Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)

 

 Новости  Темы дня  Программы  Архив  Частоты  Расписание  Сотрудники  Поиск  Часто задаваемые вопросы  E-mail
18.11.2024
 Эфир
Эфир Радио Свобода

 Новости
 Программы
 Поиск
  подробный запрос

 Радио Свобода
Поставьте ссылку на РС

Rambler's Top100
Рейтинг@Mail.ru
 История и современность
[17-12-05]

Документы прошлого

Восстание декабристов

Редактор и ведущий Владимир Тольц
Авторы Елена Зубкова и Ольга Эдельман

Владимир Тольц: На днях мы отмечаем очередной исторический юбилей: 180 лет восстания декабристов. Тут сразу надо сказать две вещи. Во-первых, хотя юбилей не очень круглый, в этом году заметен явный всплеск интереса к этой теме, когда-то весьма популярной, в последние годы, не скажу подзабытой - но не казавшейся актуальной, что ли. И во-вторых, годовщина декабристов стала в последние годы отмечаться своеобразно, не 26-го, когда на самом деле годовщина, а именно 14 декабря, хотя календарную реформу никто не отменял. Итак, сегодня мы поговорим о восстании декабристов. Тем более что моя коллега Ольга Эдельман - как раз по ним специалист. Оля, про декабристов и их восстание столько всего написано...

Ольга Эдельман: Про них написано просто страшное количество литературы. Существуют уже четыре библиографических указателя, то есть просто перечня названий. Там, кажется, больше 20 тысяч заголовков.

Владимир Тольц: И что, до сих пор остается возможность рассказать что-то новое?

Ольга Эдельман: Да. В архивах остается немало плохо изученных документов. Некоторые при советской власти не афишировали, чтоб не портить романтический декабристский миф.

Владимир Тольц: Ну, теперь-то можно высказывать любые взгляды - на декабристов. Недавно совсем появилась книга, где прямо в заголовке они названы "предателями России".

Ольга Эдельман: Да это как раз не худшее. В конце концов, это честная позиция: я-де за законную власть, а восстание, с нарушением воинской присяги, осуждаю. Хуже, когда люди, считающиеся историками, опрокидывают в прошлое свои нынешние мелкие интересики. То заявляют, что тайных обществ декабристов вообще не существовало, это следственная фальсификация. То, например, позарез понадобится доказать, что Пестель воровал казенные деньги

Владимир Тольц: Вы хотите сказать, что так сказывается привычка держать декабристов за нравственное мерило? При толерантности к взяточничеству хочется думать, что и декабристы тоже...

Ольга Эдельман: Может быть. Сейчас тот же автор заговорил о том, что некоторые из декабристов "хорошо относились к спецслужбам".

Владимир Тольц: Постойте, тогда же - и вы сама это недавно мне разъясняли - спецслужб не существовало!

Ольга Эдельман: Вот именно. Но вы чувствуете, какой нюх на направление ветра?

Владимир Тольц: Да уж. Впрочем, давайте перейдем к сути. А вы-то что нам поведаете?

Ольга Эдельман: Меня вот какая вещь занимает. Допустим, 14 декабря, Сенатская площадь. Мы по этому поводу обычно говорим о главных деятелях восстания, их идеях, ради которых они готовы были жертвовать собой - и жертвовали. Но ведь они на площади были не одни.

Владимир Тольц: Солдаты, толпа горожан-зевак...

Ольга Эдельман: Плюс войска, верные Николаю. Это тысячи человек. И заметьте, что только члены Северного общества знали истинные мотивы восстания. Солдат-то они вывели под предлогом верности присяге, за несколько дней до того принесенной Константину Павловичу, который много лет считался официальным наследником.

Владимир Тольц: То есть и солдаты, и часть восставших офицеров вообще думали, что выступают за Константина.

Ольга Эдельман: И знаменитая, сформулированная Александром Галичем моральная дилемма соответственно была актуальна далеко не для всех.

Да и Николай, подавляя восстание, мог только догадываться, что за ним может стоять тайное общество. Вслух, для всех - восставшие были за Константина.

