Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[18-08-02]
Разница во времениАвтор и ведущий Владимир Тольц
1952: Экономические проблемы социализма и СССР
"Существенные черты и требования основного
экономического закона социализма можно было бы
сформулировать примерно таким образом: обеспечение
максимального удовлетворения постоянно растущих
материальных и культурных потребностей всего общества
путем непрерывного роста и совершенствования
социалистического производства на базе высшей техники".
"Пусть приедет сам товарищ Сталин, посмотрит на нас,
как мы живем и что едим. Он наверно там сидит и ничего
о нас не думает и не видит, что здесь творится, пусть
приедет и проверит, может быть, кто этому делу вредит".
Владимир Тольц: "Год 1952-й: проблемы социализма и СССР". - Очередная передача, посвященная полувековому юбилею финала сталинского правления. 3-го и 4-го октября 1952-го, за день до открытия ХIХ съезда партии, "Правда" и журнал "Большевик" опубликовали миллионными тиражами сочинение, с предстоящим партсъездом, казалось бы, прямо не связанное - "Экономические проблемы социализма в СССР". До смерти автора, которому без малого было тогда 73, оставалось 5 месяцев. Что заставляло его, властелина гигантской державы, отягощенной не только экономическими, но и социальными, внешнеполитическими, военными и иными реальными проблемами, выступить вдруг арбитром в застарелой как ревматизм дискуссии марксистских схоластов - не экономистов-практиков, а академических болтунов, не сумевших за более чем полтора десятка лет написать заказанный им партийный учебник политэкономии, и строивших свой "бизнес" на толковании цитат из "основоположников"? - Честолюбие? "Безошибочный", - по определению британского историка, - "инстинкт саморекламы"? Желание подтвердить свой титул "Корифея всех наук"? Политический расчет или старческая неадекватность? А может, как намекает один из российских историков, желание уклониться "от личного участия в борьбе за лидерство в узком руководстве"? Обо всем этом и пойдет речь сегодня. Итак, год 1952-й: проблемы социализма и СССР. Вообще-то все началось гораздо раньше. Постановление "О перестройке преподавания политической экономии" ЦК ВКП (б) принял еще в 1936-м году, когда объявлено было, что в СССР возникла "первая стадия социализма". Тогда и решено было написать учебник этого самого социализма, поскольку его ученые "основоположники" и "классики" знали и написали про него недостаточно (ведь им посчастливилось жить в условиях предыдущей формации). Вскоре Сталину был представлен вариант (последующие полтора десятка опытов обычно именовались "макетами"), вариант такого учебника под названием "Политическая экономия. Краткий курс", под редакцией Льва Леонтьева и Алексея Стецкого. (Стецкого в августе 1937-го расстреляли. Понятно, что учебник этот выпускать было уже нельзя). В апреле 40-го представили новый "макет". Обсудившим его Сталину, - он уже вошел во вкус теоретизирования, издал к тому времени свой "Краткий курс", - Молотову и восходящей партийной звезде экономисту Вознесенскому не понравилось. Ну, а дальше война - не до того. (Хотя в 1943-м журнал "Под знаменем марксизма" опубликовал анонимную статью,- авторство ее потом - каждый себе - приписывали разные политэкономы, - излагающую сталинские замечания довоенного времени.) После войны новая комиссия, новый "макет" и новая неудача. А тут еще, в 1947-м вышла книжка все того же Вознесенского "Военная экономика СССР в период Отечественной войны". И новые проблемы. Рассказывает специалист по послевоенной истории Елена Зубкова. Елена Зубкова: Книга Вознесенского Сталину понравилась, он даже ее хвалил, а чуть позже наградил премией собственного имени. Это случилось в 48-м. Вообще этот 48-й год очень значим в карьере Вознесенского. Сталин не только наградил его премией, но и сделал фактически своей правой рукой в Совете министров. Вообще судьба Вознесенского до весны 49-го года это редкий пример удачливости с точки зрения политической, хозяйственной и научной карьеры. А после того, как его книга получила Сталинскую премию первой степени, она была рекомендована даже в качестве учебника для сети партийных школ. Его цитируют, много цитируют, как какого-нибудь классика. Но живых классиков в одной стране, как известно, не может быть много, их не может быть даже два. Классик должен быть один. А это место, увы, уже было занято. Вообще в 49-м году как-то все совпало, что ли, и дворцовые интриги против Вознесенского, и его так некстати раздутая слава теоретика, и даже вдруг вспыхнувший интерес Сталина к проблемам политэкономии. Ну, конечно, против Вознесенского были выдвинуты и формальные обвинения, что-то там с нарушением отчетности, пропажи секретных документов. Его даже пытались обвинить в том, что он пытался покровительствовать ленинградцам. В это время как раз раздувается "ленинградское дело". Но одновременно возникает так называемое "дело Госплана". И в марте 49-го года Вознесенский лишается всех своих постов, как председатель Госплана, его выгоняют из Совета министров, из Политбюро, а потом и из ЦК. И семь месяцев он находится практически не у дел, ждет решения своей участи. В это время опять пишет, и пишет не что-нибудь, а новую книгу и называет ее "Политическая экономия коммунизма". Эта книга, точнее, рукопись будет изъята при обыске, когда Вознесенского арестуют, это будет в октябре 49-го. А через год его осудят и расстреляют вместе с другими участниками так называемого "ленинградского дела". Владимир Тольц: В общем, возвращаясь к нашей теме, учебника социалистической политэкономии как не было, так и не стало... Еще одна, предпринятая в 1946-м году под руководством Леонтьева попытка его сочинить, успехом не увенчалась. Создается целая обойма сменяющих друг друга комиссий по его написанию, куда для партконтроля и руководства вводят аж Маленкова. В феврале 1950-го к нему вызвали обкатанного уже в Агитпропе молодого фронтового генерала, питомца ИФЛИ Дмитрия Шепилова. Позднее он вспоминал: "В его огромном кабинете я застал необычную для этих стен комплектаторскую работу. В кабинет поставлены были высоченные с застекленными дверцами шкафы, и помощник Маленкова Суханов устанавливал на их полки книги. Здесь уже выстроились чинно в ряд, должно быть, несколько сотен томов. Я увидел знакомые корешки сочинений Адама Смита, Давида Рикардо, Анри Сен-Симона и других. <...> Приблизившись к шкафам, около которых я остановился, Маленков с каким-то виноватым видом сказал: "Вот, товарищ Сталин обязал политэкономией заняться. Как вы думаете, сколько нужно времени, чтобы овладеть этой наукой?" Я ответил полушутя - полусерьезно: "Ну, если полностью освободиться от всяких других дел, то за 30-50 лет можно овладеть". Владимир Тольц: Главного кремлевского долгожителя такие сроки никак не устраивали. Когда через месяц "команда" Маленкова-Леонтьева испекла новый "макет", он снова остался не доволен. Обронил: "Плохо, что в комиссии нет споров, нет драки по теоретическим вопросам". И добавил: учебник "мы поставим на суд общественного мнения". (На эти ремарки вождя, слухи о которых широко разошлись в узких кругах политэкономических талмудистов, некоторые из них "купились". Но об этом позднее.) А тогда вождь вызвал к себе Шепилова. Его разыскали в театре оперетты. Тогда Дмитрий Трофимович еще не знал, что в его жизни начинается совсем другой спектакль. Из воспоминаний Дмитрия Шепилова: "И вот я у входных дверей дачи. На ступенях меня встретил полковник госбезопасности, проводил в прихожую и сразу же бесшумно исчез. ... Я снял пальто у вешалки и, когда обернулся, увидел выходящего из дверей рабочего кабинета Сталина. Он был в своем всегдашнем сером кителе и серый брюках.. В некоторых местах китель был аккуратно заштопан. Вместо сапог на ногах у него были тапочки, а брюки внизу заправлены в носки... За все время беседы Сталин ни разу не присел. Он расхаживал по комнате своими обычными медленными шажками, чуть-чуть по-утиному переминаясь с ноги на ногу. Ну вот, - начал Сталин, - Вы когда-то ставили вопрос о том, чтобы продвинуть дело с учебником политической экономии. Вот теперь пришло время взяться за учебник по-настоящему. У нас это дело монополизировал Леонтьев и умертвил все. Ничего у него не получается. Надо тут все по-другому организовать. Вот мы думаем Вас ввести в авторский коллектив. Как вы к этому относитесь?" Я поблагодарил за честь и доверие... Сталин несколько раз в очень энергичных выражениях говорил, что вопрос стоит так: "либо - либо". Либо наши люди овладеют марксистской экономической теорией, и тогда мы выйдем победителями в великой битве за новую жизнь. Либо мы не сумеем решить этой задачи, и тогда - смерть!.. Беседуя, вышли в вестибюль. Раскуривая очередную трубку, Сталин спросил: "А Вы в магазинах бываете, на рынке?" Я сказал, что очень редко. "А почему?" "Да как-то все недосуг". Сталин: "Напрасно. Экономисту нужно там бывать. В конечном счете там отражаются все результаты нашей хозяйственной работы". Владимир Тольц: На рынке Дмитрию Трофимовичу тогда побывать так и не довелось. Сталин распорядился работать "в строгой изоляции" (чтобы не отвлекаться, поскольку работа "имеет первостепенное значение"). Для сочинительства вождь предложил "создать фракцию". (Шепилов потом многократно рассказывал, - мне тоже, - как напугала его эта фраза вождя. - Все знали, чем кончается создание партийных фракций.) В новую "команду" вошли "старые" авторы Островитянов, Леонтьев, а также Гатовский (тот самый, в работах которого Шепилов в 1949-м, служа в Агитпропе, усмотрел "абстрактно-схоластический подход"), еще Пашков и Лаптев, и посол в Китае, партфилософ Юдин (экономист он был никакой, зато знал массу анекдотов, вносивших оживление в затворническую жизнь сочинителей). Работали, по требованию Сталина, за городом, на бывшей даче Горького. Жили там, как сами потом вспоминали, "в условиях второй фазы коммунизма": всего вдоволь - еды, питья, быт налажен... Только сочиняй. (Это - прообраз позднейших кремлевских команд для написания "бумаг" "первым лицам" - Хрущеву, Брежневу, Ельцину... Именно поэтому Хрущев, знавший не понаслышке "технику" такого рода работ, попрекал позднее Шепилова, что сталинские "теоретики" предавались на горьковской даче пьянству.) В июле 1951-го года новый текст учебника был готов и разослан приблизительно 250 научным работникам, преподавателям, партийным и хозяйственным работникам. Некоторые из экономистов, (Ярошенко, Венжер и Санина, Ноткин) восприняв сталинские слова о необходимости споров как "руководство к действию", настрочили ему свои критические замечания, другие выступили со своей критикой в дискуссии, которую Маленков открыл 10-го ноября 1951-го года в здании ЦК. Дискутировали долго (аж до 8-го декабря) и яростно. (На транспаранте, протянутом в зале, было провоцирующе начертано: "Наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики"). Материалы дискуссии составляли 38 томов, так, между прочим, кроме выступления Островитянова и неопубликованных. Опубликовали другое - "ЗАМЕЧАНИЯ ПО ЭКОНОМИЧЕСКИМ ВОПРОСАМ, СВЯЗАННЫМ С НОЯБРЬСКОЙ ДИСКУССИЕЙ 1951 ГОДА" товарища Сталина - те самые "Экономические проблемы социализма в СССР", о которых мы говорим сегодня. Между прочим, сам автор замечаний на дискуссии не присутствовал. Он был в отпуске, в Новом Афоне. Но стенограммы цековских словопрений ему каждый день доставляли туда самолетом. А поздними вечерами (а то и ночью) он звонил Островитянову (и, наверное, не ему одному), требуя толкования присланного. Вот так к февралю 52-го и родилось это последнее сталинское сочинение, в которое вошли и ответы на упомянутые мной письма вождю от политэкономистов. "Дорогой Иосиф Виссарионович! Меня интересует один вопрос: известно ли правительству и лично Вам о действительном положении колхозников Вологодской области? <...> Посевная площадь для зерновых культур, а также для овощей и кормовых с каждым годом, как это и положено, увеличивается, а количество людей - рабочих рук - уменьшается. Относительно выполнения планов посева зерновых колхозы перед сельсоветом, а сельсовет перед райсоветом систематически занимаются очковтирательством. Я лично видел большие поля, где в густой траве были видны изредка ржаные колосья. Колхозники говорили, что в этих полях была посеяна рожь по невспаханной земле. <...> У колхозов ежегодно в больших размерах возрастает задолженность перед государством в хлебе, не говоря уже о том, что колхозники с 1940-го года не получают на трудодни ни одного грамма хлеба и ни копейки денег. Колхозники работают совсем бесплатно; им записывают трудодни, на которые ничего не причитается. До 1947-го года, то есть до отмены карточной системы на хлеб, люди ели траву, настоящую траву, которую сушили, мололи и пекли хлеб. Все же колхозники безропотно работают в колхозах. Эти годы им стало легче в связи со свободной продажей хлеба в городе. Теперь они говорят, что "мы работаем за трудодни, а хлеб покупаем за деньги". Они к такому положению уже привыкли и не особенно возмущаются. Они убеждаются в том, что будто бы так оно и должно быть и так будет всегда, никого в этом не обвиняют. Все колхозники имеют приусадебные участки огородов, с которых получают достаточное количество хорошего картофеля. Вот только это и спасает их от настоящего голода. Правда, процентов на 50 колхозники имеют коров, что им дает возможность кушать молочные продукты и получать деньги за сдаваемое государству молоко, чтобы уплатить налог. Бескоровные живут весьма бедно, их дети не видят молока, а вообще, все дети колхозников не кушают сахару. <...> Руководители колхозов неграмотные, не умеющие вести хозяйство. Представители районных властей в колхозах бывают очень редко, а на полях совершенно не бывают и действительным положением вещей не интересуются. <...> Основной причиной такого неприглядного положения в колхозах, по-моему, является большой недостаток людей. Старые люди постепенно отживают, умирают, а молодежь учится и из деревень уходит. Уходят также всякими путями и те, которые даже не учатся. Ждать пополнения людей в колхозах неоткуда. Большое зло приносит также очковтирательство колхозов и сельсоветов перед государством. В колхозах за последние годы не создается согласно уставу с.х. артели никаких фондов: ни семенных, ни страховых. Они числятся только в планах на бумаге. Всего валового сбора после выполнения хлебопоставок не хватает хлеба для оплаты МТС. Семена ежегодно берутся снова у государства взаимообразно. На основании изложенного я считаю неправильным закрывать глаза на такие факты, как это делают районные руководители, и мне кажется, что при таком положении многие колхозы в Вологодской области в ближайшее время придут в совершенный упадок. По-моему, здесь необходимо вмешательство центральных органов власти. Владимир Тольц: Это Сталину не политэкономы пишут. Проблемы Вологодчины - реальные проблемы - осенью 52-го излагает ему член ВКП/б/ Куптикин. Чем же отвечает ему (и другим) той же осенью вождь? "Некоторые товарищи отрицают объективный характер законов науки, особенно законов политической экономии при социализме. Эти товарищи глубоко ошибаются. Одна из особенностей политической экономии состоит в том, что ее законы в отличие от законов естествознания недолговечны... Ссылаются на особую роль Советской власти в деле построения социализма, которая якобы дает ей возможность уничтожить существующие законы экономического развития и "сформировать" новые. Это также неверно". Владимир Тольц: Это из последнего сталинского сочинения "Экономические проблемы социализма в СССР". Как и многие другие его публикации: спокойно, рассудительно, не очень-то связано с реальностью и... удивительно банально. Но на сей счет у автора свои объяснения: "Могут сказать, что все сказанное здесь правильно и общеизвестно, но в нем нет ничего нового и что, следовательно, не стоит тратить время на повторение общеизвестных истин. Конечно, здесь действительно нет ничего нового, но было бы неправильно думать, что не стоит тратить время на повторение некоторых известных нам истин. Дело в том, что к нам, как руководящему ядру, каждый год подходят тысячи новых молодых кадров, они горят желанием помочь нам, горят желанием показать себя, но не имеют достаточно марксистского воспитания, не знают многих, нам хорошо известных, истин и вынуждены блуждать в потемках. <...> Я думаю, что систематическое повторение так называемых "общеизвестных" истин, терпеливое их разъяснение является одним из лучших средств марксистского воспитания этих товарищей". Владимир Тольц: Один из тех молодых товарищей, которых собирался воспитывать своим последним сочинением "великий вождь и учитель", был девятиклассник из Сумской области Толя Багно, написавший последней осенью кремлевского патриарха ему следующее: "Здравствуйте тов. Сталин. Простите, что побеспокоил, но этого требует дело. <...>. Вот смотрю в окно, а напротив стоит пшеница, осыпается и, хочешь - не хочешь, побуждает к действию. Так уж нас воспитывают. <...> Много колхозов Советского Союза, благодаря раньше проведенным мероприятиям партии и правительства вышли, в передовые <...>. Но есть и совсем противоположное явление - это отсталые колхозы. Уровень оплаты труда в них очень низкий. <...> Зарабатывая мало в колхозах, терпя убыток от своих хозяйств, колхозники, не получающие средств со стороны, разорились и ушли из колхозов "туда, где лучше". Многим оставшимся колхозникам, получающим мало средств со стороны, уже в этот год придется продавать коров, чтобы расплатиться с налогом, который очень большой вследствие громадных огородов (0,5 га), без которых жить нельзя. Об одежде, пище и некоторых других вещах нечего и говорить. Колхозника можно узнать еще издали. Сознание, следующее за материальным положением, без воздействия агитаторов стоит на низком уровне. Боятся критиковать из опасения материальных прижимок. Некоторые уверены в том, что на белое нужно говорить черное, иначе, мол, не проживешь и т.д. <...> Значит, для отсталых колхозов можно сделать один вывод: если дела их будут идти и дальше так, то некоторые из них могут, чего доброго, развалиться. Но есть два выхода. Или усилить политмассовую работу, при этом процесс подтягивания отсталых колхозов к передовым будет долгим и постепенным, и то не во всех колхозах. Или назначить минимальный размер оплаты труда, ниже которого труд колхозника не должен оплачиваться. <...> Имея наличие свободных денег, колхозник может обзавестись радио, получением газет и другими культурными средствами. Так он будет втянут в идейно-культурную жизнь страны и мира. Но чтобы добыть эти деньги, колхознику нужно работать, и притом честно, с уважением к работе, ибо чем больше и лучше он сделает, тем больше он получит, тем лучше он будет жить. <...> Возьму хотя бы нас. Нам начислили 1202 рубля налогу. Мать работает одна (отец женился другой раз) и зарабатывает примерно 200 трудодней. Денег, конечно, мы не видим - уходят на облигации. Пока отец высылал справку (он работает в шахте) и мы налог не платили, тогда жилось, хоть и безденежно, но сносно, а теперь приходится продавать корову и на тот год уезжать, потому что мы воровать не способны, а тут не уворуешь - не проживешь без средств со стороны. Вот и сейчас двух колхозниц из колхоза им. Сталина Краснопольского района будут судить за хлеб. Что же они с жиру пошли его воровать? Может быть, их детям нечего будет есть зимой. А в колхозе - сколько там дадут? Если бы они жили на положении "повышенного быта", тогда уж другое дело. Можно бы и 10 лет дать. А раз их, считай, к этому принудили, а теперь 10 или сколько там лет тюрьмы дали, - это уже несправедливо. Создайте сносные материальные условия, а потом судите. Это не отчет с общими цифрами и громкими словами, а простое описание окружающего с выводами и выходами. Может, что написал не так. Извиняюсь. Как сумел. Закончил еще только 8 классов, год пропустил, да и по недостаточности сознания в младших классах к учению относился халатно. До свидания.
Владимир Тольц: Не знаю, прочел ли вождь послание сумского 9-классника. Похоже, что нет. А вот о колхозах, рассуждая об ошибках своего другого корреспондента - Ярошенко, - высказался: "Тов. Ярошенко слишком просто, по-детски просто представляет условия перехода от социализма к коммунизму. Тов. Ярошенко не понимает, что нельзя добиться ни изобилия продуктов, могущего покрыть все потребности общества, ни перехода к формуле "каждому по потребностям", оставляя в силе такие экономические факты, как колхозно-групповая собственность, товарное обращение и т.п. <...> было бы непростительной слепотой не видеть, что эти явления <...> уже теперь начинают тормозить мощное развитие наших производительных сил, поскольку они создают препятствия для полного охвата всего народного хозяйства, особенно сельского хозяйства, государственным планированием. Не может быть сомнения, что чем дальше, тем больше будут тормозить эти явления дальнейший рост производительных сил нашей страны. Следовательно, задача состоит в том, чтобы ликвидировать эти противоречия путем постепенного превращения колхозной собственности в общенародную собственность и введения продуктообмена - тоже в порядке постепенности - вместо товарного обращения". Владимир Тольц: Это Сталин писал в 52-м. А вот что о реальных проблема советского сельского хозяйства той поры рассказывал мне несколько лет назад его историк Василий Петрович Попов. Василий Попов: Если речь идет о производстве, то есть производство зерна, молока, мяса, а другая сторона проблемы наше руководство не интересовала, то основная проблема - это повысить материальную заинтересованность. Потому что к концу сталинского правления основной регулятор сельского хозяйства, это принуждение, он себя исчерпал полностью. То есть больше заставить, чем заставлял Сталин работать на государство, было нельзя. Владимир Тольц: - А почему нельзя? Василий Попов: - Первая причина, самая главная - это исходный человеческий материал, то есть те люди, которые в деревне жили. В основном это старики, старухи, потому что мужчины, когда они после окончания войны вернулись в деревни и увидели какие там условия жизни, они все по преимуществу уехали в город, или попытались устроиться на руководящие должности председателя, бригадира, завхоза и так далее. Остались старики, старухи, подрастающее поколение, которое тоже пыталось какими угодно способами - выйти замуж, уйти в Советскую армию и после армии остаться в городе, уйти по оргнабору в промышленность, все эти люди пытались из деревни уйти. Первая проблема - это проблема применительно к тому, как ее понимало советское руководство - это проблема ресурсная, то есть людские ресурсы, их надо было каким-то образом закрепить в деревне. Вторая проблема - производство не росло. Не росло оно по той простой причине, что опять же те, кто производил продукцию, в этом заинтересованы не были. Еще одна причина - это причина, связанная с самим характером сельскохозяйственного производства в Советском Союзе. Большую часть животноводческой продукции давала продукция с личных подворий крестьян, с тех же самых огородов горожан и так далее и тому подобное. То есть налоги, которые на них существовали, не давали вести хозяйство в этих условиях. Задолженность, которая числилась по налогам на личных подворьях, превышала реальные возможности сельского населения, поэтому в 53-м году, летом, по специальному указу, вся эта задолженность была списана и была пересмотрена система взимания налогов с личных подворий, то есть сельхозналог стал взиматься не по прогрессивной шкале, а с одной сотой гектара, с одной сотки. Проблема, которая стояла в области сельского хозяйства - это еще и проблема применения технологий, то есть по какому пути идти с точки зрения применения технологий в сельском хозяйстве, то есть расширять, грубо говоря, посевные площади или идти по экстенсивному пути или увеличивать интенсификацию, то есть получать больше продукции за счет интенсификации производства. Дело в том, что если мы посмотрим на наличие государственного резерва, то мы увидим, что в начале 50-х годов вывелась довольно опасная тенденция, когда расход государства своих запасов стратегических превышал поступления из общественного хозяйства колхозов. Отсюда возникала проблема быстрыми методами, по большевистски, как говорил сам товарищ Сталин, эту проблему решить. Владимир Тольц: Сельскохозяйственные проблемы, при всей их значимости не были единственными для экономики СССР конца сталинского правления. О других - не менее существенных - я беседовал с исследователями самых разных сфер жизни той поры. Ирина Быстрова - историк советского военно-промышленного комплекса того времени. Ирина Быстрова: Надо сказать, что военные проблемы приобретали все более важное значение в начале 50-х годов. Это было связано прежде всего с внешнеполитическими факторами и теми геостратегическими замыслами, которые, возможно, были у самого Сталина по участию в разделе мира. В начале 50-х годов началась новая милитаризация экономики страны. Второй пятилетний план, который был принят на 51-55-й годы, подразумевал в целом рост военной продукции более чем в два с половиной раза, а по некоторым отраслям, таким как, например, атомная техника, ракетная, радиолокация, более чем в 4,5 раза. Владимир Тольц: - Какую часть национального бюджета составляли военные расходы? Ирина Быстрова: - Применительно к началу 50-х годов официальные цифры советские не публиковались ни в то время, ни даже сейчас. Поэтому можно судить по каким-то косвенным данным. В частности, уже в послесталинский период в 50-е годы официальные расходы государства на военные нужды составляли 18%. Но большинство исследователей подвергают эти цифры сомнению. И, согласно подсчетам ряда экономистов, эти расходы могли доходить в некоторые годы до 60%. Господствовала идея о безальтернативности этого военного противостояния, вплоть до окончательного уничтожения империализма. В Советском Союзе численность армии в этот период возросла до шести миллионов. То есть Сталин, представляется, помимо каких-то глобальных геостратегических замыслов мог иметь и сугубо практические замыслы в Европе. Не зря шло наращивание обычных вооружений, и обычных сил. Война реально могла развернуться прежде всего, конечно, на европейском театре военных действий, где был создан блок НАТО. И в это же время, кстати, очень важный фактор, который мне хотелось бы подчеркнуть, в этот период ВПК выходит за рамки Советского Союза, и создается уже ВПК в рамках всего социалистического блока. Из брошюры "Экономические проблемы социализма в СССР": "Некоторые товарищи утверждают, что в силу развития новых международных условий после Второй Мировой войны войны между капиталистическими странами перестали быть неизбежными. <...> Эти товарищи ошибаются. <...> при всех этих успехах движения в защиту мира империализм все же сохраняется, остается в силе, - следовательно, остается в силе также неизбежность войн". Владимир Тольц: А вот фрагменты моей беседы с доктором Клаусом Гества, сотрудником Института Восточной Европы при Тюбингенском университете. (Клаус - исследователь истории сталинских "великих строек коммунизма"). Клаус Гества: К сталинским "великим стройкам коммунизма" относятся пять гигантских гидротехнических строительств на Украине, на Волге и в пустыне в Туркменистане. Планы, например, построить Волго-Донский канал и Куйбышевскую гидроэлектростанцию существовали уже в 30-х годах. Но решение начать строительство было принято только в 48-м году после того, как руководство в Кремле с гордостью объявило, что послевоенный период восстановления народного хозяйства закончился. Эти грандиозные гидротехнические сооружения были очень важной частью экономической политики позднего сталинизма. Целью этой политики было реализовать сталинский план преобразования природы на юге страны и создать, как в это время говорили, материально-техническую базу коммунизма. Владимир Тольц: Удалось ли при Сталине завершить эти "коммунистическое стройки", осуществлявшиеся в основном руками заключенных? Клаус Гества: До смерти Сталина достроили только Волго-Донский канал, Куйбышевская и Сталинградская гидроэлектростанции были построены с большим опозданием только в конце 50-х годов. Владимир Тольц: А насколько эти "великие стройки" были выгодны государству? (Труд-то заключенных ведь мало что стоил...) Клаус Гества: Если мы считаем все расходы на этих гигантских строительствах, получается в конце концов все-таки отрицательный баланс. Во-первых, надо думать о том, что "великие стройки коммунизма" требовали громадного вложения капитала. Поэтому, как потом критики сказали, ресурсов не хватило на развитие других отраслей промышленности. Можно, по-моему, сказать, что это одностороннее вложение капитала привело к неравномерному развитию советской экономики. Во-вторых, надо, конечно, тоже иметь в виду катастрофические социальные и экологические последствия. Были затоплены очень большие территории, сотни поселений и много городов, десятки тысяч людей потеряли свой дом и свою родину. Владимир Тольц: Так почему же Сталин, зная обо всех этих проблемах (о других мы уж не говорим - нет времени) предпочел последние месяцы своей жизни заниматься схоластическим теоретизированием? Ирина Быстрова: Трудно судить о реальных мыслях и замыслах Сталина. Как историк, я предпочитаю основываться в основном на документах, которые держу в руках. И, к сожалению, в личном архиве Сталина, с которым удалось познакомиться в последние годы в наших архивах, мы не можем пока найти документы, которые могли бы дать ответ на такой вопрос. Поэтому нам остается только гадать, было ли это просто какая-то гигантомания или стремление подвести какие-то итоги, чувствуя близость конца жизни, и увековечить себя в качестве одного из основоположников теории марксизма, такое вполне могло быть. Клаус Гества: Это действительно очень-очень странная работа... Я думаю, что есть три причины, почему Сталин в начале 52-го года опубликовал свою работу о советской политэкономике. Во-первых, надо, конечно, все время иметь в виду личный фактор. В последние годы жизни Сталин хотел получить репутацию великого философа-теоретика. Поэтому он написал несколько теоретических работ, чтобы завоевать большой научный авторитет. Во-вторых, тоже надо иметь в виду, что в 52-м году состоялся 19-й съезд партии, и Сталин по состоянию здоровья уже не мог там выступить с большим докладом, как раньше. Он, конечно, очень хотел как можно сильнее влиять на дискуссии. Поэтому он решил накануне съезда опубликовать свои теоретические представления об экономике. И если мы потом посмотрим на съезд, действительно, там делегаты больше всего обсуждали новую работу Сталина. В этом смысле это очень удачный политический трюк Сталина. В-третьих, работа Сталина "Экономические проблемы социализма" имела функцию теоретического и идеологического корсета, чтобы заранее препятствовать тому, чтобы экономисты не начали думать о нужных реформах. Елена Зубкова: Дело в том, что вся эта история с учебником политэкономии, да и экономическими проблемами социализма по-сталински вообще ничего общего не имела с историческими реалиями. Как только возникает само слово "политическая экономия", то у всякого, по крайней мере добросовестного студента советской поры, неизбежно возникает эта триада, "три источника, три составные части марксизма" - философия, научный коммунизм и вот эта самая политэкономия. То есть политэкономия была частью этой самой коммунистической доктрины, значит создавать ее нужно было по законам жанра. А законы жанра требовали, чтобы по этим вопросам высказались классики марксизма и уже на их основе можно было строить нечто. И вот тут-то начиналось самое интересное. Потому что в этом вопросе классики как раз и "подкачали", и поэтому классиков нужно было поправлять или редактировать. А замахнуться на классиков, строго говоря, в огромной стране этим правом обладал только один человек. И поэтому, даже Сталин если бы не хотел ввязываться во все эти дискуссии по поводу политэкономии, ему это пришлось это все равно делать. Но то-то и оно, что он хотел. Он очень хотел быть классиком! Не считаться классиком, заметьте, этого уже было достаточно, он уже давно был произведен в классики, ему хотелось быть классиком самому. Ну для самоутверждения, если хотите. Таким образом, появились "Экономические проблемы социализма", написанные в жанре замечаний и, даже лучше сказать, поучений. А потом на основе этого скелета возник и учебник "Политическая экономия социализма". Так была создана вот эта новая псевдо-наука "Политэкономия социализма", конечно, ничего общего не имеющая с тем, что происходило со страной и когда-либо будет в ней еще происходить. Владимир Тольц: Мне остается сказать несколько слов о судьбах некоторых героев нашей передачи. Ярошенко, "ошибки" которого обличал Иосиф Виссарионович в своей последней брошюре, сразу же после экономической дискуссии 51-го года был отправлен в Сибирь. Он и там продолжал "дискутировать", слал письма в Москву, просил о возвращении. В январе 53-го его вернули, вызвали в Комиссию партконтроля и прямо там, у Шкирятова и арестовали. Дальше - Лубянка и Лефортово. Освободили лишь после смерти его "кремлевского оппонента" в декабре 53-го. Неуемный экономист и дальше продолжал спорить, теперь уже с Гатовским, перестроившим свою теорию "под Хрущева", жаловался в ЦК, требовал новой дискуссии... Другим писавшим Сталину повезло больше. Правда, Санина, жена (и соавтор) Венжера вынуждена была уволиться из МГУ, а сам он заболел, но болезнь спасла его от предшествовавшей запланированному увольнению из Института экономики проработки на партсобрании; а потом Сталин умер и стало не до Венжера. Так он и остался в институте... А Ноткин (еще один из тех, кто переписывался с вождем) стал даже член-корром. Шепилов в 53-м тоже стал член-корром, а до этого в 52-м редактором "Правды", а после, при Хрущеве - министром иностранных дел. Ну, а в 57-м, после разгрома так называемой "антипартийной группы" - носителем самой длинной "фамилии" "Ипримкнувшийкнимшепилов". После казахстанской ссылки работал в Главном архивном управлении, написал мемуары (их озаглавили "Непримкнувший" - все равно что "Нешепилов")... Злополучный учебник, который Шепилов написал со своей командой (в нем впервые был раздел "Социалистический способ производства"), вышел в 1954-м, уже после смерти вождя. Славы он ему не принес - подспудно начиналась эпоха борьбы с "культом". Социализма в СССР не добавил. За рубежом тоже. Хотя его немедля перевели на 25 языков. (В 1956-м египетский президент Насер, декларировавший свой поворот к социализму, лукаво предложил Шепилову провести пару занятий с министрами Египта, научить из "как строить социализм". Дмитрий Трофимович, ставший к тому времени советским министром иностранных дел дипломатично уклонился: "Это вопрос сложный"...) Ну, а в СССР, где вскоре стали сомневаться в природе построенного общественного здания, этот теоретический "кирпич" еще долгие годы оставался той идеологической жвачкой, которую были обречены сессионными ночами, не вникая, заглатывать миллионы советских студентов... (Немногих добросовестно вникавших гайдаров, чубайсов и лифшицев он потом от социализма и отвадил). А последнее сталинское сочинение, которому мы посвятили передачу, и вовсе давно уже никто не вспоминает... |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
