Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Поверх барьеровСудьба Михаила НарицыАвтор Татьяна ВольтскаяВедущий Иван Толстой Диктор: Михаил Нарица арестован в Эстонии, где он проживал после освобождения его из заключения. Арестован без всяких к тому видимых оснований. Мы еще не знаем, что будет ему предъявлено во время следствия и на суде. Но уже сейчас ясно, что он будет судиться, вопреки, опять-таки, как и Сергей Ковалев, вопреки законам и здравому смыслу. Татьяна Вольтская: Это фрагмент записи передачи Радиостанции Свобода в защиту писателя Михаила Нарицы, арестованного в четвертый раз в 1974-м году. Сквозь рев глушилок доносится голос, обещающий, что писатель и правозащитник, не столь известный, как Солженицын, Сахаров, Буковский, не будет забыт и оставлен без помощи. Да, помощь была. Радиопередачи - только часть кампании, организованной на Западе в его защиту. А вот с памятью дело обстоит хуже. Имя Михаила Нарицы сегодня как бы растворилось в тени его знаменитых соратников. Между тем, он - первый из ленинградских писателей, опубликовавших свое произведение за рубежом. Он же - первый ленинградец, ставший легально добиваться выезда за рубеж еще в 60-м году. Говорит историк, правозащитник, бывший узник совести, Вячеслав Долинин. Вячеслав Долинин: Нарица, впервые арестованный в 1935 году, успел посидеть и при Сталине, и при Хрущеве, и при Брежневе. Советская власть пыталась сломать этого человека, пыталась она сломать каждого, но ей не удалось это сделать. Человек внутренне свободный сохраняет внутреннюю свободу и в заключении. Не все из тех, кто в заключении побывал, внутреннюю свободу сохранили. Татьяна Вольтская: Михаил Нарица родился в 1909 году в деревне Псковской губернии. Сельская школа, детский дом, художественный техникум в Ленинграде. В техникуме Нарица подает заявление с просьбой исключить его из комсомола. В 1935 году поступает в ленинградскую Академию Художеств. В том же году арестован и приговорен к 5-ти годам лагерей по 58-й статье. За два года до ареста он успел жениться. Его семья в 1937 выслана в Архангельскую область. Нарица отбывал срок в Ухтпечлаге. Потом был направлен в рабочий батальон, но, по состоянию здоровья был освобожден и поселился с семьей в Архангельской области в колхозе. В 1941-м - призыв в армию, но из-за язвы желудка получил белый билет. В 1949-м - новый арест, год тюрьмы, ссылка на вечное поселение в Караганду. В 1957-м - реабилитация. Нарица возвращается в Ленинград и, в возрасте 48 лет, восстанавливается в Академии Художеств, к тому времени - Институте Живописи и Скульптуры имени Репина. Понятно, сколько мытарств пережила за это время его семья. Говорит сын писателя Федор Михайлович Нарица. Он недавно приезжал из Латвии в Петербург по приглашению "Мемориала", чтобы отметить годовщину смерти отца. Федор Нарица: В моей памяти остались единичные фрагменты довоенных воспоминаний. Война. Семья была поглощена вопросами выживания. Мы жили в тот период в Кировской области. Мать работала бухгалтером в сплавной конторе. Потом мы приехали в Архангельск. Там она работала преподавателем рисования и черчения в пединституте. Я продолжал учиться в школе. У меня не осталось никаких воспоминаний об идеологических беседах, о воспитании. Так что я жил, как все жили. Потом, после того, как Архангельск был объявлен режимным городом, отец, первое время, свою судимость не афишировал. Но там все раскопали - секретов для этих органов нет. И он был оттуда выслан. Все мы уехали и приехали в Волховстрой, это за 101-м километром, где можно было селиться. Там я поступил в железнодорожный техникум. Татьяна Вольтская: К слову, как Федор Михайлович получал образование - это отдельная история. Теоретически, сын за отца не отвечает. Практически: Из за советской практики семья жила в ссылке раздельно. Отец не хотел ставить сына под удар. И все равно, к вузу пришлось подбираться окольными путями. Когда Нарица-младший поступил, наконец, в медицинский институт, сдав все экзамены на пять, он не обнаружил себя в списке принятых. Решил, что это ошибка. Ректор сказал ему: "Да, да, экзамены вы сдали, но мы при приеме смотрим не только на оценки, а глубже". Сын репрессированного писателя был принят лишь вольнослушателем и, только сдав на отлично первую сессию, был зачислен на очное отделение. Федор Нарица: Отец переехал в Лугу. Я остался в техникуме. Там он работал лепщиком в восстановлении при строительстве вокзала. Та лепка, которая на лужском вокзале была сделана где-то в 48-м - 49-м годах, это его. Отец работал модельщиком по этой лепке. Потом был арестован и год был под следствием в Большом Доме на Литейном. Татьяна Вольтская: Повесть "Неспетая песня", во многом автобиографическую, Михаил Нарица начал писать в вечной ссылке в Казахстане. Она - о юноше с чуткой душой и талантом художника, рвущимся из деревенской глуши в город, к образованию. О нормальном советском человеке, верящем пропаганде, бегущем от идиотизма деревенской жизни, любящим свою жену и ребенка. Но он настолько честен, что не может избавиться от черных сомнений, видя, как его родных раскулачивают ни за что. Не может не испытывать ярости, когда его литературные опыты нигде не печатают, приговаривая, однако, что он талантлив. Диктор: "Его поучали: "Одному теперь трудно разбираться в сложных событиях нашего времени. А вы возьмите материалы 16-го съезда партии. Тогда вы поймете, какие проблемы сейчас заслуживают внимания литератора. И тему найдете". "Значит, я должен вдохновляться резолюциями и газетными передовицами, а не своей собственной болью и радостью? Пусть они идут этим путем. Их и без меня много. Это они портят всю жизнь страны, это от него все идет, от нашего самозванного вождя с соратничками. Я должен все силы свои тратить не на то, чтобы видеть и выражать правду, а на то, чтобы угадывать, какое им нужно вранье от меня! А разве не они должны изо всех сил стараться понять, чего хочет от них народ? И разве не я должен им помочь в этом?". Татьяна Вольтская: Искания, метания, вдохновенная работа, которая, как выясняется, никому не нужна. И на редкость правдивая картина счастливого советского быта. Внезапный ночной арест. Злоключения семьи в ссылке. Наконец - бесславная смерть в лагере. Смерть человека, так и не сумевшего воплотить свой дар. Неспетая песня. Мы не найдем в этой повести особых литературных красот, найдем только правду, сказанную тогда, когда говорить ее не решался почти никто. Федор Нарица: Я считал, что она написана правдиво. Я ничего не мог возразить. Не находил никаких поводов для того, чтобы внутренне не согласиться с этим. Татьяна Вольтская: Федор Михайлович помнит о том, как его отец ездил к Солженицыну. Федор Нарица: Это произошло после освобождения из спецпсихобольницы в середине 60-х годов. Он ездил к Александру Исаевичу в Рязань. Он оставил у него рукопись книги по искусству. Он поехал к Солженицыну, как мне представляется, по двум причинам. Во-первых, попытаться сохранить свою рукопись по перспективе, над которой он работал в течение многих, даже лагерных, лет. И, второе, - познакомиться, поговорить с человеком, который жил в аналогичных условиях и создавал те произведения, которые ценил мой отец. Татьяна Вольтская: Михаил Нарица понимал, что его повесть не может быть опубликована в Советском Союзе. С помощью сына, к тому времени уже взрослого, ему удалось передать несколько экземпляров рукописи за рубеж. Делалось это через иностранных туристов в Русском музее или Эрмитаже. Михаил Нарица: Мне, в общем, везло. Нужно было уверенно держаться в музее, быть заинтересованным именно музейными экспонатами. Одновременно, высматривать людей, которым можно было бы передать эту рукопись. И это мне удалось. Совершенно незнакомым людям. Предварительная договоренность, несколько фраз на немецком. На конверте была очень хорошая надпись на трех языках. Татьяна Вольтская: В августе 60-го, во время передачи очередного экземпляра французской туристке, Михаила Нарицу арестовали. Но на этот раз отпустили. Догадливая француженка не подтвердила, что рукопись передал ей именно он. Историк Вячеслав Долинин говорит, что у этого мимолетного ареста есть одна пикантная деталь. Вячеслав Долинин: В Эрмитаже Михаила Александровича задержали дружинники, которыми командовал человек, вошедший в историю русской литературы - Яков Михайлович Лернер. Тот самый Яков Михайлович, который 4 года спустя организовал процесс над Иосифом Бродским. Это один из нескольких подвигов Якова Михайловича. Еще в 56-м, когда появилась в Технологическом институте почти самиздатская стенгазета "Культура", где печатались Бобышев, Рейн, Найман, тогда же, в газете "Технолог" появилась гневная статья против молодых поэтов за подписью: "Я. Лернер - член КПСС". То есть, еще в 56-м году, в литературе засветился Лернер. Второй раз он засветился в 60-м, а в третий раз, в 64-м. Вот такая яркая личность. Татьяна Вольтская: Это было в августе. А в сентябре Нарица послал рукопись Хрущеву. Вместе с письмом, до боли напоминающим героическую риторику рыцаря из Ламанчи. Диктор: "У нас художникам не разрешается самостоятельно мыслить, им разрешается только пользоваться готовыми формулами казенного мышления. Поэтому художники бессильны что-нибудь сделать, кроме поверхностных и посредственных иллюстраций к истории партии. И, если вы серьезно претендуете на роль носителей ума, чести и совести, то примите мой вызов на честную, открытую борьбу в одних вопросах, и честное сотрудничество в других". Татьяна Вольтская: Ответа не последовало. В 60-м году "Неспетая песня" вышла в журнале "Грани" под псевдонимом М.Нарымов. Принес ее в редакцию журнала австрийский ученый Менарт, незадолго до того побывавший в СССР. Повесть, правдиво повествующая о жизни обыкновенного советского человека, стала сенсацией. В конце 60-го Нарица первым в Ленинграде стал добиваться выезда из Советского Союза. Федор Нарица: Когда было подано заявление на выезд за границу, я и жена присоединились к этому заявлению, и нас вызвали в ОВИР на Невском. Мы все ушли, оставив комнату, в которой мы все жили, закрытой. Отец всегда предполагал, что его жизнью интересуются. Комната, помимо замка, закрывалась еще и хитрым засовчиком. А на замочную скважину, со стороны комнаты, наклеивалась бумажка контрольная. Когда мы пришли, эта бумажка была прорвана, но дверь открыть не удалось. Там был засовчик, и нужно было таким крючком длинным, который назывался "кочергой", поймать нужную нитку. Татьяна Вольтская: Удивительно, что Нарица все-таки попытался опубликовать свою повесть на родине. Вячеслав Долинин в статье, посвященной 90-летию со дня рождения писателя, рассказал, как он принес рукопись в издательство "Советский писатель". Свою рецензию главный редактор Илья Авраменко прочел автору вслух. Диктор: "Омерзительное чувство испытываешь, читая это субъективистское произведение человека, видимо, талантливого, но навсегда травмированного до маниакальной озлобленности. Автору нельзя отказать в некоторой наблюдательности. "Неспетую песню" как антихудожественное сочинение обнаглевшего и захлебнувшегося в своем злопыхательстве обывателя печатать невозможно". Татьяна Вольтская: Нарицу арестовали 13 октября 1961 года по доносу преподавательницы исторического материализма из института имени Репина Пименовой. Она писала, что из разговора с Нарицей узнала о переправке рукописи за рубеж и решила сообщить об этом в КГБ, при учете возможности использования романа Нарицы во враждебных, против Советского Союза, целях. Писатель был обвинен по 70-й статье и подвергнут психиатрической экспертизе. Медицинское заключение гласило: Диктор: "Имеет собственную систему взглядов на государственное устройство с позиций свободных идей. Советскую действительность оценивает болезненно неправильно, исходя из неправомерных обобщений отдельных недостатков. Страдает психическим заболеванием в форме параноического развития личности, и не может отдавать отчета в своих действиях и руководить ими". Татьяна Вольтская: Нарица очутился в ленинградской спецпсихбольнице на Арсенальной улице. Собственно, это была тюрьма, славную историю которой хорошо знает Вячеслав Долинин. Вячеслав Долинин: Место это, Арсенальная 9, достаточно интересное, и в историю русской литературы оно вошло. В 1938 году со Шпалерной 25 туда был направлен Николай Заболоцкий. Заболоцкому не давали спать в течение длительного времени, и у него начались зрительные галлюцинации. В 41-м году на Арсенальную 9 попал Даниил Хармс. В послевоенные годы там сидели Юрий Айхенвальд, Есенин-Вольпин, в 61-м году там оказался Михаил Нарица. В те же годы там был Владимир Буковский, генерал Петр Григорьевич Григоренко. Несколько позже там оказался Борис Дмитриевич Евдокимов, еще позже - один из основателей первого свободного профсоюза в нашей стране Владимир Борисов и многие другие интересные люди. Татьяна Вольтская: Нарица освободился в 64-м после снятия Хрущева. Освобождению предшествовала компания в защиту писателя, организованная на Западе - письма протеста, пресс-конференции и другие акции, пошедшие на спад после того, как был опубликован "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. Нарица с семьей переехал в Латвию, продолжая и там писать и бороться за выезд из страны. В 75-м - новый, четвертый арест, и новая психиатрическая экспертиза. Методы ее теперь достаточно известны. Родные писателя помнят, что в рижской психиатрической больнице санитар, фельдшер и милиционер избили писателя так, что он не мог передвигаться. Снова на Западе в защиту писателя развернулась компания. Диктор: Может быть, власти наши рассчитывают на то, что у Михаила Нарицы найдется сравнительно мало защитников за рубежом. Тем более, в условиях, когда вокруг таких имен, как академик Сахаров или Александр Солженицын, сосредоточено внимание всего мирового общественного мнения, о Михаиле Нарице могут и забыть, и его можно будет мучить безнаказанно. Должен прямо сказать, что это, на мой взгляд, очень тщетный расчет. Все знают Нарицу и как писателя, и как человека, который посвятил свою жизнь общественной борьбе и борьбе за права человека. Мы не оставим без внимания: Татьяна Вольтская: Слушание "Свободы", точнее, его техническое обеспечение лежало на Федоре Нарице. Федор Нарица: Я обеспечивал техническую часть. У меня был собран приемник. В магазинах продавались приемники начиная с 25-ти метров. Нужно было увеличить количество диапазонов. Приемник принимает полосу частот станции и нужно было сделать эту полосу поуже, чтобы обеспечить разборчивость речи. Это давало возможность слышать не сплошной рев и шум, а голоса. И, кроме того, эти коротковолновые диапазоны по вечерам обладают таким свойством, что атмосферные явления приводят к тому, что проводимость может исчезать. Так что могут глушилки не доходить, а передача хорошо звучит. Татьяна Вольтская: Михаил Нарица дождался падения режима. Он умер в Резекне в 1993-м. Только что организован фонд его имени. В деревне Деймане летом появилась мемориальная доска. На фотографию его могилы на аккуратном латвийском кладбище без волнения смотреть невозможно. Рядом с памятником - небольшой гранитный сфинкс, копия петербургского. Как ему и положено, сфинкс молчит. Наверное, о том, как дорог был Нарице город, где он принял столько горя. А еще о том, что лучи славы падают удручающе неравномерно. Нарица сделал не меньше своих соратников, но не стал знаменитым. Но это не дает нам права на забвение и неблагодарность. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
