Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[29-09-04]
РепетиторствоАвторы и ведущие программы Владимир Губайловский и Александр Костинский Александр Костинский: Сегодня мы будем говорить о репетиторстве, о той роли, которую играет индивидуальное обучение в процессе образования. Мы не будем касаться скрытой формы взяточничества, когда под видом индивидуальных занятий просто проплачивается поступление в вуз. Является ли репетиторство при любой системе образования необходимым? Репетиторство - это бич или благо? Мы обсудим эти вопросы с нашими гостями. В студии Радио Свобода: Ольга Рогинская, кандидат филологических наук, преподаватель русского языка и литературы московской гимназии 1514 и Ревекка Фрумкина, профессор, доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института языкознания Российской Академии наук. Первый вопрос Ревекке Фрумкиной. Люди, окончившие школу в 50-60 годы, часто с гордостью говорят: человек, окончивший среднюю школу, мог без всяких репетиторов поступить практически в любой вуз страны, включая Московский университет. Ревекка Фрумкина: Я думаю, что это верно для школ больших городов, где о репетиторах никто не слыхал. Мне трудно сказать, насколько это верно для людей, которые кончали не лучшие, скажем так, провинциальные школы и потом, допустим, поступали в Московский университет. Хотя в моей группе на филфаке, где я училась на испанском отделении, половина группы были так называемые иногородние. Мы их так называли, потому что они жили в общежитии. Люди откуда угодно, ни о каких репетиторах они сроду не слыхали и прекраснейшим образом поступили, несмотря на большой суровый конкурс. Так что в среднем, действительно, репетиторство, если оно в каких-то формах и существовало, то я, скажем, с ним никогда не сталкивалась, и можно было, действительно, поступить без всякой помощи, если вы более-менее приемлемо знали школьную программу. Александр Костинский: А с чем связано, на ваш взгляд, то, что репетиторство стало сейчас практически всеобщим явлением? Ревекка Фрумкина: Я думаю, что причин много. Одна из центральных состоит в том, что система школа-вуз практически полностью вытеснила систему школа - профессионально-техническое училище или техникум, и уже, может быть, потом вуз. Это один фактор. Другой фактор, с моей точки зрения, очень важный - это то обстоятельство, что практически половина учащихся, а именно весь контингент мальчиков поступает в вуз, во что бы то ни стало, необязательно с целью учиться и получить высшее образование, а с целью избежать армии. Это очень распространенное явление. Третье: программа школы и программа вуза находятся не просто в стадии нестыковки, они находится в состоянии полной расстыковки. Грубо говоря, в школе учат одному, на экзамене в вуз требуют другое, а дальше учат третьему. Получается, что все звенья этой цепи вообще не связаны между собой. Александр Костинский: И репетитор пытается их согласовать. Ревекка Фрумкина: Репетитор вынужден их согласовывать для того, чтобы хотя бы первоначальный барьер был взят, чтобы человека, который кончил 11 классов, втолкнуть в вуз, а дальше уже как пойдет. Вот это, собственно, его задача - взять барьер школа-вуз. Из чего этот барьер состоит? Это, что называется, зависит. Потому что вступительные экзамены в разных вузах тоже разные, что, с моей точки зрения, неправильно. Но нет никакого универсального экзамена. Было бы куда правильнее, если бы предположим, вы сдали экзамены в Москве, набрали какое-то количество баллов, и вас не взяли, но зато с этими баллами вы могли поступить в аналогичный вуз, допустим, в Нижнем Новгороде. Александр Костинский: Это Единый экзамен получается? Ревекка Фрумкина: Нет, это не то же самое, что Единый Государственный Экзамен в нашей сегодняшней форме. Скажем, во Франции вы можете представить баллы, которые вы набрали, сдавая на бакалавра - это экзамен на аттестат зрелости, фактически. Вы подали на конкурс в сильное высшее учебное заведение, а там конкурс больше, чем набранные вами баллы. Вам говорят: извините, мы вас взять не можем. Но вы выясняете, что с этим баллом вы можете поступить в университет попроще. В Париже не поступили, поступили в Гренобле. И время не потеряли, и вуз неплохой. У нас просто нет этой системы, что большой минус. Таким образом, возникает репетиторство, ориентированное не вообще на сдачу экзамена в вуз, а на сдачу экзамена в этот конкретный вуз, с этой программой, с этими требованиями и даже с этими конкретными экзаменаторами. Я отметаю проблему взяточничества, будем говорить, что все происходит достаточно честно. Но просто программа, по которой человек готовится в институт Х, неважно на какой факультет он поступает, предположим, на филфак, но эта программа будет иной, чем программа по той же специальности, к которой должен готовиться тот же человек, поступающий в институт Y, что тоже неверно. Александр Костинский: По сравнению с 50-60 годами произошло рассогласование требований предъявляемых в школе и вузе. И это проблема всей системы школа-вуз. Ревекка Фрумкина: Безусловно, с моей точки зрения, безусловно, так. Кроме того, мне хотелось бы подчеркнуть: очень плохо, что человек, кончающий среднюю школу, не имеет настоящего выбора относительно своей дальнейшей судьбы. Если он хочет быть человеком образованным, он почему-то должен идти непременно в вуз. Может быть, я хочу быть краснодеревщиком, куда мне идти? А, может, я хочу быть кондитером, тогда куда? Если я девочка, то я еще могу не торопиться с выбором. А если я мальчик? Меня "забреют". Бедные родители! Пусть поступит хоть куда-нибудь, в институт народного хозяйства, в любой, какой угодно, лишь бы поступил, потому что оттуда не возьмут, там есть военная кафедра. Это тоже не дело. Далеко не все люди стремятся сегодня обзавестись дипломом о высшем образовании для того, чтобы занимать в системе хозяйства, науки, культуры страны позиции, требующие диплома о высшем образовании. Может они мечтают заниматься ковкой по металлу и вуз им вообще не нужен. Но они вынуждены идти в вуз, потому что иначе они попадут в армию, куда они попасть не хотят ни за что. Ольга Рогинская: К сожалению, репетитор не имеет возможности согласовать школьную и вузовскую программы. Именно поэтому репетиторство - то есть подготовка к вступительным экзаменам, представляет собой абсолютно самодостаточный процесс. И, к сожалению, репетитору приходится, с одной стороны, попросить ребенка забыть все, что он учил в школе, например, забыть те навыки написания сочинений, которые ему привили. А потом, когда этот ребенок, дай Бог, поступит и придет на первое занятие на первом курсе, ему скажут: забудьте, пожалуйста, все то, что вам объяснял репетитор, потому что теперь-то вы, наконец, будете заниматься всерьез тем, чем вы будете заниматься. Александр Костинский: Прямо по Жванецкому. Ольга Рогинская: Абсолютно по Жванецкому. Конечно, сейчас ситуация со вступительным сочинением абсолютно гротескная. Потому что дети в школе спрашивают, когда начинают готовиться к вступительным сочинению: а можно мы напишем его на компьютере? Потому что все свои творческие работы и все попытки как-то себя реализовывать, они сейчас осуществляют, работая с компьютером. Это нормально. Александр Костинский: А он что, мешает - компьютер? Ольга Рогинская: Конечно, это даже другая моторика. Они делают разные ошибки. На компьютере это - опечатки и полное отсутствие синтаксиса. И самое главное, это другая техника порождения текста. На компьютере ты можешь переставлять фрагменты. И когда ребенок, который общается с компьютером, начинает писать сочинение на бумаге, где он не имеет возможности переставить этот абзац в другое место, где он должен просто-напросто порождать связный текст, и у него очень мало времени даже на то, чтобы его даже переписать. Это огромный стресс. И самое интересное, когда ученик овладеет этой самодостаточной техникой, поступит в вуз, там все опять становится на свои места и там нужны опять же другие техники порождения текста. Александр Костинский: То есть получается, что работа репетитора, во всяком случае обучение написанию сочинения, она, в общем-то, проходит впустую. Ольга Рогинская: Она нужна ровно для того, чтобы подготовить ребенка к поступлению в конкретный вуз. Потому что специфика, написания сочинения в МГУ на филологический факультет и на другие факультеты, она резко отличается от специфики написания сочинений в другие вузы. И, более того, даже на каждом факультете своя специфика. Я хотела бы подхватить мысль, которая здесь звучала, о том, что, безусловно, одна из важных проблем сейчас связана с тем, что у абитуриента нет настоящего выбора при поступления. Это связано с тем, что успех обеспечен талантливому и способному ребенку, который готовится поступать, только в том случае, если он ограничивает себя определенным вузом, более того, определенным факультетом, более того, определенным отделением этого факультета. Только тогда ему гарантирован успех. Потому что программы, Ревекка Марковна тоже об этом говорила, вступительных экзаменов по литературе в РГГУ и в МГУ настолько разнятся, что соединить их при подготовке невозможно. Чтобы поступить на филфак необходимо освоить такое количество текстов, что удовлетворительно подготовиться в оба вуза уже нельзя. Мы ориентируем выпускников нашей школы на то, чтобы они сразу же определились, куда они поступают, в МГУ или РГГУ. У нас нет другого выхода. Александр Костинский: Получается технологическая пропасть? Ольга Рогинская: У меня всегда возникает огромный соблазн в начале 11 класса сказать родителям: оставьте детей в покое. Пусть они еще год спокойно проучатся в школе, еще год останутся детьми, а после этого спокойно, нормально в течение года на подготовительных курсах, имея большое количество свободного времени, будут заниматься, уже сделав определенный выбор, осознав, чего они хотят и куда они хотят поступать, чтобы не соединять школьную программу, обучение в школе и подготовку в вузы. Если еще к школьной программе 11 класса прибавить подготовку сразу в несколько вузов, конечно, ребенок превращается в машину, и это совершенно нечеловеческая ситуация. Но опять же во всех серьезных и хороших школах Москвы существует вполне гласное представление о том, что ребенок, который провалился, который не поступил в первый же год - это большая неудача, это провал, это плохо для репутации школы. Ребенок переживает, потому что его друзья поступили. И это тоже ненормальная ситуация. У нас дети рано поступают в вузы, рано заканчивают вузы. Они не успевают сделать свой жизненный выбор. А потом мы сталкиваемся с тем, что учились не там. В моей, например, группе филфака МГУ занимаются непосредственно филологией из 11 человек, кажется, двое, другие стали кто-то юристами, кто-то экономистами. Александр Костинский: Ваше замечательное гуманное предложение, естественно наталкивается на то, о чем говорила Ревекка Марковна, для мальчиков - это армия. И, соответственно, два года занятий непонятно чем. И эти страхи полностью обоснованы. Ольга Рогинская: Та соревновательная атмосфера, которая царит в хороших школах, она приводит к тому, что дети, которые не поступили в институт, например, первого сентября на встречу не приходят, потому что они проигравшие. Александр Костинский: Фактически сама обстановка заставляет ребят включаться в эту ужасную гонку, а еще плюс и медали, которые тоже почему-то надо получать. Ольга Рогинская: Они не спят. Они становятся нервными, дергаными, истеричными людьми в 11 классе. И это абсолютно ненормальная, печальная ситуация. Ревека Фрумкина: Я хочу обратить внимание на такую несколько парадоксальную роль репетиторства, как репетиторство среди детей, которые еще никуда не поступают - на младший возраст. Здесь репетиторство возникает чаще всего как желание, чтобы ребенок выучил иностранный язык на базе достаточно обоснованного предположения, что чем раньше он этим займется, тем лучше. Александр Костинский: Так и было, например, в Российской империи. Ревека Фрумкина: Так и было. Но сейчас это возникло не только потому, что родители думают, что хорошо бы ребенок знал английский, но еще и потому, что они предполагает, что, может быть, дети куда-то поедут работать. Не факт, что всю жизнь люди проживут на одном месте. Социальная мобильность сегодня выросла. Второй сюжет состоит в том, что ребенка в школе едва ли прилично научат языку, а язык ему потом все равно понадобиться. Ну и, допустим, приходит шестилетний мальчик, которого нужно учить английскому. Я когда-то с этим сталкивалась, когда просто была достаточно тяжелая ситуация в начале 90-х, и наука наукой, а жить тоже надо было на что-то. И приобрела очень любопытный опыт обучения детей примерно такого возраста, не в группе, а индивидуально. Любопытен мой опыт тем, что, как оказалось, учить ребенка иностранному языку в этом возрасте довольно бессмысленное занятие. Потому что язык этот иностранный, если ребенок живет в Москве, а не в среде, ему вообще не нужен. В среде он его выучит без преподавателя, просто потому, что его играть не возьмут другие дети. Неважно, в какой стране он живет, он его выучит все равно. Если он живет в Москве, и кругом все говорят по-русски, то зачем ему этот язык? Он вообще не понимает цели. Цель ему надо как-то создать. Есть многочисленные клубы, курсы, где создается игровая ситуация и считается, что дети там учат язык. С моей точки зрения, это очень далеко от истины, потому что они что-то там учат, но это очень быстро выветривается, потому что мило поиграли, попрыгали, и тут же забыли. Раньше в домах, где были гувернантки, был английский день, французский день. Не знаешь, как по-французски попросить, чтобы тебе дали еще порцию, останешься голодным. Вот если создать такую ситуацию, а это достаточно просто создается дома, когда ребенок понимает, что с родителями он может говорить по-русски, а с тобой он вынужден говорить по-английски, это получается. Но интересно в данном случае не то, что можно ребенка таким образом быстро и хорошо научить английскому языку, а интересно, как в этой ситуации выясняется, что ребенок абсолютно не готов к школе не в плане изучения иностранного языка - он в первом классе и не нужен, а к тому, что его где-то как-то не научили просто думать. Например, оказалось, что ребенок, который неплохо соображает, в первом классе не может изобразить аквариум. Я говорю: нарисуй аквариум. Он рисует квадратик. Ну как же, ведь у него четыре стенки: правая, левая, передняя, задняя. Думает, думает. Ребенок, у которого полно книг, у которого дома есть рыбки. У меня дома нет аквариума, я не могу сказать "посмотри", но и это бестолку, ребенок слишком мал. Значит, я ему изображаю аквариум, пунктиром изображаю заднюю стенку. Выясняется, что это все понятно. Выясняется, что ребенок не может нарисовать план своей квартиры, например. Казалось бы, какое отношение это имеет к языку и вообще к чему-то? А очень просто. Это - понятная задача, это - осмысленная жизненная деятельность. Если его учить на английском чему-нибудь такому, то он очень быстро овладевает языком, потому что он понимает, что от него хотят. Александр Костинский: Язык как инструмент. Ревека Фрумкина: А разве язык это не инструмент? И вот если в этом возрасте вы выясняете, где у ребенка лакуны, что ему труднее всего дается, то очень велики шансы, что в дальнейшем в школе или родители спохватятся или сам поймет, но он уже сможет добрать, ему дальше будет легче. И у нас этого репетиторства практически нет. А ведь совершенно неслучайно, скажем, что в такой стране как Франция, дети идут в три года в детский сад, но это школа, фактически. Их там учат, и это не просто забава. У нас дети очень много забавляются в детском саду и даже в предшкольной группе. Дети не понимают, например, что для того, чтобы обозначить два конверта как разные, им хватит одного карандаша, не нужны карандаши двух разных цветов. Это видно в экспериментах. Они этого не понимают. Если ему показать, что на одном конверте можно просто поставить галочку, все равно каким цветом, а другой оставить белым, то это - скачок. И, собственно говоря, репетиторство, не связанное с экзаменами, а такая тренировка она может ребенку многое дать. И мало кто этим занимается, а это очень эффективная штука. Ольга Рогинская: Я начинала с того, что очень много занималась как раз тем видом репетиторства, о котором сейчас говорила Ревекка Марковна. Я как раз работала с маленькими детьми, помогала им решить те проблемы, которые не помогает им решить школа. А после этого пошла-таки работать в школу. Наблюдая за детьми, с которыми я работала, я пришла к выводу, что при всех тех безусловных плюсах и дополнительных возможностях, которые дает такой вид общения с ребенком, а именно - частные уроки и прямое, глубокое взаимодействие преподавателя и ребенка, при всем этом такой вид репетиторства, безусловно, необычайно элитарен. И ребенок привыкает к тому, что жизнь подстраивается под него. Если он что-то не понял, ему объяснят, с ним будут нянчиться. Мне показалось, что работа с большим коллективом формирует очень важные для встраивания в жизнь навыки разнообразных видов взаимодействия с другими членами социума. Сейчас я абсолютно убеждена, что работа с группой, дает гораздо больше возможностей в смысле именно преподавания. Возникает гораздо больше методических ходов, которые позволяют в итоге ребенку гораздо более гибко встраиваться в жизнь, реагировать и учитывать те многочисленные сложности, с которыми он будет в жизни сталкиваться, потому что он просто общается с другими индивидами. И это те сложности, с которыми он не сталкивается в процессе индивидуальных занятий. Александр Костинский: Я попрошу Ольгу рассказать о методике подготовки в вуз. Ольга Рогинская: Специфика подготовки к вступительным экзаменам связана с особенностями программ вступительных экзаменов. Поэтому обычно репетиторством все-таки занимаются те преподаватели, которые связаны с тем вузом, в который они готовят. Потому что они понимают непосредственно специфику поступления в этот конкретный вуз. На этом все и строится. Цели, которые преследует преподаватель в процессе подготовки к экзаменам, исключительно прагматические. Здесь самое главное - рационализировать сам этот процесс, насколько это возможно. В чем недостаток подготовительных курсов? В том, что не существует обратной связи и не существует отработанных и, главное, эффективных способов контроля, как же переваривает знания сам абитуриент. Мне кажется, что подготовка в вуз предполагает постоянный пристальный контроль за тем, в каком состоянии находится ребенок, последовательно на протяжении всего года подготовки в вуз. Тогда это, действительно, превращается в очень серьезное и очень ответственное мероприятие. После подготовительных курсов выходят дети, которые уверены, что у них все будет хорошо, а потом оказывается, что все, что у них записано в тетрадках, совершенно не работает. Александр Костинский: Получается, что есть две формы подготовки в вуз - это подготовительные курсы и репетиторство. По вашему мнению, если мы отметаем финансовую сторону, насколько вообще справедливо то, что возможность нанять репетитора имеет только тот, у кого есть деньги, но именно очень большой сосредоточенностью, репетиторство оказывается наиболее эффективной формой подготовки ребенка к вступительным экзаменам. Ольга Рогинская: И здесь приходится учитывать психологию и самих детей, и их родителей. И, конечно, то, как к этому относятся дети, напрямую связано с тем как к этому относятся их родители. К индивидуальным занятиям ребенок неизбежно относится более ответственно именно в силу того, что это индивидуальное прямое взаимодействие, он вынужден готовиться, а родители вынуждены все-таки платить деньги. Александр Костинский: У нас звонок из Петербурга. Маргарита Петровна, пожалуйста. Слушательница: Здравствуйте. Я на собственной шкуре испытала, что такое репетиторство - у меня два сына поступали в разное время, мы по два года держали репетиторов по физике, химии и биологии. И то, чему их эти преподаватели обучали, выходило очень далеко за границы учебной школьной программы. У меня такой вопрос: все программы вступительных экзаменов по какому-то определенному предмету, которые устанавливаются в вузе, они что, не унифицированы? И никто не смотрит за тем, что эти программы рассчитаны, допустим, на третьекурсника и никак не рассчитаны на человека, который окончил среднюю школу? Александр Костинский: Ольга Рогинская, прокомментируйте, пожалуйста. Ольга Рогинская: Все именно так, как вы и говорите. Каждый вуз создает свою программу вступительных экзаменов. Все действительно именно так сложно и печально. Александр Костинский: Но есть же единые требования министерства, где, например, перечислены писатели, о которых будут писать сочинения. Ольга Рогинская: Писатели перечислены. Но то, что нужно говорить про этих писателей, очень специально. И еще один момент: ЕГЭ, это как раз попытка изначально решить ту проблему, которую сейчас проговорила наша слушательница. Другое дело, как это реализуется, но это отдельный разговор. Ревека Фрумкина: Я думаю, что это очень большая беда, то, что в школе учат одному, на экзамене требуют другое, в вузе потом будут изучать нечто третье. К сожалению, задача вступительных экзаменов состоит на самом деле в 99 случаях из ста, не в проверке того, может ли данный ребенок обучаться в вузе, потому что он получил некоторый багаж в школе и как у него голова при этом работает, насколько он сообразителен, насколько он готов к получению высшего образования, а в том, чтобы создать заградительный барьер. Чтобы отсеять как можно больше народу любыми доступными способами, в том числе и как бы позволительными, то есть дать несколько более сложные задачи, затронуть то, что в школьную программу заведомо не входит. Насколько мне известно, нигде и никто за этим не следит. Конечно, есть вузы с особыми требованиями - творческие вузы. Но все-таки процент детей, которые поступают в такие вузы, мизерен по сравнению с теми, кто поступает в вузы общего профиля. И таким образом, было бы гораздо более естественно, если бы все дети, писали одну работу, наподобие того, как это делается во Франции, где эта работа называется экзаменом на бакалавра. Этот экзамен - единый для всех. Но не такой уродливый наш ЕГЭ, а действительно глубоко разработанный и продуманный. Требования, которые при этом предъявляются одинаковы для всех. И результаты этого экзамена используются при поступлении в университет. Все французские университеты - государственные, там нет вступительных экзаменов, и туда можно просто записаться. Но все сдают экзамен на бакалавра, он единый и обязательный для всей Франции. Александр Костинский: И, сдав этот экзамен, ученик получает право учиться в университете. Ревека Фрумкина: В зависимости от количества баллов, которые он набрал, он имеет право записаться и учиться в том или другом университете. Но на бакалавра должны сдать все, и этот экзамен письменный и общенациональный. Результаты публикуются во всех газетах. Провал на бакалавра позволяет вам держать экзамен еще раз через год. И этот провал тоже воспринимается, как говорила Оля, как большая неудача. Преподаватели говорят: Боже мой, сегодня буду утешать, в прошлом году он провалился, в следующем году будет сдавать еще раз. Это все-таки не трагедия, потому что можно еще раз попробовать. Но сам экзамен единый, и никаких выкрутасов не допускается. Это принципиальный мотив. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