Из показаний подпоручика лейб-гвардии Гренадерского полка Шторха:

14 декабря в 11 часов пополуночи лейб-гвардии Гренадерский полк присягал государю императору Николаю Павловичу, после чего приказал полковой командир полковник Стюрлер всем офицерам, кроме ротным командирам, ехать в Зимний дворец. Я немедленно отправившись, приезжаю во дворец, где нахожу оного же полка поручика барона Зальца и прапорщика Лелякина. Спустя часу видим мы, что л[ейб]-г[вардии] Саперный батальон в шинелях вступает в караул на Главную гаубтвахту. Спустя опять четверть часа выходят все из Кавалергардской залы вниз, куда и я пошел. Вышедши на Комендантский взъезд, вижу, что л[ейб]-г[вардии] Гренадерский полк с знаменами, с полковым командиром и с офицерами идет. Я почел за долг примкнуть к полку. Расспрашиваю, куда идут и зачем, но получаю в ответ только "не знаю". Пришедши на Исакиевскую площадь, выстроила сия толпа каре, из которого уже нельзя было выдти.

Из допроса Александра Бестужева:

1826 года февраля 7 дня высочайше учрежденный Следственный Комитет требует лейб-гвардии Драгунского полка от г[осподина] штабс-капитана Бестужева следующего показания:

Был ли принят в члены тайного общества лейб-гвардии Гренадерского полка подпоручик Шторх? Когда и кем был принят, находился ли на совещаниях оного, и какое принимал участие в намерениях и действиях членов общества 14 декабря?

Г[енерал]-адъ[ютант] Бенкендорф

Ответ. На совещаниях никого из лейб-гренадерских офицеров, кроме Сутгофа, не было. Говорил он, что надеется на Панова, но о Шторхе не упоминал ни он, ни кто из членов. 14 декабря, когда Панов привел солдат, я видел с ними какого-то молоденького белокурого офицера и спросил его: "Вы за Константина Павловича?" - Он покачал головою - и скрылся. Более об офицерах сего полка не знаю.

Штабс-капитан Александр Бестужев

Владимир Тольц: А что было со Шторхом дальше?

Ольга Эдельман: Просидел полгода в крепости, был исключен из гвардии и отправлен служить в армейский полк, в глушь.

Владимир Тольц: Давайте, Оля, напомним нашим слушателям, какие полки участвовали в восстании.

Ольга Эдельман: Три гвардейских полка. Первой вышла большая часть лейб-гвардии Московского, их вывели Александр и Михаил Бестужевы, князь Щепин-Ростовский. Затем - лейб-гренадеры, двумя группами под началом поручиков Панова и Сутгофа. Наконец, морской Гвардейский экипаж (это был прообраз морской пехоты), его вывели Николай Бестужев и Арбузов, причем на площадь пришли почти все офицеры. Исследователи из этого заключали, что все они разделяли идеалы декабризма.

Из показаний лейтенанта Гвардейского экипажа Миллера:

Пришедши в казармы незадолго, как вывели солдат на двор казарм, и не знавши, что оные были ложно предупреждены не присягать на верность подданства государю императору Николаю Павловичу, а когда батальон пошел с двора казарм, в то время я старался удерживать их. Но они не только мне, но и экипажному командиру не хотели повиноваться и бежали с криком. Но чтоб я поощрял их к неустройству, то как 2-я рота, в которой я, так и весь батальон показать по совести этого не могут. А последовал за батальоном, потому что надеялся еще сколько-нибудь способствовать к возвращению солдат в казармы. Но пришедши на Петровскую площадь и видя буйную толпу народа, которые кричали "Ура, Константин!", потеряв всю надежду, что могу уговорить солдат к повиновению и будучи в нерешимости, что делать, ушел с площади.

Кто повел батальон на площадь, сего я утвердительно сказать не могу. Когда услышали выстрелы, тогда несколько голосов из колонны закричали: "Стреляют!" и побежали из казарм. Вышедши на улицу, я увидел впереди батальона капитан-лейтенанта Бестужева и лейтенанта Арбузова.

