Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[20-04-04]
Поверх барьеровПриключения "Статского советника"; "Зум-зум" Бориса Гребенщикова; Выбор "Ники" и Фонда Солженицына; Русские театры СНГ в ПетербургеВедущая: Марина Тимашева Марина Тимашева: В первой части передачи: приключения "Статского советника" Бориса Акунина и "Абсолютных друзей" Джона Ле Карре, и "Зум-зум" Бориса Гребенщикова. Во второй части передачи: Выбор "Ники" и Фонда Солженицына, а также - русские театры СНГ в Петербурге. 21 апреля в российский прокат выйдет фильм "Статский советник". Премьера прошла неделей раньше в московском кинотеатре "Пушкинский". Предваряя премьеру, Борис Акунин говорил... Борис Акунин: Я не могу привыкнуть к этому странному ощущению: ты сидишь перед компьютером, ты молотишь по клавиатуре, сочиняешь какие-то небылицы. Потом большое количество людей превращает эти буковки в живой мир. Марина Тимашева: Бог любит троицу. Кинофандориана задалась с третьей попытки - с фильма "Статский советник". Его должны были снимать поочередно Сергей Бодров-старший, Никита Михалков и Олег Меньшиков. Разные причины помешали им это сделать, и теперь лавры достаются Филиппу Янковскому. Хотя на лестнице кинотеатра "Пушкинский" по традиции играл духовой оркестр, а по окончании картины давали фейерверк, помпы было меньше, чем на премьере "Турецкого гамбита". А зря... Внезапно для многих выяснилось, что экшн - это не компьютерные спецэффекты, а внутреннее действие, столкновение характеров и мыслей. Напомню, что события происходят в конце 19 века. В поезде убит генерал-губернатор Храпов. Убийца назвал себя Эрастом Фандориным, что и заставляет настоящего Фандорина с энтузиазмом взяться за расследование, нити которого тянутся к боевой террористической группе. В самом произведении, как я полагаю, допущена некоторая историческая вольность, в конце 19 века эсеров еще не было, а народовольцы действовали иначе. Григорий Чхартишвили отвечает. Борис Акунин: Это не времена Народной воли. Я специально выбрал это время - время относительного затишья, если следовать историческим фактам. Они из истории известны. Для людей, хорошо знающих историю, они легко распознаются. Марина Тимашева: Тогда то, что в Народной воле почти не было евреев, а появились они уже у эсеров. Я просто думала на эту тему. Борис Акунин: Во-первых, неслучайно у героя, главного террориста кличка Грин. Здесь имеется в виду не только Гриневицкий, убийца Александра Второго, который был поляк, но, например, и Гринберг - тоже довольно известная фигура. Были и другие революционеры еврейского происхождения уже во время первой волны террора, их было немало. Марина Тимашева: Все-таки Вы находите оправдание в той истории, которая произошла с этим человеком во время погрома, ведь в книгу включен фрагмент его биографии, та история, когда он вынужден был выйти первый раз с оружием? Борис Акунин: Да, я думаю, что в этом случае он вел себя очень красивым образом. Марина Тимашева: Из фильма биография героя выпала, что чрезвычайно осложнило задачу исполнителя роли Константина Хабенского. Филипп Янковский объяснил. Филипп Янковский: Мне безумно нравится роман и вся линия роли Грина и все, что с этим связано, но тогда бы фильм шел шесть часов. Марина Тимашева: Возразить несложно: в старые добрые времена как-то умудрялись снимать фильмы, не упуская биографий действующих лиц, ну, да не будем слишком строги. Филипп Янковский сделал все, что мог. Он не помешал блистательным актерам (Никите Михалкову в роли Князя Пожарского и Олегу Меньшикову - Эрасту Фандорину). Им досталось разыграть этюдным методом дуэль двух весьма неординарных личностей. Они смакуют всякую подробность и не чураются роскошной характерности. И поверьте, отличные диалоги в исполнении блистательных артистов удерживают внимание куда больше, чем мельтешение компьютерных фокусов. Кстати, в ожидании фильма, Григорий Чхартишвили очень рассчитывал именно на исполнителей. Борис Акунин: У нас есть замечательные актеры, которые могут держать кадр. И смотреть на то, как два замечательных актера ведут интересный диалог, не скучно. Когда, допустим, Михалков и Меньшиков просто разговаривают на экране пять минут, семь минут, восемь минут - это здорово, по-моему, это интересно. Марина Тимашева: Экранизации поддалась самая сложная составляющая прозы Акунина - стилизация литературного языка 19 века. Конечно, кинематографа тогда еще не было, но можно стилизовать язык кино ХХ века, который все мы любим не меньше, чем язык прозы 19-го. Маленький пример: Владимир Машков в роли уголовника Козыря вдруг напомнит Ручника из "Места встречи изменить нельзя" в исполнении Евгения Евстигнеева. Или, любуясь парой Меньшиков-Михалков, невозможно не вспомнить их дуэта в "Утомленных солнцем". Только они поменялись местами: бывший подлец оказался воплощением благородства, а бывшая жертва стала главным провокатором. Так у киноистории, благодаря культурным ассоциациям, появляется объем. И - ура, ура - на экране наконец-то воплощен герой, создание образа которого лично я считаю главной заслугой Бориса Акунина. Нахальный рекламный слоган фильма "Теперь настоящий Фандорин в настоящем деле" оказался верным. Свою роль сыграло то, что Меньшиков играл в театре: грибоедовского Чацкого и лермонтовского Демона. В жестах и мимике, во всех внешних проявлениях Олег Меньшиков чрезвычайно скуп, зато внутренне очень содержателен. За сражением романтического Демона и прозаического Беса интересно следить. По счастью, Филипп Янковский не стал упрощать российскую историю в угоду современной конъюнктуре, этим его фильм выгодно отличается от многочисленных художественных высказываний на тему русского террора, будь то спектакли "Азеф" Михаила Левитина или "Праведники" Марка Розовского или снятый Кареном Шахназаровым по прозе Бориса Савинкова фильм "Всадник по имени Смерть". Борис Акунин: Там нет попытки сделать образ террориста и террористов плоскими или просто-таки черными, что было бы упрощением и уплощением задачи. Там нет попытки изобразить жандармов и охранников ангелами. Марина Тимашева: В самом фильме, в его сценарии не произведено никакого идеологического насилия? Борис Акунин: До некоторой степени произведено. Это касается в первую очередь концовки. Потому что у меня в романе мой герой уходит с государственной службы. В тот момент, когда государственная служба вступает в противоречие с его нравственным чувством, он делает выбор в пользу нравственного чувства, и он совершенно прав. Этот фильм снят киностудией Никиты Михалкова. С самого начала у нас был с ним по этому поводу спор. Никита Сергеевич считает, что ответственный человек не может уходить с государственной службы, потому что тогда там останутся одни мерзавцы. Марина Тимашева: В свою очередь про финал Никита Михалков говорит. Никита Михалков: Человек, который берет на себя ответственность за других, неважно, полицейский он или нет, но это офицер, который не имеет права обидеться. Если следовать только идее Конфуция, то в результате страна могла бы оказаться без русского офицерства. Характер Фандорина, каким я представляю себе, и его внутреннее ощущение того, что на нем лежит ответственность за других людей - если не ты, то кто? - он решает остаться. Я считаю, что это правильно для зрителя, который сидел в зале, очень важно, чтобы Фандорин не сломался. Григорий Шалвович пошел навстречу моей просьбе, чтобы оставить Фандорина на службе. Это не погубило Фандорина. С другой стороны, мне труднее разговаривать с человеком, который уходит и потом из-за занавески глядит, чем все кончится, понимая, что его руки чисты. Марина Тимашева: Но Акунин продолжает протестовать Борис Акунин: Я как раз уверен, что Фандорин подумает, подумает и с государственной службы все-таки уйдет. Потому что если бы Эраст Петрович в 1891 году не ушел с государственной службы, у нас бы не было октябрьской революции. Марина Тимашева: В итоге спора у фильма сделалось два финала. Сперва Фандорин от должности отказывается, а затем соглашается. Зритель вправе принять одну возможность из двух предложенных. На вопрос - отчего Никита Михалков, государственник и даже, кажется, монархист, продюсировал картину, не вызывающую особой симпатии к государству Российскому? - Никита Михалков отвечал отчего-то не про продюсирование, а про то, что неверно отождествлять актера и его роли. Никита Михалков: Чапаева сыгравший Бабочкин получил сразу народного СССР сразу, а бедный Фальк, который играл немцев, заслуженного артиста едва-едва получил к концу жизни. У меня никак не расходится то, что я делал с тем, что я думаю. Кстати говоря, и в этой картине, несмотря на неприглядность этого персонажа, в некоторых его соображениях как раз и выражено то, почему это делается. Недаром он говорит Фандорину: "Мне друг нужен. Я устал смотреть на эти кувшинные рыла", и думать, зачем ты здесь сидишь. Если есть талантливые люди, почему вы сидите здесь?. Другой разговор, что это совершенно не оправдывает того, как он поступает. Невозможно играть в чистом виде зло. Станиславский говорил: "Ищи в хорошем дурное, в дурном хорошее". Марина Тимашева: Когда князь Пожарский голосом Никиты Михалкова говорит: "Мой покровитель позубастее вашего будет" или "я себя от России не отделяю, что полезно мне, то полезно России и наоборот", - зал смеется. Он узнает именно логику Никиты Михалкова. Последнее, что остается добавить: для меня не так важны сюжеты прозы Акунина, как движение его мысли и те выводы из русской истории, которые напрашиваются по прочтении книг. Добиться успеха при постановке "Статского советника" можно было, лишь сохранив героя, столкновение характеров и позиций, а также эту самую мысль. После фильма лично я вдруг подумала: если бы власть в России принадлежала таким людям, как Фандорин и Грин, то здесь был бы не ад, а рай. Раз уж мы заговорили о приключенческих историях и двойных агентах, передам слово филологу Григорию Дашевскому. Только что он прочитал новый роман Джона Ле Карре "Абсолютные друзья" Григорий Дашевский: Поразительно скоро после написания вышел перевод последнего романа знаменитого английского романиста, автора книг про шпионов Джона Ле Карре. Этот роман называется "Абсолютные друзья". А все, конечно, помнят его романы "Шпион, пришедший с холода", "В одном немецком городке", "Убийство по-джентельменски" и так далее. Сейчас понемногу переводятся на русский романы его серии шпионской про борьбу английской разведки с коммунистическими разведками во время холодной войны. Всякий, кто его читал, знает, что это просто писатель и не только в том смысле, что у него не примитивные, не клишированные описания людей, ситуаций, что сама ткань прозы, сравнительно усложнена по сравнению с примитивными жанровыми вещами. А дело еще в самой ситуации шпионства, то есть предательства по отношению к тем, кто тебя знает, ради чего-то далекого и важного. И ситуация внутри уже шпионства - предательства, двойной игры и так далее, ситуаций, обычных для шпионских романов, во-первых, во-вторых, вполне реальных и для английской разведки. Все мы знаем про знаменитых советских агентов внутри английской разведки, "кембриджскую пятерку" и прежде всего Кима Филби, эти фигуры лежат в основе многих романов Ле Карре. Вот эти ситуации, и жанровые и реальные ситуации холодной войны у Ле Карре используются как некоторая обобщенная, в каждом романе по-своему преломляемая метафора человеческого положения вообще. Это не делает его романы аллегориями, они остаются шпионскими интересными, увлекательными романами. Но, тем не менее, это шпионство не из детских книжек и не из книжек людей, интересующихся тайной стороной жизни. Это написано со знанием того, что у каждого человека есть в жизни какая-то сторона тайная от близких. Просто положение шпиона, а тем более двойного агента дает этой общечеловеческой ситуации выраженность, подробность и, главное, драматизм. Ну, что делать с двойственностью обычного человека? Ничего с ней не сделаешь, так он с ней живет и умирает. А с двойственностью шпиона можно сделать много чего. Можно ее использовать, во-первых, разоблачить, во-вторых, уйти от разоблачения и тому подобное. Но этот последний роман "Абсолютные друзья" показателен и печален скорее в том смысле, что с концом холодной войны эта именно метафора перестает работать. Ситуации вроде бы интересные, я, естественно, не могу пересказывать сюжета, могу сказать, что речь идет о совсем недавних событиях. Роман закончен в сентябре 2003 года, а учтены там события даже начала 2003 года, то есть уже иракская война последняя. Скажу только относительно содержания, что Ле Карре сохраняет свои и политические или, скажем, страноведческие фобии и пристрастия пожизненные. Он по-прежнему не любит Германию, по-прежнему любит Израиль, не любит арабских террористов и не очень любит Америку. Естественно, все это приходит в иное теперь соотношение, чем существовало во время холодной войны. Нет полюса мирового зла, которым был для него в его романах Советский Союз, с которым боролись его герои и на который в ужасе для себя оказывались похожи к концу практически каждой книги. Оказывались они ничем не лучше своих советских контрагентов, такие же предатели, злодеи и так далее. Так вот в этом романе оказывается, что без полярного разделения мира, где каждый сам ищет своих злодеев, а общепринятых злодеев, по крайней мере, для одной половины мира, нет, ситуации остаются увлекательными, но метафора перестает работать. Потому что эта двойственность человека, конечно, связана с двойственностью мира. Когда мир оказывается неясным, хаотичным, то все умение Ле Карре при нем, политические его взгляды по-прежнему интересны и эту книгу можно читать как длинное и содержательное эссе о современном мировом положении, но вот эта поэтическая глубокая сторона книги, к сожалению, не то, что вообще уходит, а как будто бы на наших глазах распадается. И это чтение не бесполезное, но с этой точки зрения скорее грустное. Значит, пожизненно даже такие хорошие метафоры, как шпионство, не работают. Марина Тимашева: Ненадолго вернемся к "Статскому советнику". Смешная деталь: Григорий Чхартишвили дружит с лидером группы "Аквариум". В фильме БГ это аббревиатура боевой группы, но мы-то знаем, что настоящий БГ - это Борис Гребенщиков. По случаю выпуска Борисом Гребенщиковым альбома с медитативно-энтомологическим названием "Зум, зум, зум" мы обратились к человеку, публиковавшему в журналах "Зеркало" и "Ухо" первые рецензии на первые магнитофонные альбомы группы "Аквариум". Может быть, историк Илья Смирнов, по старой памяти прокомментирует эволюцию "злых песен" начала 80-х годов. Илья Смирнов: Да, забавно: популярность "Аквариума" начиналась именно так. МИФИ, удовлетворённый голос БГ на фоне аплодисментов: "Вы тоже любите злые песни?" Его же прозаическое кредо в самиздате: "Рок - это энергия, то, что не даёт человеку заснуть". Нынешний альбом: Воспользуюсь близким для Марины театральным примером. Юрий Погребничко, говорят, год за годом ставит под разными названиями один и тот же спектакль, то есть и не спектакль даже, а калейдоскоп культурных ассоциаций. Тем не менее, достаточно большое количество людей на этот спектакль ходят, он им помогает жить. Гребенщиков выпускает свой долгоиграющий альбом уже примерно лет восемь, начиная с "Лилит". Узнаваемые по первым же тактам мелодии, но с разными словами, в которых продолжают хитросплетаться экзотики, индийский Шива и Джа с Ямайки, и бесполезно допытываться, почему БГ редкоземелен именно как литий, а не как лантан, например. Отвечаю за автора: "Потому что я не очень редкоземелен". В самом деле: а как докажешь обратное? Записывались "Зумы" опять же в двух странах, в Англии и на родине автора, а по дороге туда-сюда табор кочевых ареоев: Кочевых кого? Извините, это я стараюсь соответствовать предмету описания. Смотри историю Полинезии. Так вот, аккомпанирующий состав прирастает новыми голосами, африканскими вперемешку с уральскими (Настя Полева имеется в виду) и бас-гитарами, одна - старого знакомого Александра Титова, который теперь у нас, кажется, англичанин, другая - парижского камерунца по имени Хилар Пенда. На самом деле, свободная игра в культурные ассоциации была характерна для Гребенщикова всегда. Никакая глобализация здесь ни при чём. Реггей-то "Аквариум" исполнял ещё на химзаводе в Перова четверть века тому назад. Но! Тогда экзотика точно уравновешивалась узнаваемыми приметами времени и места. Китай эпохи Чжоу - бытом питерских коммуналок и архитектурой уличных ларьков, отчего песни "Аквариума" воспринимались как социально намного более острые, намного более "злые", чем, например, у "Машины времени". Немножко расслабился, поверив, что "Джа даст нам всё" - и бум по мозгам: "Вытри кровь, их не догонишь, А если догонишь, то может быть хуже". В последнее время обволакивающее седативное действие Бориной "чистой воды" выражено всё сильнее и однозначнее (так уже, кстати, было в середине 80-х, когда Гребенщикова затянуло в эксперименты по организации замечательного рок-клуба при Ленинградском Межсоюзном доме самодеятельного творчества, то есть при обкоме и УКГБ). Пожалуй, во всем "Зум-Зуме" только однажды просыпается прежний злой Гребенщиков: в "Трамонтане", где "один священник: вытащил свой аргумент". Видимо, те, с кем сейчас группа АЛИСА сотрудничает в деле спасения России, сильно насолили Гребенщикову, никакого буддизма не хватает, чтобы отнестись к ним как к кому-то, кто в прежних воплощениях был тебе родными и близкими. Раз мы вспомнили про рок-клуб, нельзя не отметить, что новый альбом Гребенщиков представлял в роли не просто автора-исполнителя, но общественного деятеля, который ведёт серьёзные переговоры с замглавы президентской администрации Владиславом Сурковым. Аналогия с рок-клубом здесь не работает категорически. Тогда всесоюзно известные рок-группы общались с обкомовскими клерками и с офицерами в чине капитана на предмет своего, извините, перевоспитания. Чтобы пели модненькие песни ни о чём (демонстрируя интуристам, не знающим русского языка, какая в Ленинграде свобода) и выносили на совете клуба демократические постановления о запрещении концертов своих же товарищей, случайно исполнивших песню о чём-то, в том числе и о запрете концертов АКВАРИУМА. Какие бы сказки сейчас ни рассказывал о рок-клубе Гребенщиков, эта шарашка работала в основном на разложение, и человеческое, и творческое, во многом предвосхитив то, что в 90-е годы назовут попснёй: пустое место в модненькой упаковке, слизанной с импортного видеоклипа. Вот если бы в 83 г. рок-музыкантов пригласили в ЦК КПСС для серьёзного разговора: что происходит в стране, что будет с молодёжью, - в этом не было бы ничего унизительного. Нормальная ситуация (только ЦК КПСС оказался к ней не готов). Сейчас это тоже нормальная ситуация. Не будь такой встречи, её следовало бы придумать. Понятно ведь, что правительство не может не готовиться к оранжевой, так сказать, "революции" под стенами Кремля: чтобы популярные группы если не воспротивились этому лохотрону, то хотя бы не выступали в роли зазывал. Понятны и встречные предложения Гребенщикова: пробить засор в общедоступном эфире, чтобы подростки могли слушать не только попсню, но ещё и какие-то песни. Наверное, по обоим пунктам можно достичь согласия. Но как же всё делается вяло, нерешительно: ах, только бы не назвать вещи своими именами! - и, главное, с каким опозданием. На целую историческую эпоху. Ведь нет здесь уже никакого рок-движения, так, отдельные обломки, носимые туда -сюда финансовыми потоками. И Гребенщиков не тот, что в 80 году. В общем, аккурат по песне из его нового альбома, которая, вроде бы, и не про то, и про что - не поймёшь, а опять, оказывается, про нашу жизнь: Марина Тимашева: В театре "Балтийский дом" прошел VII международный фестиваль русских театров стран СНГ и Балтии "Встречи в России". Рассказывает Татьяна Вольтская. Татьяна Вольтская: За годы, прошедшие со времени распада Советского Союза, стало очевидно, что русская культура, так долго и реально объединявшая разные народы, - это не то, чем можно с легкостью пожертвовать. На примере театра, который в каком-то смысле является синтезом искусств, это особенно заметно. Говорит арт-директор фестиваля "Балтийский дом" Марина Беляева. Марина Беляева: Было время, когда эти театры в своих республиках были главными. Потом произошел распад, они стали в некоторой степени вторичными, где-то театры даже закрылись. Семь лет назад пришла мысль организаторам фестиваля "Встречи в России" собрать эти театры и показать их в Петербурге. Поскольку мы достаточно много занимаемся балтийским регионом и, естественно, у нас были друзья в странах Балтии - Литве, Латвии, Эстонии - мы знаем, как существовали там русские театры и понимали, что им действительно очень не хватает простого общения, а иногда и просто русского языка. Потом возникла мысль собрать не только страны Балтии, но и все остальные бывшие наши республики. Идея оказалась плодотворной еще и потому, что на самом деле коллективы оказались еще и творчески жизнеспособными. Театры, которые приезжают на фестиваль, привозят качественные и очень любопытные спектакли. Иногда они позволяют себе экспериментировать значительно более свободно, чем это делают достаточно успешные столичные театры. Татьяна Вольтская: Редкую возможность увидеть спектакли этих театров как раз и дает проводимый "Балтийским домом" фестиваль "Встречи в России". В этом году он посвящен 60-летию победы в Великой Отечественной войне. Марина Беляева: То, что нам удалось сделать - это интернациональный проект. Он называется "Композиция до-мажор". Молодые артисты от всех республик, от всех театров и сочинили в режиме мастер-класса спектакль. Он основан на документах военной эпохи, на песнях, очень хорошо нам всем известных, на стихах. И то, что их поют и читают молодые артисты разных сегодня стран бывших республик одной когда-то большой страны, победившей и, наверное, имеющей право на этот праздник, нам кажется это самым главным. Татьяна Вольтская: Один из постоянных участников фестиваля - молодежный театр Узбекистана. Марина Беляева: Первый спектакль, который они показали четыре года назад, был спектакль "Созвездие Омара Хайяма". И спектакль прошел с очень большим успехом в Петербурге. На следующий год они привезли спектакль, я считаю, что для Петербурга это название культовое, вряд ли кто-то из питерских решился бы его делать, они привезли "Историю лошади". Татьяна Вольтская: Это тем более удивительно, что половина труппы состоит из узбеков, но все они ценят русский язык как бесценный дар. Спектакль, привезенный в этом году, называется "Вечная плясунья Шарара" по произведениям Тимура Зульфикарова. Говорит художественный руководитель театра Наби Абдурахманов. Наби Абдурахманов: К нам приехала хореограф, которая помешана на зикире. Зикир - это когда себя вгоняют в транс, когда тысячу раз повторяют слова. Она чокнутая на этом зикире. Во Франции его почему-то называют "зикр". И как-то мы беседовали и заразились. Татьяна Вольтская: Наби Абдурахманов предостерегает от невнимательного отношения к Востоку. В его спектакле мир стоит одного танца плясуньи Шарары. Наби Абдурахманов: Считается, что Восток из-за того, что он ориентальный, что как бы пережевываются мысли. Если взять любую притчу, суфийская притча о том, что Бог создал Вселенную для того, чтобы один талант увидел и станцевал свой танец. В конце концов, если Богу надо будет, он создаст новую Вселенную. В Коране есть такая фраза: Бог не ждет, чтобы люди стали праведные. Если Богу надо было, чтобы мир был праведный, он бы его просто уничтожил, новый создал. Это нам дает возможность даже не исправиться, а просто, опять-таки суфийский взгляд, жить такой жизнью. Татьяна Вольтская: На головах у актеров архитектурные сооружения, из которых складывается то город, то пустыня, то лабиринт. Этот смелый театр, кстати, почти всегда приезжает без декораций и потом из ничего собирает удивительный восточный мир. Но вот, если резко повернуть с Востока на Запад, то мы встречаемся с руководителем Вильнюсского молодежного театра Альгирдасом Латенасом. Но свой спектакль - чеховского "Дядю Ваню" - он поставил в Вильнюсе, а в брестском Театре драмы и музыки. Альгердас Латенас: Поскольку Чехова уже столько переворачивали с ног на голову и обратно, нам хотелось просто идти от какой-то душевной глубины. Татьяна Вольтская: Среди гостей фестиваля - Государственный академический Русский театр драмы из Бишкека с драматическим этюдом "Двое в темноте" по пьесе Бартенева и Слаповского. Сюжет прост: мальчик и девочка разных национальностей встречаются во время войны в одной из горячих точек. Они придумывают свой мир, светлый и счастливый, взамен существующего темного и страшного. Говорит художественный руководитель театра Андрей Петухов. Андрей Петухов: Это такая своеобразная учебная работа. Те актеры, которые в нем играют, пришли в театр совсем недавно. Татьяна Вольтская: А как вообще существует русский театр в Киргизии? Андрей Петухов: Как, наверное, и везде в национальных странах постсоветского пространства - достаточно сложно. Несмотря на то, что, как правило, во всяком случае в нашем регионе, все русские театры в Казахстане, в Узбекистане, они активно работающие театры. Но у нас в стране один русский театр, всегда был и самый интенсивно работающий, самый творческий, продвинутый. И мы делаем все, чтобы выжить в тяжелые времена, тем более, после недавних событий, которые у нас прошли. Татьяна Вольтская: События как-то отразились на театральной жизни? Андрей Петухов: Безусловно, отразились. Закончилось все, представления закончились. Мы не работали неделю, театр был закрыт, потому что ни одного человека не пришло на спектакли вечерние. Сейчас с трудом люди переживают стресс. И все-таки идут, возвращаются в театр. Но когда мы вернемся к нормальному состоянию - это теперь достаточно сложно сказать. Потому что это подвигло русскоязычное население на решимость покинуть Кыргызстан. И очень много людей уезжают опять из Киргизии. Татьяна Вольтская: Понятно, что когда так тревожно дома, возможность приехать на фестиваль приобретает особое значение: поддерживают русскую культуру там, где земля у нее в буквальном смысле уходит из-под ног. Марина Тимашева: 15 апреля в Театре Армии прошла торжественная церемония награждения кинематографической премией "Ника". Лучший неигровой фильм - "Страсти по Марине" Андрея Осипова, анимационный - "Чуча-3" Гарри Бардина, художественный - "Свои" Дмитрия Месхиева. Лучшим режиссером признана Кира Муратова. За роли в ее фильме "Настройщик" награждены Алла Демидова и Нина Русланова. Лучшим артистом признан Богдан Ступка, он сыграл главную роль в фильме "Водитель для Веры". Результаты я обсуждаю с киноведом, обозревателем Новой газеты Валерием Кичиным. Сначала о самой церемонии. Валерий Кичин: С появлением у нас двух национальных премий возник элемент, я бы сказал, нездоровой соревновательности. Сейчас "Нике" постоянно приходится доказывать, что она жива, а "Орлу" постоянно доказывать, что это он главный и первый. Поэтому я наблюдаю в этой церемонии "Ники" слишком много суеты. Достоинства очень хочется пожелать церемонии "Ники". Потому что именно отсутствием в достаточной мере этого чувства, "Ника" отличается от церемонии "Оскара", где люди выходят спокойные, шутят удачно, неудачно, но это спокойные шутки, это шутки не истерические. Это шутки не комплексоватые - это очень важно. В шутках "Ники" было много комплексов. К счастью, большинство шуток в эфир уже не попало. С другой стороны, эту "Нику" выгодно отличало от "Орла" отсутствие помпезности. Она была какая-то очень теплая, домашняя. Там было несколько пронзительных моментов, как, например, вручение премии "За честь и достоинство" Нонне Мордюковой, просто великой актрисе. Другое дело, что очень плохо, с моей точки зрения, что эта церемония сама по себе становится генеральной репетицией эфира. Я понимаю важность телевизионного эфира, но я с трудом представляю тот же "Оскар", где публику довольно грубовато по-свойски накачивают перед началом и регулируют ее эмоции в ходе действия, заранее зная, что управляющие реплики будут вырезаны в телевизионном монтаже. Сама церемония, которая являет собой очень крупное событие кинематографической и даже общей культурной жизни страны, превращается всего лишь только в сырье для телевидения. А уважаемые кинематографисты становятся всего лишь массовкой, которая должна вовремя включить аплодисменты и выдать нужную порцию ликования. Мне кажется, и смысл телевизионной трансляции в данном случае именно в том, что мы присутствуем при реальной церемонии. Марина Тимашева: Валера, теперь давайте поговорим о распределении наград. Это фактически финальная премия, если начинать отсчет кинематографических премий с "Кинотавра". При этом сравнивать результаты практически невозможно. Потому что в "Кинотавре" не участвовал фильм "Свои", зато фильм "Свои" и "Время жатвы" участвовали в Московском международном кинофестивале, "Золотой орел" исключил из номинантов "Настройщика", поскольку считается, что фильм не был в широком прокате, а это требование "Золотого орла" и, наконец, "Ника" включает в себя уже все фильмы. Каковы ваши впечатления от решений жюри? Валерий Кичин: Я вообще думаю, что массовые голосования, что на "Оскаре", что на "Золотом орле", что на "Нике", они, конечно, имеют свой главный и решающий недостаток - это то, что люди не смотрят фильмы. Это очень чувствуется в выборе и предпочтениях академиков. В частности, это очень больно бьет по номинации документального и неигрового кино. Стопроцентно знаю, что люди не смотрят. Есть фильм о Марине Цветаевой. Марину Цветаеву все читали, все знают. Андрей Осипов очень крепкий, профессиональный режиссер, наверняка сделал хорошую картину. По этому принципу выбирают. Потому что рядом с этой вполне нормальной биографической лентой стояли два действительно гениальных фильма, фильма-прорыва, фильма принципиально важных. Это "В темноте" Сергея Дворцевого, поразительный этюд о слепом человеке, и очень серьезный, а главное актуальный фильм о трудных национальных проблемах в стране - это "Мирная жизнь" Костомарова и Каттена. Кстати, фильмы очень хорошо прошли на екатеринбургском фестивале документального кино, где жюри реально должно смотреть фильмы, оно смотрит. То, что люди мало смотрят кино, сказывается и часто в игровых картинах. Так, например, регулярные неудачи очень хорошего фильма "Долгое прощание", с одной стороны объяснимы, потому что очень сильные конкуренты, сам бы затруднился, кого выбрать. Но то, что эта картина регулярно проигрывает, все-таки доказывает, что ее меньше показывали. Марина Тимашева: То, что именно это кинематографическое сообщество не оценивает фильм "Долгое прощание", а по моей логике, должно было бы оценить из-за совпадения очень многих факторов, я имею в виду прозу Юрию Трифонова, существенность темы, заявленной в этом фильме, а именно изменения, которые происходят с человеком, которых не замечает он сам, и которые страшны и разрушительны, тем не менее, для него самого. То, что этот фильм снят в лучших традициях советских фильмов, должно было бы повлиять именно на то сообщество, которым являются наши кинематографисты. Тем не менее, не влияет. Мне пришла в голову одна очень странная мысль. Я все время вижу одних и тех же людей то там, то здесь, то на просмотрах, то на тусовках, то на банкетах, то на фуршетах. Единственный, кого я не вижу - это Сергей Урсуляк. У меня складывается странное впечатление, что он не получает наград не потому, что его фильм проигрывает, а потому что он ни с теми, ни с другими. Валерий Кичин: Абсолютно правильно. Конечно, тусовочность человека сейчас играет огромную роль, но к этому все-таки стоит добавить и то, что и "Франкенштейна", и "Водителя для Веры" было значительно легче найти на экранах, чем "Долгое прощание", которое однажды прошло в Доме кино и однажды для прессы его показали. Я вообще думаю, что мы находимся на пороге серьезной проблемы. Потому что мы понимаем, что в кино пришли большие деньги, появились первые наши блокбастеры, и огромные деньги вкладываются в раскрутку этих картин. И я предвкушаю ситуацию будущего года, когда, скажем, на "Золотом орле" неизбежно возникнут номинации и "Гамбита", и "Статского советника", обе картины сделаны той же студией "Три Тэ" и тем же Первым каналом, которые, собственно, и патронируют "Золотой орел". И вот что тогда будет? Эти фильмы реально заслуживают добрых слов по некоторым своим компонентам, но их успех будет расцениваться как "своя рубашка ближе к телу", "своя рука - владыка" и так далее. Короче говоря, мы вступаем в эпоху очень серьезного политиканства в области такого чистого дела как премии. Все-таки лучше, если какое-то независимое жюри тебе в качестве сюрприза преподносит премию, и ты этим очень счастлив, и все кругом изумлены. Я думаю, что мир испытывает кризис академических премий в силу того, что сейчас они очень сильно зависят от тех денег, которые вложены. А у авторов более скромного фильма, скажем, Марины Разбежкиной с ее замечательной и тоже совершенно неоцененной картиной "Время жатвы", не будет таких денег. Она окажется в стороне, как тот же Сергей Урсуляк, и мы потеряем объективный критерий, который очень необходим в национальных премиях. Назревает какая-то очень важная проблема, которая требует обсуждения. Марина Тимашева: В Фонде русского зарубежья прошла ежегодная церемония вручения литературной премии Александра Солженицына. Фонд был основан 30 лет назад, он - собственник прав и гонораров за книгу "Архипелаг Гулаг". Из этих средств Фонд помогает бывшим узникам лагерей, а также снабжает новыми книгами тысячи провинциальных библиотек. 8 лет назад Фонд придумал премию. В ее жюри вошли: сам Александр Исаевич, Наталья Дмитриевна Солженицына, литературоведы и критики Валентин Непомнящий, Людмила Сараскина, Павел Басинский, директор "Имка-пресс" Никита Струве. В прошлом году издательства "Русский мир" и "Московские учебники" выступили с идеей издавать книги лауреатов премии Фонда. Три книги (Константина Воробьева, Евгения Носова и Александра Панарина) уже вышли. Премию Фонда, как мне представляется, может получить не просто талантливый литератор, но человек, в творчестве которого есть "отчетливое и теплое христианское мироощущение". Именно эти слова адресовал Александр Солженицын лауреату этого года - Игорю Золотусскому. На церемонии по традиции члены жюри должны в краткой речи обосновать свой выбор. Подробно проштудировав массив работ Игоря Золотусского, подробно остановившись на его роли в исследовании прозы крупнейших писателей-классиков и современников, Александр Солженицын написал речь, которую прочитала Наталья Солженицына, а я привожу в выдержках. Наталья Солженицына: Поучительна линия творческой жизни Золотусского. На ее протяжении он одновременно работал на двух разных уровнях - собственно литературного критика и углубленного исследователя вершин русской литературы 19 века, большей частью Гоголя. Импульс Золотусского - выявить и сохранить то, что драгоценно. Жажда, по совету Гоголя, показывать прекрасное. Формальная критика по эстетическим канонам почти отсутствует у Золотусского. Он постоянно движется в круге нравственного восприятия. В нем он ищет ту общую основу, которая отсеченных им достойных писателей объединяет и включает в русскую литературу. Но не по признаку же преемственности к наследству, уважения к преданию. Сам для себя критик никак не расстается с этим ощущением. В особой статье уважения к преданию он находит место высказаться о задачах литературной критики и сути ее, напоминает и от Гоголя: критика высокого таланта имеет равные достоинства со всяким оригинальным творением. Работу Золотусского пронизывает устойчивая духовная составляющая. У него отчетливое и теплое христианское мироощущение, отзывность горю и милосердию. Во всяком изложении, чего бы Золотусский ни коснулся, он обращен к нам открытым чувством и увлекательным языком. Однако уже нависает вопрос: а что ж, Золотусский никого не разносит, не громит, как это приличествует утвердившемуся критику? Уже видели мы выше: его цель - показывать прекрасное, выдвигать к читателю на заметку и выявлять то, что может быть наиполезнее его душе. Всей своей многолетней работой Золотусский дает пример и урок нашей нынешней литературной критике. Но, увы, остался почти в одиночестве. Сам тип критики, предложенной и развернутой Золотусским, не повлиял заметно на общее русло. И, наконец, нельзя не разделить тревожный вывод критика: слом духовной иерархии нечто более капитальное, чем смена политического режима. И это вопрос не одного поколения, а десятка веков. Марина Тимашева: "Писателем о Гоголе" назвала Игоря Золотусского Людмила Сараскина. Людмила Сараскина: Гоголь стал для Золотусского мерой литературой, ее высшим критерием и высшим результатом. Гоголь стал для Золотусского воздухом и свободой, атмосферой собственного литературного бытия, космосом, преодолевающим хаос. Воздух Гоголя подействовал таким образом, что критик стал писать как писатель, творец новой вселенной. Жизнеописание Гоголя в исполнении Золотусского - это увлекательнейшее чтение. И это, пожалуй, самое значительная литературная биография Гоголя, написанная на русском языке. Золотусский выступает как биограф-союзник и биограф-друг. Самые вдохновенные места библиографической книги о Гоголе - это места, связанные с раскрытием характера, переживаний, психологической сущности человека. Создается даже впечатление, что реальное лицо, писатель Николай Васильевич Гоголь существует у Золотусского как интереснейший герой некоего русского классического романа 19 века, который, к величайшему сожалению, не был написан ни одним из великих русских романистов. Золотусский создает биографическую версию о Гоголе в жанре, который совершенно несправедливо считается вторичной литературой. Но биограф Золотусский опротестовал и отменил этот приговор и добился оправдательного вердикта для целой литературной отрасли. Биография Гоголя под пером Золотусского - это исторический роман о русской литературе на фоне русской жизни. Книга, честно написанная в одно время, оказывается честной и для всякого другого времени. Художественная биография Гоголя, впервые опубликованная в 1979 году, выдержала уже четыре издания. Четвертое увидело свет уже в нынешнем 2005 году. На этой книге выросло несколько поколений читателей-филологов и просто читателей, для которых имя Золотусский вольно или невольно рифмуется с именем Гоголя. Это ли не всенародное признание? За сорок лет у нас не появилось никакой иной биографии Гоголя. Это ли не признание приоритета Золотусского его товарищами по цеху? Это ли не национальный бестселлер, хочу задать риторический вопрос, рисково наступая на взрывоопасное поле другой литературной премии? Если только понимать термин "бестселлер" не как знак бестиальности и бешенства, знак варварства, радикализма и экстремизма нации, а как символ высшей потребности этой нации обладать действительно самой лучшей, самой совершенной литературой. Русская классика на столетие определила свое время. Не изжиты ни одна из поставленных ею проблем. Поэтому стрелы ее огненные и меч ее обоюдоострый. Жюри литературной премии Александра Солженицына сердечно поздравляет своего лауреата Игоря Петровича Золотусского, рыцаря русской классической литературы, который в битвах со временем и с самим отстоял гениального трагического Гоголя. Марина Тимашева: Не сговариваясь с Людмилой Сараскиной, Валентин Непомнящий тоже назвал лауреата "рыцарем русской литературы" Валентин Непомнящий: Он тогда сказал, что в начале литературного пути верил: вот, мол, напишу эту рецензию, эту статью и в жизни может быть хоть что-то изменится. Слова эти конечно в наше трезвое время должны вызвать в известной трезвой литературной среде оглушительный хохот. Для меня же они тогда прозвучали как пароль. Позже я узнал, что лет за пять до нашего разговора Федор Степун говорил: "Русское слово, русское искусство всегда преследовало цель устроения жизни". Нравится это кому или нет, но здесь символ, веры сама природа русского слова как дело. Потеряв это, Россия потеряет себя. Важно то, о какой жизни, о каком ее устроении о каком в конечном счете человеке идет речь. В каждом человеке есть подполье и есть святое. Спасение в том, чтобы обращаться к святому в человеке, а не к низменному в нем. Это просто, как все самое важное на свете и это сказано недавно Игорем Золотусским с той же серьезностью, с тем же простодушием, что и та давняя фраза. С той же истовостью, какая присуща ему, как служителю, рабочему и рыцарю русского слова. Совсем недавно наткнувшись на очень ироничную по современной моде и очень глупую статейку, где Золотусский предстает уныло пропагандирующим изящную словесность, я вспомнил нежно любимого мною Алексея Константиновича Толстого: "Други, вы слышите крик оглушительный? Много ли вас остается - мечтателей? Сдайтеся натиску нового времени, мир отрезвился, прошли увлечения. Где ж устоять вам, отжившему племени, против течения: Мы же возбудим течение встречное против течения". Марина Тимашева: В ответном слове Игорь Золотусский говорил о своей жизни. Его родители были репрессированы, сам он вырос в детском доме Игорь Золотусский: К тому времени я уже знал, что должен выжить, выучиться и сделать что-то такое, что смоет с нашей фамилии позорное пятно и даже прославит ее. Я поступил в университет, закончил его, поехал учительствовать на Дальний Восток. Но пепел Клааса стучал в моем сердце. Свою первую большую статью я назвал "Рапира Гамлета". Гамлет был, конечно, мой герой, он мстил за своего отца. Но он понимал, что его месть ничего не изменит в мире. Есть два вида сопротивления. Один предложили истории декабристы, другой - русская литература. Первый - это открытый вызов и кровопролитие, второй - стоическое противостояние злу. Литература изжила во мне юношеский радикализм. Не потакая злу, противостоя ему, она не опускалась до ненависти. Мои современники меньше разоблачали, а больше жалели. Это была литература боли и литература любви. Она воссоединялась с христианским наследством 19 века. Оттуда и пришел в мою жизнь Гоголь. Я вдруг обнаружил, что за моей спиной осталась огромная страна, страна милосердия, страна классики. В этой стране писатель был и священник, и врач, и учитель. Он спасал, а не толкал человека в яму, и не мог писать, как говорил Гоголь, мимо себя. Сегодня страна милосердия осталась на том берегу, на берегу, который мы сами покинули. Покинули, я бы сказал, с торжеством, как будто сбросив с плеч угнетающий груз. Но от чего освободились? От добрых чувств, от сострадания к ближнему, от памяти о великих тенях, которые, в отличие от тени отца Гамлета, звали не к оружию, а к тому, к чему неистово звал пророк: извлеки драгоценное из ничтожного и будешь как мои уста. Извлечь из ничтожного драгоценное во сто крат труднее, чем проклясть ничтожное и посмеяться над ним. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
