Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
Концертный зал "Свободы"Алексей БруниАвтор и ведущий: Илмар Лапиньш
Сергей Юрьенен: Продолжаем серию передач, которую подготовил и ведет Илмар Лапиньш. Заслуженный деятель искусств России, Лапиньш дирижирует оркестрами в диапазоне от Вены до Москвы и от Вероны до Петропавловска-Камчатского. В "Концертном зале Свободы" - деятели российской музыкальной культуры. В беседах и за своими инструментами. Мне чрезвычайно близка философия Перона, который считал, что вещи принципиально непознаваемы, поэтому мы не должны выносить суждения о них, поскольку всякое суждение будет ошибочным... Сегодня концертмейстер Российского Национального оркестра, заслуженный артист России Алексей Бруни. Илмар Лапиньш: В области мирового скрипичного искусства Россия занимает место некоего гигантского инкубатора. Практически все мастера скрипки 20-го века в той или иной мере связаны с Россией. Например, американские виртуозы Ефрем Цимбалист и Яша Хейфец, мексиканский гигант скрипки Генрих Шеринг, британский лорд Иегудий Минухин. Нельзя не сказать и о недавно ушедшем от нас изумительном музыканте, выходце из Киева, американце Исааке Штерне, про которого ходит легенда: во время его первого приезда в Россию какой-то дотошный журналист задал Штерну вопрос: как правильно произнести его фамилию - Штерн или Стерн, то есть на немецкий или американский манер? Ответ был лаконичен: "Это неважно, главное, что Исаак, а не Ишак". Сегодня двумя ведущими учебными заведениями, которые производят скрипичных мастеров мировой величины, считается Джуллиардская школа в Америке и Московская Консерватория. Правда, после распада Союза многие ведущие российские педагоги уехали и сегодня уже можно учиться играть на скрипке в Любеке у Захара Брона, в Аугбсурге у Лиды Дубровской, а в Вене сразу у троих - у Доры Шварцберг, Бориса Кушнира и Леонида Сорокова. Скрипач, о котором мы будем говорить сегодня, как бы обособлен. Одновременно он и солист, и оркестрант - явление не так уж частое у скрипачей. Но все, что он делает, отмечено особым знаком качества. Говорят, что архитектура это застывшая музыка, но иногда бывает и наоборот. Когда играет скрипач Алексей Бруни, кажется, что архитектурное искусство оживает, расцветает. Удивительное свойство соединения математической точной формы и неудержимого полета души художника. Но и это не все. Послушайте, как поэт Алексей Бруни читает свои стихи из недавно вышедшей книги "Предо мною белый лист бумаги".
Ах, мама, мама, где найду слова, чтоб передать тепло родного крова? Илмар Лапиньш: Более полутора века назад в Россию из Италии приехал представитель довольно известной на своей родине семьи Бруни, семьи, впоследствии давшей России художников, архитекторов. Алексей Бруни, уроженец Тамбова, унаследовал любовь к скрипке от отца. Его детство прошло под знаком музыки, литературы, живописи. Сегодня Алексей занимает место концертмейстера в практически лучшем симфоническом коллективе России - Оркестр Российской национальной филармонии. Иногда он становится и за дирижерским пультом своего оркестра. Алексей Бруни участник множества проектов камерной музыки как в концертных исполнениях, так и в записях. Как солист он записал на компакт-диски немало концертов для скрипки с оркестром. Кое-что из этого мы сегодня послушаем. Алексей, немножко неожиданный вопрос: скажи, пожалуйста, счастлив ли ты? Алексей Бруни: 
Наверное, на такой вопрос ответить труднее, чем на какой-либо другой. Я думаю, абсолютно счастливые люди встречаются крайне редко. Быть счастливым, во-первых, трудно, потому что жизнь к этому, как правило, не предрасполагает. А во-вторых, потому что испытывать ощущение счастья это, видимо, очень редкостный талант, это именно способность, именно Божий дар. И, наверное, как у всякого человека, у меня нет, конечно, ощущения полного счастья. Илмар Лапиньш: Ощущения полного счастья нет, но моменты? Алексей Бруни: Наверное, грех жаловаться на судьбу, у меня, конечно же, были прекрасные моменты в жизни, когда я имел все основания чувствовать себя счастливым. Илмар Лапиньш: Немножко посмотря назад, скажи, много ли ты не сделал в жизни? Алексей Бруни: Да, конечно, очень много. Илмар Лапиньш: Какие были у тебя первые музыкальные мечты? Алексей Бруни: Наверное, в этом случае мне нужно было бы сказать о музыкальных мечтах моего отца, поскольку музыкой я начал заниматься именно благодаря ему. Мой отец любил музыку страстно, самозабвенно. Пожалуй, я за всю свою жизнь, вращаясь постоянно среди музыкантов и видя очень многих из них, тем не менее, не мог бы припомнить другого такого человека, который настолько бы сильно, глубоко любил музыку. И хотя он не был профессионалом, тем не менее, он начинал играть на скрипке в подростковом возрасте. Но его судьба сложилась таким образом, что продолжать занятия было невозможно. Когда ему было 14 лет, арестовали его отца, то есть моего дедушку, Николая Александровича Бруни. Он был и поэтом, и художником, и скульптором, и летчиком, и переводчиком, и авиаинженером, и священником. В том момент, когда его арестовали, он работал в МАИ. Это был 34-й год, сразу после убийства Кирова. И отец мой остался как бы главой семьи в возрасте 14 лет. Поскольку у него было пять младших сестер, и мать, которая была дворянского воспитания и плоховато была приспособлена к жизни вообще, и кроме того была очень тяжело больна, мой отец сразу же оставил занятия музыкой и пошел работать. И вот с 14-ти лет он уже кормил семью, и было не до того, чтобы продолжать профессионально заниматься музыкой. Илмар Лапиньш: Я знаю, что твоя семья это представители древнего итальянского рода. Как представители итальянского рода попали в Россию? Алексей Бруни: Это было на рубеже 18-го и 19-го веков. Первый Бруни, попавший в Россию, был Антонио. Он был дворянином, он участвовал в войнах против Наполеона и, мало того, он непосредственно в русской армии даже был и участвовал в суворовских походах итальянских. И участвовал в битве, в частности, при Чертовом мосте. Очень интересная личность. О нем больше таких сведений легендарного характера, чем документального, но, тем не менее, кое-что все-таки известно. Он вынужден был покинуть страну из-за преследований со стороны бонапартистов, и был приглашен императором в качестве придворного архитектора в Петербург, где и работал в начале 19-го века. Он сделал целый ряд построек и в Петербурге, и в Павловске. К сожалению, подавляющее большинство его работ, в основном живописных, он был специалистом по фрескам, по настенной живописи, большинство его работ погибло во время фашистского нашествия. Илмар Лапиньш: Я еще раз повторю свой вопрос: твои музыкальные мечты, вот твои - Алексея Бруни? Алексей Бруни: Я думаю, что они все-таки формировались под воздействием моего отца, под воздействием этой удивительной атмосферы, которую отец создавал. Я чуть-чуть продолжу его дальнейшую судьбу. Он несколько раз в течение жизни пытался заниматься на скрипке, но опять же тяжелейшие обстоятельства не позволили ему стать музыкантом, там и война, и призыв в армию, и то обстоятельство, что после ареста отца их просто выселили из Москвы, выгнали из дому. Семья жила рядом с домом-музеем Скрябина в Вахтанговском переулке, их выселили за стокилометровую зону в Малоярославец. И был еще там неприятный, тяжелый, наверное, эпизод, когда отец пытался учиться и постоянно повторял, упражнялся, то как-то мать что-то в сердцах ему сказала: вот ты пиликаешь, все уши прожужжал. И это для него было страшным оскорблением, такой тяжелой обидой. Он в сердцах сломал смычок, он был очень импульсивный человек, страстный, горячий, и некоторое время вообще к скрипке не прикасался, очень обиделся на мать. Но все-таки позднее несколько раз возобновлял свои занятия, и уже после войны, после окончания института он еще раз пытался уже в 30-летнем возрасте заниматься на скрипке. После того, как он был распределен в город Тамбов и там он несколько уроков занимался у Марка Наумовича Реентовича, который там работал. Но очередной удар судьбы помешал отцу продолжить занятия - Марк Наумович умер, и это как-то окончательно его надломило. Кроме того, в этом возрасте очень трудно что-либо сделать, трудно получить навыки. Теперь, что касается меня. Мне скрипка была куплена до моего рождения. Мне действительно некуда было деваться. В три года меня отец уже пытался учить, но я, видимо, не очень поддавался обучению. Действительно, три года это рановато. В шесть лет меня отец отдал в тамбовскую музыкальную школу, где я учился у Валерия Дмитриевича Лисовского. Я у него проучился два года и получил очень хорошие навыки. Поступил легко, обнаружил такие явные способности. И довольно быстро стало ясно, что в провинциальной музыкальной школе наверное мое развитие не будет идти достаточными темпами, и отец меня отвез в Москву в центральную музыкальную школу. Там был довольно-таки суровый конкурс, было 48 человек на место, я тоже поступил. И в ЦМШ я учился у моего земляка, который родился тоже в Тамбове, Михаила Васильевича Кудюмова. В Консерватории - у профессора Бориса Васильевича Бельникова, совершенно замечательного педагога. Илмар Лапиньш: Скажи, пожалуйста, Алексей, раз мы начали говорить о скрипке, о педагогах, какие твои любимые скрипачи прошлого и настоящего? Алексей Бруни: Это скрипачи ушедшей эпохи, первой половины 20-го века, такие как Хейфец, Крейслер. Чем дальше мы смотрим именно в ту сторону, ближе к рубежу 19-го и 20-го веков, тем как-то скрипичное искусство предстает на все более значительной высоте. Я не знаю, почему. Мне даже кажется, что золотой век, наверное, остался позади. Они... такого уровня, я думаю, современные исполнители уже не достигнут. Илмар Лапиньш: Согласен с тобой. Но у меня такой один наводящий вопрос: а тебе не кажется, что это может быть потому, что на рубеже 19-го и 20-го века не было грампластинок и каждый скрипач развивал свою индивидуальность, и были великолепные интерпреты? Алексей Бруни: Я согласен с этим. Именно отсутствие грамзаписей и такого широкого их распространения, безусловно, способствовало и развитию индивидуальности, с одной стороны, с другой стороны - сама по себе ценность музыки была гораздо выше. Каждый концерт мог действительно стать событием в жизни человека. Скажем, попасть на какой-то серьезный концерт было делом достаточно редким. И это производило очень сильное впечатление. Сама по себе ценность музыки, мне кажется, была намного выше. Сейчас наши уши настолько чудовищно перегружены всяческими звуками бесконечными. И причем в 99 случаях из ста это, простите, музыкой назвать нельзя, просто шум. Можно вспомнить случай, когда, чтобы послушать великого органиста Букстехуда, Бах за 60 километров ходил пешком. Вот это было действительно стремление к тому, чтобы приобщиться. Илмар Лапиньш: У тебя есть... какой твой любимый писатель, любимый философ? Алексей Бруни: Вопрос достаточно трудный. Я не мог бы однозначно назвать какого-то одного философа, которому я бы безусловно отдал предпочтение. Но в целом могу сказать, что меня очень интересует философия опять же рубежа веков. Конкретно меня очень привлекают Бердяев, Флоренский, русские философы. Я также с большим интересом отношусь и к античной философии, это чрезвычайно интересно. Знаете, как-то в разное время и в разные периоды жизни мои предпочтения меняются. Какое-то время мне казалось, что мне чрезвычайно близка философия Перона, который считал, что вещи принципиально непознаваемы, поэтому мы не должны выносить суждения о них, поскольку всякое суждение будет ошибочным. Кстати, у Перона очень интересна трактовка понятия счастья, это самый первый вопрос, который вы задали. Суть состоит, мне кажется, в том, чтобы сохранять великое спокойствие, не поддаваться каким-то жизненным ударам и уметь видеть все прекрасное, что есть вокруг. Илмар Лапиньш: Теперь два таких вопроса, на которые попробуй сразу ответить. Говорят так - все люди братья. Это так или нет? Алексей Бруни: Это и так, и не так. Конечно же, мы постоянно сталкиваемся с тем, что люди ведут себя, прямо скажем, ужасающе. В основном все-таки действует этот древний закон, что человек человеку волк. Каждый преследует свои личные интересы, заботится о себе. И порой эта стихия, страшная стихия эгоизма и такого примитивного меркантилизма, погони только за вещественным, она как-то захлестывает все вокруг. И появляется такое ощущение глубокой безнадежности. К счастью, всегда наступают моменты, когда ты встречаешь прекрасных людей, бескорыстных, светлых, добрых. Илмар Лапиньш: Но музыка же способствует этому? Алексей Бруни: Музыка безусловно способствует. Я хочу сказать, что такие люди они, как правило, гораздо более беззащитны перед реальностью. Вы знаете, ощущение, что их становится все меньше и меньше количественно или в процентном отношении. Мне припоминается, что раньше такие встречи происходили чаще. Илмар Лапиньш: А что же с миром, спасет ли красота мир? Алексей Бруни: Если до сих пор мир не рухнул, то, наверное, красота его спасала. И нет оснований предполагать, что это не будет происходить дальше. Илмар Лапиньш: Скажи, в Библии написано "возлюби ближнего", возможно ли это? Алексей Бруни: Я не знаю, возможно ли это, но, мне кажется, всей душой нужно к этому стремиться. Илмар Лапиньш: Восторгаешься ли ты красотой прошлого? Алексей Бруни: Постоянно, и как-то стараюсь расширять свой кругозор. Илмар Лапиньш: Скажи, пожалуйста, когда ты играешь Брамса, Брамс это, конечно, философия, это построение здания и так далее, что происходит с тобой? Ты разговариваешь со слушателем, разговариваешь ли ты с Богом или еще что-нибудь? С кем ты ведешь свой диалог? Алексей Бруни: Наверное здесь все вместе. Это, конечно же, разговор с композитором и попытка понять и прочувствовать этот творческий процесс, предшествующий созданию того произведения, которое приходится играть. Это, конечно же, диалог со слушателем. И если бы, я так не осмелюсь сказать в свой собственный адрес, конечно же, стараешься как-то отвлечься от окружающей реальности и что-то найти по-настоящему высокое, что-то из той области, что является принципиально непознаваемым, то, что нельзя потрогать руками. Илмар Лапиньш: Кстати, ты еще больше отвечаешь, играя Брамса... Как ты думаешь, может ли быть музыкант террористом? Алексей Бруни: Я думаю, что принципиально ответил на этот вопрос Пушкин: гений и злодейство - две вещи несовместные. Настоящий музыкант, не только музыкант, а вообще человек, который предан искусству, который этим живет и который, скажем, существует в искусстве не только в какой-то формальной плоскости, а его дух живет этим, такой человек, как мне кажется, не способен на зло. Илмар Лапиньш: Самый последний вопрос, Алексей: что бы ты хотел пожелать тем людям, которые сейчас нас слушают, музыкантам, людям, которые любят музыку, что бы ты хотел именно им пожелать в этот момент? Алексей Бруни: Как музыкант я желал бы, чтобы и у каждого слушателя обязательно сохранялась эта чудесная свежесть восприятия, чтобы соприкосновение с искусством действительно давало какую-то высокую радость. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
