Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров"Спектакль по пьесе Альфреда Жарри "Король Убю"Ведущая Марина Тимашева В театре "Эт сетера", которым руководит Александр Калягин, поставлен спектакль по пьесе Альфреда Жарри "Король Убю". Это произведение, над которым работали Питер Брук и Антонен Арто (или, что географически ближе - Йонас Вайткус в Литве, или, что ближе по времени - Мишель Мешке в Стокгольмском марионеттеатре), никогда прежде не шло в России. Сначала, очевидно, потому, что жанр политической сатиры не был приятен цензуре, потом, наверное, оттого, что перестал нравиться и без того вовлеченной в политику публике. Но вот его время пришло. Спектакль поставил самый именитый современный болгарский режиссер Александр Морфов. Это - не первая его работа в России. Несколько лет тому назад "Буря" Александринского театра в его режиссуре получила "Золотую маску". И это - не первая его работа в театре Калягина. Предыдущей - был "Дон Кихот" с Калягиным в роли Дон Кихота. Александр Морфов - поклонник комедии дель-арте и немого кино, что всегда отражается на его спектаклях. В том же стиле решен фарс Альфреда Жарри, которого почитали своим учителем дадаисты, сюрреалисты и абсурдисты. Пьесу о дураке-диктаторе Жарри написал, когда ему было 14 лет. В образе короля Убю он вывел ненавистного ему "мучителя" физкультуры господина Эбера. То бишь - предтеча доброй половины "измов" ХХ столетия был еще ребенком, когда оказался автором весьма нашумевшего произведения. Премьера "Убю" в парижском театре Эвр в 1896 году вылилась в форменный скандал. Говорят, что публика орала и свистела так, что исполнитель главной роли, полностью из нее выйдя, умолял ее успокоиться. И все - только из-за того, что на сцену проникла низкая, недостойная театра - речь. Пьеса начинается и заканчивается словом "Дерьмо" Папаша Убю: Дерьмо! Мамаша Убю: Ты - идиот, папаша Убю. Папаша Убю: А не прихлопнуть ли тебя, как муху, мамаша Убю? Мамаша Убю: Меня-то нет, а вот кое-кого прихлопнуть не мешало. Папаша Убю: Я не понимаю, о чем ты говоришь. Мамаша Убю: Не хочешь ли ты сказать, что эта полуразвалившаяся нора - предел твоих мечтаний? Папаша Убю: А чего мне не хватает? Драгунский капитан, преданный офицер его величества Венцеслава, удостоенный ордена Красного Орла. Высшего польского ордена. Тебе этого мало? А где орден? Мамаша Убю: Продали! Марина Тимашева: Теперь словом "дерьмо" и всеми прочими, ему подобными, которыми нашпигована пьеса Жарри, уже никого не взбудоражишь. Забавно разве то, что их произносит народный артист России, председатель Союза театральных деятелей и "бывший Ленин" - Александр Калягин. Но удивительнее всего то, что в его исполнении эти слова вовсе не кажутся грубыми. Будто ребенок несет, сам не зная что. А все - из-за Александра Морфова. Будучи человеком умным и талантливым, он не стал педалировать политическую составляющую пьесы и искать современных аллюзий, хотя иногда они обнаруживаются сами собой: Папаша Убю: Имею честь сообщить, что во имя обогащения я резко сокращаю народонаселение. Марина Тимашева: Режиссер исходит именно из того простого факта, что пьесу написал ребенок. И, стало быть, в ней много детского. Но Морфов отлично знает и то, что писал об Альфреде Жарри Андре Бретон: "Автор окончательно выводится за пределы произведения, словно реквизитор на подхвате. Не считаясь с условностями, он может позволить себе ломать кадр и слоняться перед объективом, покуривая сигару, и нет никакой возможности выгнать из законченного дома этого разнорабочего, который упорно пытается вывесить под крышей знамя анархии". Морфов не стал упорствовать, выгоняя из законченного дома своего спектакля автора пьесы, - напротив, он дал ему возможность выговориться. Появление драматурга на сцене и его монологи служат прологом действию. Альфред Жарри: "Ради сценической интерпретации мне пришлось несколько изменить текст пьесы. Ну, например, я выкинул две части пьесы, о которых меня попросили актеры. Даже те, которые были необходимы по смыслу. Но зато, по просьбе режиссера, я оставил все части текста, которые с удовольствием вырезал бы. Но, несмотря на это, дамы и господа, первые три акта и последние несколько сцен будут сыграны целиком, то есть - так, как они были написаны. Дамы и господа, я заранее прошу прощения, за присутствие несколько... ну, даже не несколько, а просто - обилия неприличных слов и выражений, которые вы сегодня услышите со сцены. Но - бывают. Бывают такие исторические моменты, когда старые канализационные трубы взрываются и выплескивают наружу все свое содержимое". Марина Тимашева: Альфред Жарри в исполнении Николая Молочкова - дебютант на театральной сцене. И все - против него: даже луч прожектора убегает, он вынужден догонять, вползать, впрыгивать в освещенное пространство, дабы занять подобающее драматургу место. Буквально попасть в лучи славы. Нервный издерганный подросток и вроде бы марионетка (пьеса Жарри была написана для театра марионеток) - он словно оправдывается. Чуть позже он переходит в наступление, а к финалу вообще оказывается русским неприятелем, пересекшим линию фронта. В роли Альфреда Жарри в спектакле занято три актера, и монолог Эжена Ионеско, переданный Жарри, исполнен Андреем Кондаковым. Альфред Жарри: "Когда мне задают вопрос, почему я написал эту пьесу для театра, я чувствую замешательство и не знаю, что ответить. Иногда мне кажется, что я начал писать пьесы для театра, потому что я не люблю театр. Когда же, по чистой случайности, я там оказался, то удовольствия мне это не доставило ни малейшего. Игра актеров смутила меня. Мне стало как-то неловко за них. Во всем я усматривал фальшь. Все тексты театральных пьес, которые мне довелось прочесть, не только не доставили мне удовольствия, но вызывают у меня отвращение. Ну, например, Стриндберг. Он показался мне каким-то мелким и неуклюжим. Даже сам Мольер вызывает у меня скуку. Все эти истории про скупердяев, лицемеров, рогоносцев - меня не интересовали. Шекспировские пьесы, при всем их величии, кажутся мне малозрелищными. Корнеля я не выношу. Любим мы его лишь по инерции. Нас принудили к этому годы ученичества. Шиллера я не выношу. Комедии Мюссе - худосочны. Оскар Уайльд - прост, Ибсен - тяжеловесен. Стриндберг - неуклюж. На самом деле, я ненавижу театр!!! Я ненавижу этот театр, потому что там все - неправда. Все - какой-то поэтический, литературный онанизм, потому что все - фальшь, фальшь, фальшь". Марина Тимашева: Ненавидя театр, Жарри (и это очень умело сделано в спектакле) использует все знаменитые сцены шекспировских пьес. Вот пародия на беседу Макбета и леди Макбет: Мамаша Убю: После того, как ты был королем Арагона, теперь тебе достаточно приводить на парад полсотни уродов, вооруженных секачами, какими рубят капусту. Ты, кто мог бы носить на этой тыкве корону польскую заместо арагонской. Папаша Убю: Ты чего плетешь?! Марина Тимашева: В финале спектакля спасающийся бегством от преследователей Король Убю забьется в какой-то сарай. Снаружи - ветер, внутри - полупомешавшийся от страха Убю. Узнаете в нем Короля Лира, бурю, безумие, какие-то грязные мешки, которые он принимает за своих дочерей? Папаша Убю: Кто здесь? Мамаша Убю: С кем он говорит? Папаша Убю: А где мои спички? А я их потерял в бою. Кто здесь? Кто здесь? Мамаша Убю: Помешался. Папаша Убю: Кто здесь? Ах, это ты старая корова. Какой дьявол тебя сюда принес? Мамаша Убю: Меня поляки прогнали, мужа убили. Папаша Убю: А меня - русские. Ой, прекрасные души встречаются вновь. Марина Тимашева: Или кульминационная сцена спектакля - убийство польского короля. Она напоминает, конечно, пародию на ритуальное убийство Николая Второго. Но вот как она решена. В небольшой нише, расположенной сбоку от основной сцены, находится экран. Там, на нем - киноизображение императора, вышедшего к народу. И - представители народа. В их числе - замысливший злодейское убийство Папаша Убю. Папаша Убю: Как только начнет хавать - загнется, и я стану королем. Умора. Бордюр: Надо взять бомбу и бросить ему в карету. У меня как раз есть бомба. Марина Тимашева: Кино - черно-белое и стилизовано под немое. Калягин специально подражает Чарли Чаплину, причем, делает он это грандиозно. А дальше живые актеры нападают на киноизображение. Крупным планом - лицо убитого Венцеслава. А с основной сцены всю эту историю наблюдает овдовевшая королева. Так, как Гертруда смотрит представление бродячих актеров в сцене "Мышеловки" в "Гамлете". Вестник: Граждане! Событие в центре Варшавы! Покупаем, покупаем. Государственный переворот в Польше! Кровавые события в центре Варшавы! Папаша Убю: Мальчик! Мальчик, иди сюда. Чего случилось? Вестник: Государственный переворот в Польше. Папаша Убю: Ну, расскажи, чего случилось. Вестник: Кровавые события в центре Варшавы. Папаша Убю: Дай газету. Вестник: Два злотых. Папаша Убю: Ну, нет у меня денег. Ну, дай. Дай газетку. Вестник: Два злотых. Папаша Убю: Ну, прости, что так получилось. Вестник (узнав Папашу Убю): Государственный .... Один злотый. Марина Тимашева: Александр Морфов следует за драматургом. Тот иронизирует по поводу типических сюжетов пьес, Морфов пародирует постановки других режиссеров. Так, обращение Александра Калягина с микрофоном напоминает не только басню Крылова "Мартышка и очки", не только свидетельствует: все, что попадет в руки этому увальню, будет сломано и разрушено, - но отсылает к спектаклю Деклана Донеллана "Борис Годунов", в котором Самозванец общается со своим народом, как ведущие телевизионных шоу. С тем же микрофоном в руках. Придворный: Чтобы эти слова были слышны всем. Папаша Убю: Какие слова? Придворный: Вашей речи. Папаша Убю: Речи? А кто их написал? Придворный: Вы, Ваше Величество. Папаша Убю: Я?! Это мои слова?.. Микрофон... Новое изобретение? Какие слова-какие слова-речь-речь-речь-я написал-написал-написал-угу-угу-угу-это мои слова-мои слова-улю-лю-улю-лю... Марина Тимашева: Автор - автором, актеры - актерами. Они буквально и физически вытесняют со сцены того, кто дал им жизнь - своего создателя Альфреда Жарри. Место серенького и нервного автора занимает живописная, как у Феллини или как в грузинских спектаклях, массовка. Появляются они из-за ширмы кукольного театра (еще одно напоминание о том, для какого театра предназначалась пьеса), на них напялены широченные штаны и парики, глаза обведены, как у Славы Полунина. Все, что будет дальше - "невзаправдашнее". От взрыва бомбы разлетается какое-то тряпье, а вовсе не куски мяса. Повешенные не только БОЛТАЮТСЯ на веревках по всей сцене, но и продолжают БОЛТАТЬ друг с другом. Трона нет, и папаша Убю восседает на сундуке, будто царь из знаменитой бардовской песни Евгения Бачурина: "И то место, куда царь ходил пешком, привязал бы прямо к трону ремешком, все бы ездил то вперед, а то - назад. Все бы слушал, что в народе говорят". В спектакле народ не говорит, все больше поет - запоешь от такой-то жизни. Александр Калягин тоже не играет короля Убю всерьез; только вконец замученному политикой органону могут привидеться в его герое Гитлер и Сталин, Пол Пот и Садам Хусейн. Хотя, прямо скажем, широкая панорама ельцинских реформ открывается взору изумленного зрителя. Папаша Убю: Мы быстро всех поубиваем, получим все, что нам надо и уедем отдыхать на море. Марина Тимашева: Александр Калягин сам увлеченно, как малое дитя, играет в клоуна. Он ездит на деревянной лошадке (в батальной сцене она превратится в деревянного троянского коня), у него варежки на резиночках (чтобы не потерялись), он канючит, ноет, хамит, при малейшей возможности - предает и трусит. Папаша Убю: Мамаша Убю - она бы что-нибудь придумала. Она бы приготовила какое-нибудь говно. Вестник: Господа, переворот в Польше! Государственный переворот в Польше! К власти пришел юный принц Бякослав. Он с большой армией восставших поляков направляется на поиски папаши Убю. Но наши люди тем временем скрываются в горах. Берите! Берите! Да здравствует юный принц Бякослав. Папаша Убю: Врешь, проклятый вестник! Это неправда. Это неправда. Это неправда. Марина Тимашева: Его лексикон не сильно отличается от жалкого словарика Бивиса и Бадхеда. Он верещит каким-то нечеловеческим голосом, будто Петрушка со специальным пищиком из ярмарочного балагана, он зверски вращает глазами (как умирающие романтические героини немых фильмов), он ходит, как ходят клоуны - в своих больших ботинках носками вовнутрь, и так же держит руки в карманах, и, кажется, вот-вот из его глаз брызнут фонтанные цирковые слезы. Иное дело, что после театральной Олимпиады Москва знает цену не слезам, а настоящей клоунаде: грубой, профанирующей все святое, по сути провокационной. Юродивым, дуракам, шутам и клоунам все дозволено. Вот и Калягин может, прикрываясь ролью, поговорить о том, что сейчас для него важно. О налогах, например Мамаша Убю: К коронации всегда раздают мясо и золото. Тебя свергнут через два часа, если этого не сделаешь, несчастный. Папаша Убю: Мясо - ладно. Золото - ни за что. Мамаша Убю: Ты хочешь, чтоб тебя любил народ? Папаша Убю: Да пошел он, этот народ. Бордюр: В твоих руках - все сокровища Польши. Папаша, вот здесь в часовне хранится несметное сокровище. Папаша Убю: Ты чего, офонарел? Бордюр: И мы раздадим его народу. Папаша Убю: Ты что, офонарел? Дурак! Придурок набитый. Ты хочешь, чтобы я разорился? Бордюр: Ну, если им ничего не давать - с чего они будут платить налоги? Папаша Убю: А ты уверен, что они будут платить налоги? Бордюр: Конечно. Папаша Убю: То есть, я им раздам деньги, а они будут платить налоги. Так. Я сейчас всем раздам деньги, и вы мне тут же будете платить налоги. Все, все будете платить. Налоги будут платиться дважды, кроме тех, которые - трижды. Мне причитается десятипроцентный налог на собственность, на предпринимательство. Бордюр: Ваше величество, но это же нелепо. Мамаша Убю: Но это же глупо. Кто тебе соберет все эти налоги? Папаша Убю: Я сам! Сам. Буду ходить по деревням и собирать налоги. Придворные: Ой! Он сам. Папаша Убю: Налог на предпринимательство, налог на голубые глаза. Налог на слова. Налог на вздох. Налог на выдох. Марина Тимашева: Но это, конечно, тема для тех, кто понимает. Союзу театральных деятелей обещали компенсацию налога на прибыль, а механизма не разработали. То есть - не компенсировали. Актуально. А еще на первых представлениях "Короля Убю" Калягин живо интересовался, кого уже повесили, и одну за другой называл фамилии театральных критиков, и радовался, как дитя. Потом, когда в театре появилась публика, не знающая ничего про театральных критиков, на месте их фамилий появились производные от бранных слов. Сопоставив одни с другими, мы получим истинное отношение выдающегося актера к критикам. Калягин играет короля и шута в "одном флаконе". Сцена повешения недругов внезапно отзывается в памяти картиной Валерия Якови "Свадьба при дворе Анны Иоанновны". Тогда становится невесело. И еще - когда одним из повешенных оказывается сам Альфред Жарри. Он прицеплен к веревке за воротник, как кукла. И говорит: "Меня забыли в театре". А я вспомнила потрясающего молодого чешского режиссера Петера Лейбла, повесившегося на сцене собственного театра после представления. Страшноватую истерическую интонацию вносит в представление еще и музыка великолепных "Тайгер Лиллиз", с легкой руки Гии Канчели, использовавшего их композиции в спектакле "Двенадцатая ночь" Роберта Стуруа. Мелодии "Тайгер Лиллиз" кочуют теперь из одной российской постановки в другую. Но Александр Морфов грозил, что будет смешно и страшно. Страшно не получилось, поскольку все персонажи истекают клюквенным соком. Зато смешно вышло - очень. И - умно. Недаром Андре Бретон полагал: "Юмор - лучшее, что можно противопоставить мобилизации, военной и художественной". Смех, говорят, последнее средство борьбы со смертью и с театральной мертвечиной тоже. Лечащий врач спросил Альфреда Жарри перед смертью, что могло бы облегчить его страдания. Тот ответил: зубочистка. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
