бронзового Пушкина черным лаком, сидит перед ним, собственной персоной. Группе ташкентских реставраторов и скульпторов пришлось изрядно потрудиться, тщательно, сантиметр за сантиметром, очищая от черного лака, а потом тонируя, - бронзового Пушкина. За прошедшее десятилетие в независимом Узбекистане шло решительное избавление от следов "русской колонизации". В угоду политической конъюнктуре были снесены изваяния не только мировых и местных коммунистических вождей и певцов коммунизма - памятники Маркса, Ленина, Ахунбабаева, Горького, Хамзы - но и тех, кто не имел к коммунистическому прошлому республики никакого отношения. Так, однажды проснувшись, ташкентцы с удивлением обнаружили на месте памятника Гоголю лишь четыре торчащих куска арматуры. Следующей жертвой политического произвола мог стать памятник Пушкину работы Михаила Аникушина, и встревоженные представители ташкентской русской интеллигенции дозвонились до вице-премьера Узбекистана. Высокий правительственный чин обещал, что этот памятник никогда и никем снесен не будет. Конечно, обещания политиков зыбки, направления политических ветров меняются неожиданно, - однако и сегодня бронзовый Пушкин крепко стоит в столице Узбекистана. Нет повода и опасаться, что кто-то покроет его черным лаком, как когда-то это сделал малообразованный партийный босс. Елена Фанайлова: Рассказывал Юрий Егоров. Один из самых неожиданных памятников, связанных с Пушкиным, был установлен на псковской земле, в Пушкинских горах. Это - памятник зайцу, который, по легенде, оставленной самим Пушкиным, перебежал дорогу поэту, когда тот ехал из Михайловского в Петербург в декабре 1825 года. И уберег его от участия в восстании декабристов. Слово Анне Липиной. Анна Липина: В Михайловском в декабре 2000 года открыли памятник доблестному зайцу. Это давний проект режиссера Резо Габриадзе, писателя Андрея Битова и архитектора Александра Великанова. Место, где заяц ворвался в мировую литературу, было обозначено верстовым столбом - символом дореволюционной России. А рядом расположился на небольшом постаменте гипсовый муляж зайца. Впоследствии зайца отлили из металла. На торжественную церемонию открытия памятника собрались ученые-пушкинисты, литераторы, съехавшиеся в эти дни на международную конференцию. В ее программе это мероприятие значилось как "175-летие перебегания зайцем Пушкину дороги на Сенатскую площадь". Впрочем, как утверждает директор музея-заповедника "Михайловское" Георгий Василевич, пушкиноведам доподлинно неизвестно, был заяц или нет. Тем не менее, появился символ еще одной даты, связанной с именем Пушкина в Пушкиногорском музее-заповеднике. Есть символ - будет и праздник. На открытии памятника зайцу сам Василевич, облаченный в крестьянский тулуп, в треухе и на телеге вместе с ряжеными, прибыл угощать многочисленных гостей и местных жителей самогоном. Невероятных размеров бутыль вызвала ликование толпы и опустела в считанные минуты. После церемонии открытия памятника знаменитому грызуну к монументу возложили морковку и венки с посвящениями: зайцу - от благодарной России, зайцу - от народа. Был даже венок от чиновников. Церемония завершилась поднятием флага с изображением заячьей капусты и фейерверком. Любопытно, что небольшой по размерам памятник зайцу в настоящее время демонтирован. Администрация музея-заповедника побаивается кражи косого, поэтому его выставляют напоказ изредка - лишь в праздничные дни. Елена Фанайлова: На псковскую землю, в государственный музей заповедник "Пушкинские горы", мы и отправляемся. Два года назад там побывала известный итальянский фотограф Дебора Турбевилль. Она живет в Нью-Йорке и Петербурге, известна как фотограф моды, балета и романтических пейзажей. Турбевилль сделала серию фотографий Пушкиногорья для итальянского журнала "Каза Вог". И написала маленькую статью. Дебора Турбевилль: Я ездила в Михайловское с надеждой найти воспоминания о прошлом, чтобы почувствовать эпоху, которая постоянно живет во мне после чтения произведений и биографии Пушкина. Оказалось совсем наоборот: Михайловское - это классический пример правительственного музея. Точнее, русского правительственного музея, который был таковым еще до перестройки. Дом Пушкина был полностью уничтожен во время Второй мировой войны. Что осталось сегодня? Это - здание с серой крышей, и комнаты, очень изысканные и претенциозные, сделанные, как кто-то, наверно, придумал, по образцу комнат времен Пушкина. Ни одного листа с его рисунками, ни одного старого расщепленного пера, которым он писал, Ничего не осталось от старой жизни. Но что я надеялась найти, если дома-музеи на Западе тоже никогда не соответствуют ожиданиям? Как я могла найти здесь вдохновение для работы? Под дождем я остановилась и смотрела на пейзаж, на те места, где я думала увидеть его сидящим в ожидании Музы. Елена Фанайлова: О том, как выглядит Пушкиногорье на фотографиях Деборы Турбевилль - директор Московского дома Фотографии Ольга Свиблова. Ольга Свиблова: Это просто такая непосредственная реакция такого - скорее, даже тихого ужаса, я бы сказала, на то, что она увидела на том месте, где должны были бы быть оригинальные книжки Пушкина и, может быть, две-три вещи, но - аутентичные. Вместо одной детали, причем подлинной детали, мы выставляем нечто, что имеет якобы отношение к этому времени. Она это увидела. И Пушкин исчез из ее серии. Как бы миф о Пушкине его полностью вытеснил. И от Александра Сергеевича остались только пейзажи. Абсолютно заброшенные, не окультуренные - вот эти русские пейзажи. С этими разломанными изгородями, с грязной распутицей, покрывающей эту дорогу, по которой нельзя не проехать, не пройти - и это, наверное, самое ценное оказалось. Потому что, оказалось, что Пушкин живет вне места, где, казалось бы, должна была бы храниться о нем память. Фотографии вот этой русской природы, которая, в общем, не изменилась, русских людей, которые, казалось, как жили, так и есть. Она сказала о Пушкине больше, чем весь этот кошмарный кич, который его просто давит. И она увидела, как Пушкина мы хороним. Вот Пушкин - наше все, это значит - ничего. Елена Фанайлова: Пушкин - глазами фотографа, итальянки Деборы Турбевилль. Она сделала серию фотографий о Пушкинских горах для итальянского журнала "Каза Вог". Из эссе Деборы Турбевилль. Дебора Турбевилль: Здесь он был в ссылке. Работал над "Онегиным", "Цыганами", "Борисом Годуновым". Иногда - совершенно один, вставал, принимал ледяную ванну, катался на лошади. Иногда проводил утро в постели в ожидании Музы. До обеда играл в бильярд. Переживал несправедливость ссылки. Ходил к соседям в Тригорское, к Осиповым. Любил компанию красивых женщин. Одевался как плейбой - протагонист его романа. Няня была его единственной компаньонкой, она рассказывала ему сказки. Он ходил на сельские праздники. Видел там людей, которые не изменились со времен Бориса Годунова - простых, но сохранивших провидческий дар, дар предсказания. Он изучал их пословицы. Он создал русский язык, оживил его и украсил, сделал более выразительным. Люди думали, что он был немного странный, он и был странным для тех времен. Не только потому, что эксцентрично одевался, но и потому, что часто говорил с самим собой. Размахивал руками и отвечал непонятно кому: наверное, Музе, которая его посетила. Отец его был согласен с царем, и даже если он верил, что его сын - гений, то знал также, что он атеист - не очень хороший человек, который мечтает о революции. Елена Фанайлова: Продолжим путешествие в сторону Пушкина вместе с Деборой Турбевилль. Дебора Турбевилль: Совершенно голодная, я продолжала путь с Таней и Валентиной из нашей группы до дома Бориса и Любови Казьминых. Нас пригласили на ужин. Любовь - историк, она заместитель директора центра. Борис - куратор имения "Петровское", которое раньше принадлежало Ганнибалу, деду Пушкина, - художник и историк искусства. Дороги были - как море грязи. Домик с маленькой пристройкой на задней стороне был так скромен, что сердце обрывалось. Это не было экзотикой, как многие дачи, которые я видела в России. Но как только мы туда вошли, я, наконец, нашла тот творческий хаос, который искала! Много маленьких комнат, мебель ручной резки, стены были увешаны картинами с портретами и пейзажами. Даже чулан полон их. Это были произведения Бориса. Как я узнала, он - неплохой художник. Я поняла, что дом Казьминых - Мекка для писателей, художников, это их любимая остановка на пути от Москвы до Петербурга. В одной комнате сотни книг - русских, английских и французских, книги по истории. Много книг с автографами: альбомы, романы, рукописи всех тех художников и писателей, которые здесь были. Борис и Любовь приехали сюда из Сибири 30 лет назад. Кажется, что они живут Пушкиным, он - их хлеб. Они дышат Пушкиным. Казьмины посвятили жизнь тому, чтобы создать атмосферу вокруг Михайловского, продлить миф, и все это получилось более живым, чем та атмосфера из пластика, которая создана в доме-музее поэта. Они сделали так, что я вдруг увидела Пушкина, постучав к ним в приближении ночи, чтобы найти там водку и разговоры. Маленький домик на задворках оказался еще большим сюрпризом. Это студия Бориса. Его портреты - это его воспоминания о жизни, о мире, в котором он и его жена жили последние 30 лет. О людях, с которыми они познакомились и дружили, о поэтах, старых балеринах, художниках, партийных функционерах и иностранцах. Мы сидели там до часа ночи (достаточно поздно для местных обычаев). Хотя у меня есть ощущение, что во времена Пушкина люди допоздна не ложились спать. В конце концов, после традиционных тостов с водкой "за них и за нас", "за Михайловское", "за Пушкина", мы ушли, и я унесла с собой эту историю. Конечно, это - не то, что я искала, но это оказалось даже лучше. Елена Фанайлова: Возможно, все истории путешествий в эти места похожи. Вечером 6 июня в селе Воронич, что рядом с Тригорским, я попала в дом к художникам Мироновым - Ольге и Марико Штефану. Марико - ребенок хрущевской оттепели, сын немца и русской. Они с Ольгой живут здесь больше десяти лет, уехали из Петербурга в девяносто первом. Марико Штефан: Время колобродное. Постоянная внутренняя необходимость уехать куда-то в деревню. Это у меня давно уже было, но как-то тому обстоятельства не способствовали, а когда начались эти десять сумасшедших лет, чудовищных, то вдруг оказалось, что намного легче жить в деревне. А потом, когда они стали медленно стихать, оказалось, что тут и совсем хорошо. Елена Фанайлова: Болезнь ребенка стала главной причиной отъезда в деревню. Ольга Миронова. Ольга Миронова: Я не жалею, потому что приехали сюда - все проблемы с нервами кончились буквально чуть ли не сразу. Учиться начал хорошо - и, в принципе, школа здесь хорошая. Ребята, которые здесь учатся, нормально поступают и в Москву и Питер и куда угодно. У него проблемы были с русским там, а сюда приехал, здесь такая старая учительница, старой закалки, такая - со стажем. Спокойная. Ну, здесь все спокойные. Что меня здесь больше всего поразило - это старушки в автобусе. Вот насколько в Питере отличается, когда там давка или еще что-то, места не уступают, нервные все, дерганные, кричат. А тут! Ну, просто такое благодушие. Я на них смотрела и удивлялась: Боже, как же так можно? Елена Фанайлова: С Ольгой и Марико мы говорим о том, как выглядят отреставрированные усадьбы Михайловское, Тригорское и Петровское. Ольга Миронова: Там есть, конечно, какие-то ляпсусы, типа еврорам, слишком блестящих всяких ручечек, современные материалы. Когда это строили, реставраторы очень радовались и говорили: "Пушкину - ничего не жалко. Поставим ему самые лучшие доски, самые лучшие окна сделаем". Марико Штефан: Все усадьбы - современники пушкинские, которые тут были - они уже все просто лес. Густой лес. Иногда, собирая грибы, натыкаешься на кучу камней, и два клена торчат - это все, что остается от усадьбы. И если не применять так называемых "новоделов", то получается что? Хотите лес - смотрите его. Ольга Миронова: Десять лет назад это был лес, за грибами туда ходили. Случайно обнаружили дубовую аллею в самом конце парка. Среди ольхи, берез, кленов заросших - вдруг огромные дубы. Так проследили - аллея огромная. Сейчас она видна, расчищена, то есть - парк стал парком. Ностальгия эта идет по тому способу общения, который был. Когда здесь собирались толпы на пушкинский праздник читать стихи и слушать их. Сейчас этого нет, какие тут реставрации не устраивай. Не соберутся сюда поэты и тысячи людей, которые будут под дождем с зонтами стоять часами и слушать стихи. Ну, изменилось время, что делать. Сейчас какие-то другие вещи они пытаются там устраивать. Каждый праздник пытаются что-то придумать. Иногда получается, иногда не очень. Ярмарка - не очень, конечно. Это не те ярмарки, что при Пушкине были. Народ собирается, гуляет. В принципе у всех приподнятое настроение. Но поэзии здесь больше, когда - не праздник. Чем меньше народа, тем лучше, на самом деле. Марико Штефан: Да, люди приезжают выпить водки. Да, люди приезжают отдохнуть, повеселиться. И как бы Пушкин здесь вроде бы ни при чем. Они приехали же к Пушкину, в конце концов. Пускай они ловили рыбу здесь или занимались любовью, что угодно, но они сделали это вот здесь. И потом они будут вспоминать, что они - были. То есть это та же мина замедленного действия, то есть это должно когда-нибудь сработать. Потом это будут какие-нибудь восторженные воспоминания: да, я там был. Он будет восторгаться и вспоминать те места и сожалеть о том, что не довелось ему больше сюда попасть. Ольга Миронова: Когда под Святогорским монастырем опера "Алеко" Рахманинова ставилась, даже сцены не было. Просто - на поляне цыгане с использованием даже каких-то местных лошадей и, может быть, даже и населения. Вот приехал театр - пели. Сейчас в июле, говорят, Большой театр приедет, "Бориса Годунова" будут ставить, с колоколами Святогорского монастыря. Елена Фанайлова: Не оперой, а православной литией поминали боярина Александра Сергеевича 6 июня над его могилой в Святогорском монастыре; его несколько лет назад получила местная епархия. Миф о Пушкине в здешних местах приобретает характер гротеска. Два года назад Марико и Ольга Мироновы отправились в Михайловское за грибами. Марико Штефан: Наш путь проходил мимо входа в аллею Керн. Там стоит несколько скамеек, красивых, тех самых парковых скамеек, пушкиногорских. И на одной из этих скамеек - о чудо! Мы видим человека. Совершенно вольготно раскинувшийся человек, с томиком в руке, легко и небрежно откинутой на сторону. Невероятно поэтическая поза. И мы, приблизившись, в удивлении видим, что это - негр. Только потом мы где-то узнали, что, оказывается, с прародины Пушкина, то есть из Эфиопии приехал какой-то потомок Пушкина, не понимая, конечно, ничего по-русски. И он, видимо, моделировал про себя, что ли, жизнь с томиком каких-то стихов, воспользовавшись одиночеством, потому что никого не было. Удивительная совершенно история. Елена Фанайлова: А рассказы экскурсоводов в Пушкиногорье похожи на святочные сказки: Экскурсовод: Сохранилось два письма, которые были написаны под диктовку Арины Родионовны Пушкину. Она была неграмотной, поэтому письма написаны разными людьми. Вот это письмо написал грамотный крестьянин. А вот это, посмотрите, совершенно безукоризненное письмо, написано рукой Анны Николаевны Вульф. В этом письме есть такие строки: "Вы у меня беспрестанно в сердце и на уме, и только, когда засну - забуду вас. Ваше обещание побывать к нам летом, меня очень радует. Приезжай, мой ангел, к нам в Михайловское. Всех лошадей на дорогу выставлю. За ваше здоровье я просвиру вынула и молебен отслужила. Поживи, дружочек, хорошенько. Самому слюбится". Вот это письмо было продиктовано 6 марта 1827 года. В этом году Пушкин в последний раз видел свою няню Арину Родионовну. Экскурсовод (мужчина): Итак, мы вошли в библиотеку. Экспозиционная библиотека занимает две комнаты. Одна из них - маленькая. По приданию, в ней останавливался Пушкин. Она обставлена по описанию 1881 года, где указывается, что в ней находится шесть черных двустворчатых шкафов. На столе в раскрытом виде лежит книга Голикова "Деяния Петра Великого - мудрого преобразователя России". Здесь же находится еще одна "мемория" - часы со знаменами, принадлежавшие Александру Максимовичу Войновскому. Основателем и родоначальником библиотеки был именно он. Елена Фанайлова: А о недавних посетителях Пушкинских гор рассказала мне Римма Бурченко, хранитель музея-усадьбы Тригорское. Римма Бурченко: Раньше, в былые советские времена, люди ехали сюда по профсоюзным путевкам, не зная, куда и зачем. Я однажды еду в автобусе, передо мной сидит парочка. Ну, очевидно познакомились в пути-дороге. Один спрашивает у другого: - Слушай, ты куда? - А я вот туда. - Ты там бывал? - Бывал. - А чего такое - "Пушгоры"? Там чего пушнину какую-то, зверьков выращивают? Может купить там чего можно? Шапку, шкурку и т.д.? - Да, ты что. Это пушкинские места. Ты не знаешь куда едешь. Вот приедешь, вот узнаешь! Елена Фанайлова: Римма помнит знаменитых экскурсоводов советских времен. Римма Бурченко: Сергей Довлатов, Андрей Арьев, Миша Гаркая. Миша Гаркая - за рубежом, Довлатов тоже уезжал. Очень многие здесь останавливались, жили, работали, помогали, замечательно водили экскурсии. И, конечно же, экскурсовод - это тот же актер. И, собственно говоря, если так посмотреть - блестящие актеры кто? Мне кажется, блестящих актеров, вот Смоктуновский, кого не возьми, все-таки - мужчины. А профессия экскурсовода, отчасти близка, конечно, актерской профессии. Поэтому действительно были блестящие экскурсоводы мужчины, в частности - наши, Иосиф Теодорович Будылин. Когда женщины специально приезжали "на Будылина". Елена Фанайлова: Иосиф Будылин - научный сотрудник центра музея-заповедника "Пушкинские горы". Иосиф Будылин: Личная жизнь у меня сложилась так, что она, по существу, здесь стала зарождаться. Хотя жена у меня из Москвы, а сам я из Питера, вот это такая точка пересечения оказалась. Я как-то ощущаю себя все-таки петербургским человеком, живущим в деревне. Елена Фанайлова: Будылин - автор монографий о дворянский усадьбах Псковского региона. Он много ездит и считает эту зону неповторимой. Иосиф Будылин: Бабушка, у которой я снимал комнату, занималась вязанием и уронила спицу, которая закатилась между половиц. И она сказала при этом фразу, которую нигде в другом месте я услышать не мог бы. Она сказала: "Ах, ты, католик проклятый!" Потому что история этих мест связана с борьбой католичества и православия. И до сих пор на генетическом уровне это восприятие живет. Оно запечатлено в названиях мест. Вот деревни, они как были при Пушкине эти деревни. Вот было Дериглазово и осталось - Дериглазово. Была деревня Свистогузово, вот она осталась - Свистогозуво. Была там деревня Клопы, вот она и осталась - Клопы. Елена Фанайлова: Однако люди уезжают из псковских деревень, бросают дома, спиваются. Иосиф видит это в своих частых экспедициях. Иосиф Будылин: На окраине деревни стоял заброшенный дом. Заросший крапивой. Я в него вошел и увидел, как оттуда кто-то спешно бежал. Все раскрыто. Но на полу остались разбросанные фотографии - причем, фотографии различных годов, начиная где-то с 60-х годов и кончая 90-ми. И когда доходит до каких-то 80-х годов, то люди уже позируют не с плугом, а с бутылками. Им-то, наверное, казалось, что это красивая фотография, а на самом деле - это страшная фотография. Елена Фанайлова: В деревнях Пушкинских гор остаются старухи. Тетя Фрося прожила в деревне Вороничи больше сорока лет. Тетя Фрося: Природа хорошая, и народ у нас неплохой. Народ у нас очень хороший. Это сейчас молодежь немножко испортилась. У нас же были чудесные люди. Чтоб когда-нибудь в чужой дом пойти или обворовать, у нас не было этого. У нас открыто все было, на ночь не закрывались. Сейчас уже нельзя. Сейчас совсем другие дети пошли. Может, они не понимают еще, что это надо хранить. Я очень довольна, что живу тут, и я не хочу никуда. Где родилась, там и должна быть. И я хочу, чтобы наш корень тут остался, при Пушкине. Как был у нас корень, вот раньше были Клешевины, фамилия - вот два дома. Вот этот дом и там, где баба Клава живет, напротив Ерумчика. И я хочу, чтобы наш род был еще тут, существовал. Елена Фанайлова: Мир и быт людей уходит под землю, как Китеж-град. Единственные свидетельства пушкинской эпохи находятся при раскопках. Говорит архитектор-реставратор Владимир Никитин. Владимир Никитин: В Тригорском на одной из построек нашли чайник пушкинского времени, английской работы начала XIX века. Это - материал прямо для экспозиции. В Петровском огромное количество посуды нашли, которая уже является экспозицией в музее; она уже выставлена. Елена Фанайлова: Можно ли вернуть историю, или ее всегда нужно переписывать заново? В Пушкинских горах этот вопрос стоял особенно остро во время последней реставрации. Александр Акименко, директор Псковского проектного института, исполнитель реставрационных работ. Александр Акименко: Ну, там, под бульдозер ложились. Там же парк превратился в лес. Деревья больные, заражены болезнями. Их уже нельзя держать, они заражают остальные молодые деревья. Их не давали спиливать некоторые работники музея. Шквал писем в газеты, в администрацию, в Москву, в Минкультуры писали. Елена Фанайлова: Нежелание нововведений порой доходило до абсурда. Говорит архитектор Владимир Никитин. Владимир Никитин: Не было туалетов. Туалетом являлись Михайловские чащи. Когда мы начали лишь их проект предлагать, блоки обслуживания автостоянок с туалетами, с буфетами, был полный протест уже со стороны сотрудников музея. Они считали, что это может лишить духа Пушкина. При Пушкине не было туалетов, вот пусть люди проходят этот путь, как Пушкин проходил. Елена Фанайлова: Ключевой фигурой, с которой ассоциируется привычный облик Пушкиногорья, был его бессменный - до 93 года - директор, Семен Степанович Гейченко. Рассказывает нынешний директор музея-заповедника Георгий Василевич. Георгий Василевич: Нельзя сказать, что это был классический музей. Это, скорее, был музей глубоко экспериментальный и личный, потому что держался он на режиссуре, на вот этих глубоких внутренних (еще идущих, из XIX, может быть, начала ХХ века, из дореволюционной поры) ощущениях музейщика, которые он сумел передать и воплотить через свою собственную, безумно талантливую, деятельность в наших местах. И все наши споры шли отнюдь не вокруг того, что стоит, а что не стоит вводить, восстанавливать и делать. Это была внешняя оболочка. Все споры шли оттого, что мы, как счастливые дети при уходе отца, который дал нам это счастье, боялись одного - взять на себя ответственность и жить дальше без него. А с другой стороны - выхода просто не было. Елена Фанайлова: Однако у людей, не связанных с заповедником, сложился иной образ и Семена Гейченко, и перемен в заповеднике. Художник Марико Штефан Миронов. Марико Штефан Миронов: Нынешнее состояние заповедника в большой степени зависит от политической стороны дела. При Гейченко здесь все было достаточно диктатурно устроено, решал все он, и исключительно он, и никто больше. Он мог позволять себе, позволять всем, в зависимости от своего настроения, какие-то вещи, которые как бы не были дозволены в рамках законности заповедника. Он мог позволить каким-то особым пацанам ловить рыбу в пруду. Ловите, ребята. Он это решал. Он был сильной личностью и вслед за сталинскими временами... То есть он был тенью этих времен. И соответственно здесь происходило примерно то же самое. Сейчас уже другие времена. Власть расщепляется на много-много-много всяких. И сейчас - попытки ввести сюда демократизм, как бы законность уже, независящую от главы, председателя. Елена Фанайлова: Директор пушкиногорского музея Георгий Василевич считает, что заповедник все-таки формируется независимо от людского желания что-либо приписать Пушкину. Георгий Василевич: Вот как только мы пытаемся отлить медаль некую, Пушкин начинает кривляться, и на этой медали получается совсем не то лицо, которое мы хотим видеть. То есть, когда ты пытаешься его имитировать, он тебя передразнивает, и ты получаешь не тот эффект, который хотелось бы получить. Редкий по живости участник музейной работы может сравниться с Пушкиным с его всеобъемлющим (ну, если хотите - пусть это звучит смешно) желанием участвовать в создании своего собственного музея, при этом с умением как бы очень аккуратно время от времени ставить всех на место и объяснять, что вы идете ни туда.
"Отроковица Пушкина зовет,
( Татьяна Риздвенко, 1998) |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
