Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[27-08-05]
"Энциклопедия русской души"Телевизор - наш друг или враг?Виктор Ерофеев: Сегодня у нас в гостях: журналист Сергей Доренко и писатель Андрей Геласимов. Тема передачи: телевизор - наш друг или враг? У нас пришло очень много сообщений на сайт, самые разные, кстати говоря, очень толковые. Спасибо вам за сообщения. Валентина из Москвы пишет: "Конечно же, телевизор - мой друг, но друзья бывают разные. Несколько лет назад во времена НТВ я от телевизора часто не могла оторваться - это было полезно и интересно. А сейчас я его практически не смотрю, новостей хватает. Иногда слушаю Радио Свобода, но она принимается в Москве с сильными помехами. Причем мой муж уверен, что это работают глушилки, как в советские времена". Я не знаю, Валентина, наверное, это не глушилки, наверное, все-таки помехи. Но, тем не менее, действительно друзья бывают разные. А вот Игорь без указания своего города пишет: "Телевидение - мой враг. Оно напоминает телевидение Саудовской Аравии: 3М - мультфильмы, мордобой, молитвы. А в России новости Путина, Петросян и сериалы. Не смотрю этот бред уже давно. Лазая по каналам, давно уже торможу только на научно-популярных программах". Сергей Доренко, какие у вас отношения с телевизором? Сергей Доренко: Вы знаете, я счастливо избежал телевизионной культуры, потому что никогда не смотрел. Так получилось. Виктор Ерофеев: Родители были хорошие? Сергей Доренко: Как-то мы на улице все время проводили. И мне стыдно ужасно признаться, я знаю некоторые сцены из "17 мгновений весны", я знаю, что Штирлиц проснется через 20 минут, но я не смотрел целиком даже этот сериал. Я вообще ничего не смотрел. Виктор Ерофеев: Андрей, вы смотрели Штирлица? Андрей Геласимов: Да, "17 мгновений весны" я смотрел. Виктор Ерофеев: Значит у вас плохая телевизионная культура. Сергей Доренко: Вовсе ее нет, и я считаю, что то, что я смотрю - это фильмы ВВС, "Энимал планет", которая исчерпывающе дает информацию о жизни нашего общества. И когда я был директором службы информации Первого канала, тогда - да, тогда мне приходилось конспектировать каждый репортаж, я писал заметочки карандашами, ручками просто постоянно. Виктор Ерофеев: Вы были директором, значит все-таки достаточно глубоко вошли в суть телевизионного дела. Оно полезно, само телевизионное дело или когда в него вглядываешься, оно все-таки ложное, лицемерное, опасное в любом случае? Сергей Доренко: Я хочу рассказать одну историю странную, которая произошла со мной, когда я был в Кении. Не в этот раз, я только что вернулся из Кении, а еще некоторое время назад. В одном поместье я спросил парня, который владеет этим поместьем: "Слушай, а почему у тебя нет телевизора нигде? Ведь к тебе американцы приезжают в это поместье смотреть животных, носорогов". Он говорит: "Ты знаешь, ко мне приезжают такие американцы, которые и дома не смотрят телевизор". "И ты никогда не смотрел?". "И я никогда не смотрел". "Но ты живешь в стране, где в соседних странах бывают бунты, революции, мало ли что?". Он говорит: "Если будет революция, мажордом мне скажет". Я говорю: "А, понял - у мажордома есть телевизор". "Нет, ну что ты, у мажордома есть радио". И вот у мажордома есть радио, если начнется революция, то ему будет сообщено. И когда я попытался его все-таки заставить, сказать: "Есть же визуальный ряд, ты должен представлять, как это происходит". Он сформулировал так, он сказал, что телевидение - это искусство для малообразованных классов. Вот эта его характеристика, пусть жесткая, пусть вызывающая желание полемизировать, она в общем очень точная. И вот почему. Потому что на телевидении вы пассивны, вы идете за людьми, которые пропагандируют вам не обычный стиральный порошок, они говорят: обычный стиральный порошок только идиоты применяют, есть порошок Икс, который надо применять и Игрек. И вот эти люди, они продают вам порошок. И в промежутках между порошком они исполняют с вами танец, где вы ведомый всегда, потому что вы не можете вмешаться. И этот телеведущий вас ведет то в вальсе, то в танго, то кидает через колено. Обычно этот телеведущий плохо образован, обычно не чувствует драматургии, обычно это посредственность, недотепа, который громко хохочет и острит на темы ниже пояса. И вот это и есть телевидение. Виктор Ерофеев: То есть чудак на букву "м". Сергей Доренко: Такой странный персонаж. Виктор Ерофеев: Андрей, у вас тоже такое мнение? То есть я оказался среди критиков телевидения. Андрей Геласимов: Я не думаю, что я так радикально настроен. В комментарий к мысли Сергея я хочу, я слушал и вдруг вспомнил слова Александра Адабашьяна. Его как-то спросили, чем отличается кино от театра. И он сказал, что в театре люди смотрят, а в кино людям показывают. И вот здесь то, о чем говорил Сергей, на телевидении действительно показывают, там нет возможности выбора, к сожалению, кроме выбора кнопки. Сергей Доренко: Сегодня кнопка одна. Это то, что я говорил кремлевцам, когда они брали под контроль телевидение. Я говорил: ребята, вы сделаете один канал, даже если их будет сто. Как было в советское время: был один телеканал, неважно, их было два, три, один телеканал и Радио Свобода. Виктор Ерофеев: Но тогда была глушилка точно. Сергей Доренко: Сегодня сделайте сто каналов, но поскольку они все однообразные, это все равно один канал. И сегодня у москвича, например, не хочу никого обидеть, есть в массе, не буду говорить об особо изысканных экземплярах, в массе - это "Эхо Москвы" и телевидение как единый канал. Вот и все. Каналов никогда не будет один. Вы сделаете все под одну гребенку, и все равно возникнет разговор на кухне в качестве второго канала. Виктор Ерофеев: А в Америке, где много каналов, где сто каналов, как там, Сергей, как вы думаете? Сергей Доренко: Там телевидение приобретает некую интерактивность. Потому что когда каналов 900, как у моего приятеля в Нью-Джерси, а у него 900, появляется некоторая возможность потреблять узконаправленные каналы, например, каналы, по которым готовят только жареные блюда, по другим только пареные блюда, а по третьему пиццу. Я утрирую чуть-чуть. Вообще идеал телевидения, на мой взгляд, и конечно, телевидение к этому придет через некоторое время - это телевидение в Интернет-эстетике. Первая потребность - получить вербализацию, понять, что. И потом выбрать из архива картинки. Картинка этого сегодняшнего события, чтобы вы видели, сами отмонтировали глазами и некоторая предыстория, пять-шесть сюжетов предыдущих. Это некоторая интерактивность, когда я сам могу влиять и монтировать сюжет об этом событии, мне позволят сказать себе - я понял. Не меня протащили в танце какие-то бесталанные идиоты, а я сказал - я понял, я сам смонтировал в силу своего скудного разумения. Виктор Ерофеев: И, тем не менее, вы считаете, как я убедился из нашего предпередачного разговора, вы считаете, что история видеоряда практически закончена? Еще раз поясните свою мысль. Сергей Доренко: Представьте себе такую сцену, как будто вы сидите у телевизора, а я сижу внутри телевизора. И когда я смотрю на вас: Виктор Ерофеев: Так было. Сергей Доренко: Так было, но я надеюсь, что я делал вкусно. Когда я сижу там, я думаю - на что нажать, на какую кнопку в вашем теле. Я хочу событь с вами, событийствовать. Я могу вызывать у вас разные чувства. Самые простые чувства для менее талантливых журналистов - это секс и страх смерти, больше ничего. Секс по существу тоже страх смерти, потому что попытка наводнить собою планету - это страх умереть. И вот они эксплуатируют страх. Первое, что они делают, вытаскивают руку из телевизора и включают на вашем теле кнопку "страх", она самая большая, самая заметная и самая легкая. Вот что делает телевидение. Виктор Ерофеев: У нас телевидение до Путина и было телевидением страха. Сергей Доренко: До Путина и во время Путина. В этом суть телевидения. А как привлечь человека, который в трениках ставит чайник, извините? Виктор Ерофеев: Только испугать. Сергей Доренко: Вы в спину ему говорите: давайте пожалеем кого-то. А он ставит чайник. А потом: стой, тварь, тебя убьют. Он сразу поворачивается, бросает чайник, садится и смотрит телевизор. Единственный способ. Как ты его еще купишь? Виктор Ерофеев: Давайте послушаем, что говорит о телевидении Владимир из Новосибирска. Владимир, вы смотрите телевизор? Слушатель: Здравствуйте. Я его не смотрю. Более того, недавно местное телевидение пригласило меня выступить, у меня есть опыт работы и на местном радио, и в местной печати, а тема была как раз связана с польско-российским мордобоем. Я отказался, потому что мне предложили всего четыре минуты. Ребята, но за четыре минуты ничего нельзя сказать. Они очень удивились. А дальше я пойду к сути нашего телевидения. Приятно было слышать, господин Доренко практически все сказал. Я слушаю радио, в том числе и Свободу. Самое смешное, очень интересные информационные врезки, очень емкие и очень качественные идут у нас в Новосибирске по коммерческим каналам FM, где в основном идет музыка, но и новости, в частности. Американцы недавно определили, что даже у них в Америке с их 900 телеканалами, все-таки 80% информации человек берет ушами. А что касается нашего телевидения: в новостных передачах есть одна отвратительная вещь и тоже с господином Доренко согласен - работают совершенные бездари. И люди, более или менее разбирающиеся в сути проблемы, видят, что текст об одном, а картинка совершенно другая. Мне ребята, которые воевали в Чечне, рассказывали, что сплошь и рядом показывали кадры войны в Афганистане. Кроме того, когда показывают так называемую чеченскую войну, человек хотя бы раз участвовавший, пусть даже в учениях, видит, что это все постановочные съемки - это не репортажные съемки. Виктор Ерофеев: Владимир, все-таки объясните, почему вы за четыре минуты не могли объяснить по поводу польских избиений? Мне кажется, что четыре минуты - это много на телевидении. Слушатель: Вы понимаете, на телевидении много, но для того, чтобы рассказать суть... Я сделал маленькое исследование: у меня есть знакомый, который тоже в проблеме разбирается. Четыре минуты - это примерно полторы страницы машинописного средства. Виктор Ерофеев: Что же получается, все-таки враг телевидение? Слушатель: Нет, я добавил бы к тому, что сказал господин Доренко, цитату из покойного Высоцкого: глупый ящик для идиотов. Есть такое приспособление, у нас оно в основном на кухне. Есть такое приспособление, что делать? Мне рассказывал профессор французский, ученый-иезуит Алексей Стричек, что многие знакомые во Франции из очень аристократических семей просто-напросто не имеют этот ящик у себя дома. Виктор Ерофеев: Это точно. Вообще умные люди говорят о том, что у них дома телевидение не работает, не принимается - это считается хорошим вкусом. Аня, нам пишет из Москвы, 26 лет: "Смотреть телевидение сегодня ужасно стыдно и обидно. Меня - зрителя - откровенно держат за быдло, если телевизионщики считают, что я буду кушать это. При том сами они всегда высокомерно говорят, что свою стряпню не едят. Смотреть можно только две программы - "Школа злословия" и "Апокриф". Виктор, не сочтите за комплимент - я искренне". Спасибо, Аня. На самом деле у нас много сообщений, я случайно скользнул взглядом, увидел ваш возраст и решил прочитать, а тут про "Апокриф" добрые слова. "Обе эти программы я давно не видела и мне без них плохо". Я знаю, что "Школа злословия" закрылась по разным причинам. Очень обидно. А "Апокриф" у нас продолжится осенью, так что, Аня, смотрите. Еще раз спасибо. Андрей, я хочу к вам апеллировать. Мне кажется, что телевидение - это море утраченных возможностей. Вот даже взять мой скромный "Апокриф": можно собрать семь гостей, поставить какую-то проблему, связанную с национальными ценностями, и обсудить ее таким образом, что зритель выберет того гостя, ту интонацию, ту интерпретацию, которая ему близка, а потом будет продолжать кухонные разговоры в семье. И вроде бы я ему ничего не навяжу, мне главное держаться таким образом, чтобы я ему был симпатичен. То есть я бы не вызывал таких чувств: вот пришел, сейчас будет всех учить. А мне думается, что наше телевидение, вообще мировое уходит от вопроса разнообразия плюрализма мнений. Тут Сергей абсолютно прав, оно навязывает, в результате чего мы говорим - телевидение это и это. А может быть телевидение могло быть другим? Андрей Геласимов: Причина же понятна, почему так происходит. То есть, конечно, хочется слушать талантливых, умных людей по телевидению. Сергей Доренко: То есть радио по телевидению. Виктор, ваша передача - это радио по телевидению. Виктор Ерофеев: Это правда. Хотя с другой стороны, когда она начиналась, меня встречали на улице и говорили: а мы вам видели по телевизору. Это тоже поразительно. Не понимали, что говорят, почему говорят. Телевизор - это как медаль, это как звание. Показали по телевидению - значит у тебя медаль. Сергей Доренко: Парень из телевизора - это круто. Виктор Ерофеев: Когда я с Дибровым иду, то девчонки за ним бегут и кричат: подпишите, подпишите. На меня не обращают внимания, потому что Дибров - это круто, а тут писатель какой-то рядом. Андрей Геласимов: То есть, сколько бы мы ни хотели хороших программ, все нормальные люди хотят таких программ. Там же существует продюсерский диктат и существует рейтинговый диктат и так далее. То есть, сколько стоит рекламная минута. Все равно будет много стирки разнообразной на телевидении. И по понятным причинам. Виктор Ерофеев: И пакеты порошка. Андрей Геласимов: Дальше вопрос, как к этому относиться. То есть как в жизни, фраза "враг или друг", мы же в жизни так не относимся ко всем людям. Это же диаметральные противоположности и между ними масса понятий, масса градаций. То есть друг, есть приятель, есть знакомый, есть хороший знакомый, есть человек, к которому я равнодушен, но я его знаю в лицо и езжу с ним в трамвае. Есть человек, которому я симпатичен или не симпатичен и только потом враг. И к телевидению мое отношение не друг и не враг, человек, с которым я какое-то время встречаюсь в трамвае и еду, и я к нему никак не отношусь. То есть когда мне надо, я включу телевизор. Виктор Ерофеев: Давайте послушаем звонок от Николая из Петербурга. Слушатель: Здравствуйте, одна из любимых программ. Что я могу сказать? Вот будут программы хорошие, телевизор будет другом, будут программы плохие - телевизор будет врагом. Будут программы никчемные, телевизор будет никчемным. Виктор Ерофеев: А можно, Николай, сделать хорошие программы? Какие ваши любимые программы, есть такие? Слушатель: Вы знаете, на вкус и на цвет товарищей нет. И смотрите, как много русских душ, а "Энциклопедия русской души" на всех одна. Виктор Ерофеев: Это правда. Очень тонкое замечание, кстати. Давайте послушаем звонок из Новочеркасска. Борис Павлович, как у вас с телевизионными программами? Слушатель: У меня много телевизионных программ, в том числе и украинские. Виктор Ерофеев: Какие вам больше нравятся - украинские или российские? Слушатель: Я смотрю все, совсем отвергать телевидение нельзя. Потому что лишаешь себя части информации. Например, в одной из публицистически-исторических передач я увидел вашего отца, и мне было очень приятно смотреть. У человека интеллект - сразу видно. Виктор Ерофеев: Какие приятные слова. Спасибо большое, Борис Павлович. Артем пишет из Вильнюса: "В ящике нет больше ничего живого и истинного, осталась только пропаганда, имитация и блатняк". Давайте, Сергей, вернемся к идее живого на телевидении. Возможно оно все-таки? Сергей Доренко: Я думаю, что многие люди, полагая, что телевидение должно быть их телевидением, ошибаются вот относительно чего. Друзья, скажу я, слушатели милые, дорогие, поверьте, посмотрите, кто пропагандирует, кто покупает больше и продает своих продуктов на телевидении? Телевизионное время для рекламы проанализируйте. На планете, это точно известно, больше всего телевизионной рекламы покупает "Проктер энд Гембл". "Проктер энд Гембл" продает порошки, средства гигиены, какие-то "уточки" для унитаза. Не продает никто маленькие компьютеры по телевизору, не продает никто серьезные экологические проблемы. Поэтому когда вы ждете, что придет ваше телевидение, отвечаю: бизнес-задача телевидения продать порошки, гигиенические пакеты и так далее. Поэтому ваше телевидение придет только тогда, когда будут узкоспециализированные каналы, когда возникнет некоторая интернет-эстетика, когда у вас будет возможность получать по интернету 20-30, когда проблема носителя снимется вообще. Вы же ходите на телевидение, где какая-то государственная лицензия существует. Если бы существовало 20-30 тысяч каналов открытых, возникла бы проблема контента, то есть чем заполнить эти каналы, а не проблема получить лицензию, какого-то цензора. Это технический прогресс принесет через пять-десять лет точно. И тогда вы станете выбирать контент. Потому что контент - содержание, носитель потеряем смысл, потому что носитель будет кругом, из розетки вы будете получать электрической, со спутника еще пятьсот каналов. Андрей Геласимов: То есть возникнет конкуренция здоровая. Сергей Доренко: Возникнет конкуренция контента, а не конкуренция носителя. Сегодня вы приходите на универсальные каналы, пусть их у вас будет даже девять или 15, это все равно скудный выбор, и каждый из них отстраивает свою программу так, чтобы продать вам порошок. И он должен вас не отпустить - вот их главное - не отпустить, держать за галстук. Андрей Геласимов: "Оставайтесь с нами!". Сергей Доренко: Это ущербность эстетическая. Она вызвана коммерческой задачей, главной сверхзадачей. И поэтому ваше телевидение может возникнуть только абсолютно случайно, если вы - средний человек из электрички. Но, к счастью, к сожалению, средний зритель этого радио - не средний человек из электрички, поэтому вы никогда не найдете свой канал, пока не будет интерактивного телевидения. Виктор Ерофеев: Давайте послушаем Екатерину из Петербурга. Слушательница: Добрый день. Я считаю, что вообще телевидение нынешнее обокрало молодое поколение. Фактически никто не показывает по телевизору для детей ни "В мире животных", ни "Клуб кинопутешествий", никакие программы, того же Марка Твена и кого угодно. И потому мы получаем маленьких жителей, которых ничего не интересует, которые не читают, которые ничего не хотят слышать. Виктор Ерофеев: Кстати, все пишут и ругают телевидение. Хоть кто-нибудь бы позвонил и сказал: я люблю наш телевизор, я обожаю. Позвоните, поддержите наше телевидение, а то все ругают. Катя нам звонила и говорила о том, что дети обделены телевизором, не показывают никаких детских передач. Андрей, а были действительно хорошие передачи? Вы, как детский писатель, в частности, потому что и взрослые книги пишете, считаете, что были хорошие передачи и могут ли быть хорошие детские передачи на телевидении? Андрей Геласимов: Радиослушательница сейчас упомянула, что отсутствует такая программа, как "В мире животных", но до этого Сергей говорил, что действительно есть программы ВВС о жизни животных, и они замечательные. Виктор Ерофеев: Чем передача должна отличаться, чтобы сказать - это лучшая программа. Сергей Доренко: Эти люди работают год, они используют такую оптику, чтобы влезть в пасть комару. Это очень трудно снимать. Комар сегодня хочет или жук, завтра не хочет. Это страшно трудно. Ночью, как они снимают львов. ВВС фантастически снимают. Виктор Ерофеев: Получается, что у нас халтурщики? Андрей Геласимов: Не знаю, но мои дети сидят и смотрят эти программы и не испытывают никакой ностальгии по отсутствующей "В мире животных". Мне кажется, что произошла очень серьезная замена. Дети очень сильно ангажированы в современную музыкальную культуру. Появились музыкальные программы, которые дети начинают смотреть с 9 лет и до 18-20 лет. Они внимательно смотрят MTV, МузTV и так далее. Существует субмир, как в подводной лодке. Виктор Ерофеев: На даче сидят двое детишек, пять лет, мальчик и девочка. Мальчик девочке говорит: "У тебя что - Нокиа?". Вот такие разговоры. Андрей Геласимов: В общем-то они не отстают от жизни. Телевидение играет в какой-то степени образовательную роль. Оно их так или иначе готовят к интеграции во взрослую жизнь, как бы она ни была цинично устроена. Но они получают необходимую информацию. Виктор Ерофеев: Может быть потому нет передач о детях, потому что дети не нужны телевидению, как еще не состоявшиеся потребители. Сергей Доренко: За отсутствием кошелька. Было бы страшно цинично и последовательно, правильно с точки зрения телевидения агитировать детей так, чтобы: дети, заставьте папу с мамой купить вот эту игрушку. Такая реклама должна идти. Виктор Ерофеев: Это подспудно получается. Сергей Доренко: А вы знаете, почему люди не позвонят и не похвалят телевидение? Потому что это мы беседуем по радио с жителями Сиона, который вне матрицы. Сейчас матрица сидит внутри телевизора. Сейчас все, кто смотрит телевизор, смотрит телевизор. А радиослушатели - это уже жители Сиона, это борцы с матрицей. Андрей Геласимов: А вы усматриваете как глобальную метафору - телевидение как матрица? Сергей Доренко: Конечно. Телевидение могло стать форумом, о чем Виктор не раз, а три раза за передачу сказал, почему же телевидение не стало форумом, форумом в древнем смысле, форумом, где люди могут обсуждать наболевшее. Виктор Ерофеев: Подумать о тех ценностях, которые действительно разрушены и которые надо создавать заново. Сергей Доренко: Но эстетика телевидения - это видеоэстетика, а не вербализация. Форум обязательно должен быть связан с вербализацией. Виктор Ерофеев: Иначе говорящие головы. Сергей Доренко: Это радиотелевидение, это не телевидение совсем. Давайте посмотрим, к чему эстетика видео привела. На мой взгляд, очень характерно. Андрей Геласимов: Все журналисты начали ходить в кадре. Сергей Доренко: И смотрите, я не телевизионные примеры приведу. Тарантино снимает "Убить Билла" первый, второй, третий. Там уже кризис визуализации наглядно показан Тарантино в том, что он подает клюквенный сок - кровь из брандспойтов. Уже крови мало, пятен крови недостаточно, а кровь брызжет из брандспойтов под давлением каждый раз. Европейцы говорят: мы гораздо больше эстеты, мы никак не можем делать как Тарантино. Мы, безусловно, высокого класса люди, и мы будем совокупляться полтора часа в кадре. Вот этот последний фильм, который был показан на фестивалях и сейчас продается за 120 рублей в московских переходах, ровно полтора часа идут диалоги во время совокупления. Все, больше нечего показать. Виктор Ерофеев: Если здесь посмотреть с другой стороны. Если Тарантино выплескивает столько сока, то может быть мы уже подошли к той стене, когда этот сок перестает быть интересным и начнется новое кино? Сергей Доренко: Не начнется новое кино. Сейчас, мне кажется, актуальность эстетическая ушла в вербализацию и снова в книгу и снова в радио. Почему? Потому что перед вами непрерывно мелькают картинки, в какой-то момент вы в отчаянии, потому что никто не назвал вещи. Это мир цветов, цветных пятен, вот этих экзистенциальных сартровских цветных пятен, которые бесконечны. И в конце концов вы говорите: а слово можно услышать? То, что я увидел - что? Это несет мне что? А что это несет моим детям? Это как что, а потом что? Нужно слово. И это слово - вербализация, и она телевидению абсолютно недоступна. Потому что единственное слово - это: порошок обычный - дерьмо, купи порошок Икс. Вот и все. И понимаете, слово должно быть сказано по радио, должно быть сказано на иных форумах, а радио - это форма форума, и в книгах. Виктор Ерофеев: Давайте мы послушаем Вадима из Москвы, может быть он поддержит телевидение. Слушатель: Добрый день, Виктор. Вообще я являюсь вашим сторонником до определенного лимита. Есть общий знаменатель, чтобы придти к общей оценке всех явлений, в том числе и телевидения - это нравственность. Вот вы для меня пока остаетесь нравственным человеком, но Сергей Доренко никак не может оставаться нравственным человеком. То его с Березовским: Давайте измерять все нравственными категориями. Мы знаем с детства, что такое хорошо и что такое плохо. И вот тогда мы все будем едины. Виктор, я вас к этому призываю. Сергей Доренко: Мне очень жаль вас разочаровать, я с Березовским сегодня говорил по телефону и вчера тоже, а позавчера я собирался к нему в Лондон полететь, но не полетел, потому что растянул ногу. Когда вы говорите "он то, он то", он не "то", он все время одно и то же. Виктор Ерофеев: Теперь давайте перейдем к такому вопросу. Андрей, вы смотрите новостные передачи. Андрей Геласимов: Время от времени. Виктор Ерофеев: Огромное количество народа, которое написало нам свои критические соображения насчет телевидения как по пейджеру, так и на сайт, говорит о том, что смотреть нечего, потому что телевидение стало державным, суперпутинским. Вы согласны с этим мнением? А может быть это неплохо, что телевидение стало положительным? А может быть слишком раньше было катастрофическим? Ваши соображения? Андрей Геласимов: В некотором смысле ощущается определенная тенденция, наклонности, появляются новое имперское сознание и так далее. Я для себя еще до сих пор не решил - имперское сознание - это хорошо или плохо. Я так мучаюсь, то я думаю, что мы должны быть империей, то я думаю, что империя должна рухнуть. И вот в зависимости от этого я отношусь к новостным выпускам. Мне не очень нравится разжигание патриотизма, которому следуют некоторые вещи. Это - да. Виктор Ерофеев: Как вы относитесь к такому сообщению, что открыта новая домна, распахали новое поле? Андрей Геласимов: Объясню, как я отношусь. Я бы относился нормально и радостно, если бы точно знал, что нефтеденьги, которые страна зарабатывает за последние год-полтора, что эти нефтеденьги действительно идут в экономику, в сельское хозяйство и так далее. Но я твердо знаю, что этот репортаж заказной. Это ощущение меня не покидает никогда. Поэтому я не отношусь никак к этому репортажу. Я знаю: продюсер получил задачу, он снял, кто-то получил зарплату, разбежались, новостной выпуск вышел в эфир. Виктор Ерофеев: Ваше мнение, Сергей? Сергей Доренко: Было такое поучение тайгуна, великого советника Вэна Западной Чжоу перед тем, как она начинала войну за господство в Поднебесной, в Китае древнем. И когда его спросили, что же делать с большим, великим, всеобъемлющим, как сегодняшний Путин на телевидении, тайгун сказал: необоримое, большое, дай большему стать еще больше, и оно рухнет само. Дай большому стать еще больше, и оно само рухнет. Поэтому утрированная путинизация телевидения ведет к тому, что рухнет. И поэтому мы должны как тайгун мудро сказать: пусть оно станет еще больше. И очень хорошо. С точки зрения агитации, есть два способа агитации - это вовлечение, я, например, никогда не скрывал своей вовлеченности, и в этом смысле ангажированности в процессы. Например, я призывал к войне в Чечне, я призывал к немедленному уничтожению Басаева и всех бандитов, кто резал головы англичанам, новозеландцам, крал людей, торговал героином, я требовал немедленно наказать их. И я сам жил в окопах в подтверждение своих слов. Я с Казанцевым в окопах сидел, в отличие от всех этих модных задниц, которые увещевали из Москвы, а я в Чечне был. Но я был вовлечен, я стоял рядом с солдатами и кричал, я стоял у пушек и говорил. И в этом смысле попытка сказать: давайте мы с вами вместе, вы и я, делаем это - это попытка вовлечь, сделать людей членами идеи, партии в известном смысле. Это один способ. Почему я должен был так делать? Я просто натура такая. Потому что мы знали, если мы будем вовлекать в свою идейную парадигму, то Гусинский вовлечет в свою идейную парадигму. Была конкуренция, худенькая, бедненькая, но была конкуренция. Я когда руководил новостями, для меня была трагедия. Приезжает корреспондент без двадцати шесть, и я ему говорю: "Быстро в шестичасовой выпуск". Он говорит: "Я не успею отмонтировать". Я говорю: "Плевать. Хоть тушкой, хоть чучелом ты дашь это в шесть, потому что Гусь выдаст это в семь на НТВ. Пошел! Вперед!". И человек несся, потея, выдирая волосы. Я не мог допустить, что у меня есть материал, а Гусь раньше меня выдаст на НТВ, не имел права. Была какая-то конкуренция. Они пытались вовлечь в свою идейную парадигму, мы пытались вовлечь в свою идейную парадигму. Абсолютно искренне к тому же. Я под каждым словом подписываюсь, я верю во все, что я говорю. А сейчас идет другая тенденция - отупления, такого счастливого отпуления из Олдоса Хаксли "Прекрасный новый мир", сома, то, что они потребляли наркотик, который делает их счастливыми. Андрей Геласимов: Делается общество потребления. Формируется таким образом. Сергей Доренко: Да, этот телекран из Оруэлла. Вы просто должны смотреть и переваривать многими желудками, как корова одно и то же месиво. Путин летит на бомбардировщике. Зачем? Куда? А он что, учился этому? Какого черта он туда поперся? А он тоже продает вам стиральный порошок. Потому что он занимается пиаром. Мы прекрасно знаем, что если бы не было первого пилота, то этот бомбардировщик немедленно бы рухнул. Но в пиар-проекте это красиво - Путин летит на бомбардировщике. Домны воздвигаются, эрегируются из земли, хлеба тучные. Виктор Ерофеев: В стране все в порядке. Сергей Доренко: И только международный терроризм, злодейский заговор - это все из заграницы. Мы-то здесь счастливые в обнимку живем, а из заграницы пауки подлые. Виктор Ерофеев: Даже поляки и то мешают. Михаил Борисович из Краснодарского края, как у вас отношение к телевидению? Слушатель: Здравствуйте. У меня два предложения: десять секунд на этику и десять на эстетику. Значит, по этике. Еще полтора месяца два назад по телевизору очень хвалили самолет ИЛ-96, говорили, что это самый безопасный самолет в мире - за 20 лет эксплуатации было всего одно ЧП. И вдруг такая пиар-кампания. Я допускаю, что тормоза не самые совершенные, но тут его сняли с эксплуатации. Остановили даже самолет президента. Мне кажется это пиар-кампания по дискредитации и отмене 25% пошлины на закупку зарубежных авиалайнеров, где многие хорошо бы нажились. По эстетике. Самая неудачная реклама за всю историю телевидения - это Елена Ханга с порошком. Словно сюжет из театра юного зрителя, где главная героиня Баба Яга. Виктор Ерофеев: Ясно, Михаил Борисович. Спасибо вам за такое мнение. Мы так и не дождались звонка от человека, который закричал бы: я люблю наше телевидение! Может быть сейчас как раз Владимир Сергеевич из Петербурга это скажет. Слушатель: Здравствуйте, господа. Я хотел обратить внимание вот на что: в вашем разговоре о рекламе не прозвучал элементарный холодный расчет. Некоторые по-прежнему считают, простаки, что за рекламу платит рекламодатель. На самом деле цена очень дорогостоящей телевизионной рекламы включена в цену товара. И если реклама занимает львиную долю в цене товара, то на обеспечение прочих достоинств, на обеспечение их качества не хватает ресурсов. Поэтому телевидение рассчитано на простаков, не умеющих считать. Если они будут покупать самые рекламируемые товары, далеко не самые лучшие, мы будем иметь такое телевидение. Виктор Ерофеев: Владимир Сергеевич, а у вас есть какая-то любимая программа? Слушатель: Возможно, по телевидению есть хорошие программы, но я не включаю, потому что я боюсь отравиться. Виктор Ерофеев: Боязнь отравы - точно. Михаил спрашивает: "Скажите, пожалуйста, как используется 25 кадр в телевидении и как от него уберечься?". Сергей Доренко: Не используется. Андрей Геласимов: Я сейчас вспомнил, что меня больше всего раздражает. Сергея политические вещи раздражают на телевидении. Сергей Доренко: Вообще все, потому что Регина Дубовицкая и все, что ниже пояса тоже. Андрей Геласимов: Я сидел, долго вспоминал, я человек толерантный, но меня сильно раздражает сетка киновещания. Вот тут я готов пойти с дубиной. Они иногда показывают шедевры, но они все идут после часа ночи или в два часа ночи. Идет лучшая американская классика 60-70 годов и то, что очень хочется посмотреть, но спать же охота. И не все запишешь. Я забываю иногда включить ДВД-рекодер и не записываю, пропускаю, потом ругаюсь. Последний пример - Такеши Китано "Куклы". Я его пропустил позавчера. Сергей Доренко: Он же продается за 120 рублей в переходе. Андрей Геласимов: Я его хочу в телевизоре посмотреть, дома вечером. Виктор Ерофеев: Я, конечно, понимаю, что вам уже надоело отвечать на эти вопросы, но потом мне скажут, что я не читаю все сообщения. "Доренко, вам не стыдно за осень 98 года?". Сергей Доренко: Нет, я горжусь своей "болдинской осенью". Считаю, что 15 моих программ - это 15 серебряных пуль, поразивших вампиров, и горжусь каждым словом сказанным и готов повторить каждое слово. Виктор Ерофеев: Юрий Владимирович из Волжского, по-моему, вы наш постоянный слушатель. Здравствуйте. Ваше отношение к телевизору? Слушатель: Телевидение больше стало враждебно по отношению к своему собственному народу, на мой взгляд. Единственное, что еще какой-то отдушиной служат передачи на местном телевидении. Скажем, у нас в Волгоградской области есть, что посмотреть. Но все сейчас направлено на подавление нашей промышленности, нашего научного потенциала и так далее, на издевательство над армией, кстати, в этих американских фильмах. Относительно Радио Свобода: у нас Радио Свобода идет без помех, но немножко вы виноваты сами, что мало используете диапазон 25 и 31 метра больше на 16 и 19 в это время. Виктор Ерофеев: Будем иметь это в виду. Спасибо. Мне тоже досталось, Сергей, не думайте, что только вам. "Великий русский писатель стал приспособленцем. Полное отсутствие искренности". Но не подписались. Лев из Москвы, здравствуйте. Слушатель: Добрый вечер. Я, к сожалению, включился буквально минут десять назад в вашу передачу. То, что, конечно, телевидение современное для меня лично как сплошной "Бандитский Петербург", некуда ни глаз, ни ухо приткнуть. Одна отдушина - это Радио Свобода. А смотрю я в основном передачи о животном мире, есть на ВВС хорошие, замечательные передачи. Виктор Ерофеев: Это очень приятно, что вы поддерживаете эту тему. Слушатель: Когда-то Сергея Доренко слушал с удовольствием. Был единственный человек, кто голос на Лужкова поднял. Ничего хорошего. Телевидение направлено на оглупление подрастающего поколения. Потому что умное поколение правителям опасно и не нужно. Всем привет. Виктор Ерофеев: Спасибо, Лев, спасибо за добрые слова. У нас еще Стас из Москвы звонит. Слушатель: Добрый день, Виктор. У меня такой вопрос старого человека: а что мешает "Голосу Америки" картинку сделать и вещать ее на Москву? Я с удовольствием заплатил бы за канал Свободы с картинкой. Телевизор, либо на какую-то кнопку из моего аппарата. Виктор Ерофеев: Понятно. Хорошо, рассмотрим такое предложение. Сергей Доренко: Это технически пока трудно. Мы ведь все мечтаем об этом. И проблема носителя и контента, с чего мы начинали передачу. Сейчас есть контент некий, который идет сейчас по радио, вот этот контент, содержание, наполнение, извините за терминологию телевизионную, его можно разместить на носителе телевизионном тоже. Но для этого мы могли бы как-то, может быть в боксерских перчатках, нужно было бы видеоряд организовать. Виктор Ерофеев: Или в шлемах. Сергей Доренко: С дубинками. Но нужно получать лицензии, нужно обращаться в правительство. Эта система когда будет взломана наконец, техникой она будет взломана, полноценное будет телевещание через сети Интернет, которые будут раздаваться в свою очередь и через спутники и через кабели и через розетку вашу электрическую и по спутнику на любую простую тарелку, вы будете получать тысячу, двадцать тысяч каналов, тогда станет острой не проблема носителя, не министр будет какой-то определять, чему идти, а чему не идти, а вы станете директором собственного телевидения. Правда, придется поработать недельку, из этого контента перелопатить, посмотреть, что вам подходит, создать некую компьютерную версточку, и у вас будет свой собственный канал, на котором будет Виктор Ерофеев, у него будет собственный канал, у меня будет еще какой-то собственный. А вы нас сверстаете, и у вас будет собственное телевидение. Виктор Ерофеев: Дима пишет: "Оптимизма Доренко не разделяю, много каналов не дадут плюрализма, они по сути все одинаковы, как один растянутый в пространстве. Можете и одного канала хватить, не надо 900 для умного человека". По-моему, Сергей на этот вопрос ответил. Дима, вы пишете: для умного человека. Осторожно, не все тут равны. А как же мы поступим с не очень умными людьми, такие люди тоже иногда бывают. Кстати говоря, тот самый милый слушатель, который написал о приспособленчестве, расскажите, в чем приспособленчество, может быть я действительно что-то делаю не так. Было бы интересно. Что все-таки, на ваш взгляд, нужно, Андрей, много каналов, как предлагает Сергей, или другие есть предложения? Или вообще не смотреть никому телевизор? Андрей Геласимов: Понимаете, все зависит не столько от телевизора, сколько от того, кто сидит перед ним, мне кажется, дело в реципиенте. То есть если вы спрашиваете меня, то мне телевидение не очень нужно. Но, я так понимаю, что 90% населению этой страны телевидение очень нужно. Очевидно, сколько каналов ни сделайте, столько им и надо. Сергей Доренко: А Калифорния, которая выбрала Терминатора, не смотрит телевизор? Не только в этой стране дело. Виктор Ерофеев: Николай из Санкт-Петербурга наконец сказал что-то доброе: "Конечно, телевизор - это одно из величайших достижений человеческой мысли. У много хороших программ, много хороших ведущих. Но мы все знаем о ложке дегтя в бочке меда". Есть какой-то оптимизм? Сергей Доренко: Есть оптимизм. Очень хорошо было сказано, Андрей сказал, что проблема выбора, когда станет ключевой. Представьте себе, что перед вами 20 тысяч фотографий, что проще, сейчас фотографий хватает. И творческий акт начинается с выбора, а не с фотографирования. То, что делал художник - это уже бог с ним, это некий акт, который за скобками. А творческий акт в выборе, творческий акт в верстке. И вы - реципиент - становитесь творцом собственного канала. Но для этого нужно, чтобы контента было чертовски много, и чтобы проблема носителя была снята. И вообще настаиваю: сейчас время разговора, а не видеоряда. Слишком много мельтешни визуальной, пора произнести слово. Виктор Ерофеев: Владимир из Санкт-Петербурга пишет, что смотрит ТВ с пяти лет. "Сейчас буду смотреть Максимовскую. А перед этим прочитал российскую прессу, европейскую, израильские, газеты США". Владимир все успевает. А Доренко передает привет. Спасибо. Вы видите, что поругали телевидения, но, тем не менее, предмет богатый. И есть возможности соединить это телевидение наше с Интернетом, если не оглуплять людей. А мне кажется, что оглупление людей - это оглупление прежде всего власти. То, наверное, что-то может получиться и положительное. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
