Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-08-00]
Факты и мненияВедущий Лев РойтманУбийства за семью печатямиЛев Ройтман: “В последнее десятилетие не расследовано ни одно из общественно значимых громких дел” - пишет в газете “Московский комсомолец” Марк Дейч. Его статья “Личный контроль” опубликована 25-го августа. Марк Дейч, он участвует в нашем разговоре, к таким громким делам относит и трагедию “Курска”. Он спрашивает: как поведет себя Устинов, нынешний Генеральный прокурор, состоящий под личным контролем президента, который, однако, вслух полагает, что прокуратура независима от него? Впрочем, “Курск” статья, точнее, статьи особые. Но почему в Санкт-Петербурге, где заказное убийство совершается в среднем еженедельно, не раскрывается ни одно? Примеры: убийство Виктора Новоселова, Галины Старовойтовой, Михаила Маневича, Валерия Потапова и так далее. Деловые люди, политики, депутаты. Из Петербурга участвует в разговоре доктор права Яков Гилинский. Третий участник передачи - юрист, публицист Аркадий Ваксберг. За последние 10 лет российскую прокуратуру возглавляли разные прокуроры - чехарда. Двое из них - Илюшенко и Скуратов, сами стали подследственными. Но при всех этих прокурорах налицо, если хотите, диктатура закона, правда с обратным знаком. Чем громче преступление, тем меньше вероятность, что оно будет раскрыто. Почему так? Аркадий Ваксберг: Во-первых, эти преступления не раскрываются, как мне кажется, потому что их слишком много, а их слишком много, потому что они не раскрываются. Вот такой парадокс, хотя никакого парадокса в этом нет. Когда-то обучение будущих советских юристов начиналось с воспроизведения ленинской цитаты о том, что предупредительное значение наказания состоит не в его суровости, а в его неотвратимости. Между тем эта бесспорная и жизнью доказанная истина установлена вовсе не Лениным, она была известна еще и Бекарию, и другим крупнейшим криминалистам прошлого, просто усердный студент-заочник Владимир Ильич ее усвоил по учебнику и к месту, кстати сказать, напомнил. А ученики Владимира Ильича горазды повторять заученные цитатки, но не в силах их воплотить в жизнь. Говорят, отдельные случаи заказных убийств все же раскрыты. Не знаю, может быть. Насколько мне помниться, в тех случаях, кода хвастливо сообщалось о раскрытии, дело или не доходило до суда или суд выносил оправдательный приговор. Но, допустим, что отдельные отрадные факты все-таки есть, так они остаются отдельными фактами, явлением они не стали. Явлением стало тотальная, абсолютная, безусловная нераскрываемость заказных убийств, с традиционной мотивировкой, раскрыть их очень трудно. Все, наверное, обратили внимание на то, что в каждом сообщении об очередном убийстве такого рода говорится о профессиональных выстрелах киллеров. Я подчеркиваю - профессиональных, то есть киллерство стало профессией. При том массовой, ибо убийства происходят в разных регионах огромных страны, так что вряд ли киллеров готовит какой-то один центр и вряд ли их перегоняют с места на место. А в поединок с ними вступают непрофессиональные следователи, как бы пышно не назывались посты, которые они занимают. В советское время такой узкой специализации раскрытия заказных убийств в криминалистике не было за ненадобностью, поэтому молодых следователей сегодняшних некому учить. Это первая, хотя, думаю, все же не главная, но очень важная причина нераскрываемости заказных убийств. Профессиональный преступник против непрофессионального следствия - коллизия безнадежная, с заранее очевидным результатом. Лев Ройтман: Спасибо, Аркадий Иосифович. И теперь в Санкт-Петербург, профессор Гилинский, ваш городской прокурор Иван Сыдорук к тем причинам, о которым говорил Аркадий Иосифович, добавляет еще одну, весьма любопытную. Он говорит буквально следующее: “По ряду громких убийств - Маневич, Старовойтова (я, кстати, эти имена тоже называл) могу сказать, что преступления пока не раскрыты, но к тому есть все основания - дела находятся в производстве следственного управления у ФСБ”, то есть в Госбезопасности. Вот такой булыжник в смежников открыто в российской печати я давным-давно не встречал. Что вы скажете по этому поводу? Яков Гилинский: Я хотел бы сказать прежде всего, что заказные убийства действительно раскрыть очень сложно, это общемировая практика. И уровень раскрытия заказных убийств ниже, чем уровень раскрытия других тяжких преступлений во всех странах, это объективности ради следует заметить. Далее, действительно, к сожалению, сейчас очень высокий уровень квалификации убийц, киллеров. Достаточно сказать, что вице-губернатор Петербурга Маневич был убит киллером столь высокой квалификации, напомню, что киллер стрелял, не видя своей жертвы, он стрелял по расчету, и тем не менее убил того, кого надо было с точки зрения заказчика. Существуют длинные связи между заказчиком и исполнителем и так далее, и тому подобное. Это то, что относится к объективной стороне возможности раскрытия заказных убийств. Теперь что касается объективно-субъективных. Действительно, резко ухудшилось качество расследования, профессионализм следствия. Я назову несколько цифр, хотя цифры плохо воспринимаются обычно слушателями, но я ученый и без этого не могу. Среди следователей МВД лица с высшим образованием составляли в 93-м году 60%, к 97-му году 45%. Следователи со стажем более трех лет работы - в 93-м году 46%, к 97-му году 34%. При этом 20% следователей имели стаж работы менее одного года. Идет чехарда, чехарда следственного аппарата. С моей точки зрения, безусловно, по целому ряду таких убийств речь идет о политических играх и политической подоплеке. В частности, убийство журналиста Дмитрия Холодова, я думаю, не будет раскрыто значительное время, поскольку здесь замешаны некие политические интересы. Ну и наконец не следует забывать о коррумпированности властных структур и правоохранительных органов. И когда речь идет о громких убийствах, о заказных убийствах, то есть о тех случаях, когда заказчик может платить и много платить, я думаю, что фактор коррупции тоже имеет определенное значение. Лев Ройтман: Спасибо, профессор Гилинский, Санкт-Петербург. Марк Дейч: Я вынужден отметить в добавление к моим собеседникам еще одно немаловажное обстоятельство. Я тоже хочу сказать о политической подоплеке заказных убийств и считаю, что главной причиной, почему практически ни одно из заказных громких убийств, общественно значимых для России, не было до сих пор раскрыто. Я имею в виду все тот же личный контроль, с чьей бы стороны он не осуществлялся, о котором я как раз писал в своей последней работе в газете “Московский комсомолец”. Давайте представим себе на минуту, что означает личный контроль, ну будь со стороны это самого президента, будь со стороны это министра внутренних дел. Я очень хорошо знаю, как обстояла ситуация с убийством Дмитрия Холодова, я знаю, что на протяжении многих лет, и вы это тоже знаете, дело было на личном контроле у Бориса Ельцина. Так вот когда понадобилось, чтобы в качестве свидетеля был допрошен Павел Грачев, Ельцин сказал категорическое “нет”, и на этом дало застряло, просто застряло и постепенно со временем начало разваливаться. Это результат так называемого личного контроля. Хотя, в принципе, и то, что является главным в законе, следователь должен вести это дело абсолютно не оглядываясь ни на каких личностей, в том числе и на президента страны. Практически в каждом из убийств, о которых мы сегодня говорим, происходит точно такая же штука - кто-то лично заинтересован в том или в другом, чтобы не всплыло какое-то имя в качестве ли свидетеля, в качестве ли подозреваемого и так далее. Мне кажется, одна из главных причин, если не основная, того, что эти убийства не раскрываются, это личная заинтересованность кого-то из власть имущих. Лев Ройтман: Спасибо, Марк Дейч. Профессор Гилинский, я уже ссылался на вашего городского прокурора Ивана Сыдорука, так вот он говорит, что все-таки 34% так называемых заказных убийств раскрывается. Но дело в том, что в эти заказные убийства включаются не только громкие преступления, сюда включаются и такие убийства, когда муж заказал жену или управдом заказал своего делопроизводителя. Так что о многих из этих заказных так называемых убийствах вообще никто за пределами узкого круга, скажем, живущих в данном регионе, не слышат. Как вы относитесь к тому, что как бы не составлять эту графу “заказные убийства”, только одна треть, и это в торжественном рапорте городского прокурора, раскрывается? Яков Гилинский: Я полностью согласен с вами, что есть заказные убийства и есть заказные убийства. Заказные убийства были всегда, кстати, но они могут быть на личной почве и тогда их вскрыть, конечно, по целому ряду причин значительно легче. Я не могу в данном случае оспаривать цифры, приводимые нашим петербуржским прокурором, просто потому, что речь идет о том, что считать заказными убийствами. Если же вообще говорить о цифрах раскрываемости, о показателях раскрываемости, то здесь происходят очень любопытные вещи. И вообще должен сказать, что население города, население России, да и меня лично, честно говоря, больше беспокоит другая ситуация с преступностью в стране. Не только не раскрываются громкие заказные преступления, но не регистрируются и не раскрываются масса тех преступлений, которые затрагивают интересы непосредственно граждан - грабежи, разбои, кражи, причинение телесных повреждений разной степени тяжести и так далее. И здесь в связи с вашим вопросом я не могу не сказать о той игре в цифири, которая происходит. В среднем в европейских странах уровень раскрываемости преступлений где-то 42-46, во Франции - 42, в Германии - 44. И вот такой вполне реальный показатель мы имели в 92-м году. Уровень раскрываемости преступлений в России в 92-м году составлял не многим менее 47%. А дальше произошло следующее: с 93-го года началось массовое и, с моей точки зрения, преступное сокрытие преступлений от регистрации. И, естественно, немедленно стал возрастать показатель раскрываемости. В 93-м году уже свыше 50%, в 96-м году уже свыше 70% и, наконец, в 99-м году 73,5%. Никто из специалистов, моих коллег-криминологов никогда не поверит в возможность такого высокого процента раскрываемости преступлений вообще, а тем более при очень низком уровне, к сожалению, профессионализма у нас в России. Откуда берется такой высокий процент показателей? Прежде всего за счет того, что не регистрируется масса преступлений, подавляющая масса преступлений. Регистрируются только так называемые очевидные, которые и успешно раскрываются, ну, грубо говоря, когда есть десяток свидетелей. Это, пожалуй, основная причина столь великолепно возросшего уровня раскрываемости преступлений. Лев Ройтман: Спасибо, профессор Гилинский. К тем цифрам, в которые, как вы говорите, ни один ученый-юрист так или иначе не верит, я добавлю и следующую, совершенно ошеломляющую цифру, которую привела военная прокуратура, привел генерал-полковник Юрий Демин, тогда Главный военный прокурор России за 1999-й, то есть прошлый год: “Усилиями военной прокуратуры раскрыты все (я подчеркиваю - все) умышленные убийства, совершенные в российской армии”. Таким образом раскрываемость 100%. Ну в это, наверное, не только юрист, а вообще ни один здравомыслящий человек не поверит. Марк Дейч: Как журналист я хочу попытаться призвать вас на минуту встать на сторону обывателя. Все мы знаем, что убийства эти происходят, но как-то они от нас несколько вдалеке, они нас не затрагивают, и потому мы относимся к ним как к неизбежному злу, но как бы на нашей шкуре они не отражаются. Поэтому, мне кажется, мы неслучайно начали с обсуждения с громких, общественно значимых убийств, потому что по их раскрытию мы судим о собственной безопасности. Если ни одно из общественно значимых убийств, громких убийств не раскрывается, мы говорим себе: если убийство Галины Старовойтовой или Владислава Листьева осталось ненаказанным, убийцы не разысканы, то что ждет нас, любого из нас? В данном случае Генеральная прокуратура, на мой взгляд, проявляет просто преступную халатность. Я даже думал - не саботаж ли это? Практически ни одно, повторяю, из громких заказных убийств, исключая, может быть, дело Сыча, но это особый разговор, председателя Федерации хоккея России, к этому делу, которое было расследовано судом, очень много вопросов и у юристов, и у журналистов, мне кажется, что прокуратура тут сработала просто грязно, все остальное не расследовано вообще и по прошествии времени скорее всего расследовано не будет. Присутствующие здесь на этом разговоре, и Аркадий Иосифович Ваксберг, и профессор Гилинский из Санкт-Петербурга, не дадут мне соврать, считается в криминалистике, насколько я знаю, что если убийство не раскрывается в первые часы, то с каждым следующим часом шансов на раскрытие все меньше и меньше. Со времени первого так называемого заказного убийства, самого громкого, прошло 10 лет. 9-го сентября исполнится 10 лет со дня убийства священника отца Александра Меня. До сих пор следствие не закрыто. Я с удивлением узнал об этом где-то несколько месяцев назад, когда я был приглашен на допрос следователем прокуратуры по факту убийства отца Александра. Как вы думаете, будет ли оно раскрыто? На мой взгляд, конечно нет. Лев Ройтман: Спасибо, Марк Дейч. Я полагаю с уверенностью, что вас допрашивали по делу Александра Меня не как подозреваемого, он был вашим духовником. Аркадий Ваксберг: Мне кажется, мои коллеги в общем уже вышли на те основные причины, которые объясняют этот поразительный феномен нашей действительности - тотальную нераскрываемость. Я коротко обозначу и одну причину, о которой уже говорилось, и еще одну, о которой, мне кажется, никто не сказал. Тотальная мафиозность, проникшая и в правоохранительные органы, конечно имеет значение, когда мы говорим о причинах нераскрываемости. Во многих случаях убийцы, а скорее заказчики убийств, имеют контакт с кем-то в тех органах, которые вроде бы их ищут, получают нужную информацию, направляют следствие по ложному следу, скрывают или понижают значение улик, которые могли бы сыграть роль в раскрытие преступления. Я хочу назвать и еще одну причину, которая, мне кажется, присутствует. Имею в виду страх, вполне понятное по-человечески желание не оказаться в ряду тех, чье заказное убийство будут с тем же безнадежным успехом расследовать коллеги. Это страх за судьбу своих близких, я имею в виду страх тех, кто расследует преступление, за судьбу близких, которые становятся как бы заложниками убийц. За нераскрываемость преступления еще никого не наказали, не подвергли абсолютно никаким санкциям и не подвергнут, а вот за чрезмерное рвение в расследовании преступлений, к которым прямо или косвенно причастны сами высокопоставленные товарищи или те, кто имеют связи в нужных сферах или больших верхах, вот за чрезмерное рвение приходилось расплачиваться многим. И я думаю, что этот страх довлеет над многими юристами, вдобавок к их непрофессиональности, вдобавок к их мафиозности и тоже оказывает свое влияние. Лев Ройтман: Спасибо, Аркадий Иосифович. То есть именно тот так называемый личный контроль, о котором и пишет Марк Дейч, личный контроль за так называемой независимой прокуратурой. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
