Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[26-02-04]
Документы прошлогоРедактор и ведущий Андрей Бабицкий Москва в 1867 г. по агентурным запискам обер-полицмейстера. Проблемы преступности в письмах граждан Ворошилову 1960 г. "Дело" старшего лейтенанта Дивщепольского 1969 г.МОСКВА В 1867 Г. ПО АГЕНТУРНЫМ ЗАПИСКАМ ОБЕР-ПОЛИЦМЕЙСТЕРА Все агентурные записки о происшествиях в Москве имели гриф "секретно". На первом документе, предлагаемом Вашему вниманию, не указана дата. Ответ на него был получен полицмейстером 23 марта 1867 г. В одном из донесений упоминается процесс по делу Березовского. Речь идет о польском эмигранте Антоне Березовском, который совершил покушение на российского императора Александра Второго. Это случилось в Париже, 6 июня 1867 года во время посещения Александром Всемирной выставки. Березовский был арестован и предан суду. Процесс имел большой резонанс, журналисты и адвокаты выступали в поддержку Березовского, рассматривая его выстрел как акт справедливого возмездия за порабощенную Польшу. Суд присяжных приговорил поляка вместо казни к пожизненной каторге. "В Москве, в Тверской части, 4 кв. в доме Мамонтова, помещается Лоскутный трактир, с особыми при нем номерами. В номерах этих квартируют преимущественно студенты и вольные слушатели Московского университета, которые проводят время с приходящими товарищами и знакомыми своими в Лоскутном трактире, и таким образом трактир этот сделался местом разгула, разврата и разных своевольных поступков молодежи. Недавно в нем гг. Дмитриев, два брата Потемкиных, Берг, Данилов, Левинсон и Акимов, при ссоре со студентом Ахумовым, вознамерясь прибить его, вынимали из карманов кистени. Вообще, собирающаяся в этом трактире, находящемся вблизи Университета, молодежь, поступками своими наводят подозрение в составлении ими общества зловредного в нравственном и политическом отношении. Приняты меры к надлежащему наблюдению". "Между крестьянами и в особенности прислугою здешних трактиров распущены поляками злонамеренные слухи: что по случаю спасения 25 мая жизни государя императора, всем крестьянам будут прощены за три года подати; некоторые служители трактиров, уроженцы Ярославской губернии, говорят, что они имеют сведения с родины, что и там распространены такие же слухи и что их спрашивают деревенские земляки: слышно ли что за три года не будем платить податей и оброков? Надо полагать, что эти слухи распускаются там выехавшими отсюда, после университетских экзаменов поляками или им сочувствующими молодыми людьми. 8 июня 1867 г." "Напечатанный в газетах отчет о процессе преступника Березовского сделал здесь чрезвычайно тяжелое впечатление и глубоко потряс народные чувства во всех слоях общества. Речь адвоката Араго, наполненная клеветами на наше правительство, его публичное порицание наших законов, цинизм, с которым он мотивировал совершенное Березовским преступление, наконец, проглядывающая в судейских вопросах какая-то нерешительность и сдержанность и неслыханная дерзость ответов преступника о своем государе: все это затронуло народную гордость и возбудило к Франции негодование; некоторые исход процесса приписывают даже влиянию тамошнего правительства и его затаенным враждебным к нам чувствам; в суждениях, происходящих по этому предмету, слышатся резкие порицания о тех русских, которые после нанесенного нам процессом Березовского оскорблений, остаются там. 17 июня 1867 г." "20-го сего июля, во время спектакля в Малом театре капельдинер театра Кондратьев заявил дежурному частному приставу Постовскому, что прибывший в театр ученый рисовальщик Иван Константинович Иванов отдавал ему для сбережения свое пальто и говорил, что в пальто находится револьвер, на что он Кондратьев не согласился принять этого пальто. По изысканию оказалось: ученый рисовальщик Иванов... отдавал капельдинеру Кондратьеву свое пальто с револьвером, но Кондратьев не принял, и так как он живет недалеко от театра, то тотчас же отвез револьвер домой и отдал оный дворнику; револьвер этот только что взят им у знакомого книгопродавца Салаева и был не заряжен. Книгопродавец Салаев подтвердил, что Иванов заходил к нему того же числа в 5 часу по полудни и, узнав, что у него находится револьвер, попросил испробовать его на своей даче, в селе Останкине. Взяв револьвер, Иванов отправился от Салаева вместе с литографом Чулановым на полевой двор купить фейерверк для своей дачи, откуда заезжал к Чуланову в квартиру, где и оставил фейерверк, а в 9 часу зашел в театр, забыв, что при нем револьвер. По осмотру револьвер найден незаряженным. Иванов и Салаев известны как люди нравственные и патриоты, почему нельзя предполагать, чтобы означенный револьвер был Ивановым принесен с собою для какой-либо неблагонамеренной цели. Июля 25 дня 1867 г." "По поводу газетных сведений о приглашении будто бы турецким султаном государя императора в Константинополь, в народе ходят тревожные мысли. Публика опасается, что его величество, движимый чувством глубоко сострадания к христианам, бесчеловечно угнетаемым на Востоке, с целию облегчения их участи, примет это приглашение, и снова с рыцарским доверием отдастся нации и ее государю, всегда враждебных духу правления и религии, основывая эти убеждения на совершившимся уже факте высокого самоотвержения его величества, принесенного для блага и спокойствия целой Европы, поездкою в Париж. 25 августа 1867 года". "В народных суждениях начало вновь проявляться негодование к полякам. Слышатся то воспоминания о прежних их кознях и интригах противу всего русского, то о вмешательстве в дела христиан на Востоке, где они появляются в рядах турецкого войска, или шпионят между христиан..., распространяя всюду вред и ухищрения к пагубе и поражению единоверного с Россиею народа. Молва народная обвиняет их даже в кознях и противодействиях в делах займа, предполагаемого Россиею в Англии, стремлении к подрыву кредита и доверия на биржах Парижской и Амстердамской различными вымыслами и предоставлением в угрожающем положении сближение России с Пруссией и сочувствие к первой Америки. При этих рассуждениях слышатся толки, что не смотря на все злоумышления поляков, они терпятся среди России и в руках многих из них находятся даже влиятельные места управлений. 31 августа 1867 года". "В Московский окружной суд весьма часто вызываются полицейские штаб и обер-офицеры для дачи свидетельских показаний, по уголовным делам, начинаемым полициею. Офицеры эти, являясь в суд в присвоенных им мундирах, входят в судейскую камеру и выводятся оттуда судебным приставом, помещаются до снятия с них показаний в особые комнаты и отдаются под надзор; во время снятия показаний им не дозволяется сидеть, а между тем некоторые защитники по делам и в особенности князь Урусов, предлагая им вопросы, постоянно сидят, и принимая небрежные формы, заставляют гг. офицеров стоять перед собою по нескольку часов. Такое исключительное положение, установившееся здесь для полицейских офицеров, роняя их в глазах публики, отражается весьма невыгодно на полиции. Публичное профанирование административного лица судебною властью, как бы благовидно оно не совершалось, не может пройти бесследно и непременно ведет к подрыву власти, начинающемуся неуважению к ней. Осязательным доказательства этому начинают уже проявляться, что подтверждает недавний случай. 4-го сентября, в 10 часу вечера, полицейскими городовыми задержаны четверо воров, при взломе ими магазина Прусакова. Люди эти были представлены в контору 2 квартала Тверской части и когда квартальный надзиратель составлял о происшествии акт, то они нагло смеялись над надзирателем, говоря между собою: "Садитесь, робята, а он еще постоит у нас в Окружном суде", и затем один из них начал всячески ругать надзирателя. 14 сентября 1867 г." ПРОБЛЕМЫ ПРЕСТУПНОСТИ В ПИСЬМАХ ГРАЖДАН ВОРОШИЛОВУ 1960 Г. "Председателю Президиума Верховного Совета СССР тов. Ворошилову К.Е. В последнее время число преступлений и нарушений общественного порядка в нашей стране сократилось. Большую роль в этом сыграли решения Партии и Правительства с привлечением общественности к борьбе с этими позорными явлениями. Но это относиться, на наш взгляд, к незначительным преступлениям. К таким преступникам и нарушителям общественного порядка можно относиться гуманно, брать их на поруки для перевоспитания коллективом. Однако, все еще остается значительным количество зверских преступлений, которые позорят наше общество, строящее коммунизм. К таким преступникам не может быть пощады. Нас до глубины души возмутило преступление, о котором сообщено в заметке "Звери", помещенной в газете "Акмолинская правда" (вырезку с этой газетой мы прилагаем к нашему письму). Случаи зверских убийств советских граждан есть и в нашем городе Кургане. Сообщение об одном преступлении мы посылаем в вырезке из нашей областной газеты "Советское Зауралье". Много заметок о зверских убийствах дружинников, общественников и других честных граждан нашей страны помещают газеты "Комсомольская правда", "Советская Россия" и другие. Эти убийцы - звери, выродки; для них нет ничего святого. Их нельзя жалеть, проявлять к ним гуманность. В тяжелые годы для нашей Родины, как это было, например, во время Отечественной войны, эти подонки шли в полицаи, становились врагами Родины, зверски издевались над советскими людьми. Но в те годы им не было пощады. Их судили и казнили публично через повешение в тех городах, где они зверствовали. Чем же отличаются убийцы... честных граждан нашей страны от врагов народа, от изменников Родины времен Отечественной войны? Они также поднимают свою руку на наш строй, на наши порядки, на наших людей, борющихся за искоренение всего плохого из нашей жизни. Они также враги нашего народа. Их и им подобных нужно судить открытым массовым судом и казнить публично через повешение перед глазами жителей тех городов и сел, где они совершили преступление, чтобы другим было неповадно идти по их преступному пути. Сотрудники группы пищевой промышленности конторы "Курганпромстройпроект" Силинский, Грязных, Кузовкина, Бачурина, Жаркова, Белых, Кнутарева, Шмакова". "В Президиум Верховного Совета Союза СССР Клименту Ефремовичу Ворошилову. Сегодня в нашем городе хоронят двух маленьких детей тов. Когабаева, зверски убитых 23 марта 1960 года в доме № 43 по ул. Ленина. Просто не хватает слов для выражения скорби и возмущения! Убивать детей могут только изверги! Да разве это единственный случай зверства?! Убийство гражданки Беляевой и ее 9-летней дочери, произошедшее 27 января 1960 года по улице Казахстанской, д. № 123. А убийство гражданином Шандыбаевым в поселке Нуринск Абишевой Фатимы, тяжелое ранение ее 11-летней дочери и матери; убийство гражданки Клейма по ул. Костенко, д. № 3, сопровождавшееся грабежом. Это лишь наиболее зверские случаи убийств. Разве люди способны на такое изуверство?! Нет, это не люди, это звери и им не место среди нас! А сколько людей грабят, калечат, режут, всех мастей убийцы, грабители, злостные хулиганы! Сколько это еще будет продолжаться?! Наши законы слишком мягки, слишком гуманны. К смертной казни приговаривают лишь в исключительных случаях. И очень жаль. Давно пора уничтожить бандитскую нечисть! Не только за убийство, но и за покушение на жизнь человека может быть одна мера ответственности - смерть! Смерть все негодяям, убивающим и калечащим наших людей! Смерть грабителям, насильникам, всем, кто держит нож в кармане и подымает его против граждан нашей Родины! Преступники осмелели и распоясались. Они знают, что расстрел - исключительный случай, а о заключении они отзываются так: "Лагерь - мой дом родной". Если бы Вы, Климент Ефремович, побывали среди наших людей сейчас, то убедились, что наш добрый, справедливый народ разъярен так, что попадись эти мерзавцы ему в руки - они бы болтались на фонарных столбах! Хватит воспитывать негодяев! Гуманность нужна народу, а не кучке преступников! Нам надоело бояться, мы хотим жить в городах и селах, как у себя дома. Законы должны быть изменены. Дружины по охране общественного порядка не в состоянии что-либо сделать в борьбе с убийцами и вооруженными бандитами, хулиганами. Климент Ефремович! Мы убедительно просим Вас принять все меры к тому, чтобы наши законы действительно отвечали требованиям трудящихся. г. Караганда. 26.III-1960". Под письмом стоят 215 подписей Советская армия была истнитутом, куда не так легко было попасть. Как ни страно, по всеобщему убеждению, жизнь офицера была стабильной и обеспеченной. В реальности дело обстояло несколько иначе - в армии, как и в любой другой области, для продвижения по службе требовались прежде всего хорошие связи. Обычным рядовым офицерам после военных училищ зачастую приходилось годами прозябыть в провинциальных военных городках с неустроенным бытом, не имея никакой надежды на продвижение по службе. Уволиться из армии было почти невозможно и молодые офицеры, желавшие получить увольнение на гражданскую службу иногда прибегали к крайним мерам - либо уходили в безудержное пьянство, либо пытались вызвать у начальства сомнения в своей благонадежности. Вторым способом, по всей вероятности, и воспользовался герой нижеследующей эпистолярной эпопеи. "Когда кончится это паскудство в нашей славной Советской Армии": "ДЕЛО" СТАРШЕГО ЛЕЙТЕНАНТА ДИВЩЕПОЛЬСКОГО 1969 г. "Товарищу Косыгину А.Н. Обращаюсь к Вам, ибо обращаться к нижестоящим руководителям абсолютно бесполезно. Я, старший лейтенант Дивщепольский Валентин Игнатьевич, люблю очень свою великую Родину, абсолютно предан ей и готов умереть самой жестокой смертью за нее. Дайте мне возможность это доказать и Вы в этом убедитесь. Но до каких пор я буду сушиться в этой паршивой Туркмении (такого названия она вполне заслуживает, за 9 лет я в этом убедился)? До каких пор я буду вариться в собственном соку на 40-50? жаре? До каких пор я буду жрать дохлятину и страдать от жажды? Где же она наша советская справедливость? У меня нет "волосатой руки", которая бы меня вытащила в Москву или Киев, или в любой другой город и даже деревню полосы умеренного климата. У меня нет отца, он сгорел на костре инквизиторов-гестаповцев. Он смело смотрел в глаза смерти. Так почему я не могу посмотреть смело в глаза самой справедливой партии и самому справедливому Правительству? Нет, есть предел самому идиотскому терпению! Я уверен в Вашей справедливости, но даже если меня за мои абсолютно правдивые слова ждет каторга, я ни о чем не жалею. Я уже отбыл 9 лет туркменской каторги, и меня запугать нечем. Каждый патриот своей Родины должен быть и ее гражданином. Я даже не имею возможности видеть своего сына потому, что для него убийственна эта жара. От меня сбежала первая жена потому, что видела безнадежность моего положения. Годы идут и никаких надежд на перевод или, хотя бы, на увольнение. Уверен, скоро сбежит и вторая. Когда кончится это паскудство в нашей славной Советской Армии (блат, семейственность, карьеризм), что одни приживаются как коты в тепленьких местечках за широкой спиной родственников, а другие даже не имеют возможности поступить в Академию потому, что некому их заменить (никто не желает служить в Средней Азии)? Значит одних можно заставить приказом служить в каторжных условиях бессрочно, а других нельзя тем же приказом перевести сюда хотя бы на 3 года. Вы своим отношением к офицерам убиваете в нас веру в справедливость и человечность. Я жду Вашего решения, даже если это будет приговор на пожизненную каторгу. По крайней мере, я буду знать, за что отбываю ссылку. Шевченко - тот хоть знал, за что его сушили в пустыне. Начальник 3-го отделения техбатареи в/ч 97637, старший лейтенант Дивщепольский В.И., местечко Ак-теке Ашхабадской области, в Туркменской ССР с 1960 года. P.S. Если Вы все решите справедливо, согласен служить в любой точке Советского Союза, исключая Казахстан, Азербайджан и Среднюю Азию. В случае, если на мое письмо не будет никакой реакции, один экземпляр его будет доставлен в посольство одной из буржуазных стран. Дивщепольский". Прошло 15 дней и Дивщепольский направил новое письмо Косыгину. "Товарищ председатель Совета Министров СССР, 1-го июля с.г. я, старший лейтенант Дивщепольский, на Ваше имя написал письмо с целью выяснить, когда нормализуется положение с переводом офицеров из районов с жарким климатом. Я признаю себя виновным в том, что письмо написано в недопустимо грубой форме. В конце письма была приписка, которую я написал с единственной целью: получить как можно скорее ответ на письмо. И только. Никакого третьего экземпляра письма у меня нет, и я бы никогда не позволил себе такой провокации. Эта приписка сделала свое дело. По поводу письма приехал из Москвы полковник Яшин. Я имел с ним беседу. В итоге он считает меня антисоветчиком, врагом народа и т.д. Я понимаю, что после такой характеристики меня ждет суд военного трибунал. Как минимум. Я убедительно прошу Вас дать мне такое задание, чтобы я хотя бы и ценой своей жизни доказал, что я не враг народа, а настоящий патриот своей Родины, как и подобает советскому офицеру. Если же мня осудят за это письмо, то Родина потеряет одного преданного ей офицера. А в настоящее время это недопустимо. Ст. лейтенант Дивщепольский 16.07.69 г. г.Москва, проездом". 22 июля 1969 г. повторное письмо старшего лейтенанта Дивщепольского было направлено в Министерство обороны. Спустя три дня министр обороны СССР Гречко дал официальный ответ, который в тот же день был доставлен в секретариат Косыгина. Рядом с этим документом в архивном деле имеется справка, подготовленная в аппарате советского премьера. "Справка Начальник 3-го отделения техбатареи в/ч 97637 старший лейтенант Дивщепольский В.И. (Туркменский военный округ) в письме на имя А.Н.Косыгина обратился с просьбой о переводе его по службе в другой военный округ. Это письмо было доложено тов.Косыгину, который дал 10 июля 1969 г. Министру обороны СССР тов.Гречко следующие указания: "Министру обороны тов. Гречко. Прошу обратить внимание на это письмо и оказать возможную помощь". 21 июля 1969 г. от Дивщепольского поступило повторное письмо. В связи с повторным письмом мы связались с Министерством обороны. Работник Главного управления кадров полковник Яшин сообщил, что он по поручению руководства Министерства выезжал на место и в результате проверки письма подготовил следующее предложение: старшего лейтенанта Дивщепольского направить на стационарное обследование в военный госпиталь на предмет определения его состояния здоровья и, если не будет медицинских показаний для перевода, уволить его из армии по служебному несоответствию. При этом т.Яшин выразил мнение, что письмо Дивщепольского является невыдержанным, что никаких оснований для перевода нет, эти предложения начальником Главного управления кадров тов. Гусаковым одобрены и переданы на рассмотрение Министру. Помощник Министра обороны СССР генерал-лейтенант Калинин сообщил, что в представленной справке по письму старшего лейтенанта Дивщепольского имеется несоответствие выводов и предложений со служебной характеристикой автора письма, который по службе характеризуется положительно, является специалистом первого класса, по последней инспекторской проверке подразделение, которым он командует, получило высокую оценку. За период длительной службы в Туркестанском военном округе у него действительно сложились тяжелые семейные обстоятельства. Генерал-лейтенант Калинин сообщил далее, что 24 июля 1969 г. письмо старшего лейтенанта Дивщепольского и материалы проверки рассмотрел Министр обороны СССР, маршал Советского Союза Гречко А.А. и принял решение старшего лейтенанта Дивщепольского перевести по службе в другой военный округ. 25 июля 1969 г. из Главного управления кадров сообщили, что отдан приказ о переводе старшего лейтенанта Дивщепольского Уральский военный округ на аналогичную должность. 25 июля 1969 г." В этой истории есть еще один любопытный момент. Видимо, Алексей Косыгин все же проникся жалостью к молодому офицеру и попытался ему помочь. Фактически, его просьба к министру обороны Гречко также не случайна, у Андрея Антоновича Гречко была репутация человека, способного в иных случаях откликнуться на человеческую беду. Историк Елена Зубкова нарисовала портрет министра обороны и рассказала об основных этапах его биографии. В армии о маршале Гречко до сих пор вспоминают хорошо. Он заступил на пост министра обороны в 1967 году. И следующие десять лет, вплоть до смерти маршала в 1976, для военных были поистине "золотым временем". Офицерская служба была в почете, прибавки к жалованью поступали регулярно, строились военные городки и квартиры для военнослужащих. Армия практически не участвовала в военных конфликтах, зато полным ходом и с завидной регулярностью проводились грандиозные военные учения. За них полагались и звездочки, и ордена. Так жили "при Гречко". О прочих деяниях министра обороны говорили меньше. Например, о его роли в усмирении Чехословакии в 1968-ом. Среди всех высокопоставленных чиновников именно Гречко с самого начала настаивал на силовом решении вопроса. Трудно сказать, вспоминал ли тогда маршал, столь озабоченный размахом "пражской весны", другую весну - 1945 года, когда генерал-полковник Гречко освобождал Прагу... Он прошел классический путь боевого офицера. С 16 лет деревенский паренек Андрей Гречко в составе действующей армии. И воевал он не где-нибудь, а в Первой Конной. Потом прошел военные университеты - сначала кавалерийскую школу, потом две академии - имени Фрунзе и Генерального штаба. В 1939 году Гречко как начальник штаба Особой кавалерийской дивизии участвует в так называемом "освободительном походе" - по присоединению Западной Белоруссии. Так начиналась для него Вторая мировая. Гречко воевал на Северном Кавказе, на Украине, в Восточной Европе. После войны он занимает посты главнокомандующего Группой советских войск в Германии, потом главнокомандующего Сухопутными войсками Советского Союза, наконец возглавляет Объединенные вооруженные силы Варшавского Договора. Не просто складывались отношения Гречко с тогдашним советским лидером Никитой Хрущевым. "Гречко - это КВД, т.е. куда ветер дует", - ворчал на него Никита Сергеевич. "Черная кошка" пробежала между ними в августе 1957-го. Хрущев собирался тогда с визитом в ГДР. А Гречко, командовавший Группой советских войск, еще раньше назначил на это время военные учения. По совету Жукова учения решили не отменять. В результате, когда Хрущев приземлился на аэродроме в Берлине, то не увидел там ни Гречко, ни принимавшего учения маршала Рокоссовского, ни даже почетного караула. И все-таки, несмотря на "берлинский эпизод", Гречко вскоре был назначен первым заместителем министра обороны страны. Когда в 1959-ом Хрущев предложил сократить армию, Гречко его поддержал. Но очень сдержанно. И кроме того, попросил урезать хрущевскую квоту - 1 миллион 200 человек - почти вдвое. Чем еще запомнился маршал Гречко? Как большинство советских военачальников и просто начальников он любил спорт. Покровительствовал баскетболистам, футболистам, хоккеистам... И даже теннис, тогда еще совсем не модный, своими будущими победами чем-то обязан маршалу Гречко. Это была историк Елена Зубкова. В передаче использованы документы из Государственного архива Российской Федерации. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