Из показаний лейтенанта Гвардейского экипажа Цебрикова:

Кто поощрял солдат не принимать присяги - не знаю. Боевых патронов в 4 роте, в которой я нахожусь, не было; да я слышал после, что и у всего Экипажа не было патронов, кроме 1-й роты, которая имела для того, что ходила за знаменем. Выходить на Петровскую площадь побуждал их капитан-лейтенант Бестужев ....

Если б я знал, что неблагонамеренные внушения были деланы еще прежде 14 числа, то тотчас бы донес о сем начальству. Но я не знал.

В день происшествия употреблял все силы, чтоб удержать солдат в порядке. Никогда не научал и не поощрял к неустройству. .... На площадь же пришел с Экипажем, где не увидев экипажного командира и своих штаб-офицеров, а увидев страшную толпу людей и бесчинство, я немедленно с лейтенантами князем Колончаковым и Лермантовым 2 возвратился в казармы Экипажа.

Ольга Эдельман: И Миллер, и Александр Цебриков просидели полгода под следствием, но смогли оправдаться и вернулись служить в Гвардейский экипаж. (Не путать Александра Цебрикова с его братом Николаем, осужденным декабристом).

Владимир Тольц: Оля, но ведь это все показания на допросах. Может, они лукавили?

Ольга Эдельман: Некоторые действительно лукавили. Утверждали, что про тайное общество, конституционные идеи ничего не знают, а выступили за Константина. Николаю же неудобно, невозможно было за это их осудить! Но многих потом следствие "разъяснило", доказало, что они были в тайном обществе. А до конца, конечно, непонятно. Хотя картина, которую рисуют эти показания, очень правдоподобная. Очевидно ведь, что неразбериха в тот день была страшная, и многие события случались по недоразумению, в сумятице. Этот момент я хочу обсудить с петербургским историком Александром Кононовым, который изучал подробности 14 декабря.

Александр Кононов: Естественно, неразберихи в этот день было очень много. Трудно было бы ожидать, что при таких во многом спонтанно возникших событиях все следовали бы какому-то единому четкому плану. Достаточно вспомнить эпизод с артиллерией правительственной, пришедшей без зарядов на Сенатскую площадь. Один из артиллерийских офицеров был отправлен в лабораторию для того, чтобы доставить для незаряженных орудий хотя бы по одному заряду на пушку, но категорически получил отказ без письменного распоряжения что бы то ни было кому бы то ни было выдавать. Лояльные правительству военные, гражданские чиновники старались вести себя достаточно осторожно, не зная точно и четко ни расклада сил, ни кто на чьей стороне находится. Царила, конечно, в достаточной степени вполне понятная для такого события неразбериха.

Владимир Тольц: Мы говорили до сих пор о людях военных. А что люди из толпы?

Ольга Эдельман: Как раз о них мы знаем мало. И в основном это свидетельства со стороны, офицеров, знатных людей. "Из толпы кидали поленья, толпа побежала" и т.п. Среди материалов следствия чудом есть одно дело о человеке из толпы. Сенатский регистратор Михаил Васильев, мелкий чиновник, служивший в Сенате, то есть в самом центре событий, 14 декабря явился на службу с обеда в совершенно неподобающем виде.

Рапорт обер-прокурора Сената министру юстиции, 19 декабря 1825

...14-го сего декабря служащий в канцелярии ... сенатский регистратор Михайло Васильев, явясь в сию канцелярию в 7 часу вечера в нетрезвом виде, с замаранными кровию руками, говорил, что будто был при драке за государя цесаревича. О таковом поступке Васильева я предписывал тому же экзекутору произвести исследование, отобрав от чиновников, слышавших слова его, надлежащие показания; и хотя из данных ими и Васильевым отзывов нельзя заключить, чтобы сей последний был действительно участником в происшествиях 14 декабря, тем более что никто его на Сенатской площади не заметил, но за всем тем означенный его поступок не оставляет ни малейшего сомнения о его глупости и дурных наклонностях. Почему и считаю я неприличным оставлять его на службе в канцелярии Правительствующего Сената. Между тем, и сам он подал просьбу об увольнении его для определения к другим делам.

Показания Михаила Васильева:

14 декабря 1825 года находился я с 8-го часа ... в канцелярии Общего Сената Собрания на службе, потом по необходимой надобности в начале 1-го часу из оной отлучился. И в исходе 3-го часу, зашедши в трактир, завтракал и пил водку. Потом пошел в канцелярию Общего Собрания, но как по чрезвычайному стечению народа нельзя было пройтить в оную, то я остановился на углу Галерной улицы вместе с прочими зрителями. Когда же учинены были выстрелы из пушек, то в толпе народа, пустившегося в бег, меня так сжали, что несли на плечах, а потом с ног свалили. После чего, как я пришел в канцелярию с замаранными в крови руками и что говорил в оной, от опьянелости и испуга совершенно ничего не помню. Естьли же я говорил что-нибудь касающееся до происшествий в тот день, как показывают г[оспода] чиновники, то оное произошло единственно от безумия, в опьянелости и испуге.

Показания чиновника канцелярии Сената:

Во все время происходившего 14-го числа сего декабря месяца мятежа я находился с сыном своим, канцеляристом Яковом Протасовым, в сенаторской каморе 3-го Сената департамента. Потом пришел в канцелярию Общего Сената Собрания, куда после меня явился и г[осподин] сенатский регистратор Михайла Васильев. На спрос у него всеми бывшими тут чиновниками и канцелярскими служителями, где он во все время мятежа находился, отозвался вначале, что он был тоже в сражении, причем показывал и руки, замаранные кровью, но потом уже сказывал, что он замарал их о какого-то раненого, о каковом показании его, с желания всех при сем случае бывших, и донесено было сенатскому кастеляну г[осподину] надворному советнику Тимерину.

Владимир Тольц: Сегодня мы говорим о восстании декабристов, о том, что происходило 14 декабря 1825 года на Сенатской площади. Не с точки зрения самих декабристов, а о том, как эти события увидели офицеры, случайно оказавшиеся среди восставших, люди из толпы. Наконец, те, кто стоял в рядах правительственных войск.

Рапорт командира лейб-гвардии Павловского полка полковника Арбузова великому князю Михаилу Павловичу, 20 декабря 1825 г.

По получении высочайших повелений чрез полковников Кавелина и Деллинзгаузена, чтобы те роты командуемого мною полка, кои находились налицо ... вывесть не сборное место, из коих тотчас выведено было три роты, 1-я, 2-я и 3-я, с коими прибыл я к государю императору у Лобанова-Ростовского дома, где получил приказание лично от его величества занять тыл мятежников, Галерную улицу. О исполнении сего вскорости отправил с донесением к государю императору полкового адъютанта поручика Стахиева, а сам с полковником Берхманом 4-м приблизился к бунтующей толпе, дабы уговорить, но оною были окружены и чуть не схвачены, причем полковнику Берхману нанесено несколько ударов. После сего послал я полкового казначея штабс-капитана Федяева узнать, что делается на площади, где он был захвачен толпою, коему из мятежников унтер-офицер лейб-гвардии Московского полка грозил смертию, приставля штык к его груди, а лейб-гвардии Гренадерского полка поручик Сутгоф приказывал его заколоть, но он своим хладнокровием и увещанием удержал их от исполнения того и тем спасся от рук мятежников. ... В сие время на подкрепление прибыли конно-пионерный эскадрон и 2-й батальон лейб-гвардии Семеновского полка, почему приказал я полуэскадрону с одною ротою Семеновского полка занять Англинскую набережную, а другому полуэскадрону с ротою того ж полка канаву, 2-ю гренадерскую роту взял на подкрепление своего батальона, а остальные оставил в резерве в конце Галерной улицы, ожидая при том натиску с площади. Когда же сделали три картечные выстрелы по означенной улице в тыл мятежникам, причем ранило несколько человек л[ейб]-г[вардии] Павловского и Семеновского полков нижних ... Выдержав таковой огонь и увидя против бегущую толпу солдат, я двинулся вперед и приказал открыть по ним батальный огонь, отчего вся толпа рассыпалась по домам. Почему тотчас послал я отряд вперед по улице под командою полковника Берхмана 4, который взял более 60 человек Московского и Гренадерского полков, а сам с остальными занял все дома, где находились мятежники, в особенности дом графини Лаваль. Всего же взято ротами л[ейб]-г[вардии] Павловского и батальоном л[ейб]-г[вардии] Семеновского полка более 200 челов[ек]. Донеся о сем вашему императорскому высочеству, имею счастие присовокупить, что я во время действия всегда видел во всех ротных командирах и субалтерн-офицерах равную решительность и готовность к исполнению своей обязанности пролить кровь за государя императора и отечество.

Владимир Тольц: Восставшие стояли посреди Сенатской площади, возле Медного Всадника, а по периметру площади их окружали правительственные войска, которых было гораздо больше. Оля, зачем тогда понадобилось стрелять из пушек?

Ольга Эдельман: Потому что Николай по большому счету ни в каких войсках не был уверен. Был момент, когда он приказывал генералам выводить солдат из казарм, даже если они примкнут к восставшим: на площади они были в любом случае на виду, а контролировать их в казармах было сложно. Понятно было, что никто из солдат не хочет стрелять в своих. И неизвестно как себя поведут, если им приказать.

Владимир Тольц: Но была же ружейная стрельба, и конногвардейцы атаковали восставших.

Ольга Эдельман: Атаковали, да без толку. Скорее всего, делали вид, что атакуют, а те делали вид, что отстреливаются. Хотя реальные убитые и раненые были. Потом, была еще проблема: лошади не были перекованы на зимние шипованые подковы и страшно скользили. Всадники с трудом передвигались, не то что атаковали.

Владимир Тольц: Мда, известная по нынешним временам, "проблема зимней резины", так сказать...

Ольга Эдельман: Да! И до сих пор не вполне ясно, у какой части войск вообще были боевые патроны. По идее, солдатам в мирное время не полагалось их иметь. Ну и вот, стоят они все на площади, день в декабре короткий, и Николай и его генералы отлично понимают, что когда станет совсем темно, они не смогут контролировать город. Оставалось воспользоваться пушками.

Владимир Тольц: Важный вопрос, как-то мало обсуждаемый: а сколько было жертв? Какова цена 14 декабря?

Ольга Эдельман: Не вполне понятно. После восстания военное ведомство провело учет и собрало данные обо всех убитых, раненых, убежавших под шумок солдатах, сверило списочный состав. Получилось, что в общей сложности с обеих сторон было немногим больше 80 раненых и убитых. С другой стороны, ночью после восстания на площади дежурил офицер Конной гвардии Каульбарс, полиция как раз убирала трупы и сложила их в одно место, он пересчитал - 56 тел. Но по городу сразу поползли слухи о сотнях убитых, рассказывали, что полиция, чтобы скорее убрать следы, спускала трупы в проруби на Неве, и что среди них попадались еще живые раненые.

Владимир Тольц: Вы сказали, 50 или 80 - только среди военных?

Ольга Эдельман: Да, причем с обеих сторон. А сколько погибло и пострадало из толпы, так и неизвестно. Но вряд ли сотни: толпа же стояла за восставшими войсками, на которые пришелся основной заряд картечи, в толпе просто не могло быть больше погибших. Затем, как стреляли? Чтобы разогнать с площади, задачи всех убить не было. Всего было 7 картечных выстрелов из пушек, причем первый залп дали поверх голов. В картечном заряде 100 пуль. То есть 700 пуль, не все же они в кого-то попали, только какой-то процент. Я никогда не видела документов о числе жертв среди горожан. По идее, полиция должна была, наверное, их считать. Тут я хочу спросить мнение моего коллеги Александра Кононова.

Александр Кононов: Конечно, что касается многотысячных жертв, то это скорее слухи, городская молва, которая в ситуациях таких неординарных событий, конечно, была склонна преувеличивать количество жертв. Никаких документальных источников, которые подтверждали бы такие масштабные цифры, нет. Я думаю, конечно, мы никогда не узнаем точных цифр. Я думаю, что даже о такой цифре как двести-триста человек можно говорить с достаточной долей осторожности. Вполне возможно, что и эта цифра преувеличена и жертв было меньше.

Владимир Тольц: Декабристы, выходя на площадь, сделали свой выбор. Мы говорили о том, что не все участники событий вообще понимали, что происходит. Тем не менее, многим в тот день пришлось самим решать, как должно поступить.

Ольга Эдельман: Вот, например, история про рядового гвардейца. Когда в Московском полку началось восстание, солдаты сбежались в казарменный двор, потом двинулись на Сенатскую площадь, командование, конечно, пыталось их удержать. Командир полка Фредерикс и командир бригады, в которую входил полк, генерал Шеншин. Декабрист Щепин-Ростовский ранил обоих командиров саблей.

Великий князя Михаил Павлович - командующему Гвардейским корпусом, 2 апреля 1826 г.

... Во время несчастного происшествия, случившегося 14 декабря прошедшего года лейб-гвардии в Московском полку, когда штабс-капитан князь Щепин-Ростовский ударом сабли поверг на землю бригадного командира генерал-адъютанта Шеншина и продолжал наносить ему удары, в то время г[осподин] бригадный командир защищался ногами и придя уже в совершенное ослабление, не мог более защищаться, тогда Щепин-Ростовский занес саблю поперек корпуса его в намерении нанести сильнейший удар, но ... стрелок Харлам Григорьев, увидев и бросясь на помощь его, поставил ружье и тем оборонил от смертельного удара.

Генерал-адъютант Шеншин просил его императорское высочество довести сей похвальный поступок стрелка Григорьева до высочайшего его императорского величества сведения. Вследствие чего по личному докладу о сем его императорского высочества государь император высочайше повелеть соизволил: произвесть рядового сего в унтер-офицеры, дать ему медаль за спасение человечества и денежное награждение.

Ольга Эдельман: А вот история офицера, которому удалось-таки удержать от бунта одну роту Московского полка.

Рапорт генерала Исленьева великому князю Михаилу Павловичу, 21 декабря 1825 г.

Командующий лейб-гвардии Московским полком полковник Неелов ... донес мне, что 14-го числа сего месяца, в то время когда зачинщики мятежа, случившегося в командуемом им полку, штабс-капитаны князь Щепин-Ростовский и Бестужев, в буйстве своем хотели для приумножения себе соучастников поколебать общий порядок и, возмутив полк, вывести чрез то из должного послушания, - командир 1-й фузелерной роты поручик граф Ливен, находясь в казарме с нижними чинами сей роты, голосом начальника заставил их быть послушными и, предупредив тем возмущение и беспорядок, распространившиеся уже на двор, между прочими нижними чинами, не только принудил их остаться при своих местах, но пошел еще вниз остановить выходивших на двор людей 2-й роты, где встречен был адъютантом Бестужевым, который сделал по нем выстрел, но оный был неудачен. И он, граф Ливен, не теряя присутствия духа, возвратился в казарму к роте своей, которую нашел в совершенном порядке. После чего вывел оную на двор, построил в отделения и присоединился к прочим, стоявшим уже во фронте для принятия присяги. Г[осподин] полковник Неелов 3-й, признавая поступок графа Ливена заслуживающим особенного внимания, просит довести о сем до сведения начальства. Имея честь донести о сем вашему императорскому высочеству, я с своей стороны покорнейше прошу ваше высочество сделать известным таковой поступок вышеозначенного офицера, который при общем возмущении умев удержать подчиненных своих в повиновении, совершенно заслуживает обратить на себя внимание государя императора.

Владимир Тольц: Из сказанного не следует, что декабристы были кровавыми злодеями. Но, что может быть очень важно - они были прошедшими войну, привыкшими стрелять в противника офицерами, - и, желая либеральных преобразований, желая установления в отечестве конституционного порядка, они решили добиваться этого военными способами, решились на восстание с применением оружия. В тот день 14 декабря 1825 г. они предложили многим выбор, выбор не только между властью и восставшими против нее, но и этический - как себя вести, что делать среди происходящего. И кто знает, может, необходимость сделать такой выбор, и была первым шагом к гражданскому обществу?


c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены