Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[25-03-01]
Разница во времениАвтор и Ведущий Владимир Тольц
Голоса незавершившейся историиВладимир Тольц: Сегодняшняя передача посвящена голосам. Голосам недавнего прошлого. Пусть недавнего, но уже прошлого века. Многие слова тех, кого вы услышите сегодня, уже забыты. Но смысл ими некогда сказанного, как и их голоса, еще на слуху. И при этом - уже принадлежат Истории. Михаил Горбачев: Случай приводит людей к такой ситуации, к такому положению, в котором я оказался. Стечение обстоятельств... Илья Прудовский: И я выхожу в эфир и говорю: "Московское время девять часов. Мы передаем обзор центральных газет. Сегодня из центральных газет вышла только газета "Правда"... Владимир Тольц: Наша сегодняшняя передача, как я уже сказал, посвящена голосам недавнего прошлого, голосам, которые у многих еще на слуху. Имя первого, кого вы услышите сегодня, известно всем. Это Михаил Сергеевич Горбачев, недавно отметивший свое семидесятилетие. 28 февраля, за пару дней до юбилея, Горбачев принял участие в проводимых Российским государственным гуманитарным университетом слушаниях "Россия при Путине. Куда же ты?..." Тема, как видите, еще отнюдь не ставшая Историей. Но свое выступление Михаил Сергеевич ей - истории (в том числе и своей!) - во многом посвятил. Оно и понятно: его личный гигантский вклад в историю неоспорим. Споры лишь об оценках. Михаил Горбачев: Столько, вообще говоря, чуть не сказал натворил, сделал и не доделал, что это даже Владимиру Тольцу не разобраться. Он все пытается, ведет бесконечно свои передачи, в Фонде выясняет, что я еще не доделал... Но вот, действительно, я рад!.. Владимир Тольц: Находясь в большой аудитории, где выступал Горбачев, я тоже был рад, что он заметил и вспомнил меня, но всякий раз, когда он снова переходил на критику моей работы, все же смущался - ну, кому это, кроме нас двоих может быть интересно? Справедливости ради надо сказать, что большую часть своего выступления Михаил Сергеевич посвятил не такого рода частностям, а раскрытию объявленной темы его лекции - "Россия при Путине". Хотя юбилейное настроение этому и не способствовало. Михаил Горбачев: Должен себя удержать, чтобы не удариться в воспоминания. Из семидесяти лет, прожитых пятьдесят лет в политике - есть, что вспомнить. Сегодня, я когда получил от вас письмо, я подумал: ведь озаглавили умно, главное непонятно, как это могут ученые сделать. - "Историко-философские чтения". (Я ни к тому, ни к другому не подхожу, я не историк и не философ. Думаю, все-таки пригласили, надеются, что что-то все-таки он умное скажет! - Семьдесят лет, что-то он имеет...) А дальше еще интереснее - "Россия при Путине: куда же ты?". Во-первых, при Путине Россия или Путин при России? Это уже вопрос очень важный! Я думаю, что все мы должны служить России, служить честно... Владимир Тольц: В качестве примера такого "служения" Михаил Сергеевич избрал собственный жизненный путь. И тут коснулся предмета вечных споров историков - вопроса о роли случайности в истории. Михаил Горбачев: Я не забывал две вещи, что случай приводит людей к такой ситуации, к такому положению, в котором я отказался. Стечение обстоятельств. Если вокруг в результате определенной номенклатурной линии было такое окружение пожилого возраста, то те, кто в это время оказался в кругу этом и располагал всего-навсего 54-мя годами, ничего себе молодой, прямо юнец. Это стечение обстоятельств. Люди настроены были - неужели опять, опять будем готовиться к выносу еще одного, еще одного?.. Помните, тогда появился анекдот в советское время: как будет открываться следующий съезд КПСС? Кто-то войдет из старейшин и скажет: уважаемые делегаты, прошу встать, членов Политбюро внести. Вот мы так над собой шутили, издевались, но и горечь в этом большая была, правда большая. Нас всегда спасало чувство юмора. Мы сейчас столько о себе наслушались анекдотов. Когда сейчас расшифровывают записи, что я говорил на всех закрытых заседаниях, уже три с половиной тысячи опубликовано... (Владимир Тольц сейчас поглядывает - как бы туда пробраться? - Не получится. Скорее допустим архивистов отсюда...) То там, конечно, Горбачев не сахар. Я думаю, как же опубликовать, чтобы не войти в противоречие с законом об охране секретов? - Что-то мы найдем, надо, чтобы люди знали и видели, потому что мы столько россказней о себе наслушались. Я, правда, не обращаю внимания, но реагирую и раздумываю. По-разному можно относиться. Говорят, Борис Николаевич тоже не обращал внимания. Ну да, вроде писатель пописывает, читатель почитывает, а все остается по-старому. У меня другой сценарий, для меня это было всегда важно - общение с людьми, разговор напрямую. Это я все подхожу к теме. Владимир Тольц: Но до заявленной темы было еще несколько минут рассуждений о реформаторах, перестройке, о Ленине, благотворности НЭПа и драме тоталитарной модели общественного развития. Шутливый тон постепенно исчезал. И тут молодые слушатели, идейно выросшие уже в пост-советский период, получили уникальную возможность вживе услышать прежнего Горбачева, генсека времен перестройки советского социализма. Михаил Горбачев: Мы имели дело с самым мощным тоталитарным режимом в мире. Мы имели дело с самым милитаризированным обществом. Мы имели абсолютный контроль одной партии, одной идеологии над всем! Владимир Тольц: В канун своего семидесятилетия последний Генеральный секретарь партии, безраздельно правившей в России семь с лишним десятилетий, первый и последний Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев, в ряду многих других наград и титулов отмеченный дипломом "Человек столетия", вспоминал: Михаил Горбачев: Когда я стал Генсеком и начал декларировать какие-то вещи очень серьезные, была очередная встреча в Давосе. И одни говорили о том, что есть шанс новому Генсеку что-то сделать, другие говорили - это типичная пропаганда очередного Генсека, это продукт этой партии, продукт этой системы, ничего не будет! И не надо обольщаться. Выступил Геншер, мой большой друг Ганс-Дитрих Геншер - и сегодня, должен через два дня приехать, - и сказал: "слушайте, я думаю, что это все серьезно. Давайте тогда поступим так, рационально - давайте поймаем Горбачева на слове". - Вот, все время меня пытаются поймать. Владимир Тольц: Историкам еще предстоит решать то, о чем до сих пор спорят ненавистники Михаила Сергеевича с его симпатизантами: "поймал" Запад Горбачева или всё (почти всё!) шло так, как сам Горбачев замыслил. Сам же нобелевский лауреат считает, что поймался не он, а его преемники, покончившие с перестройкой, развалившие Союз, ввергшие экономику страны в пучину "шоковой терапии" и прочие неприятности. Михаил Горбачев: Оборвалась перестройка и началась осуществляться новая стратегия. Да, это была новая стратегия. Она, известно, чем завершилась. И теперь, в конце десятилетия реализации радикальных либеральных реформ, мы начали все требовать: "Борис Николаевич, сделай благое дело - уйди! Мы тебе доверяли полностью, карт-бланш давали. Ты расстреливал парламент, разгонял, мы тебя поддерживали. Нужно было реформы, проголосовали на референдуме реформы, за твой вариант реформ поддержали. Но ты и сам не ведаешь, куда нас ведешь. Уходи, пожалуйста, надо думать, что делать дальше!" И появляются выборы, появляется исполняющий обязанности, а потом и президент. Вот его наследство. Я думаю, что очень важно здесь сказать вот что, дорогие друзья, нет "китайской стены" между всеми этими периодами, советским периодом, семидесятью годами, перестройкой, между перестройкой и периодом Бориса Николаевича Ельцина, - "эпохи Ельцина", и нет "китайской стены", она не возникла с приходом президента Путина. Мы же страна, мы же живем, страдаем, мучаемся, но это же все происходит с нами. Но есть вещи, в которых надо нам разбираться. Так вот я что скажу теперь относительно, в чем разница этих стратегий? Перестроечники, реформы, вывод страны из тоталитарного режима к демократии, утверждение свобод, политического, экономического, духовного плюрализма и постепенное накапливание опыта по пути строительства рыночного, социально ориентированного общества. Мы рассчитывали, что для этого, как минимум для того, чтобы встать на этот путь развития, потребуется 10-15 лет. Потом мы поняли, что нужно поколение как минимум. И надо было идти от аренды, как многие пошли. Самые успешные сегодня предприниматели, ведущие хорошо дело, и о России не забывающие, это те, кто кооператорами были, кто пошел по аренде и потом выкупили или фабрику или предприятие сферы обслуживания. Вот они сейчас нормальные бизнесмены. Для этого нужно было пройти большой путь. Такой сложной экономике, как наша, нужны были годы для того, чтобы произошло все необходимое. Мы ничего не соображали, как вести дела в условиях рынка. Нам нужно создать было инфраструктуру рыночную, создать массив права, регулирующий процессы рыночные и так далее, и так далее. Это долгий, трудный путь. - Те самые, понимаете, сорок лет, как по Библии . Это первое, несколько установок... И, наконец, без крови, с уважением к человеку, с утверждением его в положении гражданина, а не "винтика", который подкручивают и закручивают или которого пасут сменяющиеся по номенклатурной схеме "пастухи". Колоссальный период! Мы, пройдя через Орду, через крепостничество, через коммунистический тоталитарный строй, мы с вами практически не имели опыта жизненного. Мы одно имели, - мы стали очень образованными людьми, мы стали чувствовать, что мы не можем дальше жить без свободы, мы задыхаемся. И это тот самый пункт, который позволил перестройщикам получить на первых порах такую поддержку. Потому что весь этот режим, вся эта модель, которая была навязана через диктатуру, насилие, репрессии, был отвергнут на уровне культуры. Вот наш взгляд, его можно критиковать, о нем можно спорить и это мы делаем, между прочим, и в эти дни, но это такой подход. Второй путь - это расчленение Союза. - "Россия сама быстрее прорвется, избавившись от этих гирь и распорядившись теми ста или восмидесятью миллиардами, которые перекачиваются через союзный бюджет в другие республики. Поэтому давайте выходить из-под союзной юрисдикции, мы вам сразу снижаем на 10% налоги и так далее, не платите в союзный бюджет и прочее, прочее"... А потом суверенитет, а потом вообще раскручивание. Поэтому надо говорить, называть вещи своими именами. Россия, поставив вопрос о независимости, не задала себе вопрос - от чьей независимости? От самой себя? СССР это и есть большая Россия, оформленная соответствующим образом как формы, которые возникли как реакция на то, что мы страна, мир миров, мир культуры и так далее. Владимир Тольц: И добравшись, наконец, до темы лекции Михаил Сергеевич и провозгласил Путина прежде всего наследником тяжкого ельцинского прошлого. Михаил Горбачев: Ну а теперь Путин, вот это и наследство Путина. Поэтому будьте осторожны и ответственны в суждениях о Путине, я вас прошу! Вот перед вами человек, который очень много знает, как выбираться из таких ситуаций. Хаос в наследство достался Путину во всех сферах, во всех! Перенапряжена федерация и трещит экономика. Известна социальная ситуация - две третьих за чертой бедности. Во внешней политике есть шаги вместо продуманной внешней политики и так далее. А образование и наука? Довели до обмороков учителя, академика, который стреляется, не может решить проблемы жизни своих подопечных. Вот она ситуация. И вы что думаете, за год все можно изменить, иначе сделать? Ну, давайте оставаться, в конце концов, избавляться от этого "фольклорного" подхода к жизни нашей! Мы должны сами реализовать свою жизнь, мы должны стать другими, понять, взять ответственность, выдержать, тогда что-то получится. Ибо проблема управляемости в России это главный вопрос. - "Послушайте, ребята, что скажет старый дед: страна у нас богата, порядка только нет"... Это корень прямо наш! Мы должны научиться самоорганизовываться на уровне самоуправления, и никто не должен лезть туда и командовать людьми. Мы должны четко определить компетенцию региональных систем, чтобы они не превращались в региональных феодалов. Поэтому надо понять Путина, почему он занялся этими вопросами. По двести-триста нарушений, отступлений от законов и конституции нашей. Собственно, налоги не соберем, законы не действуют, а что же остается тогда? В этом беспределе выстраивать какие-то планы. Поэтому то, что он делал в этот год, собирал, стабилизировал и что-то ему удалось сделать, при всех ошибках, просчетах, ведь на него это свалилось, ведь он еще сам должен набираться опыта, реализовать свой потенциал, он должен команду, он же без команды пришел... А что такое команда, она что, с неба свалилась? Поэтому давайте будем прямо говорить президенту - у тебя есть мандат, и всякие твои обещания и контракты устные и письменные, которые ты заключил, когда тебя считают наследником, не имеет значения перед мандатом народа. Ибо главный в стране народ, и он тебе дал мандат на управление страной. Люди, смотрите, как сложно идет у президента, как уже наша интеллигенция, у них же раньше, у всех сдают нервы, она уже: подумаешь, ошиблись и никакой он не смелый, не мужественный, да он еще и не знает, что делать и так далее. Наверное многое не знает. А мы что, все знаем с вами, а он только один не знает? Я думаю, что в январе, когда опросило ВЦИОМ, поддерживают или не поддерживают Путина, и 80%, я даже удивился, невероятно, то люди хотят дать ему шанс поработать. Владимир Тольц: Так в начале ХХI века рассуждает Нобелевский лауреат и "Человек столетия" (прошлого столетия!) Михаил Горбачев. В те самые дни, когда Михаил Сергеевич Горбачев отмечал свое семидесятилетие, я встретился в Москве с человеком, с голоса которого мы некогда и узнавали то, что хотел поведать миру последний Генеральный секретарь КПСС. Я говорю сейчас о бывшем многие годы диктором Всесоюзного Радио Илье Ефимовиче Прудовском, голос которого многие из вас без труда узнают и сейчас. Илья Прудовский: Речи Михаила Сергеевича Горбачева, они только потом стали передаваться в его голосе, но когда Михаил Сергеевич начинал, то советская традиция, что можно давать фрагменты в записи, а в основном полный текст речи читается диктором профессиональным, со словами "Передаем речь Генерального секретаря ЦК КПСС". И вот однажды мне надо читать на эфир, в живой эфир, не на запись, речь Михаила Сергеевича Горбачева, и я вижу там полную, совершенно полную бессмыслицу, опыт достаточно большой, я понимаю, что эта бессмыслица произошла из-за того, что выпала строка при передаче. Тогда шло это с телетайпа, наклеенный, (уже не наклеенный, - в горбачевское время уже не наклеенные полосочки), но получали с телетайпа, и я понимаю, что пропала какая-то строка. Я иду к редактору "Последних известий" и говорю, что здесь у Михаила Сергеевича полная ахинея, надо как-то исправить. Он не очень-то принимает относительно Михаила Сергеевича слово "ахинея", и во-вторых, его приводит в ужас слово "исправить". "Горбачева мы не правим". - "Но ты понимаешь, что мы не имеем права читать это? Мы же не можем выставлять его полным дураком, который говорит без связи мыслей. Надо что-то делать!"... Ну что делать? - Материал получен из ТАСС, он звонит в ТАСС и предлагает им то, что я предлагал ему, исправить Горбачева. Те реагируют на него так же, как он отреагировал на меня. Принимается решение выйти на заместителя председателя Комитета, тот опять не принимает никакого решения и отсылает нас уже в Отдел пропаганды ЦК. В Отделе пропаганды ЦК почему-то не оказывается никого, (а время уже было близкое к ночному), хотя там всегда должны быть люди, или кто-то некомпетентный, я уже не помню, не принявший на себя смелости решить этот вопрос. И мне говорят: "читай, как есть, время уже не терпит, читай, как есть"... Я говорю: "я не буду!" - "Имей в виду, делай, что хочешь, но я об этом не знал"... Я был храбрым парнем, а потом риск был не так велик. Я достроил продолжение, которое может быть одним-двумя союзами или предлогами отличались от того текста, который наутро появился опубликованным в "Правде". Но вот эта цепочка, которая не решала ничего, серьезные дела, а выводила на отдел пропаганды ЦК, на идеологические службы, они проявлялась достаточно четко, достаточно точно. Владимир Тольц: Вот так, впервые, пожалуй, у микрофона Радио Свобода вспоминает сегодня о работе уже не существующего Всесоюзного радио его многолетний сотрудник Илья Прудовский. Знают ли те, кто 19-го августа 1991-го, пытаясь понять, что происходит, прильнул к своим приемникам и радиоточкам, что материалы ГКЧП читал именно он? Илья Прудовский: Вот это, может быть, был единственный случай, когда не было запланировано изменение сетки, собственно, ничего в тот день запланировано не было. Но приверженность к сетке была настолько жесткой, что когда я пришел в эфир, а у меня по сетке должен был быть обзор центральных газет, во множественном числе - газет, а вышла в этот день одна газета "Правда" и с одним-единственным материалом, то есть обзора как такового быть не могло. И я пришел к заместителю председателя Комитета по радио и говорю: "а что же обзирать? - Обзирать-то нечего"... - Так что давайте мы обзор отменим, потому что еще состояние жуткого дискомфорта оттого, что ты не понимаешь, что происходит, а ты должен читать, и не только человеческий дискомфорт, а тут еще профессиональный, я не знаю, как это читать, я не могу этого делать. Нет, это не просто пойдет материал, а он пойдет именно как обзор центральных газет. Никто мне не пишет никаких текстов, в другое время бы написали, но тут все растеряны... И я выхожу в эфир и говорю: "Московское время девять часов. Мы передаем обзор центральных газет. Сегодня из центральных газет вышла только газета "Правда". Из ее материалов, точнее материала, вы узнаете и причину того, что я познакомлю вас с одним материалом, который называется..." Я не помню сейчас название этого огромного на всю газету материала ГКЧП. Ну и читаю его. Дикторская выучка это все-таки замечательная вещь, профессионал должен уметь все, диктор, и в том числе к работе в варианте, как бы сказать по-сегодняшнему, "синтезатора речи". Когда ты включаешь в себе какой-то маленький тумблер, слова идут гладко, безошибочно, но никто не может тебе сказать, как ты к этому относишься. Недавно, кстати, меня приглашало "Эхо Москвы", и одна из известных московских ведущих и "Эхо Москвы", и сегодня канала РЕН-ТВ, Ксения Ларина пыталась меня упрекнуть в том: "А вот какие вы были тогда соглашатели! Вы читали такие материалы, как ГКЧП. - Мы-то вот читать не стали!"... Ну, я не чувствовал, что у меня есть необходимость оправдываться, потому что, по крайней мере в то время я считал, что это совершенно нормально, я на работе. - Я не знаю и не понимаю, кто кого сменил, я не понимаю, что происходит, но мои чисто рабочие функции требуют того, чтобы я это прочитал. По крайней мере, ну, я понимаю, мы все должны быть героями, но если не проявлять героизм, по крайней мере, если я хочу работать и вообще не иметь еще больших неприятностей, я на своем рабочем месте свою работу исполняю. Транспорт ходит, газета вышла, я читаю. Единственное я тогда ей сказал: а вы слышали сами? Она говорит - нет, не слышала. Так вот я могу сказать не в оправдание, мне не в чем оправдываться, а в пояснение, что это моим голосом было читано, но это был не я, я не знаю, кто это был. Я потом себя прослушивал, ибо все у нас включалось на контроль, я себя прослушивал - это полное отсутствие эмоций, полное отсутствие подтекстов. Можно сказать, что это был озвученный текст. Владимир Тольц: Рассказывая о чтении материалов ГКЧП, Илья Ефимович Прудовский не случайно упомянул о "сетке вещания". Дело в том, что по ходу работы над информационно-образовательной мультимедийной программой по истории середины 20-го века (об этом совместном проекте Радио Свобода и Российского гуманитарного университета я уже рассказывал в одном из выпусков "Разницы во времени") я и мои коллеги-историки столкнулись вот с чем: оказывается, о смертельной болезни Сталина в 1953-м многие люди в СССР догадались еще до оглашения официальных сообщений о здоровье вождя. Они поняли это по изменению "сетки вещания" Всесоюзного радио. (То же, кстати, происходило и позднее, при кончинах Брежнева, Андропова, Черненко.) Вот об этом - о сетке советского радиовещания и чрезвычайных изменениях в ней - и попросил я консультации у Ильи Ефимовича Прудовского. И неожиданно для себя узнал, что именно он был человеком, который первым оповестил мир о смерти Брежнева. - Илья Ефимович, что вы чувствовали тогда? Илья Прудовский: Если говорить о своих ощущениях, то я бы сказал так, что какая-то двойственность. Вообще только тот, наверное, кто через это прошел, может быть, это и небольшая работа, но специфическая, подобного рода материалы, знает, что это не ложь, а действительно так, действительно правда. Если тебе приходится читать некролог, то ощущение того, что умер человек, и в этот момент, меня даже не сам факт смерти, он меня никогда не удивлял, я даже готов поверить в то, что и я когда-то умру, хотя это кажется нелепым совершенно, ну готов поверить, сам этот факт нет, никак не сдерживал, не заставлял по-настоящему быть серьезным и грустным. Но меня, например, всегда смущал тот факт, что кто-то из близких, кто-то из родных, кто-то из друзей только от тебя сейчас впервые услышит. Поэтому какая-то мера деликатности, безусловно, была. То, что умер глава государства, было бы, наверное, цинично говорить, что мы полагали, что уж давно пора, потому что уже не функционирует, как следует, но это не так задевало, как вот этот человеческий фактор. Но у меня была вообще история до некоторой степени, я бы сказал, смешная. Потому что тот антураж, который оказался тут же вокруг меня, он не дал, даже если бы я хотел, не дал бы мне прочувствовать глубину и серьезность, трагичность события. И было, с моей точки зрения, мудрое решение, я думаю, это тоже не председатель комитета, а выше, чтобы читал кто-то другой, но не Левитан. И как ему потом, обиженному, кстати, объяснили, почему не он, что: "давайте мы уже вас сохраним только для запусков в космос, для таких позитивных сообщений, а это пусть кто-то другой"... И я работал ночью, когда стало известно, что утром надо будет читать это сообщение, по-моему, было или в 10 или в 10.30 первое сообщение о смерти Брежнева. Позвонила в два или в три часа ночи мне в дикторскую Александра Денисовна Беда, это человек, который ведал программами в течение многих лет, и сказала: никуда не уходить, утром будете читать материалы. Какие - я точно не знал, но подозрения, предположения были. Но когда утром подошло время, а я все надеялся, что придет Левитан и он будет читать, и сил нет, и желания большого нет, и домой хочется, много всяких привходящих моментов. И тут вдруг я вижу, что Левитан как какой-то мальчик сторонний ходит сам по себе, на него никто не обращает внимания. Вокруг меня собираются какие-то дядьки, тетки и задают мне один потрясающий вопрос, уже когда я держу материалы: "вам все понятно?" А что, собственно, там можно не понять, когда написано: "От Центрального Комитета Коммунистической партии и так далее", что скончался Леонид Ильич Брежнев, ударения тоже ставить не надо, мне все понятно, и всю технологию я отлично знаю. Я знаю, как соизмерять паузу, какой глубины должны быть мои низы, ну, в конце концов, есть опыт. И это бы тоже полдела. И первый раз, я считаю, я вполне профессионально это отчитал, это было очень серьезно, это было крупно, это было совершенно по рангу. Но между первым и вторым чтением мне позвонил председатель Гостелерадио Сергей Георгиевич Лапин, для меня и моих коллег это было событием не меньшим, а может быть, и большим, чем информационный повод, потому что председатель комитета никогда не снисходил до того, чтобы звонить просто дикторам, и сказал мне, что я прочитал хорошо, и задал вопрос: "почему мало грусти?" И я ему четко по-солдатски ответил, что будет грусть, Сергей Георгиевич. И когда я в следующий раз перечитывал, думаю, что не грусть, а рыдания, которые можно было принять за совершенно нормальные рыдания, я не помню, было ли у меня дрожание в голосе, были ли какие-то спазмы, это же не голосом делается, это делается состоянием, я себя накрутил, я наиграл до такой степени, что один из коллег, пришедший потом на смену и слышавший меня дома, сказал мне: Илья Ефимович, - трам-тарарам-тарарам-тарарам! - у тебя, что дома кто-то умер? И только узнав, что это после звонка Лапина, все понял и расценил как нечто нормальное. Владимир Тольц: Илья Прудовский - бывший диктор Всесоюзного радио, ныне профессор Института повышения квалификации работников радио и телевидения. Михаил Горбачев, чьи речи он нам некогда зачитывал, ныне - почетный доктор РГГУ и академик Российской Академии Естественных Наук. Оба читают лекции молодежи. Время покажет, чему они научат "племя младое". Но произнесенное ими ранее уже вошло в учебники, а голоса их - в антологию звука ушедшего века. Ну, а в завершение нашей сегодняшней темы - новый голос, который порой трудно отличить от того, что мы уже слышали. Максим Галкин: (Голосом Горбачева): Ну, вы знаете, я, спасибо, спасибо!.. Вы знаете, мне немножко неудобно, потому что нас уже двое на сцене, но, в принципе, я хочу сказать, действительно, большое спасибо, что помните, ну, я вижу, помните, и на балконе много мест занято, так что это все есть. Вы знаете, я хочу предоставить слово для поздравлений меня, неудобно, но, в общем-то, так сказать, только я могу представить, это президент Российской Федерации Владимир Владимирович Путин. (Голосом Путина): Добрый вечер! Сегодня действительно большой день для всех нас. Очень приятно, что вы здесь все собрались, это существенно облегчает нашу работу. Я долго не знал, что подарить Михаилу Сергеевичу, какой сюрприз преподнести, и решил привести Бориса Николаевича. (Голосом Ельцина): Прямо приехал сразу. Рад поприветствовать нашего уважаемого пенсионера. (Голосом Горбачева): Ну, вы знаете, от пенсионера слышу. (Голосом Ельцина): Я действительно, как только, так сразу со своего юбилея на ваш. (Голосом Горбачева): Ну вы знаете, Борис Николаевич, что-то, когда вы были президентом, вы меня ни разу так и не приняли. (Голосом Ельцина): Да занят был. То, понимаешь, ты с Биллом встречался, то с Колем, то с Гельмутом. (Голосом Путина): Я как-то, чтобы подытожить это все, хочу вас поздравить, Михаил Сергеевич, словами Гете. (Далее скороговоркой по-немецки длиннейшая из "Фауста") Что в переводе на русский язык означает: здоровья вам, Михаил Сергеевич! Владимир Тольц: Это не Путин! И не Горбачев с Ельциным. Это молодой пародист и телеведущий Максим Галкин, приветствовавший Горбачева во время его выступления перед студентами РГГУ. Что ж, узнаваемость пародии в данном случае - лишь свидетельство незавершенности истории. Недавнее прошлое еще звучит в нас, и к нему стоит прислушиваться... |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
