Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Театральный выпуск "Поверх барьеров"АзазельВедущая Марина Тимашева Марина Тимашева: 16 мая в Российском Академическом Молодежном театре состоялась премьера спектакля "Эраст Фандорин" по роману Бориса Акунина "Азазель". Первый опыт театрального прочтения "фандоринской" серии предпринят главным режиссером театра Алексеем Бородиным и главным художником - Станиславом Бенедиктовым. Рассказывает Алексей Бородин. Алексей Бородин: Дело в том, что я, к сожалению, что-то читаю позже, чем надо. Поэтому уже я слышал, что есть Борис Акунин, уже во всех киосках продавался Борис Акунин, и наши артисты - и молодые, и немолодые - мне все время день и ночь говорили: "Вы прочли Акунина?" И были даже особо настойчивые товарищи, которые говорили: "Вы должны прочесть Акунина!" Я взял "Азазель" и начал читать. В середине книги я понял, что мне страшно нравится - в середине книги, я еще не дочитал до конца. Помимо сюжета, который меня очень увлекал, конечно, там пленяет литература. И сразу начало казаться, что это - театральная штука. Понимаете, что просто в основе там есть какая-то театральность, ну как во всяком детективе. Может, я потому детектив люблю, что театр люблю. Марина Тимашева: Та же история глазами Бориса Акунина (в миру - Григория Чхартишвили). Борис Акунин: Инсценировать роман "Азазель" мне предложил главный режиссер РАМТа Алексей Бородин. Мне показалось интересным то, что это будет в театре, куда в таком количестве ходят дети. Я вообще-то человек нетеатральный. И театр, прямо скажем, не люблю. Мне не хватает способности абстрагироваться, все время мешает то, что происходит вокруг, не могу сконцентрироваться на том, что происходит на сцене. И особенно мне не нравится тот театр, который существует у нас в последние десять, а то и пятнадцать лет. Я устал от театрального стеба. Я устал от того, что все делается не всерьез, а с усмешкой. Когда-то мне эта всеобщая ирония нравилась, а теперь приелась. Мне хочется возвращения к простым эмоциям, к тому, чтобы история рассказывалась увлеченно. Я устал от так называемых "режиссерских спектаклей", от игры в интерпретации. И я подумал, что именно этот театр и именно этот сюжет дают возможность попробовать сделать нечто простодушное и зрелищное - то, что мне нравилось в детстве. Естественно, я уже не ребенок, и спектакль будут смотреть не только дети. Но мне хочется, чтобы и у взрослых внутри проснулся тот самый подросток, который живет в каждом человеке, вне зависимости от возраста. Мы с Эрикой Вороновой, соавтором инсценировки, придумал действо - во-первых, большое. Во-вторых, с большим количеством эффектов. В-третьих, довольно дорогостоящее, чуть ли не с сотней действующих лиц, с пальбой, взрывами, потоплениями, бесконечной сменой декораций. Мне очень хотелось бы настоящих интерьеров, достоверных костюмов, минимума условности. Чего-то бродвейского, но только чтобы не пели на сцене, чего я детстве терпеть не мог, а чтобы говорили, бегали, стреляли, умирали, любили, ненавидели... И, по-моему, РАМТ - правильное место для этого. В любом другом театре это смотрелось бы странно. Марина Тимашева: Инсценировку для театра написал сам Григорий Чхартишвили. Он же - автор сценария для телесериала. Существует ли разница между тем и другим? Борис Акунин: Для театра, в связи со сменой декораций, очень важно, чтобы каждая сцена в одной и той же декорации продолжалась как можно дольше. Для кино, которое заведомо не может быть статичным, очень важно, чтобы сцены как можно чаще сменяли друг друга, чтобы они тасовались. То есть принцип совсем другой. Кроме того, в пьесе главное - это слова. А в сценарии слов должно быть как можно меньше. Марина Тимашева: Каков жанр "Азазеля" в литературе и в театре? Борис Акунин: Да, есть существенная разница между литературным текстом и тем, как это будет в театре. Литературный текст, как бы это сказать, провокативнее и, в некотором смысле, циничнее. В моем представлении литература - гораздо более взрослый жанр, чем театр. Жанр, больше предназначенный для взрослых людей. В литературном смысле роман - это, с одной стороны, конспирологический детектив, то есть детектив, построенный на весьма распространенном представлении о том, что мир вокруг нас полон заговоров. Очень продуктивный для детективного произведения фокус - одиночка, сражающийся против заговора. С другой стороны (и она для меня важнее), это - педагогический детектив. Главная, с моей точки зрения, идея книжки это идея леди Эстер о том, что важнейшая из наук - педагогика. А главное для человека состоит в том, чтобы прожить жизнь свою, а не чужую. Для этого надо на достаточно раннем этапе попасть на правильную дорогу. В спектакле, особенно в таком зрелищном, в котором, я надеюсь, будет много трюков и всякого прочего, гораздо важнее то, что это - детектив романтический. Это роман воспитания чувств. Это история о том, как совсем молодой человек, обладающий замечательными задатками, но, тем не менее, вполне обыкновенный, в силу стечения обстоятельств превращается в героя. Вот так. Марина Тимашева: Российские актеры выучены в традиции психологической школы, то есть умеют играть проживание-переживание. Трюки, спецэффекты - не будут ли они мешать актерам? Не подомнет ли сюжет характеры и отношения героев? К тому же произведение заканчивается в тот момент... Борис Акунин: Когда происходит метаморфоза. Совершенно так, и это совершенно правильно, потому что я все-таки написал и собирался написать не психологический роман, а приключенческий. И для огромного большинства моих читателей, и надеюсь, зрителей спектакля, главным будет сюжет, фабула. И они будут следить за мельканием событий. А изменение состояния души, история о том, как закалялась сталь, не должны выступать на первый план. Они - для тех, кому это важно, кто об этом думал, кто это узнает и поймет. И это должен быть не единственный, не очевидный слой, как мне кажется. Марина Тимашева: Самое замечательное, что я разговаривала с Григорием Чхартишвили до премьеры, он не видел репетиций, просто дал театру инсценировку. Но вышло то, чего он хотел - настоящий приключенческий спектакль. Вне зависимости от того, знаете вы сюжет или нет, он смотрится так же, как читается хороший детектив. Фантастическую по сложности задачу удалось решить режиссеру и сценографу: соблюсти баланс между театральной условностью и исторической достоверностью. Попробуем понять, как удалось. Распахнутое пространство огромной сцены - роль задника играют огромные пластины-витражи. Определенным образом выставленный свет способен придать им вид московских окон или фактуру серых и сырых английских зданий. Но где-то совсем вдалеке - макет старого московского дома или церкви. Временами на сцене появятся стол или кровать, но не они задают тон, а деревянные шкафы и двери. Такие, какие приличествуют эпохе. При всей своей громоздкости, они исключительно легко передвигаются по сцене. Их перемещения определяют темп и ритм: чем стремительнее кружение вещей по сцене, тем напряженнее ситуация. Сам зритель волен домыслить то анфилады комнат, располагающихся за этими дверьми, то бюрократические учреждения, заставленные тяжелыми шкафами. Предметы управляются не сложными механизмами, а артистами, временно переквалифицировавшимися в рабочих сцены. Изумительная находка режиссера состоит в том, что рабочие сцены в первом акте все как один одеты в зеленые мундиры сыскной полиции. А потому у вас складывается впечатления постоянного присутствия сыщиков - будто все подглядывают, подслушивают, присматривают. Во второй (английской) части спектакля молчаливые соглядатаи переоденутся в униформы служащих отеля, но словно продолжат подглядывать и доносить. В условном пространстве действуют люди, одетые в исторические костюмы. Алексей Бородин: Там ведь сто действующих лиц, в буквальном смысле слова. И сто костюмов так и шьется. Честно говоря, это разорение полное. Сто костюмов шьется, а в спектакле занято 20-25, то есть люди играют там по 5-6 ролей. И они должны, по идее, быть все неузнаваемыми. Гримы готовятся со страшной силой: всякие усы, бороды, какие-то штучки, дрючки, бакенбарды. Это - чтобы подкладываться, подтягиваться. Марина Тимашева: Актеры стараются ни в чем не изменять тому, что зовется "правдой характеров и чувств в предполагаемых обстоятельствах". Это удается не всем, надо отметить роковую и холодную Амалию Натальи Чернявской, блистательного Зурова в исполнении Ильи Исаева (так и маячит за его спиной тень вечнозеленого Ноздрева), угрюмого и нервозного Ахтырцева - Александра Доронина. Очень хорош молодой артист Петр Красилов в роли Эраста Фандорина. Петр Красилов: Очень сложно в любых ситуациях сохранить самого себя. И вот мне кажется, он сохраняет самого себя. Он не пытается подстроиться под других людей. Он ситуацию подстраивает под себя и пытается быть в этой ситуации главным. Это то, что говорили леди Эстер, что важно найти свой путь, и он этот путь нашел. Но он нашел без ее помощи, и при этом у него в этом пути есть моральные аспекты. При этом он ясно видит поставленную перед ним цель и стремится к ней через все. Бриллинг, человек тоже не рефлексирующий, но при этом он может сделать ради блага всего мира все, что угодно. Фандорин не может. Он стреляет - и в романе, и у нас в постановке - лишь потому, что он вынужден. Его ставят в такие условия. Он не просто направляет пистолет и убивает человека. Просто так складываются обстоятельства, что он не может не выстрелить. Он сам не хочет убивать. Фандорину нужна справедливость. И справедливость заключается у него не в том, чтобы посадить человека на электрический стул или еще на что-то, а в том, чтобы этот человек понял, что он совершил преступление. Мне кажется вот в этом - Фандорин. Алексей Бородин: Вот эта цельность его и знание, что он должен идти по своему пути, несмотря на то, что он сталкивается с тем-то и с тем-то, он не рефлексирует, а идет дальше. Понимаете, ведь вся жизнь против этого Эраста. Вот как идти сквозь жизнь, понимаете, или как идти сквозь преодоление. Не останавливаться. Он идет по какому-то пути истинному. Рождается вдруг в этом же мире. Рождается герой, который идет этим путем. Кончается все очень печально, но дело в том, что эта своего рода его упертость или упрямство - это неправильное слово. Потому что он не упрямый человек, он - упорный человек. Литературное открытие - безусловно. Это открытие этого характера, этого человека. Мне кажется, что это - постромантизм и исключительный постромантизм. Марина Тимашева: И Акунин, и Бородин, и Красилов, так или иначе, говорят о романтическом герое. Признаюсь честно, романтического героя я в Фандорине Красилова не обнаружила. И не жалею. Петр Красилов играет человека, совсем юного, едва ли не ребенка, из тех, у кого пух над верхней губой. Желторотый юнец, птенец, хорохорящийся воробышек. Фандорин: Цель мне пока неясна, но совершенно точно известно, что в Лондоне у них пересылочный центр, куда эти члены общества сообщают о своих достижениях. Сообщение приходит приблизительно раз в месяц. Вы только представьте себе масштаб. За один только июль - 35 сообщений! И какие люди! Даже британский британский министр есть. Бриллинг: Зачем пересылать все эти сведения в Петербург? Фандорин: Я думаю, именно в Петербурге находится предводитель Азазель. И находится он, скорее всего, именно на той самой даче, что на Аптекарском острове. Марина Тимашева: Эраст Фандорин Петра Красилова напоминает, скорее, не Чайлда Гарольда, а летящего на огонь мотылька. Очень неусидчивый, порывистый, секунды не устоит не месте. Если присядет - только на краешек стула. Если остановится, покажется, что тело наклонено вперед - будто рвется бежать. Бег - вообще основной образ спектакля. Роль киномонтажа здесь играют пластические интермедии Петр Красилов: любовь - танец, преследование - пантомима. Интермедии, с одной стороны, дают возможность элегантного выхода из одной сцены в другую, а с другой, продлевают и досказывают сюжет. Более того, историю эволюции характера. Эраст Фандорин все время бежит. Он боится не успеть. В финале, когда торопиться уже явно некуда, все равно бежит. На сей раз, спасаясь от собственной наивности, молодости и собственного прошлого с его призраками. Придумано очень просто, а действует очень сильно. Самым сложным при общении с романом Акунина кажется перевод на театральный язык бессчетных литературных ассоциаций. Возможен ли он в театре? Борис Акунин: Нельзя. Просто тот же эффект может быть достигнут другими средствами. Вот и все. И в спектакле, и в фильме стиль, язык, атмосфера - еще более важны, чем в тексте. Но там гораздо больше возможностей, чем у меня. У меня, кроме тридцати трех букв алфавита, ничего нет. А там есть звук, есть зрительный ряд. Там можно создавать атмосферу самыми разнообразными способами. Марина Тимашева: Алексей Бородин придерживается другого мнения Алексей Бородин: У Акунина-то прелесть в этом, что это же никто не видит. Это упрятано. Мы договариваемся, у них роман "Дама с собачкой" и все. А это персонажи. Ребята к этому честно относятся, они чего-то придумали себе, у них биография какая-то. Это на вокзале, он ее провожает. Марина Тимашева: Чеховских персонажей вы, конечно, не заметите, но зато финала первого акта не заметить сложно. В кромешной темноте на зал двинется поезд, точь-в-точь как в легендарной МХАТовской "Анне Карениной". Поезд сделан из трех разъезжающихся фонарей - ничего более элементарного, и в то же время эффектного, пока не придумано. Настоящее театральное чудо. В спектакле есть несколько таких цитат, но главное - не в них. А в том, что постоянная для русской литературы 19-го века тема двойничества, наваждения, невозможности определить ту границу, за которой кончается реальность и начинается галлюцинация, проникает в спектакль и создает тревожную, горячечную, почти мистическую атмосферу. В романе Фандорин видит призрак Амалии, он считает ее мертвой, а себя - виновником ее смерти. Амалия: Ты совершил страшный грех. Эраст, ты убил красоту. А красота - это чудо Господне. Ты убил чудо Господне. Эраст. Марина Тимашева: Чем ближе к концу спектакля, тем менее вам понятно: а были ли террористические сети, поездки в Англию, убийства и взрывы или то плод болезненной фантазии юного джентльмена - жертвы чтения романтических стихов, приключенческих романов и - вдобавок - скверной реальности. Из которой просматривается нынче вся история "эстернатов" и их создательницы. Алексей Бородин: История Эстер и всех этих Азазелей - это история очень мощная сама по себе. Бог дал людям карты, а дальше играйте, кто как может. Азазель восстал против этого и пришел на помощь людям. Фандорин: Азазель - падший ангел из древней книги Еноха. Падший ангел Азазель научил людей всякой дряни. Мужчин владеть оружием и инструментами, женщин красить лицо и вытравливать блох. За что и был отправлен с небес в отставку. В общем, мятежный демон, дух изгнанья. Алексей Бородин: У них задача - исключительно позитивная. Она исключительно поняла, что все эти дети, которых она взращивает, они все растворяются в жизни. Их смалывает, ничего не остается от них. Она в них чего-то вкладывает, потом они идут в эту жизнь. Тогда придумывается эта организация, которая этих ребят укрепит. Да, там просто страшная история, потому что - без рода, без племени. Мы ничем не связаны, ни родством, ни связями, мы чистая раса такая. То есть идея, которая разрастается в такую страшную идею и очень знакомую. В итоге ее такая идея и объединение этих ребятишек вокруг себя. Ребят, которые идут на это осознанно. Тот же Бриллинг - не дурак, а умнейший парень (это ж все там написано), который, живя в Харькове, писал про будущее России, и эти сочинения Мизинов потом доставил в Петербург. То есть это ребята, которые думали о жизни, о будущем. И куда они попали, сами того не понимая. В какое ложное понимание того, что есть помощь людям. Что это такое научиться выигрывать в этой жизни. Марина Тимашева: Леди Эстер в превосходном исполнении Нины Дворжецкой - уютная, домашняя дама. Можно сказать - наседка, кабы не слишком прямая спина, властная манера речи, внятная логика и маниакальная безжалостность. Леди Эстер: По началу я просто хотела спасти бедных обездоленных детенышей человеческих. Хотела сделать их счастливыми. Пускай - сто, пускай - тысячу. Но все мои усилия оказались крупицами песка в пустыне. И я поняла, что ложкой моря не вычерпать. И еще я поняла, что Господь дал мне силы на большее. Что я могу спасти не горстку в целом, что я могу спасти человечество. Каждый из них принесет неоценимую пользу. Они напишут мудрые законы. Они откроют тайны природы. Они создадут шедевры искусства. И это уже происходит. Вы заметили, какой грандиозный скачок сделало человечество в XIX столетии. Это дело рук моих питомцев. То ли еще будет! Марина Тимашева: Леди в романе демонстрирует способности своих воспитанников. Ну, как показать их в театре? Бородин находит остроумный и беспроигрышный ход. Воспитанников пансионата играют ученики 15 школы-интерната циркового профиля. Они ходят колесом, выполняют головокружительные сальто - талантов и мастерства им не занимать. Один - на вид самый маленький - поет сиротскую песню, но на иностранном языке. Жалостная, заунывная мелодия, вызывавшая умиление, возникнет еще раз в финале спектакля. Но не в живом исполнении, а в фонограмме и как-то инфернально. По телу поползут мурашки. Кто увидит в трогательной сиротке будущего человека-бомбу? Кто их уже увидел? Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
