Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[18-04-02]
Факты и мненияВедущий Лев РойтманКто сохранит московскую старину?Лев Ройтман: Над Новинским бульваром транспарант-растяжка: “18 апреля по случаю Международного дня охраны памятников и достопримечательных мест начнутся Дни исторического и культурного наследия Москвы”. Они проводятся городским правительством и столичной Думой. Все бы хорошо, но не далее как 30-го марта общегородской митинг москвичей, передо мной его резолюция, обвинил и городское правительство, и Думу “в разрушении памятников архитектуры и культуры под видом реконструкции и развития”. Академик Российской Академии архитектуры и строительных наук Юрий Бочаров, он участвует в передаче, причину небрежения памятниками архитектуры видит во всесилии строительного комплекса Москвы. Так ли это? Другие участники разговора: архитектор-реставратор Геннадий Холманских; и гражданский активист Пол Спенглер. Юрий Петрович Бочаров, вы слышали мое вступление к этой передаче, я цитировал вашу позицию - строительный комплекс Москвы всесилен. Я немножко разовью вашу точку зрения для того, чтобы она была ясна слушателю. Вы, по сути дела, говорите, что точно так же как, представим себе, в уголовном процессе немыслимо, чтобы одно и то же лицо было и законодателем, и следователем, и прокурором, и судьей, и исполнителем приговора, невозможно, чтобы все функции - и законодательства, и определения, что такое памятник, требующий сохранения или подлежащий сносу, и производство сметных работ и затем строительных, и так далее, выполнялось одной и той же структурой - строительным комплексом. Вопрос: каким образом подобное вообще могло произойти? Юрий Бочаров: Дело в том, строительный комплекс в столице монополист на весь объем строительства. В его распоряжении находится проектный блок, ему подчиняется управление по охране памятников и ему подчиняются все подразделения, определяющие стоимость и формы строительства. Если сказать грубо, строго говоря, напоминает действительно несколько игру в наперстки, когда то же лицо является законодателем, участником и судьей. И поэтому в основе лежат его собственные интересы, как правило, коммерческие. Формальное выполнение плана без отчета о том, что происходит в реальности, то есть как разрушаются эти объекты. В Москве нет территорий, блок очень крупный, самый крупный в мире - 850 тысяч, ему нужно действовать. И когда они, скажем, рапортуют о выполнении трех миллионов метров, они никогда не упоминают, что при этом снесли около миллиона. Сейчас обещают построить четыре миллиона, это значит, что снесут полтора миллиона. Мы теряем часто. Лев Ройтман: Те цифры, которые вы приводите - плюс построили, минус снесено, ведь это свидетельствует о том, что прирост жилого фонда, в частности, становится иллюзорным. Юрий Бочаров: Конечно, эти цифры эфемерные, потому что отчитываются по вводу, но не отчитываются по выводу. И самое главное, что объем реконструкций, реставраций сведен к минимуму. Поэтому здания часто обречены действительно на увядание. И нам доказывают, что их нужно сносить вместо того, чтобы сохранять. Поскольку в Москве избыток денег, избыток строителей, но нехватка земель, то все инвесторы, естественно, стремятся в центр, а в центре находятся памятники. Если жители еще протестуют, то памятники молчат. И памятники становятся жертвой наступления строителей, поскольку им нужно выполнять свои объемы и рапортовать о результатах. Последствия этого их волнуют мало. Тем более, что Генплан не дает четких рекомендаций и указаний по этому поводу. Лев Ройтман: Спасибо, Юрий Петрович. Геннадий Николаевич Холманских, я представил вас - архитектор-реставратор, добавляю - историк архитектуры. Мы говорим о памятниках, о памятниках старины, о памятниках архитектуры в Москве. Я в Москве бывают только наездами, приезжая в Москву, я однако же вижу, что город несомненно хорошеет. Неужели меня мое восприятие обманывает? Геннадий Холманских: Вы знаете, из окна туристического автобуса порой очень трудно... Лев Ройтман: Простите, я вас сразу перебью. Я не турист, я бываю здесь наездами, поэтому я могу с интервалом сравнивать. Я, подходя к зеркалу с интервалом в год, представим себе, не турист по собственной физиономии, но могу судить о ней в интервале. Я не турист, я говорю об интервале восприятия. Геннадий Холманских: Все равно, чтобы понять все глубинные процессы, которые здесь происходят, здесь нужно жить постоянно, чтобы определить меру того, что здесь реально происходит. Потому что многие процессы, которые здесь имеют место быть, они носят скрытый характер и, причем, скрытый властью, что оценить реальную картину не удается даже многим мировым охранным организациям ЮНЕСКО и так далее. Это говорит о том, что власть в принципе не желает и не хочет сохранять наше культурное наследие. Лев Ройтман: Вот это самое странное. Чем можно объяснить, что власть не желает, как вы говорите, и не хочет? Разве это не жители Москвы, разве это не такие же граждане России, которые заинтересованы в сохранении своих корней, своего прошлого? Геннадий Холманских: К сожалению, сейчас у власти находятся люди, которые имеют потребительское отношение к власти. Деньги сейчас как бы стали богом в России. По сути дела, если взять власть до революции, царя, что такое был царь? Это своего рода был подвиг, подвиг служения отечеству, подвиг нестяжания. А сейчас единственная цель власти - это добыча денег. Поэтому эти процессы они, естественно, и вылезают наружу. То есть главная причина - это все-таки деньги. Большие деньги и диктуют снос каких-то памятников, идет борьба за земли и так далее. Лев Ройтман: Будьте любезны, Геннадий Николаевич, для того, чтобы мы были конкретны, возьмем какой-то один пример. С вашей точки зрения, какой в данном случае может наиболее яркий, я повторяю - с вашей точки зрения? Геннадий Холманских: С моей точки зрения, свежайший пример - это знаменитый Петровский замок, Ленинградский проспект дом 40. Царский дворец, резиденция российских императоров загородная, строился еще Екатериной Второй в последней четверти 18-го века в качестве загородного жилого дома, то есть дачи. Этот пример наиболее характерно отображает те процессы, которые и происходят. Конкретно здесь можно заметить следующее. Президентским указом еще в 97-м году этот дворец был передан под культурные цели. В третьем пункте этого указа значатся условия передачи, что дворец должен быть научно отреставрирован и использоваться в дальнейшем как памятник истории культуры федерального общероссийского значения. То есть президент не диктовал этим, что конкретно должно быть во дворце - музей ли, концертный зал, библиотека, он лишь очертил те рамки его культурного использования. А здесь уже московская исполнительная власть должна была сама определить, чему здесь быть. На деле же получилось так, что, обращаясь к правительству Российской Федерации, Лужков просто обманул и москвичей, и федеральные власти. В действительности оказалось, что целью дальнейшего использования Петровского замка являлась корысть. То есть использование его под представительские цели, устройство там очередной приемной закрытой, так называемого Дома международного сотрудничества с зарубежными странами. Мы знаем, такой есть у нас дом на Воздвиженке, дом 16. Лев Ройтман: Простите, кто был инвестором? Геннадий Холманских: А инвестора никакого и не было. Деньги на реставрацию этого памятника, согласно постановлению Лужкова, которое вышло вслед за указом Ельцина, деньги должны были извлекаться из средств, поступаемых от арендной платы от использования памятников в городе Москве. Лев Ройтман: И кто же тогда проявил корысть, в чем она состоит? Геннадий Холманских: Приоритетными целями использования памятников является развитие науки, культуры, нравственно-эстетическое воспитание граждан. А здесь получается, что этот шедевр архитектуры превращается по сути в утилитарный предмет. Лев Ройтман: То есть в коммерческий объект или нет? В чем коммерческая суть? Геннадий Холманских: Коммерческая суть там есть, поскольку главный корпус должен использоваться как приемная, они планируют устроить в главном корпусе еще пару так называемых президентских номеров. Вы понимаете, что президентские номера это всего лишь качество этих номеров. Это не означает, что там будут останавливаться главы государств. Лев Ройтман: Я понимаю, но вы сказали, что в этом была корыстная заинтересованность. Я, честно говоря, пока не могу определить, как слушатель, из того, что говорите вы, в чем корыстная заинтересованность. Геннадий Холманских: Я объясню. Они планируют устроить в этом здании гостиницу класса “Де люкс”, разгромив там все служебные постройки, сделав там, выполнив полную перепланировку, соорудив в центре заднего двора ресторан, причем проект этого ресторана совершенно ужасающей формы, это некое подобие мавзолея, сверхтоталитарная архитектура. Закон об охране памятников, и федеральный, и московский, он напрочь запрещает любое капитальное строительство на территории памятников. Статья 33-я также запрещает и реконструкцию памятников, и устройство мест парковки, и стоянки автомобилей, и даже благоустройство на территории парков-памятников с применением современных дорожных материалов. Лев Ройтман: Спасибо, Геннадий Николаевич. Я подвожу итоги: итак, использование этого объекта, с вашей точки зрения, происходит не по назначению. Он теряет характер памятника архитектуры и начинается утилизация этого здания, как вы говорите, в коммерческих целях. То есть, видимо, предполагается утилизация, поскольку проект еще не завершен, он в работе. Пол Спенглер, я должен теперь представить вас несколько детальнее. Начну с того, что вы американец, живущий десять лет в Москве, супруга ваша российская гражданка, вы определяете себя как гражданский активист. Ваша борьба с московскими властями развернулась, в частности, за спасение дома Булгакова. Расскажите подробнее об этом. Пол Спенглер: Совершенно верно, я еще десять лет назад, когда только что приехал на постоянное место жительство в Россию, я начал жить в этом доме вместе с художниками, музыкантами. Даже когда я не знал, что он памятник и что такое памятник, я уже начал перестраивать крышу, которая дырявая была. Потом, когда начал понимать, что такое памятники, начались развиваться безобразные строительства по всему городу. Я конкретно двумя памятниками занимался физически, дежурства в них, говорил с корреспондентами, пытался влиять на власти, чтобы сохранить эти памятники. Я вижу, что сейчас такие обстоятельства в городе, которых не было в последние десять лет. Такой бешеный темп, такой ускоренный рост, снос и памятников и вообще домов, которые, хотя и не памятники, много сносят, но которые тоже представляют исторические ценности. Весь город меняет внешний вид не в лучшую сторону. И я думаю, что москвичи только что начали понимать, что их городские власти не такие хорошие, как они раньше думали и, может, скоро узнаем, что здесь самые худшие, самые бескультурные власти, которые были в России когда-нибудь. Лев Ройтман: Это сильные слова. Но, Пол, я понимаю, вас удивить, как американца, высотной застройкой очень тяжело. Мы видим, однако, как Москва растет вверх и вгору. Но, с вашей точки зрения, чем вы можете объяснить, что власти ведут себя, в конце концов, как Иваны, не просто не помнящие родства, но и активно это родство уничтожающие? Есть ли у вас объяснение? Пол Спенглер: Я бы сказал, что здесь проблема не в родстве или в памяти, здесь единственная проблема это гонка за деньгами, гонка за землю. Встал сейчас важный вопрос для всех, возникла конкуренция для городской власти, такой момент сейчас определенный момент существует в политике. Понятно, что либо федеральные власти не знают, что начало твориться или им неудобно что-либо контролировать. Но они обязаны контролировать городские власти, Министерство культуры обязано контролировать эти дела. Лев Ройтман: Спасибо. Юрий Петрович Бочаров, что же, федеральные власти действительно не знают, что происходит в Москве, коль скоро это происходит у них на глазах? Я должен вновь-таки сказать, что я, быть может, не так остро это вижу, как видите это вы, как, наверное, должны видеть федеральные власти? Юрий Бочаров: Конечно, федеральные власти это видят, но полномочий они не имеют. Статус закона о столице трактуется только интересами московской мэрии и нарушаются права самоуправления, федеральных властей в городе, даже права президента. По сути все вопросы в центральной зоне, где расположены все министерства, посольства, культурные центры, контролируются только московской властью. И зона охраны ансамбля Кремля, которая должна полностью охраняться и ничего не должно здесь строиться, именно здесь и идет гигантское строительство, поскольку это дает большие деньги. Получается так - что я охраняю, то и имею. Пол прав, нужен контроль федеральной власти. К сожалению, его здесь нет. Все проектные структуры, все строительные находятся во власти московской власти. Поэтому в такой степени зависят от московской власти и власти федеральной. И пока эта система сохраняется. Лев Ройтман: Но есть ведь какие-то указания на то, что эта система может измениться. Принят ведь уже и закон о разделе земель, о разделе сфер влияния, и перечни памятников, подлежащих охране, с консервацией, с сохранением будут составляться все-таки федеральными властями. Юрий Бочаров: Совершенно верно. Так это же новый закон, а до этого трактовалось, что земля в городе и памятники находятся в подчинении местной власти. Поэтому местная власть сегодня и торопится занять все свободные участки, освоить все памятники, а потом заниматься разделом, опираясь на целую систему сложных документов. И Пол прав, что сейчас все ускорилось именно потому, что законы о разделе, которые встревожили местные власти, которые стали быстро, точечно везде, и в зоне охраны, все осваивать. Лев Ройтман: Спасибо. Геннадий Николаевич, памятник он и есть памятник, это в общем-то должно быть видно и невооруженным глазом. Но каким образом все-таки происходит это самоедство? Что-то ведь должно быть юридически, технически в руках у нарушителей этой охранной функции. Они ведь должны каким-то образом, по крайней мере, себя оправдывать. Как происходит это самооправдание, есть какие-то документальные способы вывода памятников из разряда охраняемых объектов для того, чтобы можно было сказать - а вот, смотрите, у нас формально все правильно? Геннадий Холманских: Чтобы ответить на этот вопрос, тут следует обратиться к конкретным примерам. Дом 46 по улице Пятницкая - он может быть характерным примером. Его еще часто называют “приемной Березовского”, хотя к Березовскому, на мой взгляд, он не имеет никакого отношения. И он показывает, каким образом власть осуществляет снос памятника, как она его обосновывает. Как правило, мотивами для сноса памятника, какого-нибудь особняка, церквей не касается, являются следующие причины. Появляется инвестор, инвестору требуются соответствующие площади, амбиции его растут, а памятник не вписывается в рамки этих амбиций. И тогда он идет в управление охраны памятников, то есть к исполнительной власти, и заказывает программу, что мне нужно сделать то-то, то-то, чтобы общие площади моего объекта они равнялись такой-то цифре, только тогда я готов в него вкладывать деньги. И вот, например, Пятницкая 46 - здесь инвестору потребовалось строительство подземного сооружения, какой-то бункер, подземный этаж либо под гараж, либо под фонды-хранилища, а здание таким подвалом не располагало. Значит здание нужно снести, а на его месте строить макет. Здание это было успешно снесено, хотя оно очень плохо поддавалось сносу. Говорить о том, что оно было в аварийном или остро аварийном состоянии не приходится. Лев Ройтман: Простите, все еще пока непонятно, как можно снести то, что определяется как памятник? Геннадий Холманских: На это существует несколько способов. Один из способов - это понижение статусов памятников. Образуется комиссия, которая решает, является этот памятник федерального значения или его можно понизить в местное, либо вообще вывести из состава памятников. Когда эта процедура юридически оформляется, тогда и развязываются руки. Приносим свои извинения за возможные неточности Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
