Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[27-04-05]
Поверх барьеров - Европейский выпускЦифровые приемники и судьба французских ФМ-станций. 60-е капитуляции Германии на страницах немецкой печати. Фильм об отце - нацистском преступнике. Забытый поэт князь Эристов. Русский европеец Вячеслав ИвановРедактор и ведущий Иван Толстой Дмитрий Савицкий: Парижская "Телерама" вышла с некрологом, сообщившим urbi et orbi о кончине французского УКВ, то бишь ФМ. "Цифровое радио надвигается на страну, - читаем мы в Телераме", и ФМ постепенно станет вытесняться, как это было со средними и длинными волнами, на периферию". Французский ФМ по количеству тематических станций и по разнообразию музыкальных, новостных, этнических, культурных передач занимает первое место в Европе. Освободил французский эфир в мае 81 года Франсуа Миттеран. Освободил на несколько месяцев, чтобы ближе к сентябрю навести порядок, учредив комиссию по контролю над радио и телевещанием (CSA). Но в течение нескольких месяцев на ФМ царила восхитительная анархия и невообразимая толкучка. Все рекорды по нарушению политкорректности, о которой 24 года назад не было и речи, била плавучая радиостанция Carbon-14. К сентябрю радиостанции не получившие лицензии на вещание, ушли в маки, в старые добрые времена Жискар д'Эстена, и по Парижу носились полицейские фургоны-радары, пытавшиеся засечь последних пиратов. После чего в эфире настал относительный порядок и всяк занялся своим делом. Франс-Кюльтюр - почти академическими передачами на отличном университетском уровне. Европа Один - новостями, ток-шоу и рекламой; ФИП - великолепно подобранной музыкой, сводками погоды и, главное, сообщениями о дорожных пробках по всей стране. РФИ - заграницей. Франс-Мюзик - классикой; Бёр-ФМ - передачами о жизни магрибинской общины; Радио-Латина - новостями из Милана, Мадрида и Буэнос-Айреса и самой музыкой стиля "латинос". И так далее - по всей полосе ФМ: Появилась даже отдельная станция, чье вещание состояло исключительно из анекдотов и шансонов. И тут имеет смысл воскликнуть - неужели всему этому настанет конец? Неужели "Телерама" объявила о тотальных похоронах? Все наоборот. Цифровое радио позволит во много раз расширить эфир, умножить его для начала на цифру три и улучшить качество звучания, приема, вернее стабилизировать звук, убрать раз и навсегда помехи. Несмотря на явный прогресс, надвигающийся на нас с уверенностью бетонного катка, редакции ФМ в панике! Что будет? "Реакция французского ФМ на появление форматов DRM, DAB и DMB (даю во французской транскрипции) - адекватна реакции, - пишет "Телерама", - средне и длинноволновых радиостанции в эпоху зарождения УКВ-ФМ:" Но, говоря о революции французского эфира, я вынужден немедленно сообщить, что она - позорно запоздалая. Первые цифровые приемники и будильники появятся в стране лишь в сентябре! Кошмар! В Великобритании на прошлый Сочельник было продано миллион двести тысяч цифровых приемников! В Бельгии, Германии, Швейцарии, Италии, Нидерландах, Португалии, Дании и на тех же островах Короны - давным-давно бушует цифровой радио-бум. Я зашел в магазин электроники недалеко от дома и спросил - в чем дело? Где революционная технология? На что мне спокойно ответили, что магазин готов хоть завтра выписать 44 модели приемников из Лондона, но что на нашей чудесной территории принимать пока что нечего! И хозяин вытащил каталог европейских цифровых. Боже мой! Почти все они сделаны в стиле "ретро", под транзисторы 50-х и 60-х - дерево, метал, пластик. Спидола в чистом виде! Разве что есть экран, на котором можно будет выбрать одну из многочисленных станций, посмотреть движущуюся ленту новостей дня, сводку погоды, курс обмена доллара на тугрики, результаты футбольного матча Палермо - Кинешма: Почему, однако, Франция опаздывает с цифровой революцией на несколько лет? Причина простая - Франция страна 400 сортов сыра. Сыр, как известно, не становится камамбером или рокфором просто так, для этого нужна большая доля консерватизма. Поэтому любое новшество задерживается у наших границ на год, на три года, но зато потом стремительно внедряется в жизнь. Так было с компьютерами, с мобильными телефонами, с цифровой видеоаппаратурой, с минидисками. Скорее всего, наш эфир так бы и остался исключительно в зоне ФМ, если бы не герцогство Люксембург. В крошечном этом государстве существует телерадиовещательная компания RTL, вещающая на 46 каналах и транслирующая свои передачи в 8 европейских стран. RTL и решила, что пора брать быка за рога и завоевывать цифровое пространство. Пять миллионов евро были вложены в создание deus ex machina, приемника, который способен принимать программы и в форматах DRM и в DAB, и на ФМ. Приемник этот снабжен винчестером, на который можно записывать радиопередачу, если, к примеру, вас отвлек телефонный звонок. Ну, а так как новый эфир позволяет слушать не только прямой эфир, но и заархивированные передачи, кнопка "запись" и тут будет весьма полезной. Конечно, уже сейчас большинство французских радиостанций существует на Интернете. Веб-радио развивается стремительно, и его перспективы практически неограниченны. Франс-Кюльтюр, к примеру, предоставляет веб-слушателям возможность скачать лучшие философские, литературные, театральные, документальные передачи. Молодежь, работающая на компьютерах все чаще и чаще параллельно слушает веб-радио. Но новые приемники как-никак обладают преимуществом автономии. Так что три с половиной миллиарда транзисторных приемников на нашей планете, из которых 130 миллионов находятся во Франции, обречены на постепенную замену. Остается надеяться, что качество программ будет повышено до качества цифровой трансляции, или, по крайней мере, не будет потеряно - не смотря на рокфор, бри, морбье, канталь и прочий камамбер: Иван Толстой: Накануне 60-летия капитуляции Германии немецкий читатель буквально погребен под лавиной книг, газетных и журнальных публикаций о событиях и фигурах 12-летнего правления нацистов. В центре внимания остаются фигуры Гитлера и его любимца Альберта Шпеера, архитектора, ставшего министром вооружений. Из Берлина - Юрий Векслер. Юрий Векслер: Именно этому тандему, этим лидерам общественного внимания посвящен главный материал свежего номера журнала "Шпигель" с вынесенным на обложку заголовком "Der Manager des Bosen". Это можно перевести как "Менеджер зла", или даже "Менеджер дьявола". Это характеристика Шпеера. Почти все авторы публикаций в номере "Шпигеля" сходятся на том, что Шпеер ловко провел судей на Нюрнбергском процессе, хотя и там двое из четырех голосовали за смертный приговор. Но если бы тогда были бы известны многие документы о деятельности Шпеера, обнаружившиеся позднее, то ничто не помогло бы ему избежать виселицы. Книжный бум в Германии, посвященный прошедшей войне, открывала книга Гвидо Кноппа "Они хотели убить Гитлера". В этой книге документировано более 40 попыток совершить покушение на Гитлера, ни одна из которых, как известно, к успеху не привела. В самое последнее время появилась книга "Бомба для Гитлера" - о попытках немецких ученых вооружить фюрера атомным оружием. Это добротное исследование историка технологий Райнера Карлша, которому удалось найти немало новых документов. Кстати, и в этой книге роль Шпеера как организатора разработок новых способов уничтожения людей, также подтверждена многочисленными документами. Большой интерес вызвала так называемая "Книга Гитлера" - это полная публикация "Дела о Гитлере и его окружении". Книга представляет собранное для Сталина досье на Гитлера, возникшее на основе допросов и добровольно-принудительных показаний взятых в плен его личного адъютанта и камердинера. Последняя бульварная сенсация - это публикуемые в газетах воспоминания обнаруженной ныне 93-летней медсестры Эрны Флегель, которая в последние месяцы войны была личной медсестрой фюрера. Она живет на берегу моря в шикарных, можно сказать, условиях пансиона на севере Германии... Из ее рассказа мы узнаем, что первый раз она была вызвана в бункер Гитлера из берлинской клиники в 1943 году. Потом вызовы участились, а затем ее перевели на постоянную работу в бункер. О своем главном пациенте Эрна Флегель, в частности, сказала: "Гитлер не доверял никому и ни в чем и вслух высказывал опасения, что иностранные агенты могут подменить его цианистый калий для того, чтобы он остался жив и оказался в плену у русских. А этого он боялся больше всего". Воспоминания медсестры практически не добавляют ничего нового в известные портреты. Геббельса Эрна Флегель характеризует как подкаблучника, - мужчиной в этом браке была по ее мнению жена Геббельса Магда. Эрна Флегель обслуживала только Гитлера и высших чинов. Она оставалась в бункере и после самоубийств Гитлера и семьи Геббельса, так как в бункере находились раненые, они нуждались в перевязках, и медсестра до конца выполняла свой долг. Маленькое замечание Эрны Флегель о приходе советской армии: "Второго мая в бункер ворвались русские, но персонал не тронули, а мне комендант даже разрешил на ночь закрываться в комнате". Интересно, что медсестра была допрошена в ноябре 45-го офицером американских спецслужб, но протокол вскоре исчез. Он был найден совсем недавно на чердаке казармы в штате Коннектикут. Это и вдохновило немецких журналистов на поиски Эрны Флегель. Пожилая дама была обрадована тем, что ее обнаружили, и охотно дала интервью, которое теперь публикуется с продолжениями. Во вчерашнем номере есть ее рассказ о свадьбе Гитлера и Евы Браун, о которой бывшая медсестра сказала, почти как Паниковский: "Полностью бесцветная личность". Пожалуй, самая неожиданная публикации связаны с малоизученым периодом пребывания Гитлера в лазарете в ноябре 1918 года. Сам Адольф Гитлер стилизовал в своей книге "Майн кампф" этот эпизод как поворотный пункт своей биографии. Именно там он пришел к мысли стать политиком. Манфред Кох-Хиллебрехт в "Франкфуртер Альгемайне Цайтунг" и Бернард Хорстманн в своей новой книге "Фюрер и гипноз" пытаются докопаться до деталей этой самой темной страницы в биографии фюрера. Как было известно Гитлер был подвергнут врачом-психиатром клиники лечению гипнозом, и это лечение очень на него повлияло - у него появилось сознание своей избранности. Автор концентрируется на характере полученных Гитлером на фронте ранений, на обстоятельствах исцеления и на личности врача. Он высказывает гипотезу, что врач профессор Эдмунд Форстер, возможно, не завершил сеанс, и Гитлер всю оставшуюся жизнь оставался под воздействием некого гипнотического задания и внушения. Сам врач покончил с собой в год прихода Гитлера к власти. Свои заметки о работе в Пасевалке (так называется место, где находился госпиталь) врач передал в Париже незадолго до смерти группе знакомых при издательстве еженедельника "Новый дневник". Эти заметки легли в основу романа находившегося в изгнании писателя и врача Эрнста Вайса. Его роман "Свидетель" был опубликован только после 1945 года. Именно анализ романа, который автор рассматривает как документ, приводит его к выводу, что гипноз не был снят, и Гитлер оставался загипнотизированным до конца жизни. Главный вывод Бернарда Хорстманна, что психиатр создал Гитлера заново по своему замыслу. Считается, что Гитлер приложил немало усилий для уничтожения следов своей жизни, предшествовавшей попаданию в госпиталь и документов о пребывании там. Два человека, раздобывшие историю болезни Гитлера в армии, бывший канцлер фон Шляйхер и генерал-майор фон Бредов, были ликвидированы в ходе так называемого путча Эрнста Рёма - создателя СА. Если согласиться с автором книги, то тут, возможно, действительно имело место уничтожение свидетелей. Так или иначе, фигура Гитлера остается и, похоже, надолго останется предметом интереса, как все еще неразгаданный феномен. Участвуя в недавней дискуссии, главный биограф Гитлера историк Иоахим Фест, автор книги "Untergang", которая стала основой одноименного фильма о последних днях Гитлера, сказал, отвечая тем, кто считал и считает Гитлера психически ненормальным. Иоахим Фест: В то, что Гитлер был сумасшедшим, я не верю. Я полагаю, что причины относительно длительного пребывания Гитлера в истории связаны с другим. Великие диктаторы в истории, я имею в виду за последние 3-4 тысячи лет, всегда маскировали свою жажду власти внешним предпочтением той или иной благой цели - интересов города, страны и т.д. И создавали под это идеологии. Гитлер сказал со всей звериной жестокостью - и посредством этого нам преподан культурный шок, - что существует только право сильнейшего: "Если ты меня не убьешь, то я тебя убью. Другого не дано". И этот откровенный возврат к варварству и есть то, что в Гитлере так ужасает и с чем мы все до сегодняшнего дня еще не разобрались. Я не знаю, как разрешить эту загадку Гитлера. Я написал на эту тему несколько работ и, возможно, на несколько шагов приблизился к решению проблемы. Но я не знаю ответа на вопрос, как это могло произойти, что появление такого человека, который говорит, что культуры нет, может восторженно приветствоваться древним и культурным народом. Следует почитать тогдашние застольные беседы или просто речи Гитлера и других нацистских лидеров, чтобы получить впечатление, с каким презрением рассматривалась мораль, хорошее воспитание, манеры, порядочность... Это звучало в речах и было воплощено в дела. Это единственное в своем роде явление в истории - такое откровенное и масштабное декларирование преступниками своей преступности. Такого в истории, как я понимаю, действительно не было". Существует такое наблюдение, что после исторических катаклизмов - больших войн, геноцида - в странах, которые были этим задеты, или так или иначе в этом участвовали, создают поначалу мифы, главная цель которых - помочь себе забыть происшедшее. Это длится обычно лет 20-25. Только по прошествии значительного времени народ может позволить себе "роскошь настоящей истории". В Германии преступления нацистского режима оставили глубочайший след и, возможно, поэтому "роскоши настоящей истории", которая еще только начинает писаться, пришлось ждать так долго. Немецким историкам и немецкому обществу еще предстоит долгий и трудный путь к правде. Иван Толстой: Русские европейцы. Сегодня Вячеслав Иванов. Его портрет в исполнении Бориса Парамонова. Борис Парамонов: Вячеслав Иванович Иванов (1866 - 1949) - главная, пожалуй, фигура интересной эпохи, называемой русским религиозно-культурным ренессансом начала двадцатого века. Вот самая общая характеристика, данная ему (Иванову) Бердяевым в 1916 году: "Он, быть может, самый культурный, утонченный и изысканный писатель в России. Поэт и ученый, мистик и публицист, философ и критик, и артистически светский человек - он всё и всех в себе соединяет и примиряет: он не участвует в жизненном процессе. Он мог бы быть во все времена: В образе этого поэта, почему-то причисленного к модернистам и даже декадентам, есть что-то старинное и даже старомодное, какие-то прекрасные манеры не нашего века: У Вячеслава Иванова нет жуткого чувства наступления новой мировой эпохи, чувства катастрофического: Он всё будет соединять и примирять, он синкретичен по своему духу, он совсем особый, утонченный тип прогрессивного консерватора. Но он роковым образом остается в оболочках, не доходит до ядра. Всё играет в нем, и он играет всем. Игры его - очень утонченные, очень культурные, прекрасные и пленительные игры. И для России почти роскошь иметь Вячеслава Иванова, русские слишком еще мужики для этого". По линиям этой характеристики можно вести анализ всего Вяч. Иванова, здесь синтетически намечены все его проблемы, а не только стиль его мышления и всего его духовно-культурного облика. Выделим главное: Вяч. Иванов не кажется Бердяеву обладающим чувством катастрофичности наступающих времен, потому что он, отнюдь не чуждый пророчеств, облекает их историко-культурными реминисценциями, представляет грядущее в терминах некоего вечного прошлого, просто вечного - в терминах мифа или, как сам Иванов любил говорить, символа, в неких навсегда отлившихся бытийных образах. Основные эти образы Вяч. Иванов берет у Ницше - Аполлон и Дионис, но значительно расширяет их содержание, выводит его за пределы эстетики и психологии и наделяет во-первых, онтологическим планом, во-вторых - историко- культурными проекциями. Очень упрощая, для понятности, эти образы, можно сказать, что Аполлон - принцип формы, а Дионис - энергийное начало. При этом Иванов усложняет дионисийский принцип, каким-то образом подключая к нему христианство (едва ли не по формальному признаку умирающего и воскресающего божества). В культурно-исторической проекции это дает понятия органических и критических эпох. "...культура так называемых органических эпох - та, где при единстве основных представлений о божественном и человеческом, о правом и недолжном, осуществляется единство форм в укладе жизни и единство стиля в искусстве и ремесле, где борющиеся силы борются на почве общих норм и противники понимают друг друга вследствие нераздельности сознания, где всё творческое тем самым безлично (:) Критическая же культура - та, где группа и личность, верование и творчество обособляются и утверждаются в своей отдельности от общественного целого (:) всё большее отчуждение, всё меньшее взаимопонимание специализировавшихся групп". По-другому можно сказать, что критические эпохи индивидуалистичны, а органические отличаются качеством, которое Иванов называет очень в России ходовым словом соборность. Пример критической эпохи - европейский девятнадцатый век (она и сейчас длится на Западе), органической эпохи - древний Египет и европейское Средневековье. Последнее, впрочем, не вполне было соборным - или как-то не так. Подлинную соборность внесет в мир Россия. В статье, показательно названной "О русской идее", Иванов так пишет о русской специфике: "Основная черта нашего народного характера - пафос совлечения, жажда совлечься всех риз и всех убранств, и совлечь всякую личину и всякое украшение с голой правды вещей. С этою чертой связаны многообразные добродетели и силы наши, как и многие немощи, уклоны, опасности и падения. (:) Душа, инстинктивно алчущая безусловного, инстинктивно совлекающаяся всего условного, варварски-благородная, то есть расточительная и разгульно-широкая, как пустая степь (:) бессознательно мятежащаяся против всего искусственного (:) доводит свою склонность к обесценению до унижения человеческого лица : до недоверия ко всему, на чем напечатлелось в человеке божественное, - во имя ли Бога или во имя ничье, - до всех самоубийственных влечений охмелевшей души, до всех видов теоретического и практического нигилизма. Любовь к нисхождению : столь противоположная непрестанной воле к восхождению, наблюдаемой во всех нациях языческих и во всех вышедших из мирообъятного лона римской государственности, составляет отличительную особенность нашей народной психологии". Душа, алчущая безусловного, выходящая не только за рамки сформированной и формирующей культуры, но и за грани личности, - это дионисийская душа. Охмелевшая душа, как говорит сам Иванов. Минусы такого состояния перечислять не следует, но возможен ли плюс, позитив? Позитив такого состояния можно назвать гением. Россия знает одно громадное явление в этом нигилистическом плане - Лев Толстой, конечно. Но возможен ли гений вне аполлонического начала? Поль Валери сказал однажды: талант без гения - пустяк, гений без таланта - ничто. Возможно ли гениальность, да еще соборно умноженную, воплотить вне культуры, вне формы? И еще: как всё это соединить с христианством? Иванов очень кстати вспоминает понятие кенозиса, нисхождения: Христос - Сын Божий, сошедший, нисшедший на землю, явившийся в рабьем зраке. Но как не только постулировать, но и осуществить христианскую соборность? Иванов много слов говорит по этому поводу, но они остаются неясными, неубедительными, не эвристичными, так сказать. Тем не менее, его пророчества осуществились - как все пророчества, как-то криво и косо. Выход за рамки критической эпохи был достигнут - первоначально именно в России - в форме тоталитарного государства. Органики тут, конечно, никакой не было, но механическое, машинное единство порабощенных, "преодоленных" личностей - было. Для ивановского проекта русские оказались слишком мужиками. Впрочем, и Европа, в лице Германии, туда же пошла, в ту же степь. В современном мире не поймешь, где Европа, где что. Где Аполлон, где Дионис. Иван Толстой: Шестидесятилетие капитуляции Германии отмечается в Чехии выставками, книгами и кинофильмами. Среди них лента немецкого режиссера Мальте Людина "Две-три вещи, которые я о нем знаю". Рассказывает Нелли Павласкова. Нелли Павласкова: Фильм был показан в Институте имени Гете - так называется Центр культуры Федеративной республики Германии в Праге. Картина посвящена отцу режиссера - Гансу Людину, но в истории кинематографии еще никто не изобразил своего родителя подобным образом. Дело в том, что Ганс Людин был во время войны личным военным посланником Гитлера в Словакии, начальником подразделений СА; после войны он был осужден и казнен, как военный преступник. Несмотря на то, что правда о жизни и делах Ганса Людина во время войны была давно подтверждена в документах и в свидетельских показаниях, семья преступника - жена и две дочери, а позже и внуки, все эти годы продолжали утверждать, что Людин был казнен по ошибке, что он не совершал преступлений, а даже был человеколюбивым героем. Жертвой. Поддерживаемый и раздуваемый семьей миф об отце и деде, помогал ей жить с правдой, которую невозможно было принять: Ганс Людин, как особый уполномоченный Гитлера в роли посланника и министра в подвластной Словакии, оторвавшейся от Чехии и объявившей себя фашистским государством, занимался "окончательным решением еврейского вопроса". После войны американцы выдали Ганса Людина чехословацкому государству, где он был осужден и повешен. Его младший сын, ныне шестидесятитрехлетний Мальте Людин, опирается в своем документальном фильме на эти факты и на сопоставление рассказов свидетелей преступлений отца с рассказами членов своей многочисленной и разбросанной по всему миру семьи. Сестры и их дети пытались создать образ отца и деда - мученика и даже противника Гитлера. Весь фильм - архивные кадры и судьбы жертв Ганса Людина с необычайной силой разоблачают эту семейную ложь и показывают, что такая семья - не единичный случай. Сам режиссер сказал в Праге, что только разобравшись с собственными судьбами своих семей, Германия может говорить о том, что покончила с прошлым. И еще он сказал: Мальте Людин: Отца своего я помню очень смутно, помню, что он был во время войны упитанный, веселый, обвешанный медалями от Гитлера, и вспоