Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
18.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 Россия
[20-04-03]

Россия как цивилизация

Царство нашего государя

Автор Елена Ольшанская
Ведущая Ирина Лагунина

В передаче участвуют:
Александр НАЗАРЕНКО - филолог, историк, Институт всеобщей истории РАН
Елена БЕЛЯКОВА - историк, Институт российской истории РАН
Михаил БИБИКОВ - историк, Институт всеобщей истории РАН
Елена ЕМЧЕНКО - историк, Институт российской истории РАН
Нина СИНИЦЫНА - историк, институт российской истории РАН
Людмила НАЙДЕНОВА - историк, Институт российской истории РАН
Благодарность Михаилу СУББОТИНУ, США

В 1437 году митрополит Исидор отправился из Москвы в Италию, на духовный собор. Из Флоренции он вернулся с латинским крестом, и во время литургии поминал римского папу, вместо главы православной церкви -константинопольского патриарха. Византия искала в то время защиты от осаждавших ее турок в "унии" - объединении с католической церковью. Собор русского духовенства признал грека Исидора "зловредным хитрецом и златолюбцем", митрополит был арестован, а затем бежал в Рим. Царствующий град, Константинополь, пал в 1453 году: "Блюди же и внемли, благочестивый царь, что все христианские царства сошлись в твое единое царство: один ты во всей поднебесной христианам царь, - писал в начале следующего века псковский монах Филофей к великому князю Василию Ш - : два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не быть:"

Елена Ольшанская: Сын Ивана Калиты, Симеон Гордый закончил свое духовное завещание в 1353 году такими словами: "А пишу вам это слово того ради, чтоб не перестала память родителей наших и наша, и свеча бы не угасла". В том же завещании московский князь обращался к потомкам: "Как отец мой приказал вам жить заодно, так и я вам приказываю: лихих людей не слушайте, а если кто вас будет ссорить, слушайте отца нашего, владыки Алексея". Завещание не помогло - княжеские сыновья враждовали, и духовные (церковные) владыки были бессильны их мирить. Древнерусские княжества до и во время ордынского завоевания являли собой единственное в средневековой Европе государственное устройство.

Александр Назаренко, историк: Все государство являлось собственностью княжеского рода в целом. Собственностью не в современном смысле, как объект государственного управления, а собственностью в прямом смысле обычного права - мое имение. Как я имею какую-то непосредственную частную, в нашем выражении современном, собственность - библиотеку, недвижимость, что-то еще - помираю, завещаю своим наследникам, если их несколько, значит это делю по завещанию, а если завещания не оставляю, то в каких-то долях это делится, более-менее равных. Также династия смотрела на управляемое государство, это было семейное владение. Поэтому умер Владимир Ярославович, а при Владимире было единодержавие, оставил после себя несколько сыновей - Русь разделилась на соответствующее количество уделов. Правило как раз состояло в том, что всякий взрослый сын умершего князя имел право на часть государственной территории или, в более раннее время, на часть доходов с этой государственной территории, на часть даней. Киевский князь от того, что он сидел в столице всея Руси, не делался великим князем, политически он был абсолютно равноправен с черниговским князем, своим младшим братом. Никакой политической зависимости черниговского брата от киевского брата не было, или переяславского от киевского. Такой строй, основанный на взгляде на государство как на семейную собственность, ему аналогия только в династическом устройстве франкской империи при Меровингах и Каролинги, сменившие их, наследовали эту практику наследственных разделов. А во всех других государствах Европы (о Византии я не говорю - это империя абсолютно единодержавная, могли бы соправители у императора, но они не то, что получали в удел какие-то куски государственной территории, а они просто подрастали, чтобы потом в свою очередь занять трон, и правительство обеспечивало преемственность на троне). На Западе очень быстро эти наследственные разделы сменяются какими-то более продвинутыми формами, которые так или иначе могут быть названы единодержавными. У нас же эта практика консервируется, сохраняется до московских времен. Откуда эти многочисленные уделы, в том числе московского времени? Даже не пережиток раннего времени, а реально сохранявшаяся в полном объеме практика, свойственная и Древней Руси в том числе. Только начиная с конца 14-го века, с Дмитрия Донского, уделы сохраняются, но совершенно очевидно, что князь хочет дать младшим сыновьям символические кусочки, а главный, доминирующий кусок государственной территории завещать своему старшему, который наследует титул великого князя.

Елена Ольшанская: Старший сын Дмитрия Донского вносил с своей доли 34% татарской дани, то есть, владел третью русских доходов, Иван Ш, его внук, в результате жестокой борьбы получил уже половину русских городов, а сыну Василию Ш он передал такую долю, с которой шло уже 72% татарской дани, -почти ? доходов от всех русских земель. Единственным, кто обладал в те времена властью над "всей Русью", был митрополит, ставленник константинопольского патриарха, и отблеск духовной власти ложился на того князя, возле которого он избирал свою постоянную резиденцию. Гибель Византии в 1453 году была воспринята православными как божья кара за унию (объединение) с римско-католической церковью. ":Богом хранимый Константиноград взяли безбожные турки, святые божие церкви и монастыри разорили и святые мощи сожгли, старцев и стариц, иноков и инокинь и весь греческий род - старых мечу и огню предали, а юных и младых в плен отвели", - писал в окружном послании митрополит Иона, со слов пришедшего к нему свидетеля, Дмитрия Гречина. - "Сами вы знаете, дети мои, сколько бед перенес царствующий град от болгар и от персов, державших его семь лет, как в сетях; однако же, он нисколько не пострадал, пока греки соблюдали благочестие. А когда они отступили от благочестия, знаете, как пострадали, каково было пленение и убийство; а уж о душах их - один Бог весть".

Елена Белякова, историк: Мне кажется, что очень важен период конца 14-го века. Не только для русской истории, но для всего византийско-славянского православного мира это такой подъем. В конце 14-го века Византия, если угодно, теснима со всех сторон, славянские страны частично попадают под власть турок, в зависимость от турок. Ну вот Григорий Синаит, например, был в плену в Малой Азии, потом он был на Синае, потом отправился на Афон, потом он вынужден бежать из-за турок, поселяется в Пароре - на границе болгарского и византийского мира. Среди его учеников очень много славян, и даже некоторые его сочинения сохранились только в славянском переводе, но неизвестны в греческом подлиннике. Около него патриархи болгарские - Феодосий Тырновский, Евфимий Тырновский - это последний патриарх, который после захвата Тырнова был уведен в плен, вместе со своей паствой ушел, и митрополит Киприан, который выступает связующим звеном, потому что он послан был на Русь из Константинополя, он знает болгарскую традицию, одно время сам был на Афоне, связан с Евфимием Тырновским, именно он привозит на Русь тексты. Это связанные биографии, все это люди, которые соприкасались. Это и митрополит Алексей, и Сергий Радонежский, и Стефан Пермский - это все люди одного круга, которые жизненно общались. Действительно, такой монашеский подъем в рукописях, которые начинают переписываться в Москве, в Твери, потом в северных монастырях - Новгород, Лисицкий монастырь, который был связан с Афоном. То есть, это влияние Афона через установившиеся центры монастырские. Возникают новые - Вологда, Спасо-Прилуцкий монастырь, Ярославль, оттуда движение по Волге. Отдельные центры, где переписываются книги, где они создаются. Потом - Троицкая лавра, Троицкий монастырь . Причем, такой сильный толчок, что Стефан Пермский отправляется в Пермь для проповеди из Устюга. И что удивительно в житие Стефана Пермского, которое написал Епифаний Премудрый - он сравнивает расстояние от Перми до Москвы с расстоянием от Москвы до Константинополя. Такое же расстояние, то есть, он знал и то расстояние, и это. Стефан Пермский в Ростове изучил греческий язык, опять же, если верить житию, греческий, еврейский языки и сам переводил на зырянский язык книги. Зыряне - это коми. Епифаний нам сообщает, что он перевел все - и литургию, и Писание. Потом такого уже не будет, это уникальная ситуация, потому что падение Константинополя, а до того разрыв с Константинопольской кафедрой для русской культуры - болезненное явление, а это период единства.

Михаил Бибиков, историк-византинист: На Афоне с начала 11-го века уже функционировал русский монастырь, и до сих пор существует монастырь святого Пантелеймона, где жили русские монахи, которые приходили с Руси, возвращались на Русь, переписывались русские книги. Кроме этого на Афоне существовал болгарский монастырь, он существует до сих пор. То есть, была какая-то славянская среда, которая пополнялась иноками, приходящими с Руси, но и возвращавшимися на Русь. Так что связи, конечно, были, информация, книги переписывались, переводились, потом отправлялись на Русь, это несомненно. Близость духовная предопределила то, что славянам в этих монастырях было так удобно, такхорошо. И. конечно, основой для русских церковных деятелей, таких, как Сергей Радонежский, был афонский опыт, почерпнутый из собственной практики, паломничества, путешествия, либо переданный через тех, кто там побывал, вернулся. С другой стороны, реакция на завоевания, на княжеские междоусобия, на вызванный смутным временем упадок образованности, упадок духовности - то, что для монаха было очевидным, эти явления собственно русской действительности порождали определенный тип поведения - ухода, молчания, подвига противостояния мирской славе, мирской суете.

Александр Назаренко: Если мы говорим о монастырской практике в узком смысле слова, то - да, это даже не афонские традиции, а традиции монашества, православного по преимуществу. Афон начинается с 10-го века, мы не будем говорить, что это только афонские традиции, потому что они ведут к Пахомию Великому, к Антонию Великому и к другим столпам раннего монашества. То, что (я не хочу сказать -незаслуженно), но говорим мы все время именно об исихазме, о духовно-эстетической практике афонского монашества, это происходит по нескольким причинам. Во-первых, потому что афонское монашество разработало ее в более дифференцированном виде практически, не в смысле ее описания, хотя и это тоже было, а в смысле аскетического употребления. И коль скоро были разработаны специальные приемы, вплоть до таких, которые напоминают практику йоги, когда монах погружается в созерцание собственного пупа. Недаром оппоненты исихастов называли их "поподушниками" в насмешку, что вся их знаменитая афонская монашеская практика сводится к лицезрению собственного пупа, исихия (это был один из механизмов достижения духовной сосредоточенности, безмятежности, напоминающей гладкость морской поверхности во время штиля). И потому еще, конечно же, что такие корифеи древнерусского монашеского устроения, как Сергей Радонежский, а потом Нил Сорский, а потом Паисий Величковский, откуда собственно идет и Оптина пустынь генетически непосредственно - все они так или иначе разрабатывают именно эту афонскую собственно традицию. Эта практика индивидуальной аскезы монашеской. И человек, ее практикующий, за некоторыми исключениями, рано или поздно уходит в настоящий монастырь. Это, кстати говоря, теоретический тезис исихии: ты должен быть полезен в миру, исихаст, это деятельный исихазм. Почему и к политическим практикам 14-15-го веков этот термин применяют. Сергий Радонежский не в умолчании общался со своими учениками, когда он посылал их основывать монастыри, общежительные монастыри. Троица была общежительным монастырем, это не скиты были.

Людмила Найденова, историк: Москва собирала земли постепенно, и задача объединения земель под единое централизованное русское государство, на мой взгляд, не ставилась, ставилась задача увеличить Московское княжество до возможных пределов, в тех условиях, в каких это возможно. И так этот процесс пошел, что к 15-му веку, особенно к его концу, стало ясно, что, оказывается, это самое крупное, самое мощное государство. И оно стало себя оформлять с точки зрения идеологической. Что же касается книжности, мы тогда при крещении и в первые века после него получили такой объем литературы духовной, который сразу усвоить не смогли. И ко многим идеям, которые были в этих книгах, пришли уже к веку 15, частично и 16-му. Тогда вдруг эти идеи начинают осознаваться, как присутствующие в этой литературе. И этот процесс активизируется очень значительно, действительно, получается что-то типа предвозрождения, в том смысле, что Москва через эти века обратилась к киевскому периоду, как к своей колыбели, как это было в Западной Европе, где античность оказалась колыбелью, откуда вышла, якобы, культура. Любопытно, что понятие патриотизма и "единая русская земля" еще не существовали. Люди, когда они начинали что-то делать, они не считали себя гражданами какого-то государства, которому они служат. Границы очень менялись, и тут скорее имела значение личная привязанность или обязанность по отношению к кому-то, нежели такая гражданственность в нашем понимании, очень тесно связанная с территорией. Где-то в конце 15 - начале 16-го века, когда Москва все это собирает уже окончательно под себя, самих москвичей, урожденных, очень мало. Они помнят, откуда они пришли, но они все работают на Москву.

Александр Назаренко: Очень волновало древнерусского человека отношение к христианской империи. Просто потому, что христианское царство для него воплощалось в конкретном государственно-политическом организме. Для Запада это было нечто абстрактное, некое идейное понятие, для нас же вопрос был конкретным, наполненным вполне определенным государственно-политическим содержанием. То есть, та постановка вопроса, которая в конце 15-го - первой половине 16-го века вылилась в тот комплекс идей, который у нас называется Москва как Третий Рим, то есть, об имперском наследии России.

Елена Белякова: Было понятие Царьград, он соответствовал тому, что было в реальности, что мы называем Константинополем - молились об этом городе, молились об императоре, возносилась молитва о константинопольском правителе, константинопольском императоре. Уже почти в середине 15-го века появляется идея, что русский князь должен заменить константинопольского царя, византийского царя. Поразительно, но эта идея появляется в середине 15-го века, почти сразу же с падением Константинополя. Митрополит Иона начинает называть Василия Васильевича царем. Возьмите Слово избранное, памятник, который написан в 1461-м году после смерти митрополита Ионы и в связи с поставлением митрополита Феодосия. И вот там уже Василия Васильевича называют совершенно однозначно - "богоизбранный, боговенчанный, богоутвержденный, цветущий царь Всея Руси". 11 раз он назван царем. Но тут есть большая проблема, потому что царство никак не соответствовало реалиям русским. Если взять то, что тогда происходило на Руси, меньше всего это какое-то царство, это борьба князей, этот несчастный Василий Васильевич Темный (он потому и Темный, что его ослепили его же племянники), он должен отстаивать свое право даже на великое княжение, он сам находится долгое время в ссылке. Это князь, которого гоняли и гоняли, который и на княжении власти не имел. Вот эта сама идея царства намного опережает действительность, которая подгоняется под эту идею. Задана некая модель, она слишком существенна для культуры, и та реальность, которая существует, под нее как-то переделывается.

Нина Синицына, историк: Царем назывался ордынский хан, царем назывался византийский император и цесарем назывался верховный правитель Священной Римской империи. И царский титул московский великий князь усваивает раньше, нежели Россия официально приобретает статус царства. московский великий князь Василий Второй - это первая половина 16-го века - именуется царем, поскольку он выступает защитником православия от латинства, он отвергает флорентийскую унию, изгоняет митрополита Исидора, и московские панегиристы именуют его, даруют ему титул царя. Его сын Иван Третий также в связи с событиями на Угре, в связи с его противостоянием ордынскому царю Ахмату, также именуется одним из крупных иерархов того времени ростовским архиепископом Вассианом боговенчанным и богоутврежденным царем. Тем самым обосновывается не только его право, но и его обязанность сопротивляться ордынскому царю, который, в свою очередь, объявляется самозванцем, царское достоинство которого не является подлинным. И в это время, если говорить языком науки современной, очень активное и очень психологически остро осознаваемое стремление к национальному самоопределению.

Елена Емченко, историк: Идея о Москве как о Третьем Риме возникает не сразу после падения Константинополя, и не после флорентийской унии - тогда действительно реалии были другие, она возникает в начале 16-го века. Хотя, я думаю, что уже в "Послании на Угру" упоминается Москва как царствующий град, наверное, это говорит о тех тенденциях, которые достаточно прочны. А идея царства своей наивысшей точки достигает в середине 16-го века, когда просто уже сознательно митрополит Макарий проводит ряд мероприятий, направленных на возвышение этой идеи. То есть, это само венчание на царство, Иван Грозный - это первый русский царь. Стоглавый собор. Канонизация русских святых, создание великих Четьи Миней, где собрана вся книжность древнерусская. При этом не переводятся современные византийские авторы, то есть, уже идет ориентация на национальную традицию. В Стоглавом соборе, когда решается тот или иной вопрос, опять идет ориентация на национальную традицию, на русский опыт.

Елена Белякова: Тырново тоже именовали третьим Римом. Болгария и Сербия все время оспаривали у Византии это право и все время претендовали на то, чтобы стать этим царством, а для Руси политически это совершенно не имело значения, идея была - одного христианского царства, что есть христианское царство, которое пребудет до скончания века. То есть, одна христианская держава, которая будет так стоять до пришествия Христа. Эту концепцию можно проследить по многим текстам. А с падением Константинополя, с физическим окончанием вот этого христианского царства, встает вопрос - а что наступает после , как осмыслить то время, где мы оказались. И это вопрос не только русской мысли, это вопрос и греческой мысли, то есть, греческой православной мысли - как им понять, что дальше что-то будет, или уже наступило царство Антихриста?

Елена Ольшанская: В 1492 году, по старому летосчислению, кончалась седьмая тысяча лет от Сотворения мира. В Европе ждали Страшного Суда. Митрополит Зосима, чтобы опровергнуть страхи перед концом света, составляет пасхалию на восьмую тысячу лет. "Царь Константин, - пишет Зосима, - создал новый Рим - Царьград - а государь и самодержец всея Руси Иван Васильевич: (положил начало) новому Константинограду - Москве". В 1511 году царский дьяк Мисюрь Мунехин привез в Псков новинку - "Хронограф", очерк югославянской истории, составленный учеником Евфимия Тырновского, сербом Пахомием. Старец Псковского Елизарова монастыря Филофей, по просьбе дьяка, пишет свой комментарий к этой рукописи, а также обращается с посланиями к Мисюрю Мунехину и великому князю Василию Ш, где обосновывает концепцию Московского царства как Третьего Рима.

Нина Синицына: О каком царстве идет речь в концепции Третьего Рима? Наиболее известная формула Третьего Рима - это "два Рима пали, третий стоит, четвертому не быть". Но ей предшествуют другие слова, которые цитируют очень редко: "царство нашего государя, согласно пророческим книгам, это есть ромейское царство". Ромейское - это греческая форма слова "римское". И мысль Филофея такова: хотя два Рима пали, но, тем не менее, Рим в качестве третьего Рима обладает неким качеством, носителем которого становится царство нашего государя. И это качество, качество вечности Рима, представление о котором возникло в древности, в античности, и сформулировано еще античными философами и поэтами, но затем в христианстве оно было преобразовано. Именно в Римской империи в эпоху императора Августа происходит воплощение Слова, происходит рождество Христа, его земные деяния, первое пришествие, возникает христианское царство, которое неразрушимо силой крестного древа, на котором был распят Владыка Христос. Именно наследником именно этого ромейского царства Филофей и объявляет Россию. Не только царство Василия Третьего укореняется в древности, но и русская церковь осмыслена как хранительница преданий древний церкви эпохи первоначального христианства и Вселенских соборов. Одна из неточностей в интерпретации идеи третьего Рима состоит в том, что падение первого Рима осмысленно как падение древнеримской империи под ударами варваров в 4-5-м веках. У Филофея падение первого Рима осознается как разделение церквей. А сама церковь третьего Рима осмыслена им как хранительница преданий вот той первоначальной эпохи, ранней эпохи, когда сохранялось подлинное единство церкви. Филофей очень остро переживает ощущение единства христианского мира, которое он констатирует в прошлом. И в тот период национальное и вселенское еще не сделались оппозиционной парой нового времени, и для него еще возможно выражение русского через римское.

Елена Ольшанская: "Все христианские царства пришли в конец и сошлись в единое царство нашего государя: в российское царство, как предсказали пророческие книги", - писал Филофей. Русский царь является единственным уцелевшим в мире "браздодержателем святых Божиих престолов святой вселенской церкви".

Нина Синицына: Василий Третий, как известно, не имел наследника и, может быть, это было одним из препятствий для того, чтобы было осуществлено его царское венчание. И он решил развестись с бесплодной супругой Соломонией Сабуровой, жениться на Елене Глинской, и даже утверждали некоторые современники, что он сбрил бороду ради этого. Если бы я была кинематографистом, я бы непременно включила в свой фильм такой кадр, как Василий Третий, только что побритый, в окружении своих бородатых придворных смотрится в зеркало и примеряет шапку Мономаха, а имперский посол Герберштейн случайно становится свидетелем этой сцены, нарушив правила дипломатического этикета и тайно проникнув в покои великого князя.

Елена Ольшанская: Василий Ш, будущий отец Ивана Грозного, был сыном великого князя Ивана Ш и его второй жены, византийской принцессы Софьи (Зои) Палеолог - она приехала в Россию из Италии, где была воспитанницей папы Римского. Всю Европу тогда объединяло желание борьбы против турок. С Дуная турки грозили румынам и венграм, австрийским славянам и немцам. Папские послы уговаривали Ивана Ш отвоевать Константинополь, предлагали ему европейский титул "короля всей русской нации" на условиях унии. "Что ты нам говорил о королевстве, - отвечали дипломаты великого князя Московского германскому послу, - мы, Божиею милостию, государи на своей земле; а поставления, как прежде мы не хотели ни от кого, так и теперь не хотим". В 80-х и 90-х годах ХУ века Иван Ш присоединяет к Москве новые города и воюет с Литовской Русью во имя защиты православия от "римского закона". "Да и не то одно - наша вотчина, что ныне за нами: и вся русская земля, Божией волей, от старины от наших прародителей - наша вотчина". В начале ХУ1 века в Москве появляется "Сказание о князьях владимирских". Римский император, "Август кесарь", по этому сказанию, в древние времена поставил "Пруса, сродника своего", на берегах Вислы. Потомок Пруса в четвертом колене - варяжский князь Рюрик, его пригласили на царство мужи новгородские. Четвертый потомок Рюрика - Владимир Святой, а четвертый потомок Владимира Святого - Владимир Мономах, он предпринял победоносный поход на Фракию, после чего "благочестивый царь Константин Мономах" отправил к нему послов с дарами: с "коробочкой сердоликовой, из которой Август кесарь римский веселился", с ожерельем, "сиречь, святыми бармами" с своих плеч, с золотой цепью "и иными многими дарами царскими". "С тех пор, - пишет автор сказания, - и доныне великие князья владимирские, когда ставятся на великое княжение Российское, венчаются тем царским венцом, что прислал греческий царь Константин Мономах".

Михаил Бибиков: Личность государя и на Руси, как и Византии, обожествлялась. Это, кстати, римское наследие по своему происхождению. Власть василевса, власть императора мыслилась как власть, данная от Бога. "Благочестивый во Христе император" - это элемент обычного титулования императора в любых документах, которые мы можем встретить во времена византийской эпохи. Император был персоной божественного происхождения. Византийский император сидел на троне, одну часть занимал он, а на вторую по праздникам клался крест, это было место Бога. Император уподоблялся и в повседневности Христу. В Страстной четверг, в Великий четверг он омывал ноги последнему нищему, который специально приводился, это была церемония - уподобляясь Христу. Божественность происхождения царской власти, верховной власти не исключала критику царя, который мог совершать что-то, что не соответствовало этой идее избранной божественной власти. Скажем, Иван Грозный, который, с одной стороны, мог казнить несколько десятков и даже сотен людей, и одновременно тут же каялся и в самоучижении являл себя последнего из людей - это тоже типологически византийская традиция. Что делал византийский император, вступив во власть? Он не только венчался на царство в храме Святой Софии, но одним из первых его деяний был выбор мрамора для собственного саркофага. Или, скажем, парадные портреты византийских императоров в мозаике Святой Софии на втором этаже, они изображаются с символами власти, но они держат мешочек в другой руке - это мешочек с прахом, "акакия", демонстрируя тем самым, что власть земная имеет такой предел в виде праха, что это тлен.

Елена Емченко: 16 век - это век культурной изоляции России. То есть, в противовес 14-15 векам, когда происходят межславянские культурные и византийские связи, с падением Константинополя, Россия осталась единственным православным царством. Именно в этот период возникает большое количество полемических сочинений, связанных с политическими идеями, с идеологией. То есть, в это время полемисты пытаются найти корни этого царства в своем прошлом, национальном. Это век полемики и век осознания свой государственности, русской государственности, великой России. Кстати, этот термин "великая Россия" появляется в "Стоглаве".

Елена Ольшанская: Елена Емченко - автор книги о "Стоглаве". Собирая уделы, московские князья перевозили святыни в столицу. Так в московском Успенском соборе появилась икона Спаса - из Новгорода, икона Благовещенья - из Устюга, икона Божьей матери Одигитрии - из Смоленска, икона Пскова-Печерская - из Пскова. Местночтимые русские угодники были канонизированы - как пишет один из исследователей прошлого века " в два-три года у нас в русской церкви канонизируется столько святых, сколько не было канонизировано во все предыдущие пять веков". Стоглавый собор 1551 года, среди прочего, приказал новгородцам вернуться к древнему двоеперстию - торговый город к тому времени перенял у греков крещение тремя перстами. Новгород с давних времен славился образованными книжниками - именно там архиепископ Геннадий Гонзов, ставленник Ивана Ш-го, еще в 15 веке организовал перевод на славянский язык полного свода библейских книг - так называемая "Геннадиевская Библия". Геннадий прославился и как гонитель еретиков. Псковский игумен Захарий обличал его за то, что он купил должность архиепископа ("симония" - продажа церковных должностей была тогда обычным делом). Дьяк Федор Курицын, перебравшийся из Новгорода в Москву, критиковал монашество и развивал мысль о "самовластии души" человека, которому образование и знание дают свободу. В то же самое время Геннадий получил подробную информацию о том, как преследуют тайных иудеев в Испании. Так на Руси возникла ересь "жидовствующих".

Елена Белякова: Жидовствующие связаны с течениями, которые имели место в Литве и во всей Европе, то есть это интерес к кабалистике, интерес к традиции иудейской. Но вся беда в том, что о жидовствующих можно судить только по текстам их обличителей, а не по самим текстам, а человеку 20-го века это как-то не пристало. Поэтому говорить однозначно о связи этой ереси с иудаизмом не приходится, хотя, по-видимому, так как и в Литву бежало много иудеев со всей Европы, потому что им там разрешали селиться, их там не сжигали, в отличие от всей Европы, то, несомненно, усиливается влияние на русскую культуру. Было послание, над которым все бьются и его прочитать невозможно, можно какие угодно выводы делать, текст достаточно темный. Хотя есть обратный перевод на еврейский язык, и вроде этот перевод показывает, что в таком случае он имеет некий смысл. Использование системы смен букв, которая была известна в еврейской тайнописи. Инквизицию прямо пропагандировал Геннадий Новгородский, есть его великолепное послание, где он говорит о том, как надо сжигать и мучить еретиков и ссылается на Гишпанского короля. Действительно, сжигали еретиков, сожгли очень много, можно проследить в творчестве Иосифа Волоцкого.

Елена Ольшанская: Людмила Петровна Найденова - автор только что вышедшей книги "Мир русского человека 16 - 17 веков".

Людмила Найденова: В 15-м веке впервые появляется что-то похожее на беллетристику, повесть о Дракуле, воеводе, который был настолько жесток, что когда попал в тюрьму, то сделал виселицу из палочек и вешал на них крыс, потому что не мог никак унять свою страсть к насилию. Потом эта волна очень быстро сменяется тем, что мы называем публицистикой на нашем языке. В общем-то, это слова проповеди, обращения, наказания, где-то в этом жанре, иногда публицистические произведения.

Елена Ольшанская: О роли Византии в русской судьбе, о Москве - Третьем Риме в 19 веке спорили просвещенные западники и славянофилы. Русские интеллектуалы критиковали западный путь развития, сочиняли свой "сценарий спасения". "Москва и град Петров, и Константинов град - вот царства русского заветные столицы!" - утверждал Федор Тютчев. "Судьбою павшей Византии мы научиться не хотим. И все твердят льстецы России: Ты - третий Рим, ты - третий Рим": - отвечал Владимир Соловьев. В своей работе "Великий спор" поэт и философ Соловьев писал: "Когда в Москве третьему Риму грозила опасность неверно понять свое призвание и явиться исключительно восточным царством во враждебном противоположении себя европейскому Западу, Провидение наложило на него тяжелую и грубую руку Петра Великого. Он беспощадно разбил твердую скорлупу исключительного национализма, замыкавшую в себе зерно русской самобытности, и смело бросил это зерно на почву всемирной европейской истории. Третий Рим передвинулся из Москвы к Западу, к международному морскому пути".

Нина Синицына: Тема византийского наследия в науке решается по-разному. И сама Византия иногда оценивается как miserable Bisance, "презренная Византия". В частности, в работе Тойнби о византийском наследии, о характере византийского наследия в России, выделяются три черты, которые затем переходят на Русь. Это - нетерпимость к Западу, усвоение институтов тоталитарного государства и принципы цезарепапизма. В полемику с Тойнби сразу вступили представители и русского зарубежья, и его английские коллеги, которые писали о том, что совсем не это составляет подлинное значение византийского наследия. В частности, Дмитрий Оболенский, крупный византинист, профессор Кембриджа, писал: "Наследие восточного Рима не было, как иногда говорят, для России "знаком зверя", который отделял ее от средневековой Европы. На самом деле, оно было главным каналом, посредством которого она стала европейской нацией. Византия вовсе не разделяла Россию и Запад, она была для России воротами в Европу".

Александр Назаренко: Это все не случайно, это все подготавливалось в древнерусский период. Комплекс идей в петровскую эпоху был основательно подзабыт, не то, что основательно подзабыт, а просто забыт. К тому же те тексты, где была сформулирована идея о Третьем Риме, прежде всего, это знаменитое послание старца Филофея Псковского к псковскому дьяку Мунехину и к самому Василию Третьему, все эти тексты только начали издаваться по-настоящему во второй половине 19-го века. То есть, всем нашим глубокомысленным историософам типа Тютчева или Чаадаева Петра Яковлевича, которые начали размышлять в первой половине 19 века о подобных вещах, они были недоступны, они не знали, что это когда-то было сформулировано, что это уже когда-то русские мозги занимало. И они, тем не менее, пошли в этом направлении, начали размышлять об этом имперском бремени России - что нам с ним делать и почему мы так из-за этого от Запада отличаемся. Это как раз и характерно. Значит здесь живет фундаментальная историософская интуиция, которая независимо от знания или незнания предшествующих текстов, все равно, когда начинаешь размышлять на эту тему, проявляется. То есть, мы имеем дело с реальной духовной константой, которая сопровождает нас, начиная от самого начала, от христианизации, от 10-11-го века и, как видим, до современности.


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены