Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[09-02-05]
Поверх барьеров - Европейский выпускКарнавал в Германии. Крупнейшая ярмарка искусства в Испании. Памяти Лазаря Бермана. Портрет русского европейца: Достоевский. К 60-летию Патрика МодианоРедактор и ведущий Иван Толстой Юрий Векслер: Карнавальную неделю перед большим постом называют в Германии пятым временем года. Корни традиций празднования недели шутов в долине Рейна уходят в средневековье. Современная традиция возникла в Кельне в 1815 году после победы над Наполеоном, который запрещал карнавалы. Ныне это массовые, прекрасно костюмированные (костюмы передаются из поколения в поколение и шьются по историческим зарисовкам) шествия. Цель и настроение - осмеяние и вышучивание всего того, что в другие дни принято считать серьезным. Королями этой вакханалии без особых споров признаются зачинатели распространившейся по многим землям Германии традиции - жители Кёльна. Соответствуя старинным праздникам прощания с зимой, праздникам перед постом, наподобие русской масленицы, в Германии проходила традиционная карнавальная неделя. Традиция костюмированных процессий шутников, традиция дурачеств характерна здесь для земель вдоль Рейна и частично вдоль Майна. В Берлине, например, где тоже любят шутку, попытки привить рейнскую традицию к успеху не привели... Живущие вдоль Рейна сохраняют старые средневековые обычаи со своими региональными различиями и ежегодно привносят новые и современные мотивы. Финалом является Розовый понедельник или понедельник Роз. Никто точно не знает, как возникло это название... Если мысленно увидеть все происходящее с высоты, взору представится канавальная эстафета передаваемая с юга на север. На юге в субботу карнавалисты штурмуют ратуши, добиваясь от бургомистров выноса ключей от городов. В такие дни то, что не позволено даже Юпитеру, позволено дураку... В первый понедельник февраля, словно собрав энергию волны карнавалов с юга, в Майнце, Дюссельдорфе и Кельне происходят главные процессии, растягивающиеся на многие километры... В этом году в них приняло участие три миллиона человек. Все так или иначе костюмированы, но зрелищем является шествие колонн, каждая из которых представляет какой-нибудь городок или деревню и свой тип уникальных карнавальных костюмов. Отовсюду слышна музыка, играет множество оркестров. В этих дефилирующих по большим городам процессиях есть что-то пародийно напоминающее советские демонстрации... Но вместо карикатурной скульптуры чужого дяди Сэма, здесь окарикатурены прежде всего свои собственные политики. Вот огромная фигура канцлера Шредера в виде голливудского Спайдер-мэна, который, однако, запутался в собственных сетях, вот он же Шредер в виде ведьмы, прогоняющей из резиденции канцлера сказочных Гензеля и Гретель, похожих на политических противников канцлера Ангелу Меркель и Эдмунда Штойбера. Вот руководитель футбольного союза без штанов с подписью "Это сделалось в штаны" - шутка по поводу продолжающегося скандала с купленными матчами... Но не забыт и дядя Сэм, точнее его наместник Джорж Буш, который, кстати, скоро приедет именно в эти края. Решение темы Буша вызвало даже дискуссии среди организаторов. Скульптурная группа изображает стоящего на четвереньках с обнаженным задом американского президента и приставляющую к этому заду лестницу маленькую Ангелу Меркель. Многие назвали это безвкусицей, с чем, наверное, можно и согласиться, но карнавал - это отнюдь не школа хорошего вкуса, это грубое веселье и разрешенность в это пятое время года любых шуток.... В процессиях и празднествах охотно принимают участие как политики, таки другие ВИП. Кельн мог, например, любоваться ехавшей на одной из платформ супермоделью Хайди Клум и ее темнокожим женихом известным певцом Силом. Еще одна деталь. Карнавальные процессии одаряют зрителей сладостями, только в Кельне на публику пролился дождь из 140 тонн конфет, и в частности 700 тысяч плиток шоколада и 220 тысяч коробок ассорти. Вечером в понедельник - пик празднеств - комическое собрание в огромном зале Кельна, куда стекаются любимые народом шутники и музыканты. И те, и другие - как профи, так и любители. И происходит нечто вроде КВНа, только без борьбы команд, а с борьбой за успех у публики. Тут понимаешь, что прав был шут в "Дон Кихоте", который сказал: "Новых шуток нет на свете, есть шутки о желудке, есть намеки на пороки, и есть дерзости на счет женской мерзости... Больше ничего..." Старые анекдоты перекраиваются и рассказываются так, как будто случай недавно произошел с самим рассказчиком. Вот один из них в амплуа невозмутимого меланхолика... Голоса карнавала: - Три дна назад жена мне говорит: тут пришло письмо, они уменьшили нам пенсию. Я говорю: если я позже встречу бундесканцлера на небе, то я спрошу его, почему они это сделали. Жена говорит: он не попадет на небо, он попадет в ад... - Ну, тогда ты его спросишь. - Мне тут надо было присутствовать на похоронах соседа. Во время церемонии в церкви пастор произнес: "... но большим противником церкви он никогда не был"... Сидящий рядом со мной говорит: "...если бы его фамилию не вписали бы в объявление, то он и сегодня не пришел бы..." Я пошел в налоговое управление и по дороге встретил знакомого с огромным букетом цветов. Я спросил, что случилось: Он говорит: "Я впервые в моей жизни по-настоящему влюблен, но, говорят, это опасно"... Почему? Он отвечает: "Любовь превращает в слепца". Я говорю: "Тогда ты должен жениться - быстро прозреешь". В налоговом управлении мне говорят: "Мы узнали, что у вас в подвале есть самогонный аппарат". Я говорю: "Это старый аппарат, я им никогда не пользовался, я храню его как память о дедушке..." Мне говорят: "Это не играет роли - аппарат есть, и вы должны заплатить налог"... Тогда, я говорю, вы мне должны выплачивать пособие на 12 несовершеннолетних детей. Но у вас нет никаких детей. Да говорю, но аппарат имеется. Юрий Векслер: Есть вышучивание глупых соседей: кельнцы видят таковыми дюссельдорфцев, майнцы - кельнцев и так далее, но всерьез никто не обижается... Публика очень любит персонажей, в частности доброго Schutzmannа-полицейского с его грубыми шутками. Звучат песни. Вот одна из них со своеобразным пафосом: Глядя на существа, живущие на Рейне, мир должен научиться выздоравливать... Это сказал сам Бог и, так как предыдущие модели человеческих существ ему не вполне удались, он заново создал на Рейне свое настоящее подобие... А в остальном звучат простые и веселые песни про карнавал. А в конце после ушатов сатирических помоев под занавес царит благостное единение, ощущение своих среди своих. Пятое время года подошло к концу. Ну что ж, всего только год ожидания и праздник непременно вернется... Иван Толстой: Портрет русского европейца. Сегодня - Достоевский. Микрофон Борису Парамонову. Борис Парамонов: Достоевский как европеец - тема слишком узкая. Если брать его как писателя, давно уже вошедшего в пантеон западной культуры, так этим мы ничего нового не скажем, никакой оригинальной точки зрения не представим. К тому же Достоевский давно уже - явление не европейской, не западной в целом, а мировой культуры. Поэтому в теме "Достоевский и Европа" было бы интересно увидеть особую, что ли, подтему: Достоевский против Европы. Тут на первый взгляд тоже ничего особенно нового не скажешь. Кому не известно, что Достоевский был своеобразным славянофилом, или, как это называлось в его случае, почвенником. Известно также, что он говорил о "священных камнях Европы": и герои его говорили (Версилов, Иван Карамазов), и сам автор - в Пушкинской речи, например: известно ли, мол, европейцам, что мы больше европейцы, чем они сами? Русский человек, по Достоевскому, - всемирный человек, он обладает даром вселенской широты, всемирной отзывчивости, он вышел за грани национальности как единящего начала, и объединяется со всем