Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[05-01-06]
Поверх барьеровМатериалы для биографии Петра Великого. Алиса в стране чудес и в Фонтанном доме. Фестиваль "Джазовая провинция" в Липецке. Энциклопедия новейшей истории отечественного кино. Вечера фортепианной музыки памяти Веры Лотар-Шевченко. Кама Гинкас и Мария Аронова в канун РождестваВедущая: Марина Тимашева Марина Тимашева: А не замахнуться ли нам в новом году на Петра нашего Великого? С этими словами рецензент исторической литературы Илья Смирнов извлёк из портфеля солидный том. Михаил Богословский. Пётр Великий, материалы для биографии. "Наука", 2005. Академик Богословский, как я понимаю, работал над жизнеописанием Петра лет 80 тому назад. Почему же это издание может считаться событием современной культуры? Илья Смирнов: Для начала, об авторе. Михаил Михайлович Богословский, ученик Василия Осиповича Ключевского, унаследовал его кафедру в университете. В 1921 году избран академиком Российской Академии Наук. Главным делом его жизни стала подробнейшая, день за днем, биография Петра Первого. Судьба это научной работы образует отдельный сюжет уже из истории 20-го века, в котором кое-что поворачивается неожиданной стороной. И в книге издательства "Наука" сюжет этот воссоздается рядом с основным текстом о событиях века 17-го. В 1929 году Богословский скончался. Буквально накануне знаменитого "академического дела" или "дела буржуазных историков", жертвами которого оказались участники того научного направления, к которому он принадлежал, его ближайшие коллеги и друзья, как, например, академик Сергей Федорович Платонов. Монопольное положение в исторической науке заняла школа академика Михаила Николаевича Покровского, считавшаяся марксистской, хотя, по сути, больше она соответствовала определению вульгарная социология. Но во второй половине 30-х победители сами стали жертвами еще более жестокой расправы. "Так называемая школа Покровского, оказалась базой для вредительства со стороны троцкистско-бухаринских наймитов фашизма". И вот в самом страшном 37-м году чудо плюрализма - переиздается история Смутного времени "монархиста" Платонова, а с 40-го по 48-й год Богословский, пять томов биографии Петра, которые автор и не надеялся увидеть напечатанными. Ан "вот она, эта книжка..." Между тем, книжки-то не просто не марксистские, и не то, чтобы даже буржуазные. Вот если Богословский пишет о посещении царем церкви Петра и Павла, ему обязательно нужно каждый раз уточнять "святых апостолов", хотя, в общем, понятно, о ком идет речь. И так по всякому поводу подчеркивать свою церковность, вступая в противоречие не только с конъюнктурой 20-х годов, но и со своим героем, который, по мере взросления, все чаще уклонялся от церковного церемониала, отнимавшего у русских царей огромное время. Ради чего? Ради более практичных занятий наукой, ремеслами, военным делом. Но самое интересное - отношение Богословского к массовым народным движениям. Редакторы купировали наиболее резкие формулировки, как-то: "Озверевшая толпа насытилась кровью", "Хозяйничанье низших слоев московского населения", "Московский пролетариат, низшие посадские слои, промышленная ремесленная чернь и получившая волю челядь". Заодно подверглась цензуре нарочитая церковность, неполиткорректные словосочетания типа "благородное дворянство" и, внимание (!), высказывания, обидные для императора. Например, про обрезание бород. "Грубая выходка человека, увлекшегося западноевропейской внешностью". Но общая концепция книги от этого не перестала существовать. Видимо, она оказалась востребована именно с конца 30-х годов. Все тогдашние купюры в новом издании восстановлены и специально помечены. Естественно, добавлены современные комментарии, пояснения, превосходный словарь старинных слов. Как справедливо отмечает в сопроводительной статье Сигурд Оттович Шмидт: "Цензурные изменения в текстах сами по себе составляют ценный исторический источник. Опираясь на такой материал можно даже написать статью о том, что именно опасались публиковать о Петре Великом современники "великого Сталина". А та правка, которую человек вносит в чужое произведение, и сегодня может служить более точным индикатором его общественной позиции, нежели собственные высказывания этого человека. Надеюсь, мы как-нибудь вернемся к этой интересной проблеме на современном материале из мира искусства. А работа издательства "Наука" будет продолжена, как и запланировано, в шести томах - на том больше, чем в 40-е годы. И пригодится всем, кого интересует Петр Первый, настоящий реформатор, потому что реформы его способствовали невероятному приумножению наук, изящных искусств, промышленности, и все это не кануло с его смертью, а осталось завоеванием на века. А жестокость петровского правления, о которой тоже честно и страшно рассказал Богословский - что ж, в том-то и состоит невыносимая сложность исторического бытия, что просветитель и убийца, доктор Джекил и мистер Хайд сосуществовали в одном человеке. Не оправдывая ни в коей мере стрелецких и прочих казней, обращаю внимание на одно обстоятельство - за два поколения до Петра у нас уже был царь, который тоже хотел повернуть Россию к Европе, но гуманными средствами. "Есть два образца держать царство - или всех жаловать или быть мучителем. Я избрал первый". Мы говорили об этом царе в позапрошлой программе в связи с биографией его жены Марины Мнишек. Так вот, он процарствовал 11 месяцев, и все реформы его завершились тем, что над его растерзанным трупом очень веселились как раз те, кого он миловал и жаловал. Марина Тимашева: В Липецке завершился 10-й Международный джазовый фестиваль, концерты которого посещал Андрей Юдин. Выступали музыканты из Америки, Японии, Дании, Швеции, Великобритании, Эстонии, Литвы и России. Олег Бутман, Сергей Манукян, Рона Аффис, Кацюки Итакура, Сиро Онума, Олег Юданов, Леонид Шинкаренко, Игорь Файнбойн, Ламбит Саарсалу, Леонид Винцкевич, Стив Кершоу, Илья Луштак, Майкл Эллис и Давид Голощекин. Рассказывает Андрей Юдин Андрей Юдин: Десятый международный фестиваль "Джазовая провинция" в очередной раз порадовал липецких меломанов красивой музыкой. Джазовые стандарты, блюзовые композиции, свингующая и этническая музыка звучали на сцене липецкого "Дворца культуры металлургов". О сегодняшних проблемах международного фестиваля "Джазовая провинция" рассказывает основатель этого музыкального фестиваля, заслуженный деятель искусств Российской Федерации Леонид Винцкевич. Леонид Винцкевич: Фестиваль поддерживает международный статус, поддерживает уровень европейского фестиваля в то время, когда экономическая ситуация не способствует тому, чтобы некоммерческое искусство было на сцене. Этот проект существует 10 лет, потому что есть те, кто считает, что в этой стране должно быть место тому, что называется классика, джаз, фольклор. Если такое национальное достояние, как конкурс Петра Чайковского никак не пропагандируется, что мы можем дальше говорить? Думаю, что мы плывем, все-таки, против течения. Андрей Юдин: Для группы "Стекпанна", что в переводе означает сковорода, участие в фестивале стало ежегодной традицией. Это тандем контрабасиста из Великобритании Стива Кершоу, Мэтса Олсена - гитариста из Дании, Питера Слёда - ударные из Швеции. Майкл Эллис впервые участвует в этом фестивале. Он американский саксофонист. Вместе с группой "Стекпанна", саксофонистом Николаем Винцкевичем, пианистом Леонидом Винцкевичем импровизирует в совместном выступлении под названием "Джаз саммит". Майкл Элис: Американцы не могут достаточно оценить то, что было ими создано и сформировано в Америке. В Америке нет такого фестиваля, как "Джазовая провинция". Я бы сказал, что мне больше нравится русская публика, чем американская. Андрей Юдин: Ламбит Саарсалу один из первых саксофонистов, который принимал самое активное участие в начале проекта "Джазовая провинция". Он заслуженный артист Эстонии. Ламбит Саарсалу: Люди любят джаз, эту прекрасную музыку. И, самое главное, что их не стало меньше. Я вижу, что среди публики есть и молодежь. Я этому только могу радоваться. В джазе есть хорошая музыка. И для души тоже, а не просто так. Сегодня музыка в автобусах, в кафе - мы сегодня не слушаем музыку. В джазе всегда есть, что слушать. Конечно, и в джазе есть изменения. Но он хорошо сохранился. Я хорошо помню первые концерты в Липецке. И сегодня такой бурный прием. Это только радует. Андрей Юдин: Илья Луштак, вокалист и гитарист. Он впервые участвует в международном фестивале "Джазовая провинция". Жил и учился в Америке, сейчас работает в петербургском квартете народного артиста России Давида Голощекина. Илья Луштак: Замечательная публика и люди такие же, как и на нашей родине везде - теплые, прекрасные, душевные. Все хорошие музыканты и разные стили, которые обычно мне не удается слушать. Андрей Юдин: Народный артист России мультиинструменталист Давид Голощекин и его квартет дополнили богатый музыкальный колорит фестиваля. Он, как и прежде, успевал не только дотронуться до клавиш рояля, но и не забыть при этом свою любимую скрипку и флюгель горн. Давид Голощекин: Джазмены все разные люди. С пороками, с положительными чертами. Ничего в них особенного нет, кроме того, что они увлечены джазовой музыкой. Я мейнстримский человек, я консерватор. В следующем году исполнится ровно 45 лет, как я профессионально играю джаз. Я отсчитываю это с того момента, как я ступил на сцену таллиннского международного джазового фестиваля с контрабасом в руках. Это было 21 апреля 1961 года. С тех пор беспрерывно я занимаюсь джазом, и ничто меня не останавливало - ни система советская, ни КГБ. Я все равно играл джаз и никогда не изменял ему. А человек, который пришел с любопытством, даже не зная твоего имени, но пришел с любопытством к джазу, эта твоя аудитория. Тебе остается только сыграть, и публика твоя. Мы становимся партнерами. Мы играем - публика отдает это в аплодисментах, и все происходит так, как надо. Андрей Юдин: Несмотря на отсутствие на фестивале афро-американского джаза, этот пробел попытался заполнить своим блюзовым исполнением вокалист Сергей Манукян. Публика визжала, верещала и требовала джаз. Страсти накалились, когда на сцене появилось японское трио Кацюки Итакура. В паузах между выступлениями музыкантов, зрители охотно рассказали мне о своих впечатлениях. Зритель: Фестиваль был самый оригинальный. Больше джема. В Липецке это прозвучало, как никогда. Никто не ожидал, что такой будет темперамент, музыканты оказались очень неординарными, неожиданными. Действительно стоящий концерт, который просто пропустить нельзя. Зритель: Это шел самый драйв. Просто было хорошо. Зрительница: Что-то более новое. Конечно, все построено на классическом джазе, но это более приятно слушать мне лично. Зритель: Понравилась атмосфера вечера. Мне понравилось, что вещи, которые я слушал, перекликались с такими известными музыкантами, как Стефани Грапелли, Эд Метани. Чувствуется взаимовлияние школ, взаимовлияние музыкантов. Зритель: Кто-то любит новый джаз, который начался после Чарли Паркера. Кто-то любит теплый атмосферный старый джаз. Одно без другого не существует. Это разновидность театра. Театр тоже имеет важное значение. Андрей Юдин: Фестиваль джазовой музыки в Липецке состоялся. За два дня на концертах побывало свыше тысячи любителей джаза. Марина Тимашева: В конце декабря в Петербурге, в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме начался новый рождественский проект: выставка детских работ и спектакль по "Алисе в стране чудес" Льюиса Кэрролла. Рассказывает Татьяна Вольтская. Татьяна Вольтская: Фонтанный дом традиционно устраивает в своих стенах волшебное Рождество для детей и взрослых. На этот раз гости попадают в Зазеркалье, буквально пройдя через большое зеркало. Там их ожидает все, что полагается в этом случае. Меня, например, сразу привлеки удивительные мухи во главе с большим комаром в кепке. "Это насекомые Зазеркалья, которые носят очень странные названия", - поясняет сотрудница музея, куратор проекта, режиссер программы и театрального спектакля Лариса Артемова. Лариса Артемова: То это комарослон, то это мухокозерог. Вообще, вся книга Льюиса Кэрролла "Зазеркалье" посвящена, конечно, слову и литературным играм. Поэтому реальная игра у нас здесь, вокруг этих странных существ. Татьяна Вольтская: Я смотрю, что многие насекомые очень остроумно сделаны из пластиковых бутылок. К ним приделаны крылышки, головки из бумаги. Лариса Артемова: Это все в духе Кэрролла. Он сам любил придумывать такие вещи - из бытовых деталей делать всякие чудеса. Глава "Белый рыцарь" посвящена таким изобретениям. Ведь белый рыцарь изобрел рюкзак-почтовый ящик. Татьяна Вольтская: А здесь замечательная муха их посудной губки. Лариса Артемова: И не одна. Татьяна Вольтская: На возвышении сидит большой комар с гусиным пером и блокнотом и что-то творит. Лариса Артемова: Полустрекоза, полукомар, я так думаю. И творит. Вообще, вся выставка творческая. Прежде всего, ребята сами прочли книгу, придумали свои собственные истории вокруг историй Льюиса Кэрролла. Татьяна Вольтская: А дети сюда придут, на выставке они смогут что-то сами сотворить? Лариса Артемова: Обязательно. Мы к этому и стремимся. Вот здесь сегодня появится нечто похожее на бармаглота. Никто не знает, каков бармаглот. Ну, Тэниел однажды нам его нарисовал. А с тех пор придумывают бармаглота. На то он бармаглот, чтобы его придумывали. Вот мы и решили, что у нас каждый пришедший на выставку, придумает своего собственного бармаглота. Это будет такая конструкция постоянно изменяющаяся. С огромным количеством деталей. Глаза можно поставить так, как хочется. Можно приделать хвост страшный. А можно, наоборот, бармаглоту варежки и носочки надеть и какой-нибудь портфельчик дать и в школу отправить. И с Шалтаем-Болтаем можно будет поговорить. Вокруг Шалтая-Болтая разворачиваются литературные игры. Помните, он загадки загадывает: как выглядят слова, как выглядят мурашки, например? И надо их нарисовать. Татьяна Вольтская: Да вот, разве что мурашки остались. А так, по-моему, нарисовано почти все. В мир Алисы погрузились 13 детских студий. От многих картин веет тревогой. Например, от той, где Алиса улетает, втягиваемая шахматной воронкой. Сказочный мир не такой безобидный, как, может быть, кому-то кажется. И порой даже очень опасный. Но не в том саду, где цветы растут из чайников и кастрюль. "Самыми сложными героями для детей оказались Траляля и Труляля", - говорит заведующая отделом выставок Светлана Александрова. Светлана Александрова: Вот эта зашифрованность, ребусность, многосмысловость, она детей погружает настолько, что выйти из этого очень сложно. Поэтому порой фантазии детские, которые мы видим на картинах, в объектах, они совершено не подлежат никакой расшифровке. Это уже из фантазии по поводу фантазий Льюиса Кэрролла или фантазий Алисы. Тем это и интереснее нам. Мы просто немножко иллюстрируем, делаем свои комментарии к этой Алисе с помощью детей, с помощью наших театральных художников. Есть тоже очень интересный момент. Это мастерская белого рыцаря. Она отличается от всего остального и по эстетике по своей, и по смыслу. Во-первых, это делали самые маленькие дети, во-вторых это сделано из фрагментов старых вещей. Старый чайник, коробка из-под порошка стирального, какая-то банка. И все это смонтировано именно так, как белый рыцарь монтировал свои предметы. У него почтовый ящик был из мышеловки. Такая интересная история, которую мы трансформировали с помощью детского сознания, детских ассоциаций. И в этом антураже есть реальная мастерская, где у нас мастер-классы. Татьяна Вольтская: А вот эти ворота для слуг, для гостей? Светлана Александрова: Вся выставка построена по схеме путешествия Алисы по Зазеркалью, по шахматным клеткам. Последняя клетка, где Алиса становится Королевой, пройдя через такие вот ворота. Татьяна Вольтская: Есть на выставке два сада. Сад, где цветы говорили, и сад, куда нельзя попасть, куда можно заглянуть через замочную скважину. Он находится в обтянутой черным кроличьей норе, куда, как известно, Алиса провалилась. Посередине зала - горбатый мостик, который ведет во владения Белой Королевы, где Алиса плавала на лодке по зеркальной реке. Зеркал очень много. Они являются частью декораций к спектаклю, о котором говорит Лариса Артемова. Лариса Артемова: "Алиса в стране чудес" идет в нашем маленьком театрике Фонтанного дома. По традициям домашних театров, которые когда-то были во множестве у нас в городе, в нашем спектакле заняты взрослые и дети. Андрюша и Аля, но еще у нас есть Семен и Настя. Татьяна Вольтская: Андрей Оборухин, кролик, играет в Фонтанном доме уже третий спектакль. Андрей Оборухин: Все рождественские праздники мы играем здесь. Играем с большим удовольствием. У нас состав совершено разноплановый - актеры и дети. Это похоже на домашний театрик. Репетируем и играем мы здесь с большим удовольствием. Много спектаклей, зал камерный. Это очень сложный спектакль в плане разных перестановок, географии. Но он искрометный, сумасшедший спектакль, и играется он очень задорно, очень весело и очень радостно. Просто сумасшедший спектакль. Ничего подобного я еще не играл. Татьяна Вольтская: Говорит маленький актер Андрей. Андрей: Я играю Валета, Билла и Лакея. Интересно, здорово. Татьяна Вольтская: Аля, ты играешь Алису. Не боишься остаться в Зазеркалье? Аля: Не боюсь. Татьяна Вольтская: Тебе тяжело досталась эта роль? Аля: Не тяжело. Наоборот, очень здорово, интересно. Это моя любимая сказка. Татьяна Вольтская: Аля участвует не только в спектакле, но и вы выставке. Она автор одного из Шалтаев-Болтаев. Андрей Оборухин: Детей отсюда бывает просто не выгнать. Они приходят и остаются. Звонят родители в панике, где их дети. Почему они не идут домой. Даже приходится им давать телефоны своим взрослым товарищам-актерам, чтобы они объяснили, что мы на репетиции, нам просто никак не выйти, мы зарепетировались. Татьяна Вольтская: "Зрители, попавшие в зал через кроличью нору, принимают в действие самое активное участие", - говорит Лариса Артемова. Лариса Артемова: Они вслед за Алисой попадают во все ситуации - и поплясать здесь могут, прямо во время действия, и песню спеть вместе с артистами. И конфеты съесть, между прочим, которые украл Валет. Сначала украл, как будто бы, как решили, потом оказалось, что и не крал вовсе. А конфеты-то остались. Ну, мы все их и съедим в конце спектакля. Татьяна Вольтская: Пока мы говорили, Андрюша-Валет, побежал за какими-то мыльными пузырями. Лариса Артемова: "Алиса в стране чудес" это что-то такое вроде мыльного пузыря. Летит тут над нами весь разноцветный, голова немножко становится мыльным пузырем и куда-то улетает. Это очень красиво, это должно присутствовать и все наши головы, как мыльные шары, должны куда-то улететь. Поэтому он в прямом смысле пошел за мыльными пузырями, которые мы тут все будем пускать в начале спектакля. Татьяна Вольтская: Я ушла, не дождавшись, пока улетит и моя голова. А, уходя, заметила на выставке гигантский венский стул, под который приятно зайти пешком. Вероятно, такими казались вещи крошечной Алисе, познающей иллюзорность и изменчивость мира. Марина Тимашева: Пока Липецк слушал джаз, в Новосибирске в память о Вере Лотар-Шевченко звучала фортепианная музыка. Рассказывает Сергей Самойленко. Сергей Самойленко: Вера Лотар-Шевченко - имя для Новосибирска, как это принято говорить, знаковое. Она прожила здесь последние 20 лет своей жизни. В том, что фестиваль, а со следующего года планируется проведение фортепьянного конкурса, посвящен ее памяти, есть высшая справедливость. Ровесница 20-го века, Вера Лотар родилась в Турине в 1901 году. Музыкой она стала заниматься с раннего детства и в 12 лет уже играла с оркестром Артуро Тосканини, потом училась в Париже у Альфреда Карто, стажировалась в Венской музыкальной академии. Нет сомнений, ее ждала блестящая музыкальная карьера. Но она выходит замуж за сотрудника советского торгпредства Владимира Шевченко и вместе с ним в 1938 году приезжает в СССР. Только заступничество и рекомендации известной пианистки Марии Юдиной позволяют Вере Лотар-Шевченко получить работу в Ленинградской государственной филармонии. Сначала арестовали мужа, потом ее саму. Вера Лотар-Шевченко провела в лагерях более 13-ти лет. Единственным ее инструментом была вырезанная на досках нар клавиатура. Рассказывает близко знавший Веру Августовну журналист Юрий Данилин. Юрий Данилин: Когда я поехал искать место ее заключения, через много лет, тогда уже никаких лагерей не было, я нашел эти нары с ее клавиатурой. Вот когда он работала на кухне, и когда жизнь была уже совершенно невыносимой, она вырезала эту клавиатуру деревянную кухонным ножом. У нас в государстве все, что угодно может потеряться, но нары с клавиатурой все-таки сохранились через много-много лет. Я глазам своим не поверил. Я решил, что кто-то начитался материалов Лотар-Шевченко и изготовил наглядное пособие. Оказалось, это первозданные нары Веры Августовны. Я ей рассказывал, она хохотала. Она тоже не могла поверить в то, что это возможно. Видимо, они так до сих пор и стоят. Вообще она сидела в трех лагерях. На Сахалине, в Норильске и в Нижнем Тагиле. Сергей Самойленко: В Нижнем Тагиле Веру Лотар-Шевченко встретил режиссер Владимир Мотыль, который приехал организовывать там музыкальный театр. Он взял Веру Августовну на работу в этот театр. Юрий Данилин: Как она бастовала, когда он в пятый раз заставлял какого-то безграмотного человека спеть, она надевала на голову сачок и молотила по клавиатуре пятками. И не привыкшие к выражению французских чувств наши люди с удивлением смотрели. Форма протеста была совершенно необычной. И вот Владимир Яковлевич понял, что он имеет дело с очень серьезным музыкантом, и что эти таперские обязанности надо как-то смягчить, чтобы это не так было для нее явно и не так оскорбительно. Далее, в Барнауле, Сима Соловейчик, спецкор "Комсомольской правды" написал очерк "Пианистка". Сам он не шибко разбирался в музыке, но у него был очень острый слух на все хорошие человеческие движения души. Он написал чудный очерк, вся страна прочла, в том числе прочел Ляпунов и Михаил Алексеевич Лаврентьев. Он не поленился и полетел в Барнаул. Тоже, надо сказать, не самый музыкальный город. И Вера Августовна, к нашему большому счастью, обрела, наконец, эту маленькую двухкомнатную квартиру на улице Терешковой и стала всячески созидать наше академическое сообщество, но уже с музыкальной стороны. Этого очень не хватало. Сергей Самойленко: О том, что представляла из себя в то время новосибирская филармония, в которой работала Вера Лотар-Шевченко, рассказывает ее нынешний художественный руководитель Владимир Калужский. Владимир Калужский: Это совершенно другая, простите за слово, контора. Вообще, это была контора. С одной стороны, это была социальная адаптация. Ей надо было работать, иметь трудовую книжку. С другой стороны, странная система существования в то время заставляла ее быть человеком не штучным, с точки зрения использования ее возможностей, а человеком, находящимся на конвейере. Она должна была все время играть. Так же, как и любая другая пианистка. Вера Августовна для меня важна не в плане восстановления какой-то художественной справедливости, социальной, биографической, а тем, что мы не должны забывать это время неблагостное и эти сломанные судьбы. Это история Новосибирска. Суждено ему было быть таким. Не как Нижнему Тагилу, не просто пересыльным пунктом, а местом, где люди прошедшие через лагеря, через слом своих судеб, они находили себя. Конечно, то, что с ней произошло в конце, это, с одной стороны, благо, а с другой стороны, исторический компромисс. Потому что она заслуживала большего, чем просто быть дежурной солисткой новосибирской филармонии. Она должна была играть редко, она должна была играть на самых высоких уровнях. А она ездила с бродячими бригадами, и так далее. Сергей Самойленко: Пять дней пианисты из Москвы, Новосибирска и Франции играли произведения любимых композиторов Веры Августовны - Баха, Прокофьева, Шуберта, Бетховена, Дебюсси. Через год организаторы планируют провести не фестиваль, а международный конкурс пианистов памяти Веры Лотар-Шевченко. Конкурс пройдет по двум категориям. Юношеский - для музыкантов 16-18 лет - и основной. В попечительский совет конкурса входят пианист Михаил Плетнев, директор фонда Бориса Ельцина Татьяна Юмашева, кинорежиссер Владимир Мотыль, пианист Паскаль Девуайон, который будет председателем жюри, директор "Ecole normale de musique de Рaris" Генри Хейгель и актриса Анни Жирардо. Какое отношение Анна Жирардо имеет к Вере Лотар-Шевчено, рассказывает атташе по культуре посольства Франции Жоэль Бастенер. Жоэль Бастенер: Я расскажу просто маленький анекдот. Дело в том, что я 15 лет тому назад уже оказался на российской почве. Тогда я жил в Санкт-Петербурге. Ко мне подошел режиссер Валерий Ахадов, который меня спросил, не могу ли я связаться с Анни Жирардо. Он говорит: "Знаете, у меня такая сложилась ситуация, я обнаружил, что есть такая Вера Лотар-Шевченко". И вот рассказал о личной истории ее. И я какими-то путями долго искал и дошел до того, как наша знаменитая актриса Анни Жирардо согласилась на роль в фильме "Руфь", который рассказывает о личной истории Веры Лотар-Шевченко. Сергей Самойленко: Организаторы рассказывают, что идеальным вариантом было бы сделать конкурс российско-французским. Сама Вера Лотар-Шевченко в конце жизни имела возможность вернуться во Францию, но отказывалась, считая, что это было бы предательством памяти русских женщин, помогавших ей выжить в аду лагерей. Она похоронена на южном кладбище Академгородка, и на ее могильной плите высечены слова: "Жизнь, в которой есть Бах, благословенна". Марина Тимашева: Я не успела подробно рассказать обо всех событиях 2005 года, одним из которых стало издание семитомной "Энциклопедии Новейшей истории отечественного кино". Она охватывает период с 1986 по 2000 год. Ее выпустило петербургское издательство "Сеанс", над ней работали 6 лет, причем, не только киноведы, но и и филологи, историки, театроведы. Я беседую с главным редактором издания Любовью Аркус. Любовь Аркус: В принципе, над этим изданием должен был работать огромный научно-исследовательский институт вкупе с огромным издательским домом. Ничего этого не было, а было 8 сумасшедших людей, которые просто не выходили 6 лет из редакции. Как ни странно, те люди, которые ее начинали, те люди ее и заканчивали, никто не разбежался. Это в некотором роде фантастика для нашего времени. Но, кроме того, что эти 8 человек ежедневно осуществляли эту работу, еще работало почти 500 человек в качестве авторов, экспертов, консультантов, фотографов. Вот 7 томов новейшей истории, в сущности, не кино, а России. Потому что кино мы берем в контексте всех остальных событий. Этот контекст, в принципе, оказывается важнее даже, чем само кино. Так получилось в процессе. Мы этого не задумывали, но так получилось, что политика, быт изобразительное искусство, театр, литература, академическая музыка, все в контексте чего развивалось кино, в комментированной хронике, в авторских статьях и в фотографиях, перевесило наш любимый кинематограф. Марина Тимашева: Скажем, есть какое-то политическое событие, есть какая-то цепочка фильмов, есть какие-то спектакли, есть ли в этом какая-то, с твоей точки зрения, логика? Любовь Аркус: Мы это поняли не тогда, когда мы уже стали работать, а мы именно потому так стали делать, что мы поняли, что без этих логических взаимосвязей ничего не понять. Я не люблю слово культурология, потому что я не понимаю, что это означает, происходит профанация во всем мире этого слова, не только у нас, но, в принципе я считаю, что сейчас эти узкие специализации - искусствоведение, театроведение, обществоведение - они никуда не годятся. Потому что все существует во взаимосвязях. Есть какие-то простые, конкретные примеры. То же самое начало всех этих рыночных отношений. Их попытки еще при Горбачеве. Все примерно развивалось одинаково. Литература и театр. Была попытка внедрения базовой модели в театре и театральный эксперимент. Хотя бы только из этих двух взаимосвязей уже очень многое можно понять, как такие процессы дальше стали происходить. У нас кооперативное кино, в театре обвал коммерческих антреприз. Развал кинопроизводства, совершенно сумасшедшая чехарда с кадрами. А что происходило с артистами в театрах? Здесь конфликты и судебные драмы на разрыв. Как МХАТ, Таганка. В кино то же самое. Эти все взаимосвязи очевидны еще более с экономикой. В частности, невозможно понять, что случалось с обвалом кинопроизводства, с этими сметами, что было с нашим кинооборудованием, с нашей пленкой. Почему сметы были вздуты в такое количество раз? Для этого нужно понимать, что такое был Шосткинский комбинат, что такое был кризис химической промышленности, что такое госприемка, и так далее. Марина Тимашева: Когда ты думаешь про это время, там были такие периоды, когда была просто какая-то временная яма, то есть когда тебе для того, чтобы сделать вот этот год или эти два года приходится собирать буквально по крохам, по крайней мере, в том, что касается кино, а на другие годы, наоборот, приходится слишком много материала? Любовь Аркус: Все было очень четко. Я могу четко по томам сказать. Допустим, период горбачевский мы с кровью отказывались от очень многих событий потому, что мы не укладывались ни в какие объемы. Это был огромный обвал событий во всех областях. Но материал было собирать крайне трудно, почти невозможно. Потому что время было такое, что сохранилось огромное количество формальных документов, но, при этом, не осталось, например, архива Госкино, он был утрачен. Нам помог Александр Камшалов, который вел дневники и по своей старой партийной привычке копировал какие-то документы и относил их домой. Мы это, слава Богу, получили. Если бы не это, я просто не знаю, как бы мы восстанавливали ситуацию по черепу. Совершено фантастическая ситуация с человеческой памятью. Люди практически не помнят этого периода. То есть они помнят его эмоционально. И из-за этого и еще из-за того, что конфронтация была, мы записывали очень много интервью для каждого события. И очень часто про одно и то же событие пять человек рассказали совершенно разные вещи. Не только версии разные, но и фактически. Потому что у каждого осталось в памяти что-то свое. И это время было настолько сумбурное и настолько для всех ошеломляюще, что какой-то эффект произошел с человеческой памятью. Каждый запомнил какой-то свой спектакль, какой-то свой художественный кинофильм. Дальше - наоборот. Люди хорошо все помнили, сохранилось огромное количество материалов, и пресса стала совсем другая. Что очень важно. Потому что в период с 1986 по 1989 год для того, чтобы какое-то событие датировать, нужно было производить огромную работу, потому что журналисты писали примерно так: я пришла на этот спектакль, в это время в трамвае мне сказали то-то, я вспомнила что в 68-м году... И дальше ты с трудом продирался, какого числа это произошло, где игрался этот спектакль, кто его поставил. И так далее. Потом уже ты знаешь. Стиль "Коммерсанта" на самом деле очень полезный. Такого-то числа, там-то и там-то, при стечении такого-то народа состоялось то-то и то-то. Потому было очень легко датировать, собирать какую-то конкретику. Но событий становилось все меньше и меньше. С 92-го по 98-й год это было время, когда количество значимых событий шло по нисходящей. И все процессы становились все более мутными. То есть, нужно было прилагать огромное количество усилий, чтобы как-то структурировать этот процесс. Все тенденция в нем стали очень размытыми и не проявленными. Хотя уже даже сейчас, когда я листаю шестой том с 92 по 96 год, мне уже гораздо больше понятно. Нужна же дистанция. Вообще некоторая ущербность этого издания, но в то же время и ее плюс, в том, что это история, которая написана без дистанции. Марина Тимашева: Люба, следует ли полагать, что редакция журнала "Сеанс" будет продолжать работу над этой энциклопедией или все же вы ее ограничиваете этими семью томами железно? Любовь Аркус: Если бы я была человеком, который распределяет бюджет, я бы конечно выдала этой маленькой редакции какие-нибудь небольшие деньги для того, чтобы продолжать эту работу. Но вот сейчас мы, слава Богу, стали снова выпускать журнал свой, который мы остановили из-за энциклопедии, и у меня нет ни одной пары свободных рук. А для этого нужны хотя бы зарплаты, чтобы это продолжать. Единственное, что мы все-таки сделали, это мы продолжаем пополнять библиографическую базу. Марина Тимашева: Если я сейчас попрошу лично Любовь Аркус назвать те фильмы, которые она считает самыми важными за те годы, в которых размещается эта энциклопедия? Любовь Аркус: Есть какие-то очевидные вещи. Безусловно, это фильм "Хрусталев, машину!", или это фильмы Сокурова, и все фильмы Муратовой. Это не подлежит никакому обсуждению. Но есть, фильмы, которые просто оказались забытыми и задвинутыми. Я считаю, что "Нога" Никиты Тягунова - это абсолютный шедевр, вне зависимости от того, в какое время он был сделан. И не случайно я говорю о Муратовой и Германе. Потому что это был художественный мир, который был сформирован прежде. Вот в чем дело. Но вот фильм как фильм, я могу назвать только фильм Никиты "Нога", потому что каким-то фантастическим образом, как будто плазма времени в нем как-то взяла и запечатлелась каким-то невероятным художественным способом. Можно называть Максима Суханова, Виктора Сухорукова, Александра Баширова, это все завоевания этого времени. Оператор Сергей Мачильский. Это люди, которые какими-то осколками дали это время. Композитор Сергей Курехин. В каждом фильме как-то они запечатлелись. Но для того, чтобы собрать это время, нужно было бы собирать эту мозаику из разных фильмов. Мне как историку это интересно. Но я думаю, что называть это время пустым для кинематографа абсолютно безнравственно, потому что это очень трагическое время. Потому что людям было очень тяжело работать. Время не давалось, оно просто уходило из-под рук. Это время героических усилий. Именно не по выбиванию финансирования и не по тому, как совладать с этим экономически беспределом, а именно самые страшные усилия происходили на этом фронте. Потому что в распадающейся действительности, в распадающемся мире фильм - это собирание. Заново создавание. А вот оно не давалось. Марина Тимашева: Известно, что каждый актер всегда с радостью готов поделиться занятными историями из своей сценической жизни, в которых чистая правда порой кажется вымыслом, а самые невероятные случаи оказываются реальностью. Сегодня вы услышите ностальгические воспоминания Камы Гинкаса о том, как в годы актерской юности он пел со сцены военные песни, и о мечтах Марии Ароновой. Эти правдивые истории выдающийся режиссер и замечательная комедийная актриса поведали Павлу Подкладову, которому я и представляю слово. Павел Подкладов: В России издавна было принято задавать риторические вопросы, и при этом, роковые вопросы. Что делать? По какой из трех дорог идти? Куда несешься? В этом праздничном сюжете мы тоже позволим себе задать один из таких вопросов, а именно, кто виноват? В частности, кто виноват в том, что в наших любимых актерах и режиссерах однажды вдруг поселилась театральная бацилла? Мой сегодняшний собеседник - режиссер с мировым именем, лауреат множества премий, Кама Гинкас. Кама Миронович, давайте, начнем прямо с того, что вы сами назвали заболеванием. Как театр влез в вашу душу? Кама Гинкас: Наверное, эта зараза проникла в меня с молоком матери. Я, на самом деле, не знаю, но с тех пор как я себя помню - а помню я себя довольно поздно, лет с четырех-пяти - я играл. Только что кончилась война, или вернее, немцы ушли из Литвы, и во дворе, в пристроечке с высокой лестницей, мы (детишки четырех лет и старше) собирались и играли спектакли. Бездари или желающие быть зрителями садились на ступеньки, а я - видимо, уже желающий славы, - вместе с какой-то девочкой 5-6 лет, разыгрывали: папа и мама. Дочки-матери, это обычная игра, но тут специфика заключалась в том, что это было прилюдно. То есть, это делалось не для себя, а для публики. Причем, спектакли разыгрывали каждый второй-третий день, и всегда одно и тоже. Я очень хорошо помню, что к одному спектаклю я очень сильно готовился. Я решил выступить с пением. На меня производила очень большое впечатление песня "Эх, дороги, пыль да туман". Проникала в душу до слез. Я слушал ее по радио, специально чтобы выучить слова. Мне казалось, что я попадаю в ноты, и я выступил с этим пением. Я не помню, публика рыдала или нет, но я рыдал. В это же самое время, в детском саду играл в спектакле главную роль. Спектакль назывался "Репка", а я играл репку. Я очень целеустремленный человек, и я, начиная с четырех-пяти лет до шестнадцати-семнадцати, готовился стать артистом. Я играл в самодеятельности, во дворце пионеров, в школе, и т. д., и наконец, закончив школу, я решил поступать и не поступил. Это была Литовская консерватория, я закончил литовскую школу, говорил по-литовски и собирался быть литовским артистом. Вместе со мной поступал в том числе и Адомайтис. Выяснилось, что у меня, на профессиональном языке, "несоответствие внутренних и внешних данных". Я очень небольшого роста. Тогда я был худенький, как травинка, длинный нос и голос - такой высокий дискант, что просто взвизгивающий. И, можете себе представить, я читал что-то героическое и трагическое. Это вызывало смех. Я и не представлял себе, что я могу быть комическим артистом. Мне это было и неинтересно. Павел Подкладов: Вы хотели быть героем? Кама Гинкас: Ну, конечно! А как же? Рвать душу свою и зрителя. Павел Подкладов: Если Кама Миронович Гинкас уже в юности хотел быть героем-любовником, то вторую мою собеседницу, популярнейшую актрису, Марию Аронову, напротив, тянуло к острохарактерным - даже маргинальным - персонажам. Как вы узнаете из нашей беседы, началась ее творческая карьера со сказочной красавицы Белоснежки. Потом актриса сыграла великую русскую царицу Екатерину Вторую в "Царской охоте" Леонида Зорина в постановке Владимира Иванова, сначала в Щукинском училище, потом в своем родном театре им. Евгения Вахтангова. Но, как выяснилось, в душе, Маша всегда мечтала о воплощении на сцене, как и на экране, светлого образа русских сказок - Бабы Яги. Мария Аронова: Зараза поселилась не в нас, не во мне и не в моем брате, который художник, а это поселилось в далеких, далеких наших родственниках, которые по каким-то причинам не состоялись как актеры, и как художники. Рядом с моим домом стоит огромный Дом Культуры, где в течение двадцати с гаком лет руководит народной студией некто Тихонова, Елена Николаевна, и она ставила спектакль "Белоснежка и семь гномов". Она пришла в мою школу №5 подбирать мальчиков и девочек в спектакль, в первую очередь саму Белоснежку. Мне сказали: "Там какая-то тетка ходит, тебя в театральную студию приглашает". Я рванула к ней из-за угла, напугала, потому что я ее в два раза толще и выше. Она чуть не свалилась, а я ей: "Я! Я иду!" Она на меня посмотрела, как на сумасшедшую, сказала: "Ну, насчет Белоснежки не знаю, но работу точно найдем". Ее во мне так потрясло это желание заниматься театром... Павел Подкладов: Маша, гротеск, эксцентрика, это - ваша органика, психофизика, или благоприобретенное? Мария Аронова: Нет, это то, что я наблюдаю даже в своем сыне, который обожает строить морды. Я бы хотела сыграть в сказку. Если когда-нибудь будет ставится какая-то сказка у нас в театре, я бы очень хотела сыграть какую-нибудь характерную роль - плохую сестру в "Аленьком цветочке" или Бабу-Ягу, или ненормальную королеву. Я, будучи уже очень "умной, суперталантливой, грандиозной" актрисой четвертого курса Щукинского училища, сидела перед телевизором и смотрела большую программу Смоктуновского, где Смоктуновский рассказывал про "Идиота", как он его репетировал, рассказывал о том, что он так был поглощен этой ролью, он начал есть, ходить, как этот человек, бояться чего-то. То есть, он рассказывал такие потрясающие кухонные вещи. А я - большой профессионал, ха-ха - смотрела это и думала: это же все для зрителей! Это все же неправда. И вдруг, как всегда в моей жизни бывает, меня тут же по башке ударили. Владимир Владимирович запускает "Царскую охоту", начинает со мной репетировать. И как-то я еду в метро, держусь за поручень, еду в старом пальто, в каких-то ботах, потому что денег вечно не было. И вдруг я на себя смотрю в зеркало и понимаю, что то-то не так. То есть, я понимаю, что сочетание одежды и постановки головы, спины, взгляда и оценки окружающего не соответствует моему внешнему виду. Я вдруг начала общаться с людьми чуть выше, я как-то определенно стал сидеть. Причем это не то, что я играю. А это как то раз и вошло в меня. Это фантастика. Мне кажется, что в "Царской охоте" это больше всего проявилось. Павел Подкладов: Маша, я продолжаю мысль о психофизике. О внутреннем состоянии, когда вы репетировали. А если вы будете репетировать Бабу-Ягу, сбудется ваша мечта, как вы думаете, как это будет проникать в вас? Мария Аронова: В магазинах будут пугаться. Марина Тимашева: Веселый и нежный смех Марии Ароновой, думаю, достойно венчает нашу праздничную программу. Поздравляю всех своих слушателей с наступающим Рождеством. Мира и счастья вашему дому. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
