Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
18.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Культура

Юз Алешковский: "По существу дела могу показать следующее..." - рассказы из новой книги. "Моргунов, гример из морга"

Ведущий Сергей Юрьенен

Юз Алешковский:

По сравнению с жизнью американской жизнь России представляется мне неким первобытным хаосом, чреватым возможностями как структуризации новых форм общественного бытия, так и трагического разрушения остатков традиционной жизни и культуры всех российских этносов. Откликнуться на все происходящее на родине серьезным романом - пока я, пожалуй, не потяну. Но малый жанр, жанр рассказа - иное дело.

Сергей Юрьенен:

Юз Алешковский: "По существу дела могу показать следующее..." Рассказы из новой книги."Моргунов, гример из морга"

Юз Алешковский:

Это будут рассказы о различных уголовных, а, может быть, и политических преступлениях новейших времен. Место действия, естественно, - здорово подсокращенная территория одной шестой части света.

Я начал тискать новую книгу рассказов, первым делом сходу придумав ее название: "По существу дела могу показать следующее..." Я думаю, ясно, что темой каждого рассказа, а мне хотелось бы заделать штук двадцать, если, разумеется, соблаговолит муза и хватит силенок - ясно, что это будут рассказы о различных уголовных, а, может быть, и о политических преступлениях новейших времен. Место действия, естественно, - здорово подсокращенная территория одной шестой части света. С другой стороны, криминальная публика нашего отечества такого уже наделала большого шороху на всех континентах, в том числе и в Антарктике, где, по слухам, паханы одной из столичных группировок предлагают пингвинам крышу, которая защитит их гнездовья от наездов озонового слоя. Кроме шуток. Например, в Штатах то и дело вспыхивают процессы, героями которых являются "джентльмены удачи" из всех регионов нашего отечества. Так что мне, как сочинителю, весьма интересно разнообразить рассказики географически и этнографически. Тьфу-тьфу не сглазить. Я ведь изменил своим правилам не болтать раньше времени о задуманном. Впрочем, разболтавшись о планах, ни о чем таком главном, верней, интересном, я не проболтался. Моим читателям многое станет ясно после того, как я начитаю пару рассказов из новой книги.

Вот обитаю я больше двадцати лет в Америке, точней говоря, в Новом Свете, города которого мне зачастую ненавистны, но пространство которого столь же божественно прекрасно, как пространства, скажем, Европы и Китая. Житуха в Америке давно налажена, стабильности ее могут позавидовать многие развивающиеся страны, стоящие правой ногой в девятнадцатом веке, а левой, наиболее передовой ногою, в двадцать первом. Цивилизация Америки настолько совершенна, что неслучайно именно американский профессор довольно глупо объявил миру о конце истории. Сей академический оптимист забыл, что в необозримом будущем человечество ожидает страшный суд, конец света и, возможно, новые горизонты бытия. То есть, я хочу сказать, что по сравнению с жизнью американской жизнь России представляется мне неким первобытным хаосом, чреватым возможностями как структуризации новых форм общественного бытия, так и трагического разрушения остатков традиционной жизни и культуры всех российских этносов. Откликнуться на все происходящее на родине серьезным романом - пока я, пожалуй, не потяну. Но малый жанр, на жанр рассказа - иное дело. И если по делу, то меня неудержимо повело к речевой стихии новой российской житухи, за которой я пристально слежу из-за бугра и во время дружественных наездов на Москву. Я ведь поддался искушениям демонов литературности, изменил в кое-каких сочинениях излюбленному стилю, то есть монологичности изложения всех перипетий сюжета и прочих форм. С некоторых пор затосковал я, одним словом, по речевой стихии нового быта и нового бытия россиян. Вот и решил, как теперь говорят, оттянуться на том, что генетически близко моему чувству родного языка, времени и невероятно фантасмагорической действительности новой России.

Юз Алешковский из книги криминальных историй "По существу дела могу показать следующее..."

МОРГУНОВ, ГРИМЕР ИЗ МОРГА

Разрешите рассматривать настоящий протокол задержания не только в плане трагически добровольного самораскола моей личности, но как чистосердечную линию самозащиты на будущем судебном заседании по делу, которое незаслуженно возглавляю, то есть иду первым и последним, подобно Карлу Марксу в одноименном преступном Учении. Показывать следующее начну с того, что конкретно начал существовать на этом свете с пятого марта 1953-го года в роддоме Рыбинска, он же Андропов, пока эту больную почку Лубянки не удалили с берегов нашей великой реки в положенное ей ничто, верней, в урну с прахом морального кодекса строителя коммунизма. Перехожу к немногословным азам истории болезни своего закононепослушания.

При рождении был я натурально обморожен, в отличии от тех, кто превратился в отморозков после оттепели всех сортиров нашей Системы. Дело было так. Прохиндейский персонал роддома устроил бурные продолжительные рыдания в связи с временным уходом от нас симпатичного грузина. Так что, поминая врезавшего дуба классиков вопросов ленинизма, вся эта гнилая клятва Гиппократа продержала младенца, конкретно говоря, лично меня, под открытой форточкой в течение двух часов даты смерти второго основоположника наших исторических страданий. С тех же самых пор ненавижу поминки по руководителям государства в ранге вождей народа. Особенно мстительные чувства питаю к рукоприкладству вытрезвителей, потому что моего родного папашку потоптала похоронная давка у вино-водочного заведения в честь отца и учителя впоследствии разваленной дружбы народов. Избитого отвезли не в больничку, а в руки бригады маркизодесадов, где его от обширного возмущения хватил инфаркт. Это я к тому, что в первые же часы своей жизни впитал с молоком матери смягчающие вину обстоятельства. Если хотите знать, я с такой тухлой геной в истории болезни должен был стать многосерийной Чикатилой, а стал всего-навсего фармазоном народно-погребальной медицины в период размножения рэкета, приватизации, психболезней, проституции и зверского накопления капитала.

Перед тем, как перейти к леденящим и одновременно веселящим душу обстоятельствам показаний по данному делу, хочу в двух словах изобразить свое детство. Личное мое детство полностью было лишено внимания партии и правительства. Проблемы малолеток были членам политбюро, как говорится, до одной очень немаловажной, но нецензурно оскорбляемой части, можно сказать, каждого человекотела.

Подведем итоги. Папашка-инженер сходу превратился в сторожа гастронома, где по ночам вставлял в пробки бутылок самодельный шприц и, заметая следы своей слабости, доливал пять звездочек заваркой цейлонского чая до начала цирроза печени. Как это у нас повелось, директор гастронома списал на него громадную недостачу, после чего приобрел новую "Волгу". Арест. Но до приговора отец не дожил.

В общем, потом мы с матерью оставили Рыбинск и заняли комнатенку в общаге стройтреста. С шестьдесят пятого я бросил школу из протеста против ослабления качества завтраков и усиления сбора металлолома. Зина Ларкина невинности лишилась, упав на руль велосипеда, а эти падлы, завуч и директор, дубленок понакупали, в которых голых десятиклассниц охмуряли брызгами шампанского под предлогом золотого и серебряного медалирования зрелости ихних аттестатов. Постепенно в моем уме пробудился острый интерес к запрещенному предпринимательству. Немедленно возникла нужда в универсальном международном языке для переговоров с приезжими бакланами свободного мира. Во многом именно поэтому наиболее финальная часть моего переходного возраста прошла в обоюдополезной близости с училкой английского. Следы ее былой красоты бросались в мои бесстыжие глаза днем и ночью. О уроках близости подробно говорить не желаю, потому что джентльмены о любви не говорят, о ней все сказано тем же Ульяновым, он же Ленин, в романе "Что делать, когда от страсти у мальчишки глаза на лоб лезут?"

Я с высшей бухгалтерией в одной руке и с хрустящей капустой - в другой мягко доказывал туристам невыгодность обмена одного бакса на шестьдесят вшивых совковых копеек. Так что, Солж мощно дал под дых ГУЛАГу, Сахаров морил голодом себя и свою единородную бомбу, а я скромно подрывал фуфло империи зла экономическим инакомыслием.

Тебя, втолковываю американу, финансовый беспредел нашего госбанка безжалостно грабит прямо на виду. Декларации Независимости от английской короны, а я всего лишь желаю частным образом удержать справедливый баланс между наличными бабками наших народов от подлого перевеса в сторону туфтового рубля. Ду ю андестенд? О кей. Вот я и снимал иногда с разрядки международной напряженки по сто-двести баксов в день. А бегать от всякой ментовки и поганки с Лубянки - недолго мне пришлось, недолго. Ну, а поскольку я обнаглел и начал отовариваться исключительно в "березе", то сосед Эллы Ивановны, с которым она не желала щебетать ни на одной из веток персика, продал нас и оттаранил всю нашу посленовогоднюю помойку в приемную Лубянки. Одним словом, когда вздернули железного Феликса над Лубянкой, я рукоплескал Ельцину бурными овациями вместе с прогрессивной частью нашего народа, потому что это означало свободу частного бизнеса и свободного цветения веток персика в койках бывших рабов Утопии. Правда, до этих положительных событий в отрицательной истории нашей страны я успел оттянуть срок, включая туда химию полимеров и псевдонавозных удобрений для бесплодной целины.

Должен сказать, что Элла Ивановна тогда же выскочила замуж за моего следователя Храпко, который на этот раз был старше ее на пять лет. Кроме того, он вывел ее из моего последнего дела. Само дело Храпко довел до суда в смягченном виде. Дескать, Моргунов в одиночку вымогал у туристов дефицитные лекарства, грудью встав на борьбу с ишемической болезнью родной матери.

Итак, я подсел по валютке и фарцлу. На нарах английскому меня подковывал пожилой дирижер симфоний Берцович, которого билетер, член партии, засек в оркестровой яме с двадцатилетним контрабасом из Бенилюкса.

Возвращаюсь к показаниям. Если бы годы не шли, я бы в лагере обязательно удавился от скуки. Удачно отволок остаток срока и вышел на свободу более образованным человеком, чем до преступления и наказания. Присмотревшись, замечаю, что в воздухе уже пахнет не грозой, а гораздо острей, и, главное, тревожней, чем после гонок на приз Лизы Чайкиной в раздевалке женской сборной по велосипеду, куда авторитетные люди направили меня инструктором по педалям и покрышкам. Нет, говорю авторитетам, я уважаю только исключительно девушку с веслом в ЦПКиО имени Горького. О кей, говорят, тогда мы направляем тебя на кладбище с большим будущим.

Показываю, что там имелся морг, а при нем - уборная, как в театре Моссовета, в смысле грим, укладка, маникюр, костюмерия-парфюмерия и все такое прочее для последнего пути за сто первый километр по соборной, как говорится, вертикали. В морге экстерном овладеваю совмещенной профессией гримеро-костюмеро-парихмахеро-маникюрщика, потому что в атмосфере застоя широкие массы стали относиться к похоронам с необыкновенно возросшим душевным почтением. Да и вообще родная наша демография достигла к тому времени высших достижений в области перевеса человекопраха над живым веществом дружбы народов. И на фоне ужасного разочарования народа в солидарности трудящихся, особенно в выстреле "Авроры" из главного ствола, мы, гримеро-парикмахеры, стали специалистами намба уан во всем этом погребальном ху из ху.

Если смело вступить на стезю откровенности, то я наловчился заделывать самые противоречивые выражения на лицах клиентов так, что смело мог бы загримировывать даже антисоветское лицо Юрия Никулина под положительных героев нашей отрицательной действительности или наоборот.

Падение мое началось с того, что заваливается в мою уборную подсобку ватага поддатых родственников какого-то спившегося чмурофета, типа сантехника правительственных дач. Так, мол, и так, заплатим березовыми смертификатами, но, исходя из последнего пожелания, от тебя требуется звукофикация всей могилы нашего Серого, начиная с третьего, кончая сороковым днем прощания. И сообщи ему внешний вид полулещенки-полукобзона, только лоб возвысь соответственно расстановке сил на международной арене, в общем, мы тебе платим и желаем, чтобы все было, как на свадьбе Зыкиной с Косыгиным. Вот тебе "сони" и ровно тридцать семь кассет, потому что три кассеты отзвучали свое с момента врезки дубаря Серого от рака горла. Когда замогилим его, проигрывай каждую кассету два раза, то есть по утрянке и часа в три дня - пущай кайф ловит, понял? О кей, говорю, так что смертификаты, пожалуйста, - на крышку гроба, мне ведь необходимо начальству отколупнуть с этой березки целое кило замазки. Взял аванс. Ну Серого этого ихнего я так разрисовал, что выглядел он посвежей, чем Леонид Ильич в засаде на дальнейшего кабана политбюро, хотя подобные внешности после агонии реставрировать очень и очень не просто. Похоронили они его. Кладу под венки и букеты магнитофон "сони". Честно признаюсь, на халяву подвел к нему энергию государства, которой перед Чубайсом было у нас аж до электроотрыжки на розетку населения. Нажал кнопку, звук приглушил, наслаждайся, говорю, Серый, в угоду своему культурному завещанию. И самолично, между прочим, заслушался. Просто не мог я не прислушаться к звездному пению королев и королей эстрадной жизни, которые, по словам великой Аллы Пугачевой, могут все и все могут короли. После нее пошел бесподобный Вертинский, существенно усилив еще лагерную мою тоску по маленькой балерине, но больше всего было кассет Владимира Семеныча, Царство ему Небесное, Высоцкого. Как только он запел, я слинял в гастроном, а затем впал в объятия щадящего запоя.

