Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[01-09-04]
Поверх барьеровВкус авангарда: Композитор Арве Пярт о музыке и о себе. Современная мода: шаг к новой униформеВедущий Иван Толстой Юрий Векслер: Арве Пярт - один из самых исполняемых композиторов нашего времени. Воспоминанием о самой первой встрече музыки Пярта с западной публикой делится исполнитель многих его произведений - дирижер Саулис Сандэцкис. Саулис Сандэцкис: "Табула раза" для двух скрипок и струнного оркестра. Но в моей жизни случилось так, что я первый в то время, для камерного оркестра с солистами - Гидоном Кремером и Татьяной Гринденко, - представил это произведение за рубежом. Мы приехали из Советского Союза в Западную Германию и Австрию. И это было для Запада открытие нового стиля в музыке. Помню, когда мы играли "Табулу разу", а там вторая часть очень медитативная - пианиссимо - и все построено не на так свойственных современной музыке диссонансах, острых сочетаниях, экспрессионизме, а на нежных, консонирующих звуках. Никакой контрастности. Нужно в одном нюансе пианиссимо, не делая ничего, только в тэмбровом отношении, найти краски, и, даже, не краски, а в одной краске найти малейшие оттенки этой краски, скажем, черные и белые, или красные, сколько вы сможете в этой краске найти маленькие, переходящие краски, той же окраски. И вот так длится 18 минут. Должен сказать, вспоминая первое исполнение, были люди нетерпеливые, которые уходили и даже хлопали дверью, потому что была абсолютно неизвестная музыка. Такой музыки раньше не было. Были люди, которые к нам приходили к нам за кулисами просто как сумасшедшие - "Что это? Я никогда такого не слышал! Никогда такого не видел!" - в каком-то возвышенном, шоковом состоянии. И это повторяется сейчас, но сейчас уже люди, которые идут слушать Пярта, знают, на что они идут. Они уже информированы. А тогда это было как эксплозия - как будто взрывалось что-то не агрессивное, а как бы бомба нежности, бомба необыкновенной теплоты, красоты, медитивности, и никакого внешнего артистизма, никакого пафоса - того, что обычно отличает артистическую игру. Юрий Векслер: Недавно в Германии проходил фестиваль, на котором не только исполнялась музыка Пярта, но и была редкая возможность услышать его лично. Пярт, родившийся в 1935 году, во многом из-за своего главного убеждения, что любая серьёзная музыка, по своей сути, религиозна, вынужден был покинуть в 1981 году СССР, а точнее, родную Эстонию, и живет с тех пор в Берлине. Второй год подряд, в рамках фестиваля "Музыкальные диалоги в замке Нойхарденберг" в 70-ти километрах от Берлина звучали сочинения Пярта в сочетании, в диалоге с музыкой композиторов прошлого. Если на первом фестивале это был Иоганн Себастьян Бах, то в нынешнем году, по воле устроителей, с музыкой Пярта сопоставляли сочинения Антонио Вивальди и умершего в 1992 году американского композитора Джона Кейджа. Арве Пярт не очень любит общение с журналистами и на мой вопрос, считает ли он оправданным сочетание его музыки в одной программе именно с этими авторами, ответил не без раздражения. Арве Пярт: Причем тут мое мнение? Спросите Баха, спросите Кейджа или Вивальди, согласны ли они с этим компотом. Юрий Векслер: Было в программах фестиваля, как я уже говорил, нечто вовсе удивительное, если учесть, что композитор избегает давать интервью. Я имею в виду две беседы на публике Арве Пярта и немецкого музыковеда Дитера Рексрота. Означают ли эти беседы, что у композитора есть потребность иногда что-то объяснить публике? Арве Пярт: Потребности у меня такой нет. Я полностью свои потребности удовлетворяю музыкальной средой. Юрий Векслер: Итак, потребности нет, но беседа, тем не менее, состоялась и в этом году. Я думаю, что никто в зале не пожалел об этом прямом общении с композитором. Беседа - жанр способный удивить, порой, и самого говорящего. Так, например, как будто немотивированно, в этом разговоре о музыке, о классике и модерне, возникла тема пыток в Ираке. Арве Пярт: Если один профессор военной академии Германии говорит, что пытать террористов во многих случаях оправданно, я нахожу это нормальным. Я также нахожу нормальным, что некоторые люди в правительстве его осудили. Если 70 процентов населения по опросу также будут согласны с профессором - это нормально. Если это будет 90 процентов - это тоже нормально. Если так будут думать 99.5 процентов - это тоже нормально. Так оно и есть. Так оно и было всегда. Во всех странах, еще с библейских времен, всегда было только полпроцента тех, которые слышали пророков. Что это означает для страны в 80 миллионов человек? Это - 400 тысяч человек. Это - множество людей. Они, конечно, не все музыканты, они распределены по всем сферам деятельности. Это надо знать, ценить, и надо быть благодарным. Юрий Векслер: Пярт - открытый и внимательный наблюдатель за процессами в современной музыке. Арве Пярт: Сочинение музыки нечто совсем иное, чем графомания и пубертет. Новая музыка, однако, имеет много общего и с тем, и с другим. Юрий Векслер: А еще маэстро нередко шутил и, однажды, объясняя принцип диалога в искусстве, в шутку запел. О природе творческого новаторства Арве Пярта рассказывает дирижер Саулис Сандецкис. Саулис Сендецкис: Музыка Пярта глубоко духовная, очень медитативная. Он создал такой стиль, который лечит раны нашего века. И то, что сейчас происходит в мире - эта поп-культура - это только развлекательность и ухода человека внутри себя очень мало. Его музыка - это полный уход внутрь себя и полное постижение душой непостижимого божества. Он, фактически, пишет религиозную музыку, хотя и инструментальную. Даже когда мы играем, например, Orient Oxidеnt, под оркестровой партитурой написаны слова, это - молитвы, по-русски, поскольку он исповедует православную веру. Это молитва веры в единого Бога, и когда мы играем, я, играя инструментальную музыку, мысленно выговариваю написанные слова, и тогда нахожу адекватные ответы в артикуляции в той партитуре, которою он создал. Кто как хочет, пусть так и верит. Те, кто любят музыку Пярта, не обязательно должны быть православными. Но люди должны иметь хоть какую-то связь с духовной жизнью. Люди, способные на медитативное мышление, на созерцание, находят в его музыке состояние, которое индусы называют нирваной. Юрий Векслер: И еще один фрагмент моего разговора с композитором. Юрий Векслер: Бывает ли у вас, что вы сочиняете музыку ради шутки? Арве Пярт: Бывает. Юрий Векслер: И эти сочинения исполняются, или это исполняется только в сугубо домашнем кругу? Арве Пярт: И исполняется тоже, иногда. Но я имею в виду не совсем шутки, а веселые вещи. Они скорее миниатюры, маленькие вещи. Юрий Векслер: Как вы относитесь к тому, что вокруг как раз слишком много шутят? Серьезная музыка трудно доносима, как серьезная. Арве Пярт: Музыка не дура - мы дураки. Музыка находит себе выход всегда, когда она этого заслуживает. Юрий Векслер: Кроме музыки, семьи, Бога, существуют ли в жизни другие искусства, которые могут вас инспирировать? Арве Пярт: Должно инспирировать все. Если есть глаза - видишь, если есть уши - слышишь, если есть сердце - то можно понять очень многое. К этому надо стремиться, чтобы они работали, но это самое трудное. Современная мода: шаг к новой униформеКристиан Лакруа: Когда вы были девочкой-подростком, вы все же мечтали создавать мужскую моду:? Вероник Нешаньян: Нет, ничего подобного! Это произошло совершенно случайно: Я хотела стать модельером, шить, я окончила парижскую Школу Моды, моды абсолютно классической, и это мне дало чисто техническую базу - это отличная школа! Все остальное и вправду чистая случайность: Черрутти искал помощницу, и меня взяли на работу: И я подумала, что год, от силы два, я буду заниматься мужской модой, а потом вернусь к женской: Но я оказалась в мире мужской моды, в которой я не так уж и разбиралась и в которой, честно говоря, было все же чем заняться: Я имею в виду сами ткани, цвет и линию: Дмитрий Савицкий: Голос парижской модельерши "от кутюр", Вероник Нешаньян, которая нынче творит, как никак она "креатрис", у "Гермеса", и задающий ей вопросы - модельер всемирно известный - Кристиан Лакруа: Типично французский радиоспор о том, жива ли мода и каковы в ней тенденции.. Скажу честно, у "Гермеса" великолепные костюмы, куртки, плащи. Вероник Нешаньян есть чем гордится. Уцелел у "Гермеса" и отдел галстуков: Как-никак почти напротив - Елисейский дворец, где, на мой взгляд, мужчины всех званий и положений и спят-то при галстуках. Если в язык русский слово "галстук" пришло из немецкого (hals - шея и tuch - платок), во французском "галстук" (cravate) - звучит, как "хорват", и указывает на национальную принадлежность этого изобретения. Конечно, уже римские легионеры носили шейные платки не красоты ради, а защищая горло от простуды; то же самое делали и китайские лучники. Из древнего Рима обычай носить шейные платки перешел и в провинции, в том числе в будущую Хорватию, и, когда хорватские офицеры, чьи шеи украшали разноцветные платки, прибыли в Париж на празднование победы над турками, французам, а точнее самому roi-Soleil, Людовику Четырнадцатому, чрезвычайно пришлось по душе это шейное украшение, которое и стало частью французской военной формы. Шли времена, и галстуки менялись. Исчезали кружева, cravate, бывший, скорее, действительно шейным платком, превратился в узкую полоску ткани, чья ширина и длина зависела от эпохи. В ХХ веке (да и нынче) по расцветке галстука в Великобритании, к примеру, можно было узнать, в каком колледже учится студент или к какому клубу принадлежит джентльмен. До последней четверти прошлого века костюм без галстука был чем-то неприличным. Я имею в виду, так называемое, "хорошее общество" и - весь официальный мир, будь то мир дипломатов и их шоферов или же мир бизнесменов. Галстуки, как и костюмы, принадлежали к трем видам: английским, французским и итальянским. И, конечно к четвертой категории, то есть ко всем остальным. Верховодила английская мода и английская элегантность. Французы были более фривольными, но вперед выходили итальянцы с их живым, не законсервированным, вкусом: Нынче в парижских универсальных магазинах, будь-то Самаритен, Галери Лафайет или же Бон Марше, район галстуков - самый мёртвый. Почему? История моды - это история демократизации одежды. Во времена древние законодателем моды был всадник, он же шевалье, кавалер. То, что он носил, было удобно в первую очередь для верховой езды: высокие сапоги, от непогоды спасающие плащи и накидки, от ветра и дождя (добавим солнце) - шляпы и перчатки. Мода изначальна была утилитарной и военной. В этом же смысле она была утилитарной и военной и у прекрасного пола. Лишь война была иной - полов... В свое время ученые подсчитали, что почти голый человек, живущий где-нибудь в последнем полу-племенном обществе, должен потреблять на 40% больше пищи, чем человек одетый на западный манер. Одежда является продолжением кожи по Мак-Люену, но если одетому человеку нужно меньше пищи, ему, странное дело, нужно больше - секса. Одежда с самого начала (скажем, шкуры) служила для сохранения тепла и для - обозначения социальных различий. Сколько их проходит перед глазами, вельмож всех веков и народов, одетых как карнавальные елки... Одежда стала упрощаться вместе с началом индустриальной революции, в конце 18 века. В высших кругах стало модным одеваться проще. Но первые настоящие брюки были копией панталон пехотинцев и аристократы стали их носить в знак расширяющейся социальной интеграции... Или в знак симуляции - этой интеграции. Гораздо бойче пошел процесс упрощения в эпоху французской революции - отметалось все, что напоминало о старом режиме. Но вы спросите - причем здесь галстук? Эта удавочка советских пижонов 50-х годов? Галстук для меня это возможность перепрыгнуть в наши дни, когда мода, которая постоянно пытается разрушить стандарты и устоявшиеся формы - сама превратилась в капкан новой формы. Катрин Паолетти, философ, Франс-Кюльтюр: Катрин Паолетти: В наши дни в манере одеваться царствует демагогия "легкого стиля", но, как ни странно, я вижу все больше и больше людей в униформе. И самым парадоксальным образом за фасадом этого, как бы "легкого стиля", идёт трансформация "легкости, небрежности" - в униформу. Это уже не костюм с жилетом. Это фирменная одежда, но с ног до головы - униформа: на ногах и выше! Это - декларированная небрежность, фальшивое наплевательство, эдакий "воздух свободы", который неизбежно становится новой униформой: И это униформа, к которой принуждает мода. Причем не как раньше, когда, как в английском колледже, ученики и ученицы носили платья или костюмы: Нынче, когда возле школы мы видим группу молодежи в одинаковых кепках, кедах и брюках - это и есть воссоздание униформы. Привычно думая, что молодежь, как всегда пытается одеться оригинально, создать свой собственный "look", мы зрим на самом деле - новую отвердение, форму. Можно добавить, что политики, люди власти, переняли у молодежи этот небрежный "look", который нынче мы видим на всех этажах общества: В возрасте между 7-ю и 97-ю годами все носят одну и ту же униформу... Дмитрий Савицкий: И вот наконец и возможность затянуть удавочку: популизм... Французские левые все чаще и чаще появляются на экранах телевизоров в этом самом, как пишут в посольских протоколах, виде - decontracte. Это официальный термин, обозначающий расслабленный свободный вид одежды. Но делается это не из-за любви к рубашкам поло или майкам, то бишь "ти-шоткам", а из-за желания (возьмем в кавычки) "быть ближе". То есть, как и во времена первых панталон, социальной адаптации, это желание продемонстрировать свою обыкновенность, отсутствие различий, между еще недавними министрами правительства Жоспена и обыкновенными гражданами. Удивительно зреть вместе (и, что важно, не в августе!) в телестудии верных миттерановцев Жака Ланга, Лорана Фабиюса, Доминика Строскана или же Жака Атоли (случается, и самого Франсуа Олланда) в рубашках нараспашку: Как говорила Зинаида Шаховская - "в декольте". И этот новейший популизм в политической моде говорит о том же, о чем сказала Катрин Паолетти: надуманная небрежность превращается в новую униформу. И никакой разницы на телесцене и не выходит: не получается. Затянутые раньше красными или в горошек галстуками, в костюмах-тройках на заказ или же в двубортных клубных блейзерах - ищущие популярности звезды от политики, расстегнутые на одну, на полторы, на две пуговицы - сидят в свете телесофитов все по тому же жестокому протоколу, в униформе. ...Когда меня спрашивают, что носят в Париже, мне трудно ответить. И я вижу лишь разные виды униформ: спортивные костюмы от "Адидаса" в арабских кварталах, джинсы на три размера больше - в богатых районах Трокадеро и Инвалидов, мятые льняные, прямо из Чехова, тройки на Сен-Жерменском бульваре. И лишь клошарам удается оригинальность. В конце концов, они смешивают ингредиенты - наугад: Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
