Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Поэт Катя КаповичВедущий Иван ТолстойИван Толстой: Гость Праги - поэт, преподаватель и журналист из Бостона Катя Капович. Катя Капович: Выход
Чтоб по всей Новой Англии лето настало, Иван Толстой: Катя, вы начали стихи писать до эмиграции еще? Катя Капович: Да. Я начала в 7 лет для школьного театра. Первое стихотворение, длинная поэма «Побег» была запрещена учительницей. Она сказала, что это не советская тема. Тогда не было произнесено еще антисоветская. «Побег» - это было мое первое нарративное стихотворение о том, как девочка бежит помогать индейцам в Америку. Что-то такое пророческое, в общем. Иван Толстой: Монтигомо Ястребиный Коготь. Катя Капович: Да, что-то вроде. Я сочувствовала могиканам в ту пору. Болела за могикан. Иван Толстой: То есть вас заставляли уйти в подполье уже со времен пионерского галстука? Катя Капович: Еще не было. С октябрятским значком на груди. Иван Толстой: В каком городе это происходило? Катя Капович: В Кишиневе. Я родилась в Кишиневе, жила до 17 лет, потом уехала учиться на Урал. Потом вернулась, потому что не выдержала тягот сибирской жизни и зимы, и всего прочего. Мне было полегче. У меня папа находился под заключением в ту пору. Диссидентствовал уже более 10 лет, было следствие, долго, и его как раз в 79-м арестовали. Так что в Кишиневе, где я жила, не было никаких шансов ни поступить, ни вообще что-то делать. Потому было легче. История замялась, забылась. Он сидел, но, в общем, при этом можно было переводиться в университет. Это было достоинство той жизни. Иван Толстой: И вы перевелись куда? Катя Капович: Я перевелась и училась в Кишиневском Пединституте на филфаке. А поступала я на иняз и два года училась на инязе на Урале. Иван Толстой: Как вы попали за границу? Катя Капович: За границу я уехала в 90-м году обычным путем с 3-й волной эмиграции. Прожила там 2 года. Иван Толстой: Там, это где? Катя Капович: В Израиле, в Иерусалиме. Работала в журнале в Тель-Авиве, каждый день ездила на работу и в какой-то момент я подумала, что надо попробовать. Я всегда хотела учиться в аспирантуре. Иврита я не знала, только на разговорном уровне владела. Мне просто друзья посоветовали, что может подать документы и уехать куда-нибудь в штаты, что собственно я и сделала. И вот так уехала. И я одновременно работала тогда корреспондентом для израильского еженедельника «Вести». Писала какие-то репортажи. Потом я поступила в аспирантуру и уже сама могла себя содержать. Иван Толтстой: В аспирантуру уже в Америке? Катя Капович: Да. Я сначала училась в Гарварде у профессора Билла Тодда, а потом я получила полную стипендию. Это тоже славистика все. Я получила полную стипендию и предложение преподавать в Бостон Колледж. Это такой университет католический. Тоже находится в Бостоне. Что я и сделала. Я стала задумываться над тем, чтобы писать по-английски. У меня были какие-то робкие попытки. Я ничего с этим не делала, просто в стол писала и давала читать Филиппу Николаеву, своему доброму другу в ту пору, а ныне мужу, а он англоязычный писатель. Он что то хвалил, что то... В конце концов, послали в журналы, и был какой-то странный результат для меня, потому что несколько журналов сразу приняли публикацию. Это в основном были стихи, но такого своеобразного толку. Я начала писать нарративные стихотворения, длинные довольно. Повествовательные с сюжетом, часто о русской жизни, часто о каких-то вещах, которых я не могла бы сказать по-русски, потому что слишком близко это к телу и слишком сентиментально звучит, может быть, для меня собственный голос в русском языке. Иван Толстой: Ваш поэтический путь как-то все время увязывается, по крайней мере, в вашем рассказе, с академической карьерой, с обучением. То есть чувствование литературы у вас не случайно связано со знанием о ней? Катя Капович: Да. Мне кажется, что писательство, как и ученая дисциплина любая, - это дисциплина, нечто, во что следует приходить с огромным багажом знаний. И мне хочется писать умную литературу. Наверное, это просто темперамент или склад характера. Мне хочется сказать всегда что-то такое, о чем я, скажем, не могла бы подумать в нормальном, бытовом состоянии. Обе эти вещи - и академия, и поэзия, литература - они заставляют подняться над обычным содержательным элементом жизни.
И поднимется ветер, Иван Толстой: Вы несколько раз употребили слово «нарративный», то есть повествовательный. Перед нами лежит ваша книжка «Суфлер. Роман в стихах». То есть, опять-таки нарративное произведение, повествовательное. Вообще, это редчайший жанр в последнее время - роман в стихах. Такое желание высказать какую-то историю у вас есть, что вы пишете целую книгу, 150 страниц. Катя Капович: Да. Они набраны немножко мелковатым шрифтом, так что по сути.. Иван Толстой: Расскажите, как вам в голову, в душу пришел такой жанр, что было стимулом написать роман в стихах, Александр Сергеевич? Катя Капович: Конечно, Александр Сергеевич. Не то, что чьи-то лавры не дают покоя, а просто у меня предрасположенность, наверное. Какой-то неубитый прозаик. Я когда-то писала рассказы, даже повесть написала в детстве. Мне всегда кажется, что лирики написано много. Написать хорошую лирику трудно, но одновременно вроде бы я расписалась до такой степени, что взять и написать стихотворение - это практически для меня не подвиг и не событие уже. Это какая-то была сверхзадача, которую я поставила, не очень надеясь выполнить. Помогли две вещи очень сильно. Очень помог компьютер, который дает возможность работать с очень большими корпусами материала сразу, еще сырого. Я думаю, что будь у Пушкина компьютер, то был бы не один роман, а может быть и три. А вторая вещь - это друзья. Я показывала какие-то болванки, заготовки нескольким людям. Конечно, были этапы, когда я думала, что надо завязать, бросить и нормально писать какие-то стихи, тем более времени уходило очень много. Я послала большой кусок Юзу Алешковскому в свое время, он потом и написал предисловие к роману. Мы с ним были не знакомы, просто он как-то тепло обо мне отозвался на одном из выступлений, и я решила: чем черт не шутит, пошлю ему кусок этого произведения, пусть он его обругает со свойственной ему прямотой. Наоборот, он был очень ко мне добр, позвонил, сказал, чтобы я немедленно заканчивала и не морочила ему голову. Иван Толстой: Не часто встречаешь поэта, который называет отрывки, фрагменты своего произведения не образами или картинами, а болванками и заготовками. Тогда позвольте тоже антипоэтический вопрос вам задать. Вы не могли бы извлечь из этого большого произведения в стихах какой-то смысл, какое-то содержание, какую-то суть, которую вы бы рассказали? О чем роман? Катя Капович: Вот это просто. Как мы уже знаем, знакомясь с трудами формалистов, мы знаем, что есть фабула, а есть сюжет. Вот сюжет мне пересказать будет трудно, потому что сюжет согласно науке идет всегда поперек шерсти, против фабулы. А фабула здесь классическая. Тут треугольник любовный. Двое молодых людей и девушка Ольга. Есть еще девушка Лиза. Они учатся вместе. Действие начинается в 70-х годах. Там всякие есть смешные шарады внутри этого романа. Там, например, вмонтирована моя литературоведческая работа по «Пиковой Даме», которая в свое время получила смешной отклик от Виктора Терраса. Такой есть известный американский славист. Он сказал, что это произведение безумное и гениальное одновременно. Я в нем доказываю, что Пиковая Дама - это не старуха, а собственно Лиза. Там есть дискурс, там есть доказательства, я его умудрилась каким то образом втиснуть. А действие всего романа начинается в 70-е, самый расцвет его в 80-е, когда они вырастают, когда один из них попадает на афганскую войну и исчезает, пропадает без вести. Пропавшего без вести зовут Сергей и второй персонаж - это Андрей и Ольга. Это даже не треугольник, а в моем романе это такие песочные часы, где странствует такая дантовская модель вселенной. Это чем-то, конечно, похоже на Россию и Америку. Этот переворот. Потому что они сначала живут в Москве, потом Ольга с Андреем уезжают в Америку, что немножко автобиографично, но это не я. Потом часы еще раз переворачиваются, они возвращаются в Россию. Собственно, там два раза Москва и один раз Кембридж. Иван Толстой: Можно вас попросить прочитать из романа в стихах «Суфлер» какое-нибудь наиболее характерное место? Катя Капович: Собственно, коротенькое стихотворение, вступление к этому роману. Это, собственно, инструкция к использованию песочных часов, которые вмонтированы вот в этот роман, как мне кажется.
И ты увидишь даль свободную,
День этот, выпавший из времени
Смотри, чтоб в той воронке синее Иван Толстой: Катя, а кто для вас самая значимая литературная фигура в русской поэзии, в русской словесности? Катя Капович: Из современных писателей, из живущих мне очень нравится Сережа Гандлевский и переставший писать, но для меня все еще живой писатель Алексей Цветков. Из умерших Бродский и такой поэт менее известный Евгений Хорват. В английской поэзии я очень люблю Дилана Томаса, из современных поэтов - Билли Коллинз, Дерек Уоллкот. Иван Толстой: Когда у вас идут стихи или вы по-английски или по-русски пишете, вы человек внутренней полемики, диалога? Катя Капович: Пожалуй, нет, мне кажется, что я более монологичного склада и человек и поэт. Иван Толстой: Вы подхватываете чужую мысль, чужой образ, брошенное какое-то слово? Катя Капович: Да, но не образ и слово, а скорее фразу. Я люблю слушать речь и страдаю от этого в Америке, от отсутствия. Письмо немножко оборачивается разговором с собой, потому что вот стоя на остановке не услышишь чего-то такого золотого, золотой монеты брошенной, просто не услышишь звона. Иван Толстой: Вы музыку из фразы подхватываете или острое словцо? Катя Капович: Скорее нет, скорее эту вот тягомотинку фразы. Скорее ее конструкцию. Музыку я могу написать сама, как мне кажется.
Если сядем за столик вдвоем
Для архива печали, |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