Тут являются мои авторитетные покровители с очень сложным и уголовно наказуемым заказом. О сущности заказа - позже. Я ведь из-за песен буквально не просыхал. Поишачу - иду с бутылкою в кусты, к могилке, где ниша у меня образовалась в аромате хвойно-хризантемовом во глубине подножия горы венков. Короли эстрады приелись, может быть, поэтому и пить я начал без закуски. Поработав над заказом авторитетов, слегка глотну, врубаю очередную кассету Владимира Семеныча и погружаюсь вместе с Серым в душераздирающе откровенную правду почти всей нашей совковой жизни. Там же, в цветочной нише, и оставался на ночевку в связи с невозможностью дальнейших телодвижений к троллейбусу. И вот что из всего этого вышло на девятый день. Влетает в уборную нагло огнедышащий ящер в лице гендиректора кладбища. В руках у него - с корнем вырванный из могилы Серого магнитофон "сони". "Твоих рук дело? Колись, проказа уголовно-процессуальная!" К подобному хамству я отношусь более чем скептически, но все же мягко отвечаю, что всего лишь самозабвенно ввел в наш сектор новый вид культурного обслуживания завещаний населения и лично вам, Вячеслав Олегыч, было мной на пятый день отстегнуто выше Ленина на Калужской площади. А он все бакланит: "Ни на одном кладбище нашей Родины ноги твоей больше не будет, подонок... Ты, сукоедина, всех нас ЗАФИТИЛИЛ!!!"

Об основных эпизодах дела могу показать следующее. Гендиректор приглашает меня полюбоваться панорамой происшествия, трагически изменившего мою судьбу. Подходим к могиле Серого, а там стоят две автомашины. На борту одной написано "Мосфильм", на другой "Фитиль". Само собой, везде полно ментов, ОБХСС и молчаливых людей в длинных макинтошах. Я, естественно, ничего еще не понял, но, цензурно выражаясь, буквально обомлел. Произошло же следующее: какая-то старая чекистка, в порядке шефства, привела к могиле урны какого-то старого соратника железного Феликса два отряда старшеклассников. Это было, кажется, на седьмой день Серого. Ну, проходя мимо, все эти комсомолы присели вдруг на примогильные скамейки и их моментально заворожил гений Владимира Семеновича, а затем Аллы Пугачевой и других корифеев эстрады, обожаемых народом. Короче говоря, мумия сигналит в органы и сходу вламывается на прием к Сергею Михалкову, который являлся по совместительству с двумя гимнами и "Фитилем" нашей совести. "Фитиль" уважаю, но мумия наплела ему страхов про Высоцкого и Пугачеву, безостановочно воспевающих прямо из свежей могилы Сахарова и Солженицына, что является нарушением тишины покойников и смущением безутешной слезы нашей идеологии.

Я в тот момент, видимо, дремал с залитым глазом посреди венков и букетов или же халатно выполнял в высшей мере секретный заказ авторитетных покровителей. Идем дальше. Гендиректор безуспешно пытался соблазнить "Фитиль" перспективой обеспечения основного персонала "Мосфильма" самым замечательным пейзажем вокруг вверенных ему могил. Но сцена подкупа со всеми словами и надрывными клятвами в неповторимости подобных безобразий была надежно зафиксирована соратниками дяди Степы и Гимна в работе над очередным "Фитилем". А ОБХСС не дремлет и сходу оккупирует контору с документами и захватывает с собой гендиректора. А родственники и кирюхи Серого двигают мне фуфло на остальной сертификат. Возникают и говорят, что, по слухам, я устроил на могиле святотатство ОБХСС, грубо нарушил завещание и оставил Серого без любимых песен. Тебе, говорят, можно рыло ярко начистить за такое бездуховное обслуживание мертвого населения.

И вот тут-то, задолго до широкоэкранности крокодильского журнальчика, начался финал моей блестящей кладбищенской карьеры. Секретный заказ я хоть с трудом, но все-таки успел закончить. В субботу прибывает к моргу общая группа близких людей обработанных мною умерших лиц и оркестр. Он целиком был собран из алкашей прославленных музколлективов Отечества, вечно компрометируемого подавляющим большинством его граждан. В тылу всей этой скорбящей группы - поддатый батюшка в полуштатской полуризе, ибо случайно арестованный гендиректор развел тут у нас передовой атеизм, зверски половиня заработки основных религий человечества. За березами главной аллеи на процессию давит косяка представитель заказчиков, с которыми я втихаря имел дело. Самих заказчиков угадать не могу, но мне это и ни к чему. Стою в сторонке. Предвкушаю расплату в виде второй половины бабок за целый ряд дерзких художественных качеств гримокосметики. Хоть как-то, надеюсь, скомпенсируется недостача сертификатов. Известное дело, начались наши русские рыдания, еврейские стоны, похоронные марши немецкой и польской национальностей, засып гробов кавказской ботаникой, конец света и так далее. Когда повезли трупы к могилам на электрокарах, представитель, подобно Штирлицу, скользнул мимо и перепулил в мой карман остальные бабки. Скромно удаляюсь в сторону жизни, перебирая в уме кандидаток на коньячно-шампанский обмыв халтуры в кабаке "Националь". И вдруг слышу нечеловечески громкие вопли. Оркестр почему-то закочумал. От дурного предчувствия страшной беды моментально заиндевело между ног. Тоскливо бреду к месту захоронения клиентов. Смотрю, одного уже раздели догола, а второго ворочают с боку на бок и восторженно инвентаризируют их тела. Беда. Вот чего не предусмотрели мои дорогие заказчики, оптимисты-рецидивисты хреновы. С ужасом в душе наблюдаю, как жена рыжего русского и подружка кучерявого брюнета еврейской национальности с верой, надеждой и любовью успешно смывают носовыми платками, мокрыми к тому же от слез, весь мой преступный марафет с физиономий клиентов. Вот смыли и просто поверить еще не могут, что это какие-то совсем другие жмурики, а не ушедшие от них дорогие покойнички. Наперебой предлагаются различные версии происшедшего, близкие, правда, действительности. Но тут и дурак догадался бы, что к чему. Ясно же, что рыжий Иван с каким-то кирюхой Зямой после перелицовки успешно свалят от ментов с чужими корочками. А личности двух убитых в зверской драке так и считались бы без вести пропавшими до Страшного Суда или же эксгумации для сличения отпечатков пальцев. Логика всего этого дела, естественно, сразу же дошла до счастливых друзей и родных. Кому-кому, а им-то было известно, что за люди, слава Богу, временно не ушли от них. Горе близких было неимоверным, их ведь держали в тайне, но уж и такой сюрприз был поистине неописуем. И вот они уже качают на руках подружку брюнета, которая в апогее женской скорби перед вечной разлукой с любимым телом рванула на его трупе ширинку, полное имея человеческое право на прощание с тем, без чего, по-моему, не было бы никакой истории древнего мира. А жизнь на земле давно бы уже приобрела характер застоя чумовой бессмысленности в царстве микробов, которым даже некого было бы заразить холерой и гриппом. Рванула она, значит, ширинку и видит перед собой совершенно незнакомый орган доставления радости взаимообладанья. Конечно же, за подобной очной ставкой с чем-то категорически неопознаваемым неминуемо последовало немыслимое потрясение верной подруги неумершего. Это ее догадливый счастливый вопль: "О-о-й, ма-а-а-ма-а-а не о-о-о-н!" услышал я, удаляясь на обмыв халтуры. Не буду скрывать, чарличаплинизм этого эпизода бросил меня в безумный хохот, перешедший в безотчетные опасения относительно моей личной жизни на Земле после всего случившегося. Иначе говоря, чувствую себя динозавром, которого вот-вот ни за что ни про что вынудят покинуть к чертовой матери всю эту жестокую эволюцию живых существ, а заодно и бестолковую историю Советской власти. Меня же одного, думаю, теперь во всем обвинят. Подобная сенсация не может пройти бесследно для ментов и того же "Фитиля". Чтобы крыша не съехала от страхов дурной интуиции, иду в толпу врезать полстакана с редкими счастливцами. Грустно рассуждаю, что чье-то счастье иногда обеспечивается чьим-то горем, но в конце концов я не убийца, а гример Моргунов, человек с неслучайной фамилией. Так вот и скажут девушки над моею могилой: "Был гример - да весь помер". А я уж понадеялся было, что ноги моей не будет больше ни на одном из кладбищ столицы.

Подхожу. Стакашок налил мне батюшка, имевший в распоряжении бутылку. Он успел наклюкаться и не понимал, что за анекдот тут происходит, почему народ перешел с рыданий к непонятному веселью, и все пытался успеть врубиться в оплаченную панихиду до полной отключки от жизни и смерти.

Напрасно пытаюсь разглядеть в толпе фигуры настоящих заказчиков, чтобы подстраховочно с ними объясниться. По масти взаимоуважения, должны ведь они, думаю, приканать на понтовое "захоронение" двух своих корешей. Благородно ведь скинулись на немалый аванс за незаконную перелицовку с целью побега от прокурора. Гробы для обоих пошикарней выглядят, чем у римских пап, не говоря о прочих расходах на моменто мори. В довольно двусмысленной атмосфере какой-то фраер, ни во что не въехав, начал высказываться задним умом в том плане, что в челюстях рыжего и в морщинах брюнета он сходу усек нечто туфтово-фуфловое... никогда, кидает, сволочь, очередной комок грязной глины в адрес России, не будет нам места в высоком качестве захоронений европейских народов... безбожно халтурим даже на самом святом этапе последнего пути... я, заявляет, начинаю верить слухам, что в мавзолей вместо Ленина диссиденты положили артиста блатной песни Высоцкого...

Это был пугающий намек и бросок зловещей тени на плетень моей гримерной деятельности. Но, с другой стороны, эта самая Мила провозгласила здравицу в честь спасительности совковой халтуры, слава Тебе, Господи!... А что, говорит, было бы, если бы мое горе случайно сдержало свое чувство и я не добралась бы до правды? Я ведь намеревалась направиться вслед за Фимочкой с петлей на шее...

Кто-то мудро ответил, что все равно оба были бы живы-здоровы вдали от нас, а тайное стало бы явным после второго пришествия Витька и Ефима. Батюшка же бедный все звал и звал народ начать погребение в трезвом виде, но - где уж там. На радостях все начали поддавать. Кое-кто стал сваливать с кладбища на довольно редкие в нашем совковом реализме воскрешения такого рода. Наконец физиогномически различаю среди рядовых лиц фигуру явного заказчика. Самый вшивенький на вид дядек призвал толпу счастливцев к порядку и с большим намеком произнес очень разумные слова: "Женщины и мужчины, дальнейшие успехи зависят только от вас и вашего говорилова. Давайте, в темпе и вне безобразий закончим похоронное мероприятие, предав земле двух дорогих нашим сердцам людей. Въехали? Подробности - своим этапом и в свой час"...

Только в тот момент я обратил внимание, что заказчики своевременно предотвратили участие во всей этой пантомиме бригады могильщиков. Этих ханыг и гонимых диссидентов додержали на стакане до глубочайшего самозабвения. Впоследствии они были брошены на элитарные погосты престижной части Востряковского. В социальном плане это приравнивается к резкому повышению солдат могил до майоров катафалков. Тут я хочу показать следующее: батюшку не привлекайте. Он сумел учуять в происходящем нечто демоническое и уклончиво свел отпевание сомнительных покойников к поддатой гражданской речи о своей судьбе. В ней он поведал, что некогда злые силы чудом не вывели его в расход, а Сталин велел Берии выдать ему небольшой приход. Потом были упомянуты все невинно убиенные в смутные времена создания нового советского человека. Потом мужики быстро погребли два никому неизвестных трупа. Осмелев после стакана (терять мне было нечего), подхожу к явному заказчику и бесстрашным шепотом решительно объясняюсь: "Штукатурка нижезахороненных лиц была мною произведена первоклассно. Я, сами видели, произвел тихую революцию в технологии заметания портретных следов вашей теневой экономики, преследуемой передовым учением банды четырех классиков марксизма. Не моя вина, что перегримировка иных членов тела осталась за бортом заказа. А то бы я сумел что-нибудь схимичить, хотя являюсь не Склифосовским, но официальной фигурой приведения умерших лиц к виду возвышенному и полностью уверенному, что все там будем. Передайте вашим людям, что готов к труду и обороне от ментов. Могу вернуть аванс в связи с тем, что утрачено беспроигрышное инкогнито трупов".

Дядек отвечает, что не бэ, все будет хэ, время пока что сработано на нас, а в остальном я не замазан, все замастырил, как итальяшка без минуты Расчленини. Трудись, мол, кочумай и гуляй по буфету...

У меня сходу отлегло от сердца. Но из морга, думаю, пора рвать когти, после "Фитиля" там начнется борьба за власть над землей, лопатой и мрамором, а ОБХСС такой переворот устроит, что все пойдет под следствие - от вторичного оборота венков в частном цинизме до сужения размеров могил с целью увеличения взяток.

И вот иду я однажды от метро до дому. Ветер, дождь со снегом - не погода, а роковая ночь перед октябрьской революцией. Иду себе и пою: "Имел бы я златые горы, когда б не первый залп "Авроры", и реки полные вина"... Пою, вдруг кто-то как будто крылом меня в спину толкает, оборачиваюсь - прямо на меня бесшумно летят две фары и начисто ослепляют. В последний момент резко отшатываюсь за столб фонаря и еще более резко отскакиваю от него назад. Эта тачка в свою очередь врубается в тот массивный фонарь. Искры, шипенье воды, вонь, огонь. Трагически трезвею и линяю к дежурной подруге, подальше от своего дома. И понимаю, благодарно прижавшись к ее груди, что заказчики решили меня замочить. Как учили меня на нарах, зачистка свидетелей практиковалась еще с библейских времен Каина, а Сталин довел ее до совершенства. Что мне оставалось делать? В морге неохота появляться ни в живом, ни, тем более, в ином каком-нибудь виде. Грустно ошиваюсь то у одной, то у другой подруги, слушаю Высоцкого, стою у зеркал и сам себя гримирую. Мне стало интересно, как буду выглядеть, скорей всего, в самом близком будущем. И действительно замечаю, что сели-таки подлые заказчики мне на хвост, сели. Имелся, конечно, у меня шанс свалить за бугор, причем, с фиктивной женой израильской национальности или, на худой конец, с одной дебелорозовой немочкой Поволжья. Но я желал жить и начать приличное дело исключительно на родине, которая дается русскому человеку только один раз для того, чтобы ему всю жизнь было мучительно стыдно перед мировым общественным мнением за хроническое головокружение от родных исторических неудач, бесхозяйственность на местах, плохие дороги, кукиш в конце тоннеля, после нас - хоть потоп и человек человеку - волк в партаппарате. Такая безотрадная картина настоящего, переходящего в мерцательную аритмию будущего, снова заставила меня броситься в валютный сектор тихого омута теневой экономики. Но зачем, скажите, бабки человеку, которого рано или поздно ожидает мочилово и гроб с музыкой под чужой фамилией? Бабки, думаю, нужны тебе, Моргунов, как фанату "Спартака" сказка о тройном прыжке в высоту. Ах, раз так, думаю, то извольте трепетать. Никогда бы я вас, идиотов, не продал. И это не меня надо мочить, а того, кто не предусмотрел открытия ширинок на брюках подделанных мною неизвестных трупов. Раз вы покусились на артиста морга, то пусть теперь Родина спасает жизнь одного из своих непутевых патриотов. Перед явкой с повинной простился с любимыми девушками. Иду к вам и мечтаю: скорей бы, в зону... личные свидания... повышение образования и вообще тоска по свободе - это не худшее, кстати, из душераздирающих чувств...

Фамилий никаких не выпытывайте, потому что никто их мне не открывал. Особых примет посредника заказчиков и того вшивенького дядька не помню из-за шока психики после попытки наезда и образования хвоста убийц. На суде торжественно заявляю, что отвечаю только за себя одного и снимаю со своего дела лавры чистосердечной явки с повинной. Я явился за решетку Уголовного кодекса не из-за страданий совести, а исключительно из-за страха и с неутолимой отцовской мечтою спасти свою жизнь для улучшений демографии нашей сверхдержавы при помощи будущих Невтонов и быстрых разумом Плутонов. Пусть авторы подлого покушения и преследователи твердо знают следующее: если меня найдут на нарах с заточкой в груди, то подробное изложение особых примет, имен и всего такого прочего пришлет вам по почте та, которая жди меня и я вернусь, только очень жди. В этом случае намерен сменить злосчастную фамилию Моргунов на более перспективное удостоверение личности свободного гражданина своей эпохи.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены