Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
18.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 История и современность
[04-11-01]

Разница во времени

Автор и Ведущий Владимир Тольц

58-10 - "гонорар" за стихи

Владимир Тольц:

Сегодня речь пойдет о народном творчестве высоко ценившемся в СССР. О том, за что награждали лишением свободы.

- И авторы этих стихов, и те, кто их сажал за это, относились к стихам как к чему-то такому особенному, как к буквально стихотворному заклинанию, которое могло нанести больший ущерб, нежели заклинание обычное прозаическое..."

Сегодня ровно сорок лет,
Как рухнул трон царя,
Но воли не было и нет
Под флагом Октября.

- Если учесть, что страна поэтов долгое время была всесоюзной зоной, поначалу обнесенной колючей проволокой границ, а потом железным занавесом, то вовсе не покажется чем-то таким уж удивительным появление в среде простых людей поэтов вроде героев сегодняшней передачи... "58-10 - гонорар за стихи".

Темой сегодняшней передачи являются никогда еще не публиковавшиеся стихи и "гонорары" за них.

Если бы в книге рекордов Гиннесса учитывали самые крупные вознаграждения за поэтическое творчество, Советский Союз, наверное, занял бы по этой категории достижений первое место. И дело тут не в Сталинских премиях, переделкинских дачах, литфондовской поликлинике, домах творчества и прочих цацках для признанных властью поэтов. Кажется, нигде в мире сочинения никому неизвестных виршеплетов не оценивались так высоко. Их гонораром часто было лишение свободы.

Гадины подлые! Псы вы вонючие,
Львы кровожадные с пеной у рта.
Чрез вас народа простого сколь мучается,
Ваш сверхизбыток, их нищета.

Мы критикуем прошедшие роды,
И строй самовластья царей,
За их угнетенья простого народа
И за поддержку верхушки своей.

А сами мы делаем в принципе то же,
Только названья другие и строй,
Режим, правда, тоже проще, но все же
Не легче живет весь народ трудовой.

Автор этих косноязычных рифмованных строк, подписавший их "Второй Некрасов", 30-летний инвалид Великой отечественной войны симферополец Иван Сергеевич Пидорич в июне 1957-го получил за свое сочинение 6 лет лагерей. В феврале 56-го поэт-самоучка (7 классов образования) отправил свое содержащее процитированные строки произведение в газету "Правда". Потом, в тот же адрес, еще одно - стихи против Хрущева и Булганина. Так что можно говорить, что срок свой он получил как Пастернак Нобелевскую премию - "за совокупность литературных трудов". Но согласитесь, всего за два стишка (оставим сейчас рассуждения об их поэтических достоинствах) - не мало.

Понимаю, конечно, что это не рекорд. Мне могут сказать, что Мандельштам, к примеру, получил свой первый ссылочный срок вообще за одно стихотворение о Сталине. Да и Бродский поехал в ссылку тоже не за ?собрание сочинений?. И уж совсем в другую эпоху государь Император распорядился забрить Александра Полежаева в солдаты за одну лишь юношескую поэму. С другой стороны, в советскую пору поэтов и покруче наказывали - лишением жизни. Гумилев, тот же Мандельштам, Клюев, Олейников... - Этот мартиролог насчитывает десятки известных имен. Но своим карательным вниманием советская власть не обходила и поэтов безвестных, самодеятельных. Их сочинениям и посвящена сегодняшняя передача.

Я даже не могу точно сказать, поэзия ли это. Речь пойдет о народном рифмованном творчестве, многие годы вознаграждавшемся властью по статье 58-10 Уголовного кодекса РСФСР. Для тех, кто, слава Богу, уже не знает, что это такое, процитируем этот многолетний закон советской жизни: "Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений <...>, а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания влекут за собою - лишение свободы на срок не ниже шести месяцев.

Те же действия при массовых волнениях, или с использованием религиозных или национальных предрассудков масс, или в военной обстановке, или в местностях, объявленных на военном положении, влекут за собою - меры социальной защиты, указанные в статье 58-2 настоящего Кодекса".

А статья 58-2 предусматривала в качестве "мер социальной защиты" либо расстрел, либо объявление "врагом трудящихся" в сочетании "с конфискацией имущества и с лишением гражданства <...> и изгнанием из пределов Союза ССР навсегда" (ну, об этом авторы сочинений, рассматриваемых в сегодняшней передаче, - пролетарии, которым нечего было терять, ?кроме своих цепей?, - могли лишь мечтать). А при "смягчающих обстоятельствах" эту кару могли и заменить лишением свободы на срок никак не меньший трех лет. Когда в "вегетарианские" послесталинское времена 58-10 заменили соответствующей ей статьей 70 нового УК, наказание по ней тоже сократили - антисоветчикам стали давать от 2 до 7 плюс до 5 последующей ссылки.

Так вот, поистине народное рифмотворчество, столь щедро вознаграждавшееся властью, до сих пор оставалось вне сферы внимания как ценителей прекрасного, так и историков советского прошлого. В последние годы на этот предмет обратила свой ученый взор московский историк-архивист Ольга Валерьяновна Эдельман, результаты научных изысканий которой и послужили основой нашей передачи. Ольга Эдельман является давним уже участником нашей программы, и я был рад вновь пригласить ее в московскую студию Радио Свобода.

- Оля, а почему вы стали собирать и изучать эти народные сочинения?

Ольга Эдельман:

- Собственно говоря, это произошло в некотором роде непреднамеренно. Поскольку мы занимались разбором архивных дел прокуратуры СССР по делам об осуждениях по антисоветским статьям в послесталинский период, то в части из этих дел нам стали попадаться тексты, которые, собственно, инкриминировались и были скопированы для сведения прокуроров. Вот небольшую коллекцию таких стихотворных текстов я и собрала, поскольку сама по себе форма стихов как-то просится, чтобы ее отложили отдельно и задумались о ней отдельно, а не только в общем потоке всевозможных антисоветских разговоров, листовок и прочего. Таким образом, "улов", который мы нашли в делах прокуратуры, перед нами.

Владимир Тольц:

Вот найденное Ольгой Эдельман в делах Прокуратуры Союза ССР сочинение "Сон солдата" (здесь и далее сохранено написание оригинала):

Над Красной площадью спустился мрак ночной,
Часы на Спасской полночь отбивают,
У входа в Мавзолей стоит солдат,
Покой любимого вождя оберегает.

Это - экспозиция. Действие разворачивается, когда солдатик, отстояв свое на "посту №1", заснул в казарме:

И снится ему сон, что темной, темной ночью
Стоит он на посту, и видит, чья-то тень
Мелькнула перед ним и сразу же исчезла,
И появилась вновь, в проходе встав, как пень.

И слышит он: "Вставай-ка, друг, пройдемся,
Москва сейчас уснула крепким сном,
Кругом нет ни души, никто нас не заметит,
А кто и встретится, нас не узнает он.

Все знают, что лежим мы в Мавзолее,
И по Москве бродить не можем мы никак,
Да побыстрей, Иосиф, не копайся и не шуми,
Тут часовой, чудак.

Ну, вы уже догадались конечно, что в проходе встал "как пень" вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ульянов (Ленин). А "друг", которого он приглашает на прогулку по ночной столице, - Иосиф Виссарионович Сталин. (Действие происходит в тот период, когда Мавзолей был "двуспальным".)

В общем, друзья-покойники отправляются бродить по Москве. И недремлющий во сне караульный тайно увязывается за ними. Поначалу - Красная площадь:

И Ленин между тем, по площади шагая,
Взглянув на Кремль, и Сталину сказал:
"Стоит ведь он, твердыня русской славы,
В гробу его и то я вспоминал.

Мне жаль одно, что мало в нем я прожил,
Причем еще в такие времена,
Когда кругом враги точили зубы,
Когда голодною была страна!

Завидую тебе, ты жил спокойно, долго,
Хотя твоя-то совесть не чиста,
За двадцать девять лет ты погубил немало,
Не признавал ни бога, ни креста!"

В общем, в такой вот дружеской беседе вожди-покойники и следующий за ними солдат, прошлись по Моховой, Москворецкому мосту, добрались до Зубовской площади и дальше (по Пироговке, видимо) - до Новодевичьего монастыря:

До Новодевичьего кладбища добравшись,
Они пошли промеж надгробных плит.
И на колени встав, сказал угрюмо Сталин:
"Вот тут Надежда Крупская лежит!"

"А кто еще?" - спросил Ильич сурово, -
"Твой брат, сестра, я всех их отравил,
О боже мой! О, как ужасно это!
О, лучше б я на этом месте гнил!"

Тут в поэтическом произведении между постояльцами Мавзолея выявляется разница жизненных позиций. Причем подглядывающий за ними солдат начинает симпатизировать старшему из них:

Солдат стоял, прижавшись у калитки,
Смотрел на Сталина и думал: а ведь он
Когда-то был тираном всей России,
Сейчас казался жалок и смешон.

В зловещей тишине послышались удары,
Солдат услышал ясно стон земли,
Все всколыхнулось вдруг и сразу изменилось,
И очутились под землей они.

Ну, а дальше - "чистый Данте": путешествие в царство мертвых:

Куда ни глянь, кругом стоят скелеты,
Стучат костями, тянутся к нему,
Стараясь разорвать на мелкие кусочки,
И шлют проклятия убийце своему.

Вот впереди стоит оратор мира,
А в голове его торчит кирка,
Незримая рука чертит слова проклятья,
Убитый в Мехико тобой, Москва!

"Оратор мира", как вы понимаете, Лев Давыдович Троцкий - партийный соратник и враг разгуливающих по ночной Москве Ленина и Сталина. Ну, а дальше появляются и другие загубленные партийные "братки" - Зиновьев, Тухачевский, Ягода, Рыков, Блюхер, неизвестный мне Дубовой, а также Гамарник, Постышев, Бухарин, Киров... - "Схватили Сталина и унесли с собой " - Они решили погубить Иосифа Виссарионовича руками профессионала - Феликса Эдмундовича Дзержинского:

И вдруг опять, как будто сговорившись,
Они пришли, зубами скрежеща,
Дзержинского с собою притащили,
И стали душу вынимать его, крича:

"Вот комиссар кровавой чрезвычайки,
Он уничтожил тысячи людей,
На муки вечные! На адские жаровни!
Тащите, гада! Только побыстрей!"

Из глубины земли до слуха доносились
Нечеловеческие крики, стон и плач,
Солдат был рад, услышав эти крики,
И понял он, в аду кричал палач.

Но разверзшаяся земля отказывается принять сталинский труп и выталкивает его наружу. Что производит тяжкое впечатление на его старшего товарища - Владимира Ильича:

И ужасом объят, стоял Ильич и думал:
"Какой зловещий рок постиг мою страну?
Куда ж исчезло то, что предначертано мной было?
Кто примет эту тяжкую вину?!"

И словно угадав блуждающие мысли,
Незримый глас изрек из темноты:
"Ты виноват, Ильич! Ты ввергнул всю Россию
В пучину бед, довел до нищеты!

Ты позабыл пословицу народа, что хаму
Паном никогда не быть,
Поэтому кремлевские бандиты заботятся о том,
Как лучше б им прожить.

Им чуждо горе русского народа,
Для них не существует долг и честь,
Закабалили двести миллионов,
На мировой престол мечтают сесть.

Далее "незримый глас" изложил удрученному Ильичу краткий курс истории партии и страны - того, что произошло после его, Ленина, кончины. Если сравнивать этот исторический экскурс с тем, к примеру, что сказал Хрущев в своей тайной антисталинской речи на ХХ съезде, то рифмованная версия советской истории будет "покруче". В ней, между прочим, и самому Никите Сергеевичу досталось:

На Украине 8 миллионов
Хрущев голодной смертью уморил,
И сорок шестой год, по воле коммунистов,
Для всей страны кровавым годом был.

А главное: если Хрущев на ХХ съезде возложил вину за беды страны на Сталина и карательные органы, исказивших ?ленинские нормы?, то автор ?Сна солдата? винит во всем самого Ленина и всех его партийных последователей :

Во всем, Ильич, виновны коммунисты,
Та партия, что создана тобой,
Ильич, пора, восток уже алеет,
До света возвращайтесь-ка домой.

А в скором времени я вновь пред вами
Встану, и вы увидите плоды своих коллег,
Тех, что сейчас Россией правят
За эти несколько последних лет!!!

Вот такая, если можно так выразиться, поэма! Написана она зека Николаем Пятых под впечатлением ХХ съезда. Как многие послевоенные пацаны, был он сиротой. С 14 лет работал. Вскоре получил аж 5 судимостей (4 по "бытовым" статьям, а пятую по 58-й - подравшись с офицером, высказал ему "антисоветские измышления"). "Сон солдата" он написал в лагере и отправил его главным редакторам "Правды" и "Советской Мордовии". За что и получил свои очередные 7 лет, а с учетом неотбытого прежнего срока получилась десятка. Было ему в ту пору, в мае 58-го 26 лет.

Я вновь обращаюсь к историку-архивисту Ольге Эдельман, предоставившей поэтический багаж статьи 58-10 УК РСФСР нашей программе.

- Вы, я думаю, - человек, больше других прочитавший сочинений такого рода. Вот если обобщить этот ваш опыт, ваши наблюдения, как вы можете охарактеризовать творцов такого рода произведений?

И еще: вот вы профессионально изучаете антисоветчину и крамолу советского времени. Можете мне объяснить, что заставляло часть ваших "героев" рифмовать свою, выражаясь кондовым языком Уголовного кодекса, ?пропаганду и агитацию?, свои "измышления, содержащие клевету на советский общественный и государственный строй"? Ведь другие же, "награжденные" все той же 58-10, а позже 70-й и 190-прим статьями УК (их большинство!) писали, как мольеровский герой, свои трактаты, анонимки, открытые письма, листовки и т.д. прозой. Откуда эта тяга к рифме? Почему они, как позднее Евтушенко, полагали, что "поэт в России больше чем поэт"?

Ольга Эдельман:

- Вот давайте с этого и начнем. На самом деле, действительно, даже если вспомнить какое-нибудь простонародное застолье, то человек, который произносит текст в стихах, специально и отдельно этим гордится. Да, все-таки сочинить стихи это не то, что говорить прозой, это отдельный дар. И даже иногда, разбирая наши антисоветские стихи и истории осуждения за них, мне казалось, что и авторы этих стихов, и те, кто их сажал за это, относились к стихам как к чему-то такому особенному, как буквально к стихотворному заклинанию, которое могло нанести больший ущерб, нежели заклинание обычное прозаическое. Поэтому, я думаю, те, кто мог написать стихи, те, кто сумел срифмовать эти строчки, они чувствовали себя произносящими себя какой-то особый текст, не то, чтобы просто бытовой разговор.

Наши "авторы" это обычные, то, что называется, советские люди с очень разными биографиями. Есть среди них люди уже сидевшие, причем, уже сидевшие по 58-й статье. Есть люди, так или иначе прошедшие лагеря в связи со всевозможными осуждениями общеуголовного характера. Есть люди, не имевшие отношения к такой изнанке жизни советской, вполне вроде бы на первый взгляд благополучные. Есть, скажем, молодой инженер и даже председатель заводской комсомольской организации, все равно писал антисоветские эпиграммы. Есть люди, которые пытались начать какую-то литературную деятельность. Один из наших "героев" писал стихи и хотел просто стать литератором, показывал стихи своим друзьям, но вот не удержался и написал несколько стихов неподобающего содержания. Есть заключенные. Очень разные люди. В нашей передаче их объединяет только стихотворная форма.

Владимир Тольц:

Мы продолжаем наш рассказ о никогда не публиковавшихся стихах, удостоенных ?наградами? по статье 58-10 УК РСФСР, то есть лишением их авторов свободы.

Я познакомил с собранными Ольгой Эдельман стихами одного из сидельцев сталинской поры, автора ставшего поистине народным сочинения "Товарищ Сталин - вы большой ученый", писателя, лауреата Пушкинской премии Юза Алешковского. И в своем далеком Коннектикуте он буквально пришел в восторг не только оттого, что сочинения эти сохранились и становятся теперь общественным достоянием, но и, что удивительно для меня, от поэтических достоинств некоторых из них.

Юз Алешковский:

Сегодня передо мной стихотворные опыты молодых людей, за которые они подсели в хрущевские, заметьте, не особенно людоедские времена на скамьи нарсудов и военных трибуналов. Стихи Николая Владимировича Пятых, Ивана Петровича Пидорича, Василия Федоровича Пастушенко, Геннадия Арсеньевича Бочкарева и других авторов, подшиты к документам следствия, прокуратуры и суда.

Поэтическое вдохновение, гражданское мужество и человеческая искренность каждого из них оценена была судьями тех времен в несколько лет лишения свободы. Память... Поразительно, сколько забытого, навеки вроде бы переставшего для тебя существовать и находившегося в космической дали от всех орбит личного твоего существования, выплывает вдруг из ее глубин волшебным каким-то образом, воскрешая прошлое и делая его живым настоящим. Те же самые процессы порой происходят не только с сознанием и психикой отдельных "товарищей-граждан", но и с сознанием нации, сознанием России, историческую память которой десятилетиями преступно заглушали, если не убивали, поначалу сравнительно просвещенные садисты-утописты вроде Ленина и Троцкого, а потом примитивные злодеи со Старой площади, с Лубянки и прочих учреждений советской власти.

За часть открытых архивов спасибо не генсекам, не президентам, но самому времени. Я верю, что со временем непременно откроются и остальные секретные хранилища народных бед, народного мужества и противостояния одиночек. Конечно, лучше бы они открылись еще при жизни наших сыновей, внуков и правнуков, а не на первом же заседании Страшного суда.

Владимир Тольц:

Вот еще одно сочинение, за которое судили не одного человека. Автор его нам неизвестен, хотя авторство приписывалось многим жертвам 58-й. А это - настоящий самиздат! Что примечательно: речь опять идет о мавзолее и обращении к покойному Ленину. (Интересно было бы выяснить у знатоков, не является ли эта форма архетипической апелляцией к мертвым авторитетам? - Ведь в сочинениях, выявленных Ольгой Эдельман таких обращений к Ильичу масса!) Это так и называется - "Ильич" (в других делах и списках - по первой строчке- "Как хороша вечерняя столица")

Как хороша вечерняя столица,
Как ярко светят тысячи огней,
И поневоле сердце будет биться,
Когда увидишь старый мавзолей.

Проснись, Ильич! Взгляни на наше счастье,
Послушай 19 партсъезд,
Как мы живем под флагом самовластья,
Как много нами завоевано побед.

Взгляни на сцены, как поют артисты,
В литературу тоже не забудь,
Но за железные кулисы,
Прошу, Ильич! не вздумай заглянуть.

Там страшно, там страдают люди,
Там жизнь не та, что ты нам завещал,
Там нет простых советских правосудий,
Там власть штыков, насилий и кандал.

От рабского труда у них прогнуты спины,
Кровавые мозоли на руках,
Живут они по быту тягловой скотины,
Спят под замком и на сырых досках.

Их черным хлебом кормят не досыта,
Одеты в старых, рваных лоскутах,
Дороги в жизни им навсегда закрыты,
Спасет их чудо иль аллах.

Далее, - я прошу извинить за утомительную длину цитаты, но это все-таки впервые публикуемый исторический памятник! - следует детальное описание "счастья" советских людей, от которого их может спасти лишь "чудо иль Аллах":

На ихних шеях тысячи каналов,
Дворцов, мостов - все строили з/к,
На ихних шеях жены генералов,
Одеты в драп, бостоны и шелка.

На ихних спинах все дворцы Советов,
Все пушки, танки, армия и флот.
О них не пишут в книгах и газетах,
И не хотят, чтоб знал о них народ.

Все равно народ о них узнает,
Как процветает и крепнет социализм,
Как люди в тюрьмах кровью истекают,
Проклиная русский коммунизм.

И опять же, заметьте: еще далеко до ХХ партсъезда и тогдашней хрущевской идеи об искажении Сталиным "ленинских норм" и "генеральной линии", но анонимный автор уже идет куда дальше будущего партийного реформатора - в бедах народа виноваты коммунисты и коммунизм! Правда, по его мнению, Ленин, получается, "просто" ошибся, не рассчитал, куда приведет движение к намеченной им цели:

Эх, Ильич, Ильич!! К тому ли ты стремился,
Чтобы рабочий гнулся в три дуги,
За свой же хлеб слезами обливался
И целовал гадюкам сапоги.

Чтобы терпел насилье, пытки, муки,
Чтоб жизнь свою он ставил на туза,
Чтобы рубил свои родные руки,
И в 20 лет выкалывал себе глаза.

Проснись, Ильич, взгляни на коммунистов,
Как украшают славой свою грудь,
Но за железные кулисы,
Прошу, Ильич! не вздумай заглянуть.

Я снова обращаюсь к Ольге Эдельман:

- Оля, отнюдь ведь не всё из изучаемого вами поэтического наследия 58 статьи столь объемно и монументально, как приведенная сейчас поэма или как ?Сон солдата?. Ведь был же еще распространен жанр коротких эпиграмм. Расскажите о нем.

Ольга Эдельман:

- Да, конечно. И, думаю, что люди постарше возрастом, покопавшись в памяти, даже какие-то из этих эпиграмм вспомнят, которые ни в какие архивы не попали. Они всегда на злобу дня, они, конечно, коротенькие. Правда, мне встречались стихотворения довольно длинные, но все целиком состоявшие как бы из последовательного набора эпиграмм. Скажем, описывался весь состав Политбюро, про каждого из вождей сообщалось что-нибудь "лестное". Например:

"Не за морем-океаном, а у нас в родной стране
убаюканы обманом люди молятся свинье.

Председателем министров занимает пост свинья.
При свинье развернут быстро темп советского вранья".

- Это про Хрущева. Дальше переходим к Ворошилову:

"Черный ворон держит в страхе весь народ и слуг Кремля..." - И так далее по всем персоналиям.

Иногда писались коротенькие эпиграммы или сатирические стишки, по форме своей совершенно явно подражавшие официальной советской сатире, тому, что печатал журнал "Крокодил" или любая газета. Но в эту форму уже вкладывалось другое, противоположное содержание.

Коль скоро мы здесь на радио, то я не удержусь и процитирую соответствующую эпиграмму, пародирующую советское радио. Вот это как раз наш комсомолец написал:

"Ох, уж это радио!
Правду всю загадило.
Разве скажет радио, честность кем украдена?
Просвещенья ради нам лгут всегда по радио".

- Форма очень такая "крокодильская", другой, видимо, они не знали и подражали тому, что видели.

Партии.
Когда не прав, пощечину мне дайте,
Вот слово вам, - его в душе носил я:
Предвижу день, когда не будет партий,
Партийной лжи, идейного насилья.

Вождям.
Стараются как лучше ведь,
Недаром денно-нощно им
Вождей благополучие
Трезвонят за всеобщее.

К памятнику Хрущева Н.С.
Завидуйте, потомки наши!
Здесь похоронен вождь Хрущев,
Любитель спичей, и еще
Острот и кукурузной каши.

Владимир Тольц:

Я должен специально отметить, что написано это было еще тогда, когда никакого памятника Хрущеву и в помине не было. Автора этих эпиграмм - 28-летнего секретаря комитета Бакинского завода стеклотары Лисова судили за эти эпиграммы в октябре 1957-го, когда Хрущев здравствовал и находился на вершине власти. На суде Лисов пояснил, что к написанию эпиграмм и антисоветских записей в дневнике его побудило "плохое отношение к нему как к молодому специалисту на Вольском цементном заводе", где он ранее работал, "а также плохое отношение руководства завода к рабочим". За стихотворчество Лисову дали 3 года. (У него была положительная производственная характеристика, и он сообщил суду, что "после XX съезда партии стал изживать свои антисоветские взгляды и хотел уничтожить дневник и стихи.")

К счастью для историков, они уцелели. Вот еще образцы творческого наследия комсомольского вожака из Баку:

Газеты.
Газеты так устроены,
Чтоб было шито-крыто,
Приелось до оскомины
Газетное корыто.
Вы сердцем успокоены:
Посмотрите в корыто -
Чужое все помоями
Вонючими облито.
Зато у нас по-своему -
Все горюшко забыто,
Лишь глубже нос засовывай
В газетное корыто...

Духовенству.
Был раньше поп - теперь парторг.
Меж ними разницы не более,
Что поп готовит только в морг,
Последний же - к земной юдоли.

Писателю.
Он пишет в стиле реализма,
Который нынче модным признан,
Чтоб под конфетой коммунизма
Скрывать дерьмо социализма.

В отличие от комсомольца Лисова, чьи эпиграммы вы только что слышали, зека Шаталов положительной характеристики не имел. Трижды судимый по известной уже вам 58 статье УК этот молодой человек 7-го ноября 1957-го года наклеил на двери лагерной столовой две листовки со стихами, за что получил аж 10 лет лишения свободы. А с "частичным присоединением неотбытого срока" вышло и все 20. Но он и дальше продолжал творить, прилагая свои новые стихи к жалобам на старые приговоры. Вот образец этих его сочинений:

7 ноября 1957 года.
Сегодня ровно сорок лет,
Как рухнул трон царя,
Но воли не было и нет
Под флагом Октября.

Все тот же стон и тот же плач
Мы слышим на земле,
Такой же изверг и палач
Командует в Кремле.

Мы видели, как Сталин гнул
Народы тридцать лет,
Уж пятый год, как он "уснул",
Но облегченья нет!

Теперь Булганин и Хрущев
Заняли царский трон,
И вместе с бандой подлецов
Нас жмут со всех сторон.

Сомненья нет, наш край богат,
Но вряд ли где найдешь,
Чтоб был в стране такой разврат,
Убийства и грабеж.

И вряд ли есть в другой стране
Вот столько ж лагерей,
У нас всегда в любой тюрьме
Полным-полно людей.

К сорокалетью Октября,
Чтоб скрыть от зорких глаз,
Что много люду в лагерях,
Власть издала указ.

Указ амнистии издан,
Но что принес он нам?
Принес он зрению обман
И лживый слух ушам.

Но и сейчас не все еще
Поняли злой обман,
Зато Булганин и Хрущев
Получат честь и сан.

Ведь на весь мир они орут:
"В Союзе ССР
Народы лучше всех живут,
Наш край для всех пример".

А наш народ теперь не тот,
Стал до того пуглив
Хотя народ живет, как скот,
Но говорит: счастлив!

У нас в стране, как ни трудись,
Бесценным будет труд,
Хотя на части разорвись,
Но лишь на хлеб дадут.

Так вот что людям принесло
Седьмое ноября,
О, сколько в мир земной ушло
От "счастья октября"!

Пришла пора, проснись, народ!
Глаза свои протри,
И красных варваров господ
С лица земли сотри!

И снова вопрос, адресованный в Штаты, Юзу Алешковскому:

- Надзорное делопроизводство Прокуратуры СССР, из которого Ольга Эдельман извлекает рифмованные перлы, удостоенные высокой государственной "награды" - "58-10", не исчерпывает всех дел по этой статье. Как я понял из публикаций на эту тему, это примерно 60% от всего корпуса "казусов". Соответственно можно предположить, что и выявленные ею сочинения всего поэтического наследия 58-й статьи УК не исчерпывают.

Скажи, а ты можешь припомнить что-то, чего не знает Оля? - Строфы, сюжеты, авторов сочинений, исполнителей, их судьбы?..

Юз Алешковский:

Как правило, это были большие говоруны, отчаянные спорщики и вообще весьма темпераментные личности.

Вот Вася, бывший шоферюга-фронтовик, здоровяк, лицо, как и у Сталина, изрыто оспинами, чем он очень гордился. Наступали на Берлин, врезал Вася в землянке кружку водяры и брякнул боевым своим корешам самодельные стишки:

"Люблю от всей души я рузвельтовский студебеккер.
На нем мне не страшны ни снег, ни дождь, ни грязь.
А этот наш засраный "ЗИС" ему и в шины не годится.
Дрожи, ядрена мать, германская столица!
Ты, Гитлер, сукин сын, давай из логова вылазь!"

Вот ему и врубили "червонец" по 58-10 пункт "за клевету на советскую автотехнику".

А вот недавно подсевший колхозный бригадир, на слете передовиков области критиковал с трибуны лично Хрущева за вздорность аграрной политики. Потом в ресторане под балдой спел делегатам самолично сочиненную частушку:

"Председатель, помоги, мой миленок мается.
Хрен имеет с пол-ноги, да вот не подымается".

Пять лет ему вломили за антисоветскую дискредитацию колхозного строительства. Такому "божескому" сроку многие в те времена очень завидовали.

Сам я чуть было не схлопотал в лагере добавочный срок за публичное, ("гонорар" - две птюхи черняшки и три спичечных коробка сахарку), чтение своей юношеской похабной озорной и веселой поэмки "Эротическое наступление". Кто-то стукнул, меня дернули к "куму". "Кум" говорит: "Где у тебя этот текст притырен?" "В голове," - отвечаю. "Декламируй. Колись!" "Забыл, - говорю. - Ранняя амнезия из-за отсутствия сахара". "Что, что?" "Потеря памяти," - уточняю. "Читай с амнезией, иначе тебе кранты. Ты, трепач, давно у меня на учете..." Была, думаю, не была. Прочитал самые похабные строфы. Например:

"Давно любя ее как школьник, любя, теряя речи дар,
я под известный треугольник не ставил перпендикуляр".

Ну, еще кое-что прочитал. Антисоветчины, уверяю "кума", нет там у меня ни строчки. "Кум", надо сказать, хохотал и даже угостил меня папиросами, заставил дочитать все с начала до конца. В объясниловке я написал, что всего лишь подражал "временно закрытым" юношеским произведениям Пушкина и Лермонтова. Потом пообещал "куму" вспомнить всего "Луку Мудищева"...

Мне повезло, "кум" вычеркнул слова "временно закрытым" и не сосватал еще года три за хулиганскую порнуху.

Кстати говоря, это уже непосредственно к вопросу, заданному мне: в неволе душевная жизнь и, как теперь говорят, "духовка" пробуждается вдруг даже в тех людях, которые на свободе редко когда заглядывали в книги и никогда не интересовались поэзией. Это соловьи перестают чирикать в клетках, даже если клетки золотые. А человек, как это ни странно, впервые в жизни именно в тюряге, не отчужденно прислушавшись к мыслям и чувствам своего существа, испытывает непревозмогаемую потребность выразить их в строке стишка, и в песне, и в рукоделии, никогда не стесняясь в неумении сделать это на уровне профессиональном. А ежели еще учесть, что страна Советов долгое время была всесоюзной "зоной", поначалу обнесенной колючей проволокой границ, а потом железным занавесом, то вовсе не покажется чем-то таким уж удивительным появление в среде простых людей, работяг, технических и научных, и интеллигентов поэтов вроде героев сегодняшней передачи, пытавшихся в слове выразить свой протест против абсурда и лжи действительности.

Одним словом, тоталитаризм, сам того не желая, спровоцировал, как рост всякого рода махинационной преступности и изощренной коррупции, так и, осмелюсь заявить, тягу к правде, к протесту, к свободному вдохновению, к искреннему самовыражению даже у тех, кто никогда не чувствовал в себе призвания к литературному творчеству.

Я убежден, что героев нашей передачи подтолкнуло к литературному труду, к творчеству не чувство призвания, а гражданский, можно сказать, родовой героизм, всегда подвигавший, простите за пафос, лучших представителей человеческого рода жертвовать ради него - рода - не только свободой, но и жизнью. Примеров такой благородной жертвенности поведения немало и в трагической российской истории.

Владимир Тольц:

И последний на сегодня вопрос (и Ольге Эдельман, и Юзу Алешковскому):

-Как, по вашему мнению, может изменить введение в исторический оборот тех памятников народного творчества, которым была посвящена сегодняшняя передача, расхожие ныне в обществе стереотипные представления о полувековой давности прошлом, о советском инакомыслии и крамоле?

Ольга Эдельман:

- Я думаю, что вообще всякое приоткрытие подробностей прошлого, раньше не оглашавшихся, оно каждому человеку даст какой-то свой угол зрения. И сама по себе эта фактура прошлого она существенна, особенно для тех, кто не помнит бытовых каких-то подробностей. Лично для меня некоторой неожиданностью, когда я стала открывать архивные дела и видеть в них эти стихи, был сам по себе факт наличия таких народных, графоманских часто, малограмотных, корявых именно стихотворных произведений. Потому что на слуху были случаи, когда стихи или, скажем, песни антисоветского содержания писали известные литераторы, и это была одна часть, один фрагмент их общелитературной деятельности. Или, скажем, профессиональные литераторы, которые были целиком запрещены и, можно сказать, специализировались на антисоветских произведениях. А то, что антисоветские именно стихи писали совершенно какие-то простые, никому неведомые, часто малограмотные люди, для меня было открытием. Эпиграмм и частушек такого полуфольклорного жанра я ожидала, но отнюдь не такой монументальной поэзии, которую мы с вами сегодня цитируем.

Юз Алешковский:

- Я рад, что архивные документы становятся известными не только архивариусам, но и миллионам россиян. Что время возвращает всем нам имена и сочинения как подлинных поэтов, так и одиночек, которые даже в более страшные, чем хрущевские времена, брались за перышки и обращались к музам поэзии протеста, звали к прозрению, к сопротивлению душителям нормальной жизни и человеческого достоинства. Если герои нашей передачи живы, сердечно приветствую их, желаю долгих лет жизни и благодарю за чувства, которые всколыхнули в моей душе их бесстрашные сочинения и безумие их храбрости, подтверждавшей, что действительно в России поэт больше чем поэт.

В заключении хочу прочитать одно анонимное стихотворение, услышанное мною, то ли Альцгельмер, то ли Фейхтвангер не дают вспомнить, где именно - в зоне или в Доме литераторов. Очень прошу откликнуться тех, кому известно имя автора этого стихотворения. Хочу попросить у него прощения за то, что пустил в ЦДЛ смешную и, как мне кажется, убедительную байку-гипотезу насчет того, что стишок сочинил еще до войны, под большой, причем, балдой, сам Никита, тайно, но горячо, как оказалось, ненавидевший родного отца и учителя и тайком же читавший по ночам великую книгу о Тиле Уленшпигеле. Из нее, убеждал я собутыльников, он и взял мотив обезьянки, садистически терзаемой королем Филиппом. Вот этот славный стишок, кончающийся на истинно талантливой иронической ноте:

Ночь в Кремле.

Однажды, возвращаясь после пьянки,
Я встал в Кремле перед большим окном.
Товарищ Сталин жарил обезьянку
И без конца пытал ее огнем.
Потом на палец намотав кишочки,
Он их сожрал, торжественно урча.
С тех пор я не читал его ни строчки,
Читаю только Ильича.

Так кто же автор этого стихотворения?

Владимир Тольц:

Ну, что ж, я присоединяюсь к Юзу Алешковскому в надежде, что эта первая публикация стихотворного наследия 58-10 получит свой отклик

Постскриптум 2004 года:

Как я уже сказал в начале передачи, наша первая радиопубликация стихотворного наследия статьи 58-1- Уголовного кодекса РСФСР получила у слушателей и читателей интернетского сайта РС довольно теплый отклик. Что гораздо удивительнее, так это то, что прошлой зимой пришло письмо, содержащее ответ на вопрос Юза Алешковского о том, кто написал зачитанное им стихотворение про обезьянку и Сталина (<Ночь в Кремле>). Слушатель, подписавшийся <Иван>, сообщил мне, что автором этого сочинения является Валентин Константинович Хромов
c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены