Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[03-01-04]
Россия как цивилизацияНочь перед РождествомАвтор и ведущая Елена Ольшанская
В передаче участвуют: "Дражайший папенька! Письмо ваше получил... Весьма рад, находя вас здоровыми... Сделайте милость, объявите мне, поеду ли я домой на Рождество; то, по вашему обещанию прошу мне прислать роль. Будьте уверены, что я ее хорошо сыграю, " - писал в 1824 году гимназист Николай Гоголь в деревню отцу. Василий Афанасьевич Гоголь был театральным драматургом и режиссером, умер он, когда сыну исполнилось 15 лет. Окончив гимназию и уехав в Петербург, Николай Васильевич Гоголь обнаружил в столице огромный интерес к старине. Он просил мать срочно прислать ему отцовские пьесы "Собака-овца" и "Роман с Параскою", описание народных костюмов, подробности крестьянских свадеб и " еще несколько слов о колядках, об Иване Купале, о русалках..." Елена Ольшанская: "...Я отсюда вижу низенький домик с галереею из маленьких почернелых деревянных столбиков, идущею вокруг всего дома, чтобы можно было во время грома и града затворить ставни окон, не замочась дождем. За ним душистая черемуха, целые ряды низеньких фруктовых дерев, потопленных багрянцем вишен и яхонтовым морем слив...развесистый клен, в тени которого разостлан для отдыха ковер; перед домом просторный двор с низенькою свежею травкою, с протоптанною дорожкою от амбара до кухни и от кухни до барских покоев; длинношейный гусь, пьющий воду с молодыми и нежными, как пух, гусятами... воз с дынями, стоящий возле амбара; отпряженный вол, лениво лежащий возле него..." Николай Васильевич Гоголь родился 1 апреля 1809 года в селе Великие Сорочинцы Миргородского повета Полтавской губернии. Род Гоголей происходил из знатных украинских и польских фамилий, прославившихся в XVII и XVIII вв. Дед, Афанасий Демьянович Гоголь-Яновский был сыном священника. В 1776 г. он женился на дочери богатого военного Татьяне Лизогуб, которую увёз против воли ее родителей. В 1777 году у них родился сын Василий - будущий отец писателя. Мать Гоголя вышла замуж 14-лет. Два первых ребенка у нее умерли, и она прошла пешком 25 верст от родового имения мужа Яновщина (или Васильевка) до деревни Диканька в знаменитую церковь, чтобы вымолить на коленях здорового сына. Жители современной Диканьки до сих пор благочестиво охраняют пень, на котором в незапамятные времена сама собой явилась икона Николая Чудотворца. Ее перенесли в ближайшую церковь, но утром икона опять оказалась в лесу на прежнем месте. Так повторялось несколько раз, и тогда была построена церковь, названная Николаевской. Имя Николай получил и здоровый младенец мужского пола, счастливо рожденный Марией Ивановной Гоголь. Диканька и ближайшие к ней села были известны в петровскую эпоху как места боев между российскими и шведскими войсками. Но спустя сто лет казалось, что мирная провинциальная жизнь "старосветских помещиков" длится тут от сотворения мира. В селе Кибинцы в усадьбе отставного министра юстиции и богатого промышленника Д.П.Трощинского устраивались званые обеды с танцами, играла музыка и даже был устроен домашний театр. Главным актером, драматургом, режиссером и дирижером этого театра был родственник и сосед Трощинского Василий Афанасьевич Гоголь. Известный литератор В.В.Капнист, заехав однажды к отцу Гоголя, застал пятилетнего Никошу пишущим стихи. 10-летнего Гоголя родители сначала отправили учиться в Полтаву, а затем перевели во вновь открытую в Нежине гимназию высших наук. Там он прославился, главным образом, ленью в учебе и меткими прозвищами, которые давал однокашникам и учителям, но также участием в школьном театре. Вместе с гимназическими друзьями Гоголь издавал рукописный журнал, в складчину они выписывали из Петербурга литературные новинки. Сохранилось несколько сочинений и стихов юного Гоголя - они, среди прочего, вошли в первый том нового полного собрания сочинений, которое подготовлено к печати Институтом мировой литературы имени М.Горького. Екатерина Евгеньевна Дмитриева - один из составителей и комментаторов, ответственный редактор этого издания: Гоголь получает свое первоначальное образование в 1820-е годы, когда немецкая литература во многом приходит на смену французской. Немецкая литература, я не уверена, можно ли сказать, что она вытесняет французскую, но, тем не менее, она занимает свое место, и в какой-то мере она кажется интересней, экзотичней, привлекает внимание. Хорошо известно, что в 20-е годы появляются переводы немецких романтиков, переводят Гофмана, переводят Дика. И с рядом произведений Гоголь знакомится еще в нежинской гимназии. Собственно, неслучайно, что первое крупное произведение, которое он пишет, "Ганц Кюхельгартен" - это в определенном смысле парафраз на тему фоссовской "Луизы". Фосс - это немецкий поэт конца 18-го века. Собственно, и действие происходит в Германии. Елена Ольшанская: Юноша Ганц Кюхельгартен влюблен в прекрасную Луизу. Но он оставляет ее, чтобы странствовать в поисках идеала. Свою стихотворную "идиллию в картинах" из немецкой жизни Гоголь опубликовал в 1829 году в Петербурге под вымышленным именем В. Алова. Поэма успеха не имела, самолюбивый автор выкупил тираж и безжалостно его сжег. Екатерина Дмитриева: Путь странничества и путь домоседства - это лирический сюжет, который присутствовал и в 18 веке. Есть басня Лафонтена, переведенная Крыловым "Два голубка", о двух возможностях - странствовать или оставаться дома и познавать истину бытия дома. Вот эта мысль, которая может быть определена как центральная в "Ганце Кюхельгартене", где герой уходит из дома, ищет по свету свой путь, потом возвращается и понимает, что все то, что искал, было рядом с ним. Вряд ли Гоголь в это время читал Новалиса. У Новалиса как раз это была любимая тема - особенно в его первом незаконченном романе, где герой тоже отправлялся в путь, чтобы искать возлюбленную, приходит в полуфантастический город, приподнимает покрывало с богини, а богиней оказывалась та самая его возлюбленная, которую он оставил дома. Елена Ольшанская: "Петербург вовсе не похож на прочие столицы европейские или на Москву, - писал Гоголь матери в провинцию. - ... иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские в свою очередь объиностранились и сделались ни тем, ни другим... Все служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях... Забавна очень встреча с ними на проспектах, тротуарах; они до того бывают заняты мыслями, что, поравнявшись с кем-нибудь из них, слышишь, как он бранится и разговаривает сам с собою... Дом, в котором обретаюсь я, содержит в себе двух портных, одну маршанд де мод, сапожника, чулочного фабриканта, склеивающего битую посуду, дегатировщика и красильщика, кондитерскую, мелочную лавку, магазин сбережения зимнего платья, табачную лавку и, наконец, привилегированную повивальную бабку... Но довольно о Петербурге... В следующем письме я ожидаю от вас описания полного наряда сельского дьячка, от верхнего наряда до самых сапогов, с поименованием, как это все называлось у самых закоренелых, самых древних, самых наименее переменившихся малороссиян; равным образом название платья, носимого нашими крестьянскими девками, до последней ленты ...". Екатерина Дмитриева: Гоголь не создал моду на малороссийскую старину, он шел навстречу этой моде. Украина на рубеже 18-19 веков привлекает внимание как место, с одной стороны, не слишком хорошо известное, то есть, экзотическое место, и поэтому на Украину отправляются путешественники. Известно путешествие Шаликова по полуденной России. К Украине привлекло внимание и более ранее путешествие Екатерины П, когда она отправилась в южные края, и тут же появился целый ряд текстов, которые описывали путешествие Екатерины. В начале 19 века малороссийская тема интересует еще и как источник героических сюжетов, довольно много появляется драм, действие которых происходит на Украине. Русская романтическая литература очень сильно в этом смысле завязана на украинской тематике. Интересно сравнить Гоголя с Сомовым, Орестом Сомовым - писателем тоже украинским, малороссийского происхождения, который еще даже несколько раньше, чем Гоголь, стал обращаться к малороссийским сюжетам, но который все-таки делал в определенном смысле ставку на литературное использование, каталогизацию всех этнографических сюжетов. Поэтому собственно литературный сюжет для него был в большой степени поводом для того, чтобы собрать как можно больше преданий, легенд и сохранить их для потомства. Гоголю не это важно. Гоголь берет то, что ему нужно, с чем, собственно, связаны частые упреки, которые ему бросали современники, да и не только современники, в неточности этнографической. Одни говорили, что он не знал хорошо обычаи Украины, другие говорили, что он, хотя и знал, но не желал их соблюдать. Второе точнее. Он, конечно, знал, но ему было не это важно, ему было важно использовать определенные мотивы и сюжеты, но абсолютно для своих целей. Елена Левкиевская, филолог, этнолингвист: В языческом календаре, который мы можем только реконструировать по позднейшим верованиям, существовали, по крайней мере, четыре напряженных пограничных точки, когда стирается грань, отделяющая наш мир от мира иного, потустороннего. На эти временные точки падал приход душ мертвых на землю. Зимняя точка совпадала с христианскими святками и с христианскими рождественскими праздниками, летняя точка была наложена на троицко-купальский период, весенняя связана отчасти с Масленицей, отчасти с пасхальными праздниками, а осенняя точка, ее можно связать с днем поминовения умерших, Дмитровской субботой. Собственно, эти дни страшны и опасны тем, что умершие приходят в дома живых и, соответственно, требуют определенного отношения, поминовения. Для них устраиваются поминки, готовится специальный ужин, на котором живые могут присутствовать, но накрывают этот стол только для душ умерших родственников. И существует большое количество быличек о том, что души умерших в эту ночь можно увидеть, если спрятаться на печке и смотреть через лошадиный хомут. Но нужно это делать очень осторожно, потому что если мертвые обнаружат, что кто-то из живых подглядывает за ними, они могут с ним дольно жестоко расправиться. Святки связаны с христианским календарем, они открываются Сочельником, Сочельник - это вечер, канун Рождества, и длятся 12 дней до Крещения. Во время ужина в рождественский Сочельник все действия хозяина дома и членов его семьи имеют ритуальный, магический смысл. Действия, с одной стороны, направлены на обеспечение благополучия и плодородия, с другой стороны, на охрану дома от всевозможных опасностей. В частности, во время рождественского ужина происходит призывание мороза, градовых туч, волков для того, чтобы обезопасить себя от них на последующий период. Для этого хозяин дома берет миску или тарелку, откладывает в нее по ложке от всех блюд, которые стоят на рождественском столе, а их должно быть числом 12, и все они постные, потому что это последний день Филипповского поста, и с этой тарелкой хозяин подходит к окну или ставит ее на порог, то есть, на рубежи, которые служат границей между миром живых и миром мертвых, и громко кричит: "Мороз, мороз, иди кутью есть!" или: "Волк, волк, иди кутью есть! А если сейчас не пришел, то и летом не приходи". И ставит эту миску на окно или выносит ее за порог. Екатерина Дмитриева: Если мы попытаемся вдуматься, откуда что берется и откуда приходят какие-то темы, сюжеты, повороты гоголевских рассказов, то становится очевидно, что тут колоссальное количество источников. При этом, с одной стороны, литература 18 - начала 19 века, но очень мощный пласт фольклора. И с фольклором как раз самое любопытное заключается в том, что, с одной стороны, сюжеты гоголевских повестей относятся к украинскому, малороссийскому фольклору. С другой стороны, аналогичные сюжеты мы можем найти в немецком фольклоре, но уже переработанном немецкими романтиками. "Вечера на хуторе близ Диканьки" можно было бы рассматривать, как сейчас говорят, вообще как постмодернистскую литературу. В том смысле, что Гоголь начинает как этнографический писатель и вместе с тем он очень легко оперирует немецкими сюжетами. "Вечер накануне Ивана Купалы", отчасти это и в "Страшной мести", находит целый ряд параллелей именно у Дика, у Гофмана. Цикл организуется двумя предисловиями, к каждой части есть предисловие, написанное как бы от лица пасечника, Рудого Панька. Многие события, которые происходят, рассказываются этим дедом со слов его тетки, и так далее. Как показала одна западная исследовательница, мы присутствуем при самом процессе рождения легенды. То есть, мы видим, что, на самом деле, ни одно событие не обладает своей достоверностью, потому что оно рассказано и пересказано многими персонажами. И в особенности - "Вечер накануне Ивана Купалы", который существует в двух редакциях, это единственная повесть в цикле, которая имеет две печатные редакции, поскольку это первая повесть, Гоголь напечатал ее в "Отечественных записках" Свиньина. И, судя по всему, был не слишком доволен некоторыми купюрами, которые Свиньин внес в текст. И дальше, уже издавая первую книгу "Вечеров на хуторе близ Диканьки", он пишет предисловие от имени Рудого Панька, которого не было в журнальной редакции, о том, что, дескать, "сучий москаль, который выманил книжку, все переиначил в повести". Это тоже своего рода литературная игра. Хотя мы не знаем, в какой степени здесь преобладает игра, в какой степени истинные чувства Гоголя. Но, самое главное, мы видим, как текст действительно рождается на наших глазах, и как события, которые, по-видимому, имели место, постепенно превращаются в легенду, обрастая все большим и большим количеством смыслов. Потому что одно и то же событие может быть истолковано так или иначе. Что происходит с Петрусем, действительно ли он продал душу дьяволу - это вопросы, которые любой мало-мальски внимательный читатель вполне вправе задать, потому что текст не дает однозначного ответа. Елена Ольшанская: "Последний день перед Рождеством прошел. Зимняя, ясная ночь наступила. Глянули звезды. Месяц величаво поднялся на небо посветить добрым людям и всему миру, чтобы всем было весело колядовать и славить Христа". Елена Левкиевская: Одним из наиболее ярких святочных ритуалов, связанных с приходом душ умерших в мир живых, является хорошо всем известное колядование, то есть, обход ряжеными всех домов в селе с пением колядок и с прошением различных даров. Эти колядующие всегда говорят о себе, что они пришли из какого-то далекого мира, что они шли через горы, через моря, что они очень утомились, что у них одежда поистрепалась, что они очень голодные. Возникает ситуация дарообмена между живыми и мертвыми. Живые кормят мертвых и обеспечивают им поминовение, а мертвые обеспечивают плодородие скота, урожай, рождение и здоровье детей в семье. Елена Ольшанская: "Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за Бога, и что будто бы оттого и пошли колядки. Кто его знает? Не нам, простым людям, о том толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако ж, если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про Рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому", - это примечание пасечника Рудого (то есть, Рыжего) Панька, ворчливого старика, который, однако у Гоголя выступает ученым толкователем и даже составителем словаря, чтобы украинские слова в его рассказах сохранились и были поняты для русской речи. Екатерина Дмитриева: Петр Первый запретил книги на украинском языке, поэтому писать на украинском было тогда невозможно. То есть, всякая украинская тематика все равно выливалась в литературный текст, написанный на русском языке. Я думаю, для Гоголя больше стояла другая проблема. Его ведь многие критики, в частности, критики "Вечеров..." упрекали в том, что он недостаточно хорошо знает русский язык, что постоянно у него проскакивают украинизмы. То есть, то, что мы сейчас воспринимаем как величайшее достоинство гоголевского стиля, эта игра между двумя культурами, в частности, языковыми культурами, воспринималось как определенный дефект. Над "Ночью перед Рождеством", над текстом повести он работал, как можно предположить, в 1831-32 годах. Действие повести происходит внутри Диканьки и вне Диканьки, и возникает ощущение, что самые фантастические события, которые случаются в Диканьке, гораздо более реальны, чем то нефантастическое, что происходит в Петербурге. С другой стороны, Петербург, который видит кузнец Вакула, когда он прилетает верхом на черте, это Петербург праздничный. В черновой редакции сказано, что готовится "большой машкерат". То есть, это Петербург, который переливается всеми огнями, и Петербург в этом смысле не менее праздничный, чем Диканька. Елена Ольшанская: Черт, как известно, мечтал навредить своему врагу, благочестивому кузнецу Вакуле, который нарисовал на него злую карикатуру и повесил в диканьской церкви. Молодой кузнец хоть и богобоязненный человек, однако - сын ведьмы, Солохи, к которой неравнодушен богатый козак Чуб. Дочь Чуба, в свою очередь, -самоуверенная красавица Оксана, и в нее как раз влюблен Вакула. Пока молодежь еще только наряжается, чтобы идти колядовать, а старшее поколение, не дождавшись конца поста, отправляется в пивную (в шинок), ведьма Солоха ворует с неба звезды, а ее приятель черт - месяц, и наступает полная темнота, в которой людям предстоит натворить немало ошибок. Неприступная Оксана требует от Вакулы доказательство любви - черевички (туфли на каблуках), которые носит сама царица. Это потруднее, чем добыть небесные светила, и кузнецу ничего не остается, как обманом оседлать черта и лететь на нем в Петербург. Екатерина Дмитриева: Вот это путешествие, перенесение из одного пространства в другое имеется в целом ряде литературных источников. Если взять более древние, то в древнерусской литературе есть путешествие епископа Иоанна Новгородского верхом на бесе в Иерусалим. С другой стороны, тот источник, который нам удалось выявить как раз при подготовке комментария к первому тому полного собрания сочинений Гоголя, это повесть, которая называется "Отрывок из истории некоторого малороссиянина". Помещена она была в "Грамматике" Павловского, на которую всегда указывается как на один из источников, который широко пользовал Гоголь при работе над "Вечерами...", из которого делал выписки в своей записной книжке. Там в "Отрывке из истории некоторого малороссиянина" как раз описывается приезд украинца в Петербург. Любопытно, насколько восприятие малороссиянином Петербурга, петербургской культуры совпадает с тем, что увидел Вакула - это и неметчина, и Петербург как "тот свет". Описание князя Потемкина, который был крив на один глаз. А что такое кривизна в народных поверьях? Кривизна - это признак черта. Но, с другой стороны, помним, что и сам черт представляется как немец. "Черт в мундире стряпчего, а сзади точь-точь как немец", то есть, представитель чужого мира. И поэтому мы видим не только отличие Петербурга от Диканьки, но и в каком-то смысле их сходство, потому что и там, и тут бесовская сила. Елена Ольшанская: "В зале толпилось несколько генералов в шитых золотом мундирах. Запорожцы поклонились на все стороны и стали в кучу. Минуту спустя вошел, в сопровождении целой свиты, величественного росту довольно плотный человек в гетманском мундире, в желтых сапожках. Волосы на нем были растрепаны, один глаз немного крив, на лице изображалась какая-то надменная величавость... - Это царь? - спросил кузнец у одного из запорожцев. - Куда тебе царь! Это сам Потемкин, - отвечал тот". Екатерина Дмитриева: Город иллюминирован, город готовится к празднику. То есть, ощущение праздника присутствует, но жизнь идет своим чередом, Екатерина принимает депутацию. Да и сама депутация запорожская имеет исторический прообраз. Действительно, была в 1775 году депутация запорожцев к Екатерине, и действительно, в неудаче этой депутации большую роль сыграл Потемкин. То есть, тут целый ряд исторических параллелей можно выявить. Но при этом вставную новеллу, петербургский эпизод "Ночи перед Рождеством", Гоголь организует как сказочный эпизод. Даже в какой-то мере более сказочный, чем вся остальная часть повести, действие которой происходит в Диканьке. Елена Ольшанская: "Оксане не минуло еще семнадцати лет, как во всем почти свете, и по ту сторону Диканьки, и по эту сторону Диканьки, только и речей было, что про нее... "Что людям вздумалось расславлять, будто я хороша?.. Лгут люди, я совсем не хороша..." Но мелькнувшее в зеркале свежее живое в детской юности лицо с блестящими черными очами и невыразимо приятной усмешкой, прожигавшей душу, вдруг доказали противное". Екатерина Дмитриева: Кто-то такие героини Гоголя? Совершено явно выделяются два типа: либо это женщина, несущая в себе некое бесовское начало. Как правило, это женщина не совсем молодая. Это Хивря, это Солоха, иногда эта женщина прямо ассоциируется с ведьмой или колдуньей, иногда она сродни черту, как в "Сорочинской ярмарке". С другой стороны, совсем юные героини, которые, казалось бы, само воплощение красоты, изящества, грации. И с ними не все так просто. Потому что, как правило, даже эти юные героини - Параска в "Сорочинской ярмарке", Пидорка в "Вечере накануне Ивана Купалы", да и Оксана в "Ночи перед Рождеством" - несут некое бесовское начало. Кстати, неслучайно, например, Андрей Белый считал, что "Незнакомка" да и "прекрасная дама" Блока многое унаследовали именно от гоголевской Оксаны, в них тоже есть попирание заветных святынь. Вспомним, как заканчивается "Сорочинская ярмарка", что делает Параска? Параска примеряет очипок своей мачехи. По-моему, как раз Белый говорил о том, что тем самым она уже становится как бы ей сродни, что уже можно представить себе Параску, превращающуюся в Хиврю, превращающуюся в свою мачеху. Галя в "Майской ночи", казалось бы, светлая героиня, но в ней тоже много есть неясного, непонятного. Наконец, Оксана, которую все единодушно признают наиболее проработанным женским образом, в ней больше индивидуальности. Но то, что заложено только как некий намек на возможность дальнейшей эволюции героинь в циклах "Вечеров", совершенно очевидно воплощено в панночке "Вия", которая является то прекрасной юной панночкой, то настоящей ведьмой, которая доводит до смерти Хому Брута. Елена Ольшанская: "Он снял шляпу, видит: в шляпе сидит жена... Полез в карман за платком - и в кармане жена; вынул из уха хлопчатую бумагу - и там сидит жена...То вдруг он прыгал на одной ноге; а тетушка, глядя на него, говорила с важным видом: Да, ты должен прыгать, потому что ты уже женатый человек..." Повесть "Иван Федорович Шпонька и его тетушка" в сборнике "Вечера на хуторе близ Диканьки", на первый взгляд, кажется инородным телом. Екатерина Дмитриева: Мы все время пытаемся говорить, что, дескать, "Иван Федорович Шпонька" совсем выделяется из повестей цикла, хотя действие происходит тоже на Украине, приблизительно в тех же самых местах, и упоминаются те же самые крепости, которые упоминались, например, в "Страшной мести". То есть, там очень много параллелей с остальными повестями. В 1831 году вышла первая книга или первая часть "Вечеров на хуторе близ Диканьки", в 1832 году вышла вторая часть, а в 1836 году - второе издание, где обе части были собраны в единую книгу. И вот таким образом образовался цикл, в котором, на самом деле, отдельные повести первой и второй книги внутренне рифмовались. Если мы подумаем о том, что из себя представляет "Миргород", то мы увидим, что "Миргород" как раз строится на том же самом принципе. То есть, две повести либо фантастические, либо описывающие героическое прошлое Украины, я имею в виду "Вия" и "Тараса Бульбу", а две повести из современной жизни - "Старосветские помещики" и "Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем". Об этом в свое время писал еще Гуковский, что Иван Иванович и Иван Никифорович - это просто выродившиеся потомки Тараса Бульбы, что придает определенное внутреннее смысловое и стилистическое единство циклу. И возвращаясь к "Вечерам...", можно сказать то же самое об "Иване Федоровиче Шпоньке". Если вы помните, Иван Федорович Шпонька служил в карабинерском полку. Вспомним петербургский эпизод "Ночи перед Рождеством", когда запорожцы восклицают удивленной Екатерине: "Ты что ж, хочешь нас всех повертать в карабинеры?". То есть, по сути дела, если несколько довести до логического конца художественную мысль Гоголя, то получится, что Иван Федорович Шпонька - тот самый запорожец, обращенный в карабинеры, он и во временном отношении ровно настолько отстоит от запорожцев и, конечно, являет собой иное человеческое создание. Это, по сути, печальное вырождение когда-то славных могучих запорожцев, иногда смешных, иногда нелепых, но в любом случае необычайно привлекательных. Вырождение, которое воплотилось в той обыденной реальности, которую Гоголь и описывает в "Иване Федоровиче Шпоньке". Елена Ольшанская: Оказавшись в Зимнем дворце с депутацией казаков, кузнец и художник Вакула впервые в жизни увидел европейскую картину. "Это была Пречистая Дева с младенцем на руках. "Что за картина! что за чудесная живопись! - рассуждал он. - вот, кажется, говорит! Кажется, живая! А Дитя Святое! И ручки прижало! И усмехается, бедное! а краски! Боже ты мой, какие краски! Тут вохры, я думаю, и на копейку не пошло, все ярь да бакан...Сколь, однако ж, ни удивительны сии малевания, но эта медная ручка, - продолжал он, подходя к двери и щупая замок, - еще большего достойна удивления." Вернувшись в Диканьку, Вакула выдержал церковное покаяние "и выкрасил даром весь левый крылос зеленою краскою с красными цветами. Это, однако ж, не все: на стене сбоку, как войдешь в церковь, намалевал Вакула черта в аду, такого гадкого, что все плевали, когда проходили мимо; а бабы, как только расплакивалось у них на руках дитя, подносили его к картине и говорили: он, бачь, яка кака намалевана! И дитя, удерживая слезенки, косилось на картину и жалось к груди своей матери". Так заканчивается повесть "Ночь перед Рождеством". Вакула намалевал на церковной стене черта, а Богоматерь, по всем византийским канонам, изобразил в виде живой деревенской бабы с младенцем Николай Гоголь. Екатерина Дмитриева: Вакула вступает в определенные отношения с чертом и пытается использовать черта для достижения определенных целей. Но ведь это тот же самый сюжет, который уже присутствовал в более ранней повести, а именно в "Вечере накануне Ивана Купалы", где герой тоже обращался к черту. И тот и другой делали это для того, чтобы добиться своей возлюбленной, оба обратились к черту. Но в первом случае мы знаем, как это заканчивается - Петрусь впадает в безумие, хата сгорает, все заканчивается полнейшей трагедией. В то время, как во втором случае ("В ночи перед Рождеством") все заканчивается очень идиллически. Желания Вакулы и, соответственно, желания Оксаны исполняются и кончается все свадьбой. Это характерно для Гоголя. Никакого нравственного урока читатель извлечь не может. В фольклоре, в народных представлениях существует более прямая зависимость причин и следствий. Ты ведешь себя правильно - с тобой не будет приключаться ничего дурного, ты ведешь себя неправильно - ты будешь за это наказан. А у Гоголя два персонажа ведут себя совершенно одинаково, я имею в виду обращение к черту, а исход этого поведения в двух случаях кардинально разный. Как мы можем объяснить, почему в одном случае получилось, а в другом не получилось? Может быть, можно говорить о том, что Гоголь в этом смысле ученик, или дитя культуры барокко, где присутствовала такая двойственность. В вертепных театрах, в интерлюдиях была характерна фигура, которая называется "дистрибуция", то есть, рассматривание явления в его различных модификациях и возможностях. Вот, пожалуйста, вам явление: человек обращается за помощью к дьяволу, к чему это может привести? Может закончиться хорошо, а может закончиться плохо. Вообще ни одна повесть Гоголя в цикле "Вечеров", которую мы традиционно воспринимаем как счастливую, идиллическую, ни одна не имеет абсолютно счастливого финала. Об этом довольно много писал Юрий Владимирович Манн, он как раз обратил внимание на концовку "Ночи перед Рождеством". Вроде бы все довольны, все хорошо, и все-таки тот черт, которого Вакула намалевал на стене церкви, этот черт пугает, и пугает он ребенка. В "Сорочинской ярмарке", казалось бы, благополучие финала, уже совсем финальная сцена танца напоминает "пляску смерти", она вообще переводит повествование в иное русло. Кстати, те повести, где, казалось бы, конец трагический, тоже имеют какой-то еще дополнительный ход, дополнительную возможность комической концовки. Вспомним, чем заканчивается "Страшная месть", пожалуй, самая страшная повесть "Вечеров..." - она заканчивается прибаутками и песней про Хому и Ерему. Елена Левкиевская: Магия охватывала абсолютно все стороны человеческой жизни - сельскохозяйственная магия, охранительная магия, медицинская магия, скотоводческая магия. Все стороны жизни были тем или иным образом ритуализованы и магически осмыслены. Но гонениям и преследованиям со стороны церковных и светских властей подвергались строго определенные виды этой магии, в частности, колдовство и порча, наведение порчи на другого человека, а особенно на государственных особ - вот такие вещи преследовались всегда. И к этому относились очень серьезно. Собственно говоря, всевозможные наговоры на то, что этот человек хвастал, что он может кого-то испортить, подложив волшебную траву или с помощью какого-то заклинания или дав наговоренной воды, такие вещи были объектом рассмотрения органов тогдашней государственной безопасности и к ним относились со всей серьезностью. Екатерина Дмитриева: Кто такой пузатый Пацук в "Ночи перед Рождеством"? Действительно ли человек, имеющий сношение с дьяволом или просто знахарь, который что-то знает и обладает знанием, которое чуть больше, чем то знание, которым обладают обычные поселяне? Это, собственно, то, о чем говорил Андрей Белый, когда писал о "Страшной мести". Он очень подробно останавливался на фигуре колдуна, говоря о том, что колдун становится колдуном (тот, кого называют отцом Катерины), воспринимается как колдун именно потому, что он приехал из другого мира, приехал из Запорожья и раньше где-то пропадал. То есть, это человек, который несет на себе груз некоего иного знания, иного мира, чужого, а чужое всегда воспринималось как дьявольское. Не случайна почти анекдотическая ситуация с напитком, который пьет колдун - как считал Андрей Белый, это был кофе. Елена Ольшанская: "Отец потянул вместо водки из фляжки, бывшей у него в пазухе, какую-то черную воду"...В знаменитом исследовании "Мастерство Гоголя" поэт Андрей Белый писал: "Суть же не в том, что "колдун", а в том - что отщепенец от рода; "страшно не оттого, что "страшен", а оттого, что страшна жизнь, в которой пришелец издалека выглядит непременно "антихристом"... Тема безродности - тема творчества Гоголя: Пискаревы, Башмачкины и Поприщины - отщепенцы, перенесенные в Петербург чортом, на котором в одну ночь смахал Вакула... Отщепенец и Гоголь, ставший "кацапом для украинцев, "хохлом" - для русских, панычем в гороховом сюртуке, о котором так едко вспоминает пасечник Панько... таким он встает в картинах воспоминаний: "одет вовсе не по моде и даже без вкуса", "странно тарантил ногами", "неловко махал одною рукою" (Арнольди)... "заостренный нос придавал... нечто... лисье" (Тургенев)... "Не русское сердце!", - кричал Толстой-американец, и Пушкин боялся, что хитрый хохол обскачет всех". Екатерина Дмитриева: Литературные повести, к которым относится и "Сорочинская ярмарка", и "Майская ночь", и "Ночь перед Рождеством" - это повести, которые во многом восходят не столько к фольклорным текстам, хотя фольклорных источников там тоже много, но и к вертепной драме, к интерлюдии 18 века, к традициям малороссийского вертепа. И литературная драма - это традиция, которая была очень важна для Гоголя, потому что это тот культурный контекст, в котором он рос. Конечно, нельзя не вспомнить его отца, который действительно был, судя по всему, прекрасным мастером драматургического жанра, он был вообще человеком литературно одаренным, писал литературные пьесы в классическом стиле. Почему я говорю "судя по всему" - потому что, к сожалению, от него мало что дошло, то есть, фактически дошла одна пьеса "Собака-овца" в пересказе Марии Ивановны Гоголь и вторая пьеса, текст которой сохранился, "Простак или Хитрость женщины, перехитренная солдатом", которую сам Гоголь называл "Роман с Параской". На самом деле, она оказалась важна для Гоголя как источник эпиграфов. В частности, большая часть эпиграфов, которые мы находим к главам "Сорочинской ярмарки", взяты как раз из этой пьесы. Елена Левкиевская: Поведение ряженых, которые обходят село, драматургично по своей структуре. Во-первых, у них лица скрыты масками. Они одеты в какие-то смешные или страшные костюмы, они изображают определенных персонажей. Там были святочные маски деда, бабы, еврея, купца, иногда доктора, иногда смерти. Каждый имел свой характер, выполнял свою роль, говорил свой текст, и в результате они разыгрывали некие примитивные, иногда смешные, иногда непристойные сценки. Очень част драматургический элемент заключался в так называемых обходах с медведем, козой или какими-то другими животными. Иногда это были настоящие животные, но чаще всего это были опять-таки святочные маски, эти роли выполняли ряженые, которые надевали на себя маску козы, вывороченный тулуп, какие-то яркие тряпки. И поводырь водил такую "козу" по дворам и распевал определенную песню про то, что вот коза, она пришла, ее стрельцы расстреляли, и коза падала, делала вид, что умирает, потом вскакивала и начинала плясать. Носить на лице личину, то есть уподобляться нечистому - это грех. И рядиться во всякие шутовские одежды в святочный период - это тоже грех, это осмыслялось народом как грех. И, конечно же, отнюдь не поощрялось церковью, как вы можете догадаться. Но народ стремился смывать свои грехи. В частности, полагали, что те, кто участвовал в святочных ряженьях, те, кто носил маски, личины, должны на Крещенье в последний день святок окунуться в прорубь с только что освященной водой, и этим смываются все грехи, человек освобождается от всего этого. Екатерина Дмитриева: Пространство "Вечеров..." - это пространство, действительно, смещенного времени и смещенных границ между добром и злом, между бесовским и человеческим. Гоголь организует свой цикл в большей степени вокруг определенных праздников, то есть, пограничных дней, которые одновременно и бесконечно обаятельны, обаятельны и для художника, и для человека, проживающего эти дни, и вместе с тем они страшно опасны. Не случайно события "Майской ночи" приурочены как раз к "русалочьей неделе". "Ночь перед рождеством", соответственно, канун Рождества, когда, по народным поверьям, высвобождается вся нечистая сила, когда души умерших могут посещать своих родственников. И у человека оказывается гораздо больше возможностей приобщиться к иному миру. Тут одновременно и благодать, и страшная опасность, которая его подстерегает. "Ночь перед Рождеством - это время определенного сгущения хаоса, когда все подвижно, когда все грани между обычными представлениями размыты. Для Гоголя, я думаю, важно было взять какие-то определенные моменты календарного цикла как катализаторы. Но говорить о том, что все остальное время между этими страшными опасными днями - это время спокойного существования человека, конечно, совершенно неправомерно. Потому что эти праздники только выявляют то, что, на самом деле, скрыто в человеческой жизни, скрыто в природе человека. И в этом смысле, действительно, следует повторить известную фразу о том, что страшно для Гоголя не метафизическое зло, не метафизический черт, о котором писал Розанов, а именно то бесовское начало, которое сокрыто в самом человеке. Это бесовское начало совершенно необязательно пробуждается только в канун Рождества или в какие-то иные праздники, оно всегда в нем присутствует. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
