Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
||||||||||||||||||
Юбилей небоскребаАвтор программы Александр ГенисВедущий Иван Толстой Повод к сегодняшней беседе весьма необычен. Это - юбилей, но не человека, не события, а архитектурной достопримечательности. Исполнилось 25 лет самым высоким зданиям Нью-Йорка - двум башням Мирового торгового центра. Отмечая серебряную свадьбу знаменитых небоскребов с Нью-Йорком, мы расскажем о жизни и судьбе одного, - точнее, все-таки двух - отдельно взятых небоскребов на фоне их собратьев и соперников. Для этого мы рассмотрим предмет сегодняшней беседы - небоскреб - в самых различных планах: архитектурном и социальном, философском и поэтическом. Но начнем с истории и статистики: Диктор: Две башни Мирового торгового центра, навсегда преобразившие облик Манхэттена, появились на свет, чтобы триумфально завершить войну за звание самого высокого здания в городе. Первым в эту борьбу включился построенный в 1913-м году "Вулворт". Достигнув высоты в 241 метр, он побил все мировые рекорды. Александр Генис: При этом "Вулворт" не только наиболее высокий, но и самый красивый небоскреб первого поколения. Названный в свое время "Кафедралом коммерции", он подражал готической архитектуре и вызывал восторг такого скептического ценителя, как Эзра Паунд, который увидел в "Вулворте" признак нового ренессанса. Диктор: Через 27 лет, в 1931-м году, рекорд "Вулворта" побил построенный в стиле "арт-деко" 319-метровый "Крайслер". Его вершину венчает увеличенная в миллион раз крышка радиатора с автомобиля этой фирмы. А всего через год Нью-Йорк обзавелся новым рекордсменом - "Эмпайр Стейт билдинг". Возвышаясь на 381 метр на Манхэттеном, это самое известное в мире высотное здание, сделалось символом и эмблемой как Нью-Йорка, так и всей Америки. Александр Генис: Во всяком случае, так было до 1976 года, когда в городе появился четвертый и, как многие считают, последний великий небоскреб. Диктор: Мировой торговый центр, комплекс офисов и магазинов, построенный по проекту архитектора Минору Ясамаки, состоит из семи зданий с общей площадью в один миллион квадратных метров. Две знаменитые башни в 110 этажей каждая, лишь на несколько сантиметров превышают "Эмпайр Стейт билдинг". Однако этого хватает, чтобы побить рекорд. Александр Генис: Хотя для архитектуры 25 лет - младенческий срок, Торговому центру пришлось уже пережить поистине героический эпизод, испытав на себе удары судьбы. Диктор: 28 февраля 93-го года террористы взорвали грузовик с взрывчаткой в подземном гараже одной из башен. В результате этой акции погибли 5 человек. Здание, однако, почти не пострадало, и через несколько недель, когда вставили вылетевшие стекла, Торговый центр вернулся в строй, не потерпев урона. Александр Генис: Потрясенные устойчивостью конструкции, журналисты разыскали авторов - архитекторов Торгового центра, чтобы хоть у них узнать, как, собственно, можно взорвать их детище. Те честно признались, что не знают ответа. Прочность башен была рассчитана таким образом, чтобы они выдержали лобовое столкновение с "Боингом". Но, конечно, не прочностью или удобством Торговый центр завоевал любовь разборчивых ньюйоркцев. Эти небоскребы, скажу безапелляционно, самая красивая архитектурная достопримечательность города. Во всяком случае, чтобы не обижать Бруклинский мост и статую Свободы, из тех, которыми он обзавелся в 20 веке. Причем, это - редкая и потому особенно важная победа именно современной архитектуры, которую заслуженно ругают куда чаще, чем хвалят. Сегодня скрытые достоинства проекта оценить проще, чем 25 лет назад, когда строительство только закончилось. Критики обвиняли архитектора в отсутствии изобретательности. Но за прошедшую четверть века выяснилось, что в отличие от многих других незатейливых "стеклянных коробок", этих жертв бескрылого функционализма, башни Торгового центра не устарели. Их простые, даже элементарные формы не мешают зданиям обзавестись той таинственной аурой, что оживляет стекло и камень. Удачно подобранные материалы и неповторимые пропорции делают здания легкими, почти невесомыми. Они кажутся парящими в воздухе скульптурами из металла. По ночам в башнях никогда не гаснет свет - за него платит муниципалитет. Это делается для того, чтобы громады Торгового центра первыми встречали гостей, подлетающих к городу на самолетах. Ну а теперь, когда мы обзавелись необходимым минимумом знаний, познакомимся с юбиляром поближе. Экскурсию по Мировому торговому центру для вас проведет Марина Ефимова. Марина Ефимова: Внутри города Нью-Йорка есть еще самостоятельный город, обособленный не только как пространство, но и как административная единица - у него есть собственный почтовый код. Город насчитывает 55 тысяч законных граждан, а также 5 тысяч иногородних посетителей ежедневно: туристов, гостей, командировочных и рассыльных... В этом городе есть все, что положено американскому городу: своя полиция, ФБР, почты, банки, рестораны и магазины (которые открываются, в отличие от нью-йоркских, в 7.30 утра)... В каком-то смысле этот город даже больше Нью-Йорка, потому что в нем есть разные климатические зоны. Единственное, чего в этом городе нет (тоже в отличие от Нью-Йорка) - это нелегальных эмигрантов. Потому что при входе каждый человек должен пройти компьютерную проверку, сфотографироваться и получить специальный пропуск. Что касается транспорта, то там существует только один его вид - лифты (общим числом 190)... Дело в том, что этот город - вертикальный. Его название Всемирный Торговый Центр. Первые люди, которых вы встречаете при входе в вертикальный город - стражи ворот. Один из них Винсент Рамос - психолог-любитель и вахтер-профессионал. "У всех есть разрешение от родителей?" - спрашивает он в мегафон тысячную очередь командировочных и туристов... Вторая его дежурная шутка: "Жевательную резинку просим оставлять на мраморном полу вестибюля"... "Нигде вы так не изучите психологию человека, как в этом здании", - говорит Рамос. Каждый день с 12-ти часов и до 2-х из него выходят на ланч примерно 25 тысяч служащих... Другие 10 тысяч регулярно спускаются на улицу покурить... Старейший оператор лифта - достопримечательность здания. Все его знают. Его имя - мистер Стокер. "Я сменил 9 униформ и трех жен, пока работаю здесь, - рассказывает Стокер. Я пережил 9 мэров, то бишь менеджеров Центра... Чего я только не возил в своем лифте: корзины устриц для подземных пикников, которые устраивали раньше на уровне "В-2", носилки и обломки после взрыва, делегации инженеров, которые приезжали подивиться на крепость моего подвала. Я свой подвал люблю, привык к нему". Молоденькая Каори Умезу, выпускница токийского университета и гордая сотрудница банка "Сан-Ин-Годо" (что на 91-м этаже), говорит, что мечта ее жизни привезти сюда мать и показать ей вид, который открывается с крыши, из ресторана "Окно в мир"... Впрочем, в Торговом Центре есть и человек, котрому это вид смертельно надоел: это Роко Камаджи, который вот уже четверть века моет окна Вертикального города. То есть моет окна специальная машина, которая спускается на лебедках с крыши Центра и которой управляет мистер Камаджи. 30 минут уходит на то, чтобы вымыть один вертикальный ряд окон. "Моя главная задача, говорит Роко, - следить за тем, чтобы вода не была очень мыльной, потому что с окон капает, а внизу ходят люди в костюмах стоимостью в 2 тысячи долларов. Не дай Бог капнет - тогда они нас засудят...". "А знаете, почему все окна в Торговом Центре такие узкие? - спрашивает Роко. Здесь это всем известно... Потому что архитектор стоэтажного Торгового Центра Минору Ямасаки очень боялся высоты!". Однако миллионы туристов начинают и кончают свой визит в Нью-Йорк визитом на Крышу Торгового Центра. Вид с нее - упражнение не только в географии, но и в астрономии: Нью-Йорк, Океан, Восход, Гудзон, Закат. Ты видишь с крыши Вертикального города, что земля круглая. Ты понимаешь, что такое атмосфера, потому что иногда стоишь под облаками, такими густыми, что по ним хочется пройтись. Когда внизу идет дождь, на крыше идет снег. Когда внизу лужи, на крыше гололед. Американцы до сих пор еще спорят об архитектурной ценности и о функциональной разумности Всемирного Торгового Центра, но ясно одно: не успев постареть, Вертикальный город стал прошлым Нью-Йорка. Директор культурных программ Центра Мухтар Кокаче, говорит: "Мы больше не мыслим такими размерами, мы больше не оперируем такими размерами. Нам не нужно больше доказывать, что мы МОЖЕМ такое построить... Торговый Центр будет стоять, как пирамида - как символ человеческих возможностей". Александр Генис: Архитектура - немое искусство, но кричать оно умеет громче других. Особенно в Нью-Йорке, который только не ленивый не называет "городом контрастов". Главный из них, как известно каждому, контраст между горизонталью и вертикалью, между улицей и небоскребом. Не удивительно, что высотные здания на протяжении нескольких поколений поражали фантазию всех, кто бывал в Нью-Йорке, которому небоскребы идут больше, чем любому другому городу Нового Света, не говоря уже о Старом. Прилепившись к самому краю Америки, Нью-Йорк служит транзитом между тем светом и этим. Поэтому ему и простительна безалаберная городская архитектура. Нью-Йорк - это оправленный в цемент случай. Все главное в этом городе уместилось на узком островке. Вынужденный ютиться там, где его основали напуганные индейцами голландцы, Нью-Йорк превратил равнинный ландшафт в альпийский. Параджанов, впервые увидев знаменитый манхэттенский абрис, с восторгом кавказца закричал: "Это же - горы!". И правда - горы. Гряда небоскребов громоздится вдоль горизонта в восхитительном беспорядке: пьянящий произвол провидения исключает трезвую градостроительную логику. Лишенный ее рельеф тут не подражает природе, а является ею. Здешняя архитектура растет, как бамбук в джунглях. Не только так же быстро, но и так же не параллельно. Ни одно здание не учитывает соседа. Дома то кучкуются, где попало, то наползают друг на друга, то жмутся к земле, то пронзают небо. Единственный закон, которому подчиняется дикая градостроительная поросль, продиктован страхом остаться в тени. Дональд Трамп, самый амбициозный из мириада строителей, мечтающих расписаться на Манхэттене, уже два десятка лет пытается водрузить 200-этажный дом и вернуть городу давно украденную у него славу столицы небоскребов. Осуществлению проекта мешает его тень, угрожающая покрыть собой лучшую часть острова. Раньше Нью-Йорк так не церемонился, из-за чего и вырос бесстыдно тесным. Этот город можно осмотреть либо сверху, либо со стороны. Оставив вершины посторонним, своих он поселил в ущелья высотных зданий. Однако и это преступление простилось небоскребу, который на всех языках носит поэтическое имя. По-украински его, например, называют "хмарочесом" - "тот, кто чешет тучи". Несмотря на лирику, небоскреб появился на свет от вполне прозаического брака железобетонной конструкции с лифтом. Первая дала ему прочность. Что касается лифта, то именно этот незаметный труженик сделал возможным жизнь в высотных зданиях. Интересно, что лифт обратил на себя особое внимание Маяковского, когда тот был в Америке. Влюбленным глазом футуриста, он тщательно присматривался к американской технике. Всем памятен его великий пеан Бруклинскому мосту. Зато небоскребы его, скорее, разочаровали. Диктор:
Ну, американец... Тоже... Чем гордится. Втер очки Нью-Йорком. Видели его. Сотня этажишек В небо городится. Этажи и крыши - Только и всего. Александр Генис: Зато о лифтах Маяковский пишет хоть и прозой, но с какой-то истерической настойчивостью: Диктор: "Рабочую массу (...) раскидывают по всем этажам небоскребов Даунтауна (...) десятки лифтов местного сообщения с остановкой в каждом этаже и десятки курьерских - без остановок до 17-го, до 20-го, до 30-го. Своеобразные часы указывают вам этаж, на котором сейчас лифт - лампы, отмечающие красным и белым спуск и подъем. И если у вас два дела - одно в седьмом, другое - в 24-м этаже, вы берете местный (локал) до седьмого, и дальше, чтобы не терять целых шести минут - пересядете в экспресс. Александр Генис: Сквозь это суховатое, в конструктивистском, лефовском духе, описание, просвечивает свойственное всем футуристам упоение воздушным транспортом. Не будем забывать, что именно лифты, опередив аэропланы, первыми вознесли нес к небу, дав человеку вкусить опыт внеземной - воздушной - жизни, они подарили нам новое измерение - вертикаль. В Старом Свете движение вверх - всегда путь в сакральное пространство, поэтому небоскребы - от Вавилонской башни до Эйфелевой - символы, лишенные прагматического назначения. Новый Свет пустил вертикаль в дело: он заселил небо, но распорядился им не лучшим образом. Об этом - тоже разочарованно писал Эйзенштейн: Диктор: "Трюк небоскреба в том, что этажей в нем много, но сами по себе они низенькие. И сразу же высоченный небоскреб начинает казаться состоящим из провинциальных домишек, поставленных друг на друга". Александр Генис: Такая перевернутая на попа одноэтажная Америка изрядно извратила человеческую природу, заменив естественный способ передвижения - по земле, неестественным - по воздуху. Из-за этого жители становятся заложниками небоскреба. Он ревниво изолирует их от улицы: прямо из подземки сажает в лифт и переносит в поднебесное гнездо квартиры, оборачивающейся ловушкой. Деться из нее некуда: рожденный ползать летать не может. Конечно, небоскреб позаботится о комфорте, снабдит всем необходимым, но ведь нужно еще и лишнее - свобода, в том числе - передвижения. Поэтому самые дорогие дома в Америке - все-таки роскошные одноэтажные ранчо. Мировой торговый центр, обнаружив присущий своей породе недостаток, выучился новым трюкам. С одной стороны, он что есть мочи тянется ввысь - даже становится на цыпочки, цепляясь сваями за почву. С другой, в поисках компромисса между свободой и необходимостью, башни Торгового центра впустили в себя горизонталь. Их вестибюли разрослись до целых площадей - с базарами, магазинами, фонтанами, открытыми кафе, зимними садами, бульварными скамейками, фонарями и гадалками. Таким образом, юбиляр открыл следующую страницу в архитектурной истории небоскребов. Следуя его примеру, новые высотки истово искупают первородный грех функциональности. Как дупло - зуб, разъедает пустота самые модные - полые - небоскребы. Дыра вестибюля в 20, 30, 50 этажей украшает здание столбом отрицательного пространства. Бесценный антидом, встроенный в многометровую оправу небоскреба - триумф мотовства над расчетом: тут буквально выбрасывают деньги на ветер, раздуваемый мощными кондиционерами. Снаружи новый небоскреб тоже норовит избавиться от гнета грубой материальности: для этого он натягивает стеклянную кожу. Все утописты - от Кампанеллы до Незнайки - мечтали о городе солнца, вот небоскребу и пришлось надеть на себя зеркальные солнечные очки - многоэтажные, будто прогибающиеся под тяжестью света стеклянные простыни. Такие небоскребы отражают небо, чуть ли не растворяясь в нем. Замаскированные под облака дома разрывают все свои связи - друг с другом, с улицей, а главное - с городом. Гордость Старого Света - архитектурные ансамбли. В стройности и дисциплине - прелесть величавой окружности Дворцовой площади в Петербурге или аккуратного прямоугольника Сан-Марко в Венеции, названного Наполеоном лучшей гостиной Европы. Кстати сказать, ядро Мирового торгового центра с площадью и готическими аркадами смоделировано как раз по площади св. Марка в Венеции. Однако если идеалом утопистов был город, целиком сросшийся в единое здание, то Мировой торговый центр - это, как рассказывала нам Марина, здание вместо города. Маниакальный индивидуалист, он стоит сам по себе, свысока не замечая никого, кроме своего зеркального двойника - башню-близнеца. Конечно, главная особенность Мирового торгового центра - его двойничество. Архитектурная изюминка нью-йоркского торгового центра в том, что его составляют сразу два небоскреба. Они настолько неотличимы, что нельзя было даже решить, на крышу какого из них установить телевизионную антенну. Чтобы выйти из этого "буриданового" затруднения, пришлось одну башню чуть-чуть надстроить. Феномен башен-близнецов стал отправной точкой для анализа современной ситуации в трактате одного из самых влиятельных сейчас - особенно в России - философа Жана Бодрийяра. Новому времени, говорит он, присущ пафос повторения. Сама по себе способность к механическому копированию стала объектом рефлексии нашей культуры. Поэтому чуткий ко всякого рода "Американе", Бодрийяр видит глубокий провиденциальный смысл в том, что Торговый центр венчают сразу ДВЕ башни. Диктор: Великие здания Манхэттена всегда сражались за место под солнцем. В результате архитектурная панорама города сложилась в знакомый образ капиталистической системы: пирамидальные джунгли, где здания атакуют друг друга в непрекращающейся войне конкурентов. Именно этот знаменитый имидж проецировал Нью-Йорк на всех приезжих - особенно тех, кто приплывал сюда морем. Александр Генис: Однако в последние десятилетия 20 века картина радикально изменилась. Диктор: Сегодня Нью-Йорк стал совсем другим. Теперь его абрис напоминает не пирамиды, а перфорацию компьютерной ленты. Перестав подозревать соперников, высотные здания опираются друг на друга, как колонки в статистическом графике. Новая архитектура воплотила в себя систему, заменившую борьбу взаимосвязью. Два безупречных параллелепипеда Торгового центра, каждый в четверть мили высотой, служат знаком окончания эры конкуренции. Александр Генис: Всякая борьба выделяет лучшего - одного из многих. Но как быть с неотличимыми - однояйцовыми близнецами? Никак, говорит Бодрийяр. То, что башен две, а не одна, сигнализирует смерть оригинала. Вот также Энди Уорхолл, размножая в бесконечных сериях лицо Мэрилин Монро, лишил и портрет, и модель статуса оригинальности. Но там, где одно не отличается от другого, исчезает идея репрезентативности: образ отражает не реальность, а самого себя. Вся современная культура насыщена таким самоповторяющимся искусством, потерявшим выход из зеркального лабиринта симулякр. Симулякры, эти копии без оригиналов, как компьютерный вирус, заполняют собой пространство культуры бесконтрольно размножающимися образами. Видимым знаком этой культуры, его красноречивым монументом и служат дублирующие друг друга башни Торгового центра. Диктор: Хотя эти небоскребы выше всех, они, тем не менее, знаменуют конец "вертикальности". Им больше незачем сражаться. Эти башни игнорируют остальные здания. Принадлежа к иной расе, они не сравнивают себя с ними, а смотрятся друг на друга, упиваясь собственным отражением. Александр Генис: В этом самодостаточном повторении торжествует риторика серийности: два отличается от одного тем, что открывает путь в бесконечность повторения. Привыкнув к индустриальному производству, мы не отдаем себе отчета в мистериальном характере механического размножения, или, говоря по-нынешнему, клонирования одинаковых вещей. Чтобы оценить историческую новизну такого феномена, надо отойти за пределы истории. Тот же Бодрийяр замечает, что больше всех вещей, увиденных у белых путешественников, африканцев поразили два экземпляра одной книги - члены племени никогда не видели совершенно одинаковых вещей. Это и в самом деле поразительно. Поэтому каждый раз, когда я показываю Нью-Йорк знакомым писателям, то начинаю экскурсию со смотровой площадки 110 этажа одной из башен Мирового торгового центра. Есть в нем нечто такое, что не может не греть душу литератора: один небоскреб - небоскреб, два - гимн тиражу. |
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|