Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[30-07-04]
Россия как цивилизацияЯзык общенияАвтор и ведущая Елена Ольшанская
В передаче участвуют: "Жили - были старик со старухой. Шуганул старый чувак свою клюшку, чтобы она ему хавчик сгоношила . Она надыбала муки и испекла колобок:" В трудные, переходные времена бытовая речь теснит правильный литературный язык. Меняется жизнь, и привычные слова блекнут, уступая место диким, корявым, в которых, однако, может открыться новый смысл. Европейцы начали изучать сленг двести лет назад, в России такая наука долго оставалась под запретом. После гибели советской власти незаконный уличный жаргон громко зазвучал с трибун, попал в литературу. В современной речи, как в зеркале, отражены исторические рубежи, через которые прошли поколения ее носителей. Елена Ольшанская: "Жили-были две шмары: Татьяна и Ольга. У них были два ухажеры: Ленский и Онегин", - это цитата из школьного сочинения начала 1920-х годов. В первое десятилетие советской власти для людей из рабоче-крестьянской среды многие государственные слова звучали непонятно. И это неудивительно, ведь умственным трудом в старой России занимались 2,7 % населения, а более 70% составляли земледельцы. Их потомки, ставшие гражданами страны Советов, слово "сознательный" понимали как "тот, кто сознался", "элементом" считали "выдающегося человека", "бюджетные элементы" - "это когда пашут трактором, а про соху забыли", "пленум" для них был равен "плену", "показательное хозяйство" - "шкап с книгами", "регулярно" - "срочно", "персонально" - "случайно", "млекопитающие" - "грудные младенцы", а про "инициативу" некоторые думали, что это "какая-нибудь национальность". Ученый-лингвист Селищев, автор исследования "Язык послереволюционной эпохи", откуда взяты эти примеры, в 30-е годы был расстрелян, книга - арестована. "Нельзя писать так, как будто в стране ничего не случилось", - утверждал в те же годы знаменитый сатирик Михаил Зощенко. Зощенко был грустным человеком с плохим характером. Он почему-то обижался, когда его называли шутником. - "Есть мнение, что сейчас заказан красный Лев Толстой. Видимо, заказ этот сделан каким-нибудь неосторожным издательством. Ибо вся жизнь, общественность и все окружение, в котором живет сейчас писатель, - заказывают, конечно же, не красного Льва Толстого: Заказана вещь в той неуважаемой мелкой форме, с которой, по крайней мере, раньше, связывались самые плохие литературные традиции". Раиса Розина - лингвист , недавно защитила докторскую диссертацию по теме "Развитие значения слова в русском литературном языке и современном сленге." Раиса Розина: Что такое сленг? Это такая лексика, грубо говоря, некоторое количество слов, употребляя которые, люди, говорящие на русском литературном языке, понимают, что они сказали что-то не совсем подобающее. Они обычно при этом испытывают некоторое чувство неловкости и иногда даже сопровождают употребление сленга чем-то вроде извинений. Они говорят: "как теперь принято говорить, он пошел на тусовку", "как теперь говорит молодежь, это было круто". Это слова, которые находятся за пределами литературного языка, в то же время это не запрещенные слова, это не нецензурная лексика. Термин "сленг" - неизвестного происхождения. Интересно, что и в английском языке это слово совершенно непонятное. Оно употребляется составителями английских словарей по отношению к речи жителей городов, в отличие, скажем, от воровского жаргона, от жаргона наркоманов - такая некоторая общая часть. Современный период развития сленга отнюдь не первый из периодов его взрывного развития. Надо сказать, что бурный период всегда связан с какой-то нестабильностью в обществе, с нарушением норм. В России - это начало 20 века, это период после Первой мировой войны, когда в язык проникают слова солдатского жаргона. Это послереволюционный период, когда огромное количество людей по разным причинам выброшены на улицу. Когда повсюду масса беспризорников, дети из благополучных семей ходят в школу, сидят за одной партой с детьми из совсем других семей. Когда все стоят в одних и тех же очередях и получают возможность узнать язык друг друга. Елена Ольшанская: "Вот интересно. Подрались два человека. Схватились два человека, и слабый человек, то есть, совершенно ослабевший, золотушный парнишка, наклепал сильному. Прямо даже верить неохота. То есть как это слабый парень может, товарищи, нарушить все основные физические и химические законы? Чего он сжулил? Или он перехитрил кого? : А только надо сказать, промежду них не было классовой борьбы: Они оба были совершенно пролетарского происхождения. У них драка возникла на любовной подкладке: На этом году революции они не поделили бабу!:"( Михаил Зощенко). В 1922 году в стране официально насчитывали 7 миллионов беспризорников. Голод, войны и массовые репрессии опустошили города, из них ушли их прежние обитатели. В то же время крестьяне бежали из деревень, рабочих выдвигали на руководящие должности. Именно тогда начал возникать феномен так называемой "советской фени". Язык газет был полон ругательств - "лакеи империализма", "предатели рабочего класса", "наймиты капитала": Параллельно штамповались бюрократические обороты - "зеленые массивы", "продовольственные товары", "винно-водочные изделия". Интересно, что после Великой Отечественной войны молодежь переиначивала слова на немецкий лад: говорили штудироваться (учиться), вашиться (мыться), хайлиться (здороваться). Раиса Розина: Сленг - это явление индустриального общества. Это появляется в городе, когда люди, которые пришли из деревни, выпадают из своей старой среды. Об этом свидетельствуют хотя бы состав слов самого сленга. В сленге совершенно нет обозначений для мира природы, а все касается только жизни человека в городе. Елена Ольшанская: Деревенское отношение к слову традиционно отличается от городского. Елена Левкиевская, энтнолингвист: Словом можно испортить человека, нанести ему вред, вызвать болезнь или даже смерть, если это слово вредоносное. И, наоборот, вылечить человека, исправить какие-то стихийные бедствия. Если, например, засуха, то словом можно вызвать дождь, а если, наоборот, идут ливни, то словом можно эти ливни остановить. То есть, слово - это действие, поэтому со словом нужно быть предельно осторожным. В народе существует представление о добрых и злых минутах - о таком времени, которое бывает непонятно когда, но в сутках бывает минута, когда все, что ты скажешь, буквально исполнится. Поэтому существуют запреты, например, ругать ребенка или проклинать кого-нибудь, потому что, может быть, ты произнесешь именно в ту самую минуту, когда это все реализуется буквально. Елена Ольшанская: С трудном изъясняясь на официальном советском новоязе, и деревенские, и городские люди находили отдушину в матерной ругани. Максим Кронгауз, лингвист: Мат и обычная речь - не просто сосуществование двух языков, это распределение языков по различным сферам. Одна из этих сфер воспринимается как высшая, другая как низшая. Для Древней Руси это была сфера религиозная (высшая) и низшая сфера - обыденная жизнь. Для советского периода такой высшей сферой стала сфера идеологическая. Ритуальное, правильное поведение состояло в том, что в церкви подобного рода слова произноситься не должны, а скажем, в "антиместах", специально предназначенных для низшей жизни - например, в бане, эти слова очень уместны. Аналогичные вещи происходили и в советское время. Естественно, никакого мата не должно было быть в официальных партийных речах, с другой стороны, те же партийные функционеры с удовольствием матерились на каких-то банных встречах, как бы освобождаясь от высокого ритуала. Более того, по-видимому, распространение мата среди интеллигенции тоже было своего рода очищением от новояза, показателем того, что вот - мы говорим на обыденном языке. Елена Левкиевская: Матерная ругань несет на себе многие магические, в том числе защитные функции. Известно, что если нечистую силу не удается отогнать молитвой, то последнее средство, с помощью которого ее можно отогнать - это матерная брань. В частности, лешего так и отгоняют. Запрещена матерная брань в хлеву по отношению к скоту. Это объясняется тем, что домовой не любит матерной брани и может наказать того, кто ее произносит. Брань вредоносно действует на кости покойных родителей. Многие этнографы, которые сравнивали русское отношение к матерной брани с украинским отношением, делали сравнение не в пользу русского народа. Всегда говорили о том, что как раз в украинской культуре строже следят за тем, чтобы дети не ругались, сами мужчины гораздо в меньших случаях употребляют бранные слова. Раиса Розина: Новая ломка - это хрущевская оттепель. Это момент, когда масса людей вышла из лагерей, когда рассказы о том, что люди испытали в лагерях, привлекают массу слушателей, когда общение на эти темы происходит в семьях и, конечно, когда печатается "Один день Ивана Денисовича" Солженицына. "Один день Ивана Денисовича" - это эпохальная книга не только в том смысле, что автор рассказывает о таком количестве страшных фактов, это книга, в которой была зафиксирована лагерная речь. Там этих слов было не так уж много. Можно вспомнить "зэ-ка", "пайка", "шмон", "вертухай"... Наизусть я всего этого списка не приведу, но, насколько я помню, этот список, может быть, не превышал 25-30 слов. Тем не менее, эти слова всем бросились в глаза, потому что напечатанными их никто до того не видел. Нельзя сказать, что советское общество отнеслось к этому факту однозначно. Была масса писем, что этого нельзя было вообще допускать. Была, насколько я знаю, единственная статья Татьяны Григорьевны Винокур, в которой анализировался язык повести "Один день Ивана Денисовича". Там было указано, сколько всего слов употребил Солженицын. И тезисом Татьяны Григорьевны было то, что речь в лагере изображена такой, какой она была на самом деле. Елена Ольшанская: Из статьи Татьяны Григорьевны Винокур в сборнике "Вопросы культуры речи", выпуск 6, 1965г. : "Возможно ли изображать лагерь, не употребляя лагерных выражений, тем более, что рассказывает о лагере сам лагерник? : Если встать на этот сомнительный путь, то вместо слова "параша" придется написать нечто типа "туалетная бочка", вместо "падлы" - "дурные люди": Например, вместо пары "шмон - шмонять" возьмем пару "обыск-обыскивать". Ведь между "шмоном" и "обыском" - пропасть неизмеримо большая, чем обычное стилистическое различие. Шмон - это не просто обыск, малоприятная, но имеющая все же какие-то логические основания процедура. Шмон - это узаконенное издевательство, мучительное и нравственно, и физически. "Поздней осенью, уж и земля стуженая, им все кричали: - снять ботинки, мехзавод! Взять ботинки в руки! Так босиком и шмоняли. А теперь, мороз, не мороз, ткнут по выбору: - А ну-ка, сними правый валенок! А ты - левый сними! Снимет валенок зэк и должен, на одной ноге прыгая, тот валенок опрокинуть и портянкой потрясти:" Раиса Розина: Раньше сленг был более закрытым, не только в том смысле, что на нем говорили закрытые группировки людей. Нет, сленг существовал как общее достояние. Скажем, в 60-е годы: слова из лагерного жаргона и слова, которые привносили молодежные группировки, типа стиляг, которые говорили "классный", "шмотки", "шузы". Но сленг был более закрытым в том смысле, что он не попадал в печать. Говорить на нем уже можно было, а услышать по радио или прочитать в газете было нельзя. Елена Ольшанская: Жаргон - язык, которым пользуется группа людей. Это может быть группа, ограниченная профессией. Мы скажем "добыча угля", а горняки скажут "дОбыча", мы говорим "компас", но моряки скажут "компАс". Преступники создают специальный язык, чтобы другие люди не понимали их. Несколько лет назад филологи Елена Земская, Раиса Розина и Ольга Ермакова опубликовали Толковый словарь русского общего жаргона - "Слова, с которыми мы все встречались". Елена Земская: Спрашивают, почему "общий жаргон"? Потому что мы выбрали для этого словаря такие слова, которые могут употребить все или почти все носители литературного языка. Они звучат по телевизору, по радио, они встречаются в газетах и журналах и их употребляют очень культурные люди. Мы, когда занимались этим словарем, внимательно слушали, как говорят люди, и были потрясены, когда услышали, как Солженицын сказал по телевизору: "Я в тусовках не люблю участвовать", а Дмитрий Сергеевич Лихачев сказал: "на халяву". Если такие люди употребляют подобные слова, то что тут говорить, значит эти слова действительно общие. Например, слово "челнок" - в нем нет ничего грубого, оно имеет внутреннюю форму и очень выразительно показывает, как действует этот человек. То есть, он едет в одно место, что-то покупает, возвращается, продает, потом едет обратно. Что мне нравится: в этом слове нет ничего снисходительно-отрицательного. Потому что если про такого человека сказать "спекулянт", значит, его обругали. А если - "челнок", то просто показываешь его сферу деятельности. Такие слова отражают новые какие-то отношения в обществе. Леонид Крысин, филолог: В определенных социальных слоях очень широко принято употреблять уменьшительные формы. Например, я пришел делать операцию на глазах, медсестра говорит: "Грудочкой упритесь сюда, подбородочек поставьте на эту подставку". Уменьшительные слова "подбородочек", "височек", "грудочка" - они не обозначают естественно, маленьких предметов, а это такая своеобразно понимаемая вежливость. Считается, что если незнакомому человеку говорить "подбородок", "грудь", "виски" - это грубо, а если уменьшительные слова произнести, то это более вежливая форма обращения. Просторечие как раз этим и отличается, в просторечии современном очень много такой ложно понимаемой вежливости. У нас была вахтерша в институте, которая вместо "бабье лето" говорила "женское лето". Неудобно "бабье лето" - это грубо. Жаргон - это жаргон, это определенная субкультура, эти люди - носители субкультуры, и не надо с ними смешиваться, потому что это более низкая культура. Так, по крайней мере, раньше в интеллигентской среде воспринималось. Сейчас ориентиры немножко изменились. И то, что раньше осуждалось как низкое, недопустимое в культурном общении, сейчас более или менее свободно попадает в речевой обиход у культурных людей. А раньше это были сферы разделенные. Именно о жаргонизации интеллигентской речи заговорили в последние два десятилетия, конец века этим отмечен. Раиса Розина: Популярным стало слово "мочить" с тех пор, как его употребил президент Путин. Мочить - значит убивать. Путин сказал: "Будем мочить боевиков в сортире". После этого слово "мочить" обыгрывали все журналисты на самый разный лад, вплоть до того, что появилась статья о засолке грибов в разделе "Кулинарные рецепты", где было написано: "Грибы нужно мочить, но не в жаргоном смысле". Вокруг этого слова возникло целое гнездо: это "мочиловка", "мочилово" и "мочильщик". На слове "мочилово" я бы хотела остановиться, потому что это слово с суффиксом "ово", который в последнее время приобретает очень большую популярность. Кроме "мочилово" появилось "кидалово", "косилово", "махалово". "Кидалово" - это обман, "косилово" - это уклонение от чего-то, в частности, от армии под предлогом болезни. Раньше был просто глагол "косить". "Махалово" - драка, есть "стебалово". Суффикс "ов", оформленный по среднему роду - "ово"- заменил суффикс "овк", оформленный по женскому роду - "овка" - который был очень активным в предыдущем периоде развития сленга. Вместо "махалово" раньше была "махаловка" (драка), вместо "обдиралово" ("обдираловка"). Еще в советское время я помню два таких сниженных слова: "тошниловка" и "рыгаловка". Этими словами обозначали столовую ("столовку"). Нужно сказать, что "ово" суффикс гораздо грубый, чем "овка", у которого был оттенок разговорности. И в том, что этот суффикс "ово" стал таким активным, проявляется, к сожалению, общая тенденция к огрублению русской речи. Елена Ольшанская: "Как оценивать то, что мы наблюдаем в русских текстах конца ХХ века? - спрашивает в одной из своих статей Елена Андреевна Земская. - Я считаю, утверждает она, - что происходит не порча языка, а его раскрепощение. Если сын говорит матери: "Не наезжай на меня", если лингвист говорит о симпозиуме "Это была большая тусовка", то это - шутка, образность, но никак не включение говорящего в воровской мир: Приведу пример, который поразил даже меня, привыкшую к употреблению слов общего жаргона. Серьезная книга - руководство для пользователей персональным компьютером - озаглавлена "ПК для чайников". Эта книга выдержала уже не одно издание. Раиса Розина: Замечательную я услышала эпическую фразу, кем-то сказанную по радио: "Милиционеры "крышуют" у метро". И я сразу представила себе станцию метро, где стоят старушки, торгуют капустой и солеными огурцами, тут же продают платья, трясут блузками, а милиционеры потихоньку обходят их, получают мзду и заодно говорят, что вот скоро начнется облава. После захвата здания на Дубровке выступила Ирина Хакамада по телевизору и сказала о террористах: "Это не отмороженные придурки с улицы, это серьезная операция". В программе для автолюбителей я слышу: "Попасть под автоподставу может каждый". И, более того, мы с сыном попали в дорожное происшествие и начали срочно изучать инструкцию страховую, когда нам отказались выплатить страховку, то я читаю, вижу: "Чтобы не попасть в автоподставу...". Это значит, что кто-то специально сделал так, чтобы вы задели его автомобиль, то есть, он вас подставил. После этого этот человек, обычно владелец дорогой машины, какого-нибудь, как принято теперь говорить, "крутого мерседеса" получит с вас сумму денег, компенсирующую ущерб. Эта сумма будет огромной. Еще такая вещь - возникновение новых значений у уже существующих сленговых слов. Это процесс характерный для последних четырех лет. Раньше можно было "отслюнить деньги" - это очень старый сленг, он встречается даже у Алексея Константиновича Толстого. Можно было сказать: "Он мне отслюнил сто рублей". Отслюнить, то есть, отделить от пачки денег. А теперь уже можно "отслюнить" - в значении "взять деньги с кого-то". Вот пример: "За кусок ламинированного картона с них отслюнили по 60 тогдашних тысяч рублей" - это из газеты "Новые Известия". От слова "отмывать" теперь возникло существительное "отмывание". Раньше можно было говорить об "отмывании денег", а теперь бывает "отмывание машин". В принципе "отмывать" уже можно все. Сейчас этот бум словообразования немного стих. Судя по тому, что встречается в прессе, новых слов меньше. Заимствований и новых слов практически нет. Но вот из недавно мне встретившихся примеров - "взросляк" и "малолетка" - слова, которые пока не прижились, я надеюсь, что, может быть, и не приживутся. Это было напечатано в статье о колониях для взрослых и для несовершеннолетних преступников. Обозначение этих колоний людьми, живущими в этих колониях. Журналист, который об этом пишет, употребляя эти слова, объясняет их значение в скобках. Так же, как слово "малява" - записка, которую пишут друг другу заключенные или которую на волю передают. Но теперь это "малява Ходорковского", значит, слово вошло в нашу жизнь. Общество говорит на этом языке, этот язык отражает сознание общества, где грань между миром нормальных людей и миром криминальным, к сожалению, стерта. Существование этих слов в таком количестве, их частотное использование одновременно и учит, что надо жить по законам этого мира. Цензура или насильственное искоренение таких слов может привести только к одному - к противостоянию, к тому, что эти слова будут употребляться с удвоенной силой как противостояние официальной политике, которая всегда очень сильно действует, в частности, очень сильно действует в России. Если у этих слов появится ореол героизма, то можно будет с уверенностью считать, что их количество будет еще увеличиваться. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
