Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[Архив]
Поверх барьеровПередача для бедных. Филантропия электронной эпохиМарина Ефимова: Американец, даже в тот день, когда ему не приходит никаких писем, получает в почте толстую пачку конвертов. В половине этих конвертов реклама, а в половине просьбы о пожертвованиях - на детские больницы, на медицинские исследования, на вымирающих животных, на индейские резервации. Мы, за неимением средств на благотворительность, сразу все это выкидываем в мусор. Но не все. Я втайне от мужа посылаю по 5 долларов на ветеранов войны. А муж, в тайне от меня, на нужды общественного некоммерческого радио. 73 процента американцев делают то же самое. Один дает на исследования рака, другой на осиротевших детей. И так доллар здесь, доллар там, сотня здесь, тысяча там, американская система филантропии и благотворительности получает свои деньги. В конце 19 века это были миллионы долларов, в конце 20-го - миллиарды. Чтобы быть точными, в 1999 году это было 190 миллиардов долларов. А скоро, с приходом новой электронной эры, будут триллионы. Чтобы быть точными - 41 триллион долларов ожидается в системе американской благотворительности через полвека. Что вносит электронная эра в дело благотворительности? Об этом Юджин Миллер, заместитель директора вашингтонского Центра по изучению филантропии. Юджин Миллер: Во-первых, суммы денег в американской системе благотворительности за последние годы возросли необычайно. Это связано и с общим благополучием американской экономики, и, в еще большей степени, с феноменом возникновения беспрецедентно больших состояний в беспрецедентно короткое время. Это явление сравнимо только с возникшими в конце 19 столетия капиталами Карнеги, Рокфеллера и других тогдашних мультимиллионеров. Только сейчас мы имеем дело с мультимиллиардерами. Во-вторых, новые филантропы создали свои миллиарды, будучи очень молодыми людьми, и это заметно меняет природу сегодняшней филантропии. У людей, разбогатевших в юности, как правило, много идей о том, как распорядиться своими деньгами и много амбиций. Поэтому они предпочитают не давать деньги старым, некоммерческим благотворительным организациям, а создавать новые, свои собственные филантропические фонды. Сейчас их десятки тысяч. И уж тут сам даритель следит за использованием денег. Это одна новейшая идея. Вторая - идея эффективности филантропических фондов. Дарители осуществляют различные способы проверки, строгого контроля над работой организованных ими фондов, по модели бизнеса. Марина Ефимова: В статье, опубликованной в "Тайме", одна из новых филантропок пишет, что в 80-х годах модным знаком успеха был автомобиль БМВ, а сейчас - благотворительный фонд твоего имени. Чем же не устраивают новых богачей старые, так называемые, нон профит, некоммерческие организации? Этот вопрос я задала доктору Лестеру Саломену, директору Центра филантропии в Университете Джона Хопкинса. Лестер Саломен: Они немного заскорузли, забюрократились, часто не могут показать результаты своей деятельности. Они основываются на старом джентльменском принципе - надеюсь, вы мне доверяете? Но новые филантропы, прошедшие жесткую школу биржи, прямо заявляют: и не подумаю доверять, пока не докажете, что вы добились результата. Марина Ефимова: Сейчас популярный писатель Том Кленси судится с благотворительной организацией помощи детям, больным раком. В 1992 году он сам этот фонд создал и пожертвовал туда 4 миллиона долларов в память о своем маленьком друге Кайле Хэйдеке, который в 12 лет умер от саркомы. Кленси, следуя старому джентльменскому принципу доверия, долго не проверял свой фонд, а когда проверил, то оказалось, что за 4 года зарплата директора фонда выросла с 43-х тысяч в год до 120-ти, а остальные деньги ушли на зарплаты другим служащим, на командировки, на аренду помещений для 10-ти офисов, на мебель и на прочие загадочные вещи. Пока суд да дело, взбешенный Кленси передал оставшиеся 700 000 долларов онкологическому центру Университета Джона Хопкинса. Любопытные вещи о филантропических фондах рассказывает и Соломон Волков, известный литератор-эмигрант, опубликовавший в Америке несколько книг своих бесед с выдающимися деятелями культуры. Соломон Волков: Здесь они, в значительной степени, исполняют функции государственного финансирования культуры, которые в Америке, как известно, в значительной степени отсутствуют. И я знаю людей, которые десятилетиями живут и занимаются серьезными исследованиями в области культуры и переходят благополучно от одного фонда к другому. Вся их жизнь творческая построена в расчете на то, смогут ли они получить на свой какой-то очередной проект субсидию из фонда. И они уже навострились, они уже знают, как это дело делается и обзавелись уже соответственными связями. А в этот деле, как и в любом другом, связи решают очень многое. Нужные знакомства значительно облегчают получение денег под тот или иной проект. Причем, это уже такой самовоспроизводящийся механизм, поскольку, особенно в больших фондах, этот процесс в достаточно большой степени бюрократизирован. Там смотрят, главным образом, на твой послужной, в этом плане, список. На то, насколько ты был же успешен с другими фондами. То есть они смотрят один раз, второй, раз, третий, тебя уже где-то одобрили, твой проект приняли, субсидировали тебя, значит, и им можно без всяких размышлений тебя поддержать. И вот эти бюрократы, которые сидят в фондах, они друг друга как бы страхуют таким образом. Замечательно, что такое есть, что люди культуры могут куда-то обратиться. Это с одной стороны. С другой стороны, особенно в больших фондах, это все превратилось в такой механический, бюрократический процесс, при котором бумаги переходят с одного стола на другой, и выбирается просто наиболее политически безопасный проект. И трудно не бюрократизироваться, когда твой бюджет превышает бюджет министерства культуры какого-нибудь значительного государства. Я знаю, что бюджет Фонда Форда во много раз превосходит бюджет Министерства культуры России, на сегодняшний момент. Но, одновременно с такими суперфондами, как Фонд Форда или Рокфеллера, или Мак-Артура, существует множество маленьких фондов, в которых решения принимаются не огромным комитетом из 20 человек, а действительно тем человеком, который дает деньги. Мне было гораздо проще найти поддержку моей деятельности в такого рода небольших фондах. Марина Ефимова: Творческая интеллигенция, как может, обходит препоны, развивая, к сожалению, часто не столько талант, сколько нюх на гранты. Недаром Иосиф Бродский дал им всем прозвище "дети капитана Гранта". Что касается свежих решений, то их предлагают как раз филантропы. Эндрю Розаидж, главный менеджер успешной компьютерной фирмы "Диджитал Клаб Нетворк" обнаружил, что общественные школы в небогатой нижней части Манхеттена, не имеют компьютеров. Розаидж сходил в несколько школ, поговорил с директорами и понял, что если им дать просто деньги, то начнется басня "А воз и ныне там". Поэтому он заказал компьютеры на свои деньги, а потом бросил клич в интернете: нужны добровольцы инженеры и техники, чтобы установить и наладить компьютеры в школах. В первую же неделю откликнулось 150 человек. Так образовался филантропический фонд "Мышь", членами которого сейчас, два года спустя, стали полторы тысячи человек. Они уже подключили к интернету 38 нью-йоркских школ. О другом новшестве рассказывает Юджин Миллер. Юджин Миллер: Это, так называемая, э-филантропия. То есть, электронная филантропия, благотворительность по интернету. Вы, например, покупая что-либо по интернету, можете выбрать тот товар, на который будет небольшая наценка, идущая на благотворительные нужды, а можете купить и без наценки. Этот вид благотворительности замечателен тем, что он массовый. Марина Ефимова: Самый большой из новых филантропических фондов создали Бил Гейтс, компьютерный король, владелец Майкрософта, и его жена Мелинда. Почти половину всех средств фонд тратит на Африку и вообще на страны "третьего мира". Представитель фонда Джо Сереал объясняет почему. Джо Сереал: По данным статистики, 2-3 миллиона детей умирают в Африке в год только из-за недостатка лекарств, которые в Америке можно купить в любой аптеке. В США масса фармацевтических фирм и врачей стремятся вылечить человека и хорошо заработать на этом. В странах третьего мира на лечении болезни не заработаешь. Там, у большинства пациентов нет денег и нет страховки. Такая ситуация всегда беспокоила Билла и Мелинду Гейтс. Поэтому их фонд выделяет около 400 миллионов долларов в год на создание вакцин и лекарств от малярии, туберкулеза, СПИДа и других болезней. Марина Ефимова: В одной из заметок о вашем фонде, в журнале "Тайм" было написано, что его директор Патти Стоунсайфер не получает зарплаты и при этом ворочает сотнями миллионов долларов. Джо Сереал: Да, она не получает зарплаты. Она близкий друг Билла и Мелинды Гейтс. В свое время сделала блестящую карьеру в корпорации Майкрософт. В 40 лет решила уйти в отставку, потому что заработала уже достаточно денег. Как раз в это время, три года назад, Билл и Мелинда Гейтс создавали свой благотворительный фонд. Им был нужен энергичный человек, которому можно было бы доверить дело, связанное с такими огромными средствами. Фонд Гейтсов - самая богатая благотворительная организация в мире. На ее счету 22 миллиарда долларов. Один из них расходуется ежегодно. Гейтсы попросили Патси Стоунсайферд возглавить фонд, и она согласилась. Марина Ефимова: Мисс Стоунсайфер один из типичных случаев. Капитан американского бизнеса, перенесший свои методы в филантропию. Казалось бы, ей карты в руки. Однако вот от чего предостерегает новых энергичных филантропов профессор кафедры филантропии Индианского университета Лэсли Ланковски. Лэсли Ланковски: Опасность состоит в том, что работа в сфере благотворительности требует другого рода способностей и иных навыков, чем работа в бизнесе. В бизнесе его владелец работает с людьми, которых он знает, и которые ему подчиняются. В благотворительности - с людьми, о которых он имеет очень слабое представление. Первый пример - с благородным намерением Била Гейтса делать прививки в Африке от заболеваний. Он полагал, что дело только в их бедности и в недостатке вакцины. Но главная проблема оказалась в том, что в связи с особенностью местных традиций и религиозных убеждений люди там отказываются от прививок. И потом разносят болезни по всему миру. Оказалось, что сначала надо изменить отношение людей к прививкам, а потом завозить вакцину. На подобные дела много денег было потрачено впустую. Вот как раз старые и, казалось бы, неэффективные благотворительные организации часто занимаются внедрением той информации, и тех начатков образования, которые постепенно меняют стандарты человеческого поведения в этих странах. Вероятно, это можно делать эффективнее. Но как? В этом и предстоит разобраться филантропам нового поколения. Марина Ефимова: Когда говорят о благотворительности типа "не в коня корм", невозможно не вспомнить рассказ Геккельбери Финна о том, как его, счастливого бродягу, усыновила вдова Дуглас. Диктор: Вдова поплакала надо мной, обозвала бедной заблудшей овечкой и всякими другими словами, хотя ничего обидного у нее на уме не было. Она одела меня во все новое, так что я все время потел и целый день ходил, как связанный. К ужину нельзя было опаздывать, а когда сядешь за стол, то наоборот, нельзя сразу есть. Надо подождать, пока вдова побормочет над едой. И еда-то была, в общем, ничего, только плохо, что каждая вещь сварена сама по себе. То ли дело куча всяких огрызков и объедков. Бывало, перемешаешь их хорошенько, они пропитаются соком и проскакивают не в пример легче. Марина Ефимова: Но вернемся к разговору о новой заре филантропии. По исторической традиции, правительство США берет на себя меньше забот о малоимущих, чем, скажем, правительства в европейских странах, где есть бесплатная медицинская помощь и бесплатное высшее образование. В связи с этим, в Америке гораздо больше серьезных обязанностей ложится на плечи благотворительных организаций. Поэтому они должны быть эффективны, и их нельзя не проверять. Вы с этим согласны, доктор Миллер? Юджин Миллер: Во многих случаях, проверка эффективности чрезвычайно трудна. Сравнительно просто подсчитать, сколько роздано детям бесплатных завтраков или сколько человек прошли бесплатные медицинские тесты. Но как вы измерите социальные перемены? А между тем, многие некоммерческие организации как раз и занимаются такого рода улучшениями. Они дают средства на местные журналы, на провинциальные театры и камерные оркестры. На издание культурологических книг. Ну и как вы выясните их пользу в течение 2-3- лет? В этом есть некоторая сомнительность предпринимательского подхода к филантропии. Марина Ефимова: В связи со всем этим возникает вопрос: что руководит новыми филантропами? Каковы причины их щедрости? Доктор Саломен? Лэстер Саломен: Очень разные причины. Кое-кто из них относится к своему молниеносному обогащению, как к дару небес, и они хотят отдать Богу богово. У других совершенно иной подход. Они считают свое богатство вполне заслуженным, и они хотят всем показать, как они легко могут сделать то, что другим дается с таким трудом. Есть люди, которые постоянно ищут нового применения своим силам. А есть люди, которые всерьез озабочены социальными проблемами своей страны и всего мира. Кроме того, филантропия - хороший способ продемонстрировать свой успех. Но, может быть, самое важное - репутация в обществе. Ты можешь быть просто богатым человеком и наслаждаться богатством, а можешь стать уважаемым богатым человеком, лидером некоего общественного круга. Вот, что привлекает большинство успешных бизнесменов. И это - социальный феномен, породивший массовую филантропию. Марина Ефимова: Мистер Миллер? Юджин Миллер: Существуют и вполне практические интересы. Рокфеллер занялся своей знаменитой благотворительностью только после того, как его судили за нарушение антимонопольных законов. И то же самое произошло с Билом Гейтсом. Другие главы промышленных корпораций занимаются филантропией для улучшения их репутации среди покупателей. Сейчас стало чрезвычайно важно тратить деньги на дела, которые в данный момент пользуются поддержкой общественного мнения. Марина Ефимова: Мистер Миллер, мне кажется, что знаменитыми филантропами прошлого могло руководить и чувство вины. Карнеги, в течение своей карьеры, совершенно не считался с деловой этикой, которая даже и в те времена существовала, и которую соблюдали более совестливые бизнесмены. Кроме того, его рабочие жили просто в средневековых условиях. Так что, в конце концов, это все кончилось массовой забастовкой, и ее кровавым подавлением с помощью Пинкертонов. Что вы скажете о новых богачах? Юджин Миллер: Я думаю, это совершенно другой случай. Новые капиталы основываются исключительно на внедрении новейших технологий. А люди, работающие на этих предприятиях, зарабатывают больше, чем во всех других сферах промышленности. Многие из них сами стали миллионерами и филантропами. Так что чувства вины, полагаю, у них нет. Но есть, насколько я знаю, озабоченность растущим и бесспорно опасным разрывом в доходах богатейших и беднейших слов работающего населения Америки. Что касается ситуации в мире, то таким же тревожащем становится разрыв между теми странами и обществами, у которых есть выход к информации, и теми отстающими, у которых его нет. Многие филантропы надеются своими пожертвованиями заполнить эту пропасть. Марина Ефимова: Удастся ли им это с их миллиардами долларов? Вот что говорит об этом директор вашингтонского Центра филантропии доктор Саломен. Лэстер Саломен: Необходимо помнить, что все знаменитые филантропические фонды, включая фонды Форда, Карнеги и Рокфеллера, все они вместе дают лишь два процента бюджета некоммерческих организаций Америки. И как бы они ни преуспели, они не смогут радикально изменить ситуацию и решить социальные проблемы, за которые они взялись. Взнос корпораций составляет 1 процент, 7 процентов это дары частных лиц, 50 процентов денег поступает от членских взносов и 40 процентов от правительства. Недавно, в журнале "Тайм" приводилась любопытная статистика. Беднейший слой работающего населения США дает на благотворительность 5 процентов своего дохода, в среднем. А богатейший слой - 2 процента. Марина Ефимова: Получается, что мы, небогатые налогоплательщики, в общем и целом, даем на благотворительность больше богачей? Лэстер Саломен: Это правда. Марина Ефимова: Профессор Ланковски, ваша специальность - подготовка кадров для работы в благотворительных организациях по всему миру. Что вы можете сказать о России? Лэсли Ланковски: Я был в России в прошлом октябре. Там уже несомненно развивается благотворительность как спасительное движение. Ведь раньше в Советском Союзе так называемая работа на добровольных началах никогда не была добровольной. Ее инспирировали сверху. Поэтому у нее была дурная репутация. Многие русские люди до сих пор ничего не предпринимают и ждут, что правительство улучшит их жизнь. Но, все-таки, уже довольно большая часть населения не сидит сложа руки. Особенно молодые люди. Если они не могут пожертвовать деньги, они жертвуют время. Марина Ефимова: В Америке 70 процентов всей благотворительности идет на нужды церквей. В 1990-х годах из общей суммы частных благотворительных средств на культуру, скажем, было пожертвовано 10 миллиардов долларов, а на церковь - 59. А в России? Лэсли Ланковски: Не только церкви. Я был в Москве, Новгороде и в Петербурге и встречался с группами, которые организуют разного рода помощь безработным, одиноким старикам. И с другими группами, которые расчищают и украшают свои районы, разводят сады вокруг многоквартирных домов, и тому подобное. Молодежь на глазах возрождает революционные традиции благотворительности. Россия ведь известна своей долгой замечательной историей филантропии. Марина Ефимова: Я вижу, вы с большим оптимизмом относитесь к развитию благотворительности в России. Но ведь для этого нужны большие средства. В Америке 73 процента населения занимается благотворительностью, один Гейтс жертвует миллиард долларов в год. Лэсли Ланковски: Главное все же не деньги, а время. Знаете ли вы, что 60 процентов американцев работают где-то на добровольных началах? И кстати, большая часть американцев, дающих деньги на благотворительность, это те, кто до этого поработал волонтером. Они уже персонально вовлечены в это дело. Главное в благотворительности, мне кажется, даже не столько реальная помощь другим, сколько самоощущение американца. Он знает, что если что-то не так, он не будет ждать беспомощно решения своей судьбы. Он знает, как организовать любую нужную ему деятельность или помощь и участие. Он не пассивен. И это, с моей точки зрения, чрезвычайно важно для сохранения демократии. Потому что демократия вянет там, где человек чувствует, что он ничего не может сделать сам, и он безропотно тогда отдает власть правительству или какой-то всесильной группе автократов. Марина Ефимова: У американского поэта начала века Джеральда Ли есть такая замечательная строчка: "Америка - это мелодия, которую можно спеть только хором". Я думаю, что эта поэтическая строчка годится для всех стран. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