человечеством в братской любви. Всё это давно уже уложено в формулу: нет ни эллина, ни иудея. Достоевский, другими словами, хочет сказать, что русские - христиане чуть ли не по природе своей, единственный народ в мире, сохранивший, вернее как бы изначально обладающий даром христианского отношения к миру и людям. В этом смысле Россия - та страна, в которой Достоевский жил и умер во второй половине девятнадцатого века, - спасительница человечества, ибо известное ему, Достоевскому, человечество, то есть человечество как раз европейское, находится в глубоком кризисе и как бы на грани всеобщего краха. Это общеславянофильская постановка вопроса, которую разделяли и такие умственно независимые люди, как, например, Тютчев. Разговоры о закате Европы начал отнюдь не Шпенглер, они шли уже в 19-м веке. Особенность этой темы у Достоевского в том, что она заострена вокруг вопроса о социализме. Не забудем, что Достоевский был в молодости социалистом, поклонником теорий Фурье, за что и пострадал чрезвычайно серьезно. Считается, что на каторге он изжил эти увлечения юности и вышел оттуда христианином. Но социализм никогда не уходил с умственного горизонта Достоевского. Социализм у него был - вернее, стал - христианством. Это у зрелого Достовеского почти одно и то же. Умозаключение формулировалось им даже уж и слишком просто: Русские по природе и в быту своем, когда он не испорчен сторонними влияними, - христиане, социализм возможен лишь на основе братства людей, лишь как христианский социализм, следовательно, подлинный социализм будет реализован в России. Это не говорилось совсем уж прямо, потому что открыто объявлять себя социалистом Достоевский после всех своих опытов не мог, да и не поощрялась такая склонность как солидная общественная позиция, - но этим настроением пропитана вся проповедь Достоевского. Он действительно социалист - христианский социалист. Это общая платформа, а вот кое-какие частности. Достоевский искренне поклонялся священным камням Европы, но современную ему Европу не любил: не любил буржуа как социальный и культурный тип. Его первые очерки Европы - "Зимние заметки о летних впечатлениях" 1862 года дают сказочно остроумную сатиру на буржуа во всех его измерениях, вплоть до семейной жизни. Тут же, естественно, поднимается и злободневный вопрос о социализме - "Злоба дня в Европе", как называл это Достоевский позднее. "Западный человек толкует о братстве как о великой движущей силе человечества и не догадывается, что негде взять братства, коли его нет в действительности. (...) что же делать социалисту, если в западном человеке нет братского начала, напротив, начало единичное (...) требующее с мечом в руке своих прав". Это писалось в 1862 году. А пятнадцать лет спустя всё та же тема озвучивалась так: "... единственно возможное разрешение вопроса, и именно русское, и не только для русских, но и для всего человечества, - есть постановка вопроса нравственная, то есть христианская. В Европе она немыслима, хотя и там, рано или поздно, после рек крови и ста миллионов голов, должны же будут признать ее, ибо в ней только одной и исход". Как видим, тут тот же славянофильский скандал, который отличал все подобные суждения о России и Западе. Достоевский пророчит реки крови и сто миллионов голов в Европе, а Россию видит страной братолюбивой и призванной воплотить истинные идеалы, - но действительность распоряжается ровно наоборот: это в России пролили реки крови и положили сто миллионов голов, осуществляя социализм. А дальше - больше, к вящему урону Достоевского: как раз в Европе и построили социализм - социализм с человеческим лицом, как стали его называть, - именно на основе расчетливой "делёжки", юридически корректного разделения интересов. Социализм возможен как расчет, а не как братство - вот скандал в славянофильстве, вот запятая русским, Достоевскому в том числе. Во всём сказанном нет ни одного слова, которое бы искажало Достоевского. Собственно, это его же и слова. Но это не всё, что сказал Достовеский о человеке. Тайна Достоевского - если действительно следует говорить о тайне - это неверие его в самую возможность такого братского, христианского устроения человечества. Слишком много знал Достоевский о человеке, чтобы видеть в христианстве последнюю истину о нем. Об этом и сказаны им гениальные слова: "Если мне докажут математически, что Христос не истина, то я предпочту остаться не с истиной, а со Христом". Слова эти горькие: они означают кроме всего, что в самом Христе истины нет. Само это противопоставление антирелигиозно, как указал один умный исследователь. Идеалы - а Христос высочайший идеал, конечно, - и действительность разделены по разным приходам: в бытии нет понятной для человека истины и морали. Человек в мире одинок, и не в социальном смысле - если бы только так! - а в онтологическом: человек богооставлен. А что касается России и братских утешений, ею предлагаемых, то Достоевский написал и об этом русском братстве: "Братья Карамазовы" - клубок змей. Поняв такое, поневоле будешь хвататься за возвышающие обманы. Вере Достоевского не следует верить. Но он не обманывает, а мучается. И мы мучаемся вместе с ним: мы, всё человечество, не только Европа. Иван Толстой: В Мадриде с 10 по 14 февраля пройдет международная выставка-ярмарка современного искусства АРКО-2005. Рассказывает наш корреспондент в испанской столице Виктор Черецкий. Виктор Черецкий: Выставка АРКО - ежегодная. Она организована в 24-ый раз. Экспозиция размещается в столичном выставочном комплексе имени короля Хуана Карлоса Первого. Свои произведения демонстрируют почти триста художественных галерей - две тысячи авторов - из 36 стран, в том числе из России. Рассказывает пресс-секретарь выставки Марта Качо: Марта Качо: Два главных новшества этого года - участие Мексики, которая развернула огромную экспозицию, а также раздел выставки под названием "Блак-Бокс". Он посвящен применению в искусстве современных электронных технологий. Естественно, подобные работы выставлялись и ранее, но теперь они выделены в отдельную экспозицию. Кстати, латиноамериканская страна участвует впервые в нашей выставке-ярмарке. Виктор Черецкий: Доминирует в этом году на выставке живопись - в прошлом здесь преобладала фотография. Еще одно новшество - акцент на работах современных малоизвестных художников, а не на картинах известных мастеров прошлого столетия. К примеру, в минувшем году все внимание было приковано к Дали, Миро, Пикассо и к образцам русского конструктивизма. Правда, и сейчас многие известные галереи привезли на выставку шедевры прошлого века. К примеру, нью-йоркская "Марлборо" выставляет работы британца Фрэнсиса Бекона, а также произведения известных испанских мастеров Чиллиды, Гордильо и Сауры. Галерея "Оранжери-Рейц" из Кельна экспонирует Дали и Миро. Марта Качо: "Великие" как всегда присутствуют на выставке. Это произведения "исторического авангарда", работы Пикассо и других мастеров. Ведь многие галереи специализируются именно на искусстве первой половины и середины прошлого столетия. Виктор Черецкий: На этот раз устроители выставки приняли решение уменьшить участие Испании. Испанские галереи занимают теперь лишь треть экспозиции. Тем самым выставке придается более интернациональный характер. Кстати, фонд АРКО, созданный в 87-ом году организаторами мадридских выставок-ярмарок, - непременный участник испанской экспозиции. Фонд располагает одной из самых интересных коллекций современного искусства в Испании. В его собрании - работы Кристиана Болтански, Дональда Джадда, Ричарда Серра, Аниша Капура, Ричарда Лонга, Марио Мерца и других художников и скульпторов. Экспозиция фонда, за неимением собственного помещения, размещается в музее современного искусства города Сантьяго-де-Компостела, на северо-западе Испании. Организаторы ожидают, что на выставке-ярмарке побывают не менее 200 тысяч человек. На этот раз даже пришлось повысить цену на билеты - они стоят 30 евро, чтобы избежать массового наплыва посетителей. Ведь устроители больше заинтересованы в том, чтобы создать надлежащие условия для профессионалов и потенциальных покупателей. Так, на выставку приглашено более 500 частных коллекционеров и директоров музеев из разных стран мира. Об участии россиян в выставке рассказывает ее пресс-секретарь: Марта Качо: Художественные галереи из России участвуют как в общей экспозиции, так и в разделе "Новые территории", которые отводятся новичкам. Галереи были отобраны для участия в выставке в виду высокого качества предлагаемых произведений. Кстати, одно из новшеств нынешней экспозиции - широкое участие стран Восточной Европы. Виктор Черецкий: В частности, на АРКО демонстрирует свою коллекцию московский художественный фонд "Руартс" Марианны Сардаровой. Он представляет работы Сергея Бугаева и Игоря Вишнякова. В АРКО участвует и московская галерея современного искусства "Стелла-Арт". Здесь выставлены работы Ольги Чернышевой, Ильи Кабакова, Алекса Катса, Дэвида Салле, Евгении Эметс, Александры Галкиной и других художников. Участвует в выставке и "Русская галерея" из Эстонии. Бессменный директор выставки Росина Гомес-Баэса говорит о том, что Мадрид намерен оспаривать пальму первенства по части продажи произведений современного искусства у таких городов, как Лондон, Нью-Йорк и Базель. По словам Гомес-Баэсы, рынок произведений современного искусства переживает сейчас большой подъем. За минувшие два года доходы от аукционов этих произведений в Испании составили 23 миллиона евро. Хорошие коммерческие перспективы выставки этого года прокомментировала Марта Качо: Марта Качо: АРКО всегда отличается большим объемом продаж. Испанский рынок сейчас на подъеме, так что и в этом году ожидается большой коммерческий успех. Виктор Черецкий: Добавим, что, к примеру, в прошлом году на АРКО была продана работа Хуана Миро "Портрет" за три с половиной миллиона евро. Иван Толстой: 6-го февраля во Флоренции скончался один из лучших современных пианистов Лазарь Наумович Берман. Он несколько недель не дожил до своего 75-летия. Последние годы он жил в Италии, где преподавал в известной музыкальной школе Имолы, гастролировал - не только по Италии, по всему миру, записывал музыку и воспоминания. С поминальным словом из Италии - Михаил Талалай. Михаил Талалай: Он родился 26 февраля 30 года в Ленинграде, не дожив несколько недель до своего 75-летия. Благодаря огромному дару Лазарь, Лялик, как его называли близкие, стал выступать перед публикой уже в пять лет. Перед самой войной Берман переехал в Москву (его мать предчувствовала ленинградскую блокаду), окончил московскую консерваторию у Александра Гольденвейзера и сделал блестящую карьеру исполнителя, которая могла бы быть еще ярче, если бы не случай, о котором расскажу позже. Свой первый диск, с двумя пьесами, он выпустил в 37 году, когда ему было 7 лет. Тогда на фирме "Мелодия" он записал одну фантазию Моцарта и мазурку собственного сочинения. Сейчас дискография Бермана - это сотни записей в самых престижных фирмах. Особенно он прославился как исполнитель Листа. В конце 80-х Берман все чаще выступает в Италии, здесь за вклад в искусство ему присваивают титул почетного гражданина Флоренции, затем он принимает итальянское гражданство. К десятилетию своего переезда во Флоренцию он дал чудесный концерт, составленный им самим из композиций итальянских музыкантов. На его кончину откликнулись все ведущие национальные газеты. Так сложилось, что я очень подробно узнал биографию Лазаря Наумовича. Лет пять тому назад он решил записать свои воспоминания - записать, как записывал музыку - перед микрофоном, диктуя. А меня попросил расшифровывать на компьютере записанное. Мы часто встречались в то время, обсуждали тексты. Хотя он предпочитал рассказывать свежие анекдоты, до которых был большим охотником. Удивительно, но он диктовал мемуары уже в готовой литературной форме, все у него было в голове, и править мне было практически нечего. А для меня открывался мне прежде неведомый возвышенный мир, музыкальный Олимп, где вместе с мемуаристом обитали, творили, шутили Софроницкий, Владимир Горовиц, Леонард Бернстайн, Рихтер, Эмиль Гилельс, Караян, Клаудио Аббадо. Книга "Черное и белое", по цвету клавиатуры и самой жизни музыканта, вышла полтора года назад - в переводе на немецкий, - в Германии у Лазаря Наумовича оказались состоятельные поклонники. У меня же в компьютере остался неизданный русский текст, и его кусочек я сейчас в память покойного пианиста прочту. Итак, отрывок из воспоминаний Лазаря Наумовича Бермана, рассказ о "черной клавише" из его клавиатуры: "Все изменил один из трагических эпизодов в моей жизни. В конце января 80 года я уехал в Мюнхен. У меня был сольный концерт и запись на "Дойче Граммофон". Публика меня восторженно принимала - после концерта подходили люди, руки мне целовали! Я находился в состоянии какой-то исключительной эйфории, какого-то огромного счастья: удалось и так сыграть удачно, и понравиться людям - не всегда это совпадает. В последний день моего пребывания в Мюнхене я пошел, как бывало тогда в советские времена, за покупками: тогда ведь в СССР нельзя было купить многих необходимых вещей. Зашел и в книжный магазин и увидел там книжку, которую давно хотел прочитать. Она называлась "Русские", "The Russians", и ее автором был американский журналист, многолетний московский корреспондент газеты "Нью-Йорк Таймс" Хедрик Смит. Мой импрессарио, Джек Лайзер, прочитав эту книгу, рассказал мне, что она безумно интересна, что там масса любопытных фактов из жизни Советского Союза и что автор ее описывает с большой симпатией людей. И вдруг вижу эту книгу по-русски. Черт меня попутал купить ее и взять с собой в Москву. А время наступило тогда тяжелое - началась агрессия Советского Союза в Афганистане. Международные отношения резко ухудшились - ожесточился и пограничный контроль. В Москве, при прохождении таможни, мой багаж обыскали и нашли книжку Смита. Сейчас это может показаться смешным, но тогда мне было не до смеха, а было страшно. Оказывается, книжка находилась в списке публикаций, категорически запрещенных к ввозу на территорию Советского Союза - потом мне рассказывали, что автор критиковал систему привилегий для партийной верхушки. Может, Смит написал еще что-то не так: прочитать мне его книгу так и не довелось. Я уже был тогда знаменитым музыкантом, играл по всему миру и приносил огромный доход советскому государству (мы, музыканты, получали не больше 10-15 процентов наших гонораров - все остальное мы должны были собственными руками привозить и сдавать). Несмотря на это, меня издевательски обыскали, меня раздели. Таможенники лазали своими грязными руками по моему телу, искали еще какие-нибудь доказательства антисоветской контрабанды - так они квалифицировали мой случай. Ничего больше не найдя, они составили протокол и написали письмо в Министерство культуры о задержании антисоветской контрабанды. Расплата была тяжелой. Спустя несколько дней меня вызвали в Министерство культуры, к одному из заместителей министра, который объявил, что пришло письмо, и что Министерство не может оставить его без реакции. Лично он верил, что я - хороший человек, но нужна "реакция". "Реакция" состояла в том, что на какой-то период были отменены все мои поездки за границу. А этих поездок запланировалось очень много, и все их отменили - даже гастроли в так называемые соцстраны. Не пустили больше и в Румынию, что уж говорить об Америке, где я должен был играть лично для президента Картера. Концерты в лучших залах Лондона, Парижа, Монте-Карло - запретили все, как и запись заграницей второго концерта Рахманинова. Через четыре года мне, с огромным трудом, преодолевая огромные препятствия, создаваемые КГБ, удалось получить снова разрешение на выезд за рубеж. Но я очень много потерял - контакты со знаменитыми оркестрами, с дирижерами, с фирмами. Четыре года полнейшего отсутствия в музыкальном мире сыграли свою роль: многие двери оказались для меня навсегда закрытыми". Иван Толстой: Франция скоро отметит 60-летие одного из самых модных сегодняшних писателей - Патрика Модиано. Рассказ о нем подготовил Дмитрий Савицкий. Диктор: "Не знаю, сколько я простоял на берегу этой лагуны. Я думал о Фредди. Нет, конечно, он не исчез в море. Он, наверное, решил обрубить швартовы и скрылся на каком-нибудь атолле. И, в конце концов, я найду его. И потом, мне ведь еще надо предпринять последнюю попытку - поехать в Рим, на улицу Темных Лавок, дом два, - туда, где я когда-то жил. Стемнело. Лагуна медленно гасла, ее ярко-зеленый цвет делался все тусклее. Вода еще кое-где светилась, и по ней проскальзывали легкие лилово-серые тени. Я машинально вынул из кармана фотографии, которые хотел показать Фредди, - среди них был и снимок Гэй Орловой в детстве. До сих пор я не замечал, что она плачет. Я понял это по ее насупленным бровям. На мгновение мысли унесли меня далеко от лагуны, на другой конец света, в курортный городок на юге России, где была сделана эта фотография, так бесконечно давно. Маленькая девочка вместе с матерью возвращается в сумерках с пляжа. Она плачет, в общем-то, без причины, ей просто хотелось еще поиграть. Она уходит все дальше. Вот она уже завернула за угол... И наши жизни, не рассеиваются ли они в вечерних сумерках так же стремительно, как детская обида?" Дмитрий Савицкий: Так закачивается роман "Rue des Boutiques Obscures" - "Улица Темных Лавок" французского писателя, который через несколько месяцев будет праздновать свое шестидесятилетие, Патрика Модиано. Он был и остается одним из самых популярных писателей страны... И популярность его, что редко, не связана ни со скандалами, ни с настойчивым мельканием на телевизионном экране, ни с заявлениями с трибун мировых форумов с требованием немедленно построить фабрику по производству озона на Южном полюсе... Модиано только что выпустил в издательстве "Галлимар" автобиографию под простым название "Родословная", книгу, которая поразила критиков своей нарочитой сухостью и почти административной трезвостью. Модиано, чья поэтическая проза всегда была цветным, а ля Тёрнер, туманом, сквозь который проступали (из которой выскакивали) мрачные углы полицейской анкеты, вдруг перешел на язык околоточного протокола... Журналист и литературный обозреватель Жером Гарсан: "Я родился 30 июля 1945 года в Булонь-Бианкуре, по адресу: Аллея Маргариты, дом 11. Родители мои познакомились во время оккупации: отец мой - еврей, мать - фламандка..." Дмитрий Савицкий: Этой фразой начинается "Родословная", вышедшая в Галлимаре, книга, в возможности того, что она когда-нибудь будет написана, признаемся, мы все сомневались. Автор её, Патрик Модиано, в течение 35 лет поддерживал вокруг истории своей жизни тайну, и нынче, тоном нарочито лаконичным, опираясь на факты, Модиано рассказывает свою жизнь от детства и юности до своего освобождения: то есть выхода в 1968 году первого романа - "Площадь Звезды". Мать его, актриса, во время оккупации промышлявшая на черном рынке, сына практически не любила, а когда он подрос - им вообще не занималась. И без того безмерное одиночество мальчика гигантски выросло после смерти брата в 57 году. Такова, конкретно, родословная Патрика Модиано. Сам Патрик Модиано, человек болезненно застенчивый, отказывающийся выступать на телевиденье или по радио, в одном из редких интервью по поводу выхода "Родословной сказал: "Я написал этот текст точно так же, как делают опись или составляют протокол.. .. Пусть мне простят все эти имена, даты и названия улиц. Я - пес, у которого, как мне кажется, есть своя родословная..." Самое замечательное в писательской судьбе Модиано в отличие от многих литературных судеб наших дней, сколоченных, как шаткие фанерные подмостки временной славы, это то, что его единственным расчетом был расчет стилистический. Он выдержал все фрагменты своей реальной и выдуманной биографии в одном музыкальном ключе, не сфальшивил на бемоль и подал пример единственно возможного и честного образца self-fiction, лишенного на все 200% претензии на пожизненную или пост-мортем - литературную прибыль. Литературный критик Жан-Луи Эзин: Эта книга - нечто вроде путеводителя по Модиано.. Книга, в которой он объясняет: кто он, откуда пришел... Книга, которая высвечивает изнутри его произведения... Это одновременно и - великолепная книга, и в то же время рискованная... "Родословная" - весьма короткий текст: лишь факты, названия мест, имена, география раскопок существования Модиано... Для клуба поклонников Модиано - это книга всё о тех же чувствах потери привилегий, потери наследственности. Автор пошел на огромный риск, открыв все карты, все разъяснив, все высветив... Но и здесь мы узнаем невероятный шарм, магнетизм его творчества, не исчезнувший из-за того, что он рискнул расколдовать околдованное, дав нам ключ к понимаю творчества. На самом деле это "еще один Модиано"! Еще одно произведение о чувстве потери привилегии преемственности... Эта книга - не просто "Модиано о Модиано"! Рассказав всё обо всём, он сохранил свою невероятную скромность. Кажется иногда, что он стирает то, что говорит. К примеру, сообщив о смерти брата (всего лишь две строчки!), рассказывая о самом невероятном и важном без тени сентиментальности! Никакого сентиментализма! И никакого сожаления, никаких рыданий о неудавшейся любви, ничего, что могло бы спровоцировать негативные чувства.... И - никакой обиды.. И это при том, что книга полна живой ненависти к образу отца..." Дмитрий Савицкий: В сентябре 1991 года британский литературный еженедельник, один из последних толстых журналов на островах Короны, вышел с очередным досье. Называлось оно "Семья", чуть ниже стоял подзаголовок на хорошем английской ненормативной лексике, который я бы перевел, как "Долой семью!". Среди материалов, рассказывавших о разнокалиберных кошмарах детства, были опубликованы и дневники дочери автора "Александрийского Квартета", Сафо Даррелл... В жизни я бы не поверил, если бы сказали бы, что я когда-нибудь разлюблю Лоренса Даррелла. Но, прочитав откровения его дочери, я от Даррелла внутренне отказался. Я не смог отделить автора от человека. Сафо Даррелл, покончила с собой - в 85 году. Дневник не помог ей избавиться от раны, нанесенной отцом... Драма Патрика Модиано, настойчиво проступающая сквозь акварель его первых романов ("Площадь Звезды", "Вилла Грусть", "Улица Темных Лавок"), сквозь более темные тона черно-коричневой гуаши "Доры Брюдер" - это драма несостоявшейся любви, несостоявшегося детства, безразличной матери и странного, практически мстящего за собственные неудачи, отца. Отец Модиано, тосканский еврей, переживший оккупацию без особых потерь, состоявший явно в каких-то собственных не совсем ясных, не совсем чистых отношениях с оккупантами, пытался и не раз, избавиться от сына. В итоге, сдав его однажды в полицию, как сдавали в 50-х советские родители своих отпрысков-хулиганов или тунеядцев в исправительные имени товарища Макаренко, колонии. Именно поэтому кончина отца не вызвала у Модиано никаких чувств, ни горечи, ни освобождения. Ему пришлось применить к себе метод интенсивной экстерьеризации, благо у него был дар писателя, чтобы почти в течении четырех десятилетий сантиметр за сантиметром, строчка за строчкой, отвоевывать свою свободу, свободу от прошлого. Эта книга - "Родословная" - Могла появиться только после 39 романов и повестей, только после изнурительных раскопок, давших право на родословную, на этот сухой бухгалтерский отчет, на эту рентгеноскопию на 60 лет растянувшейся боли. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
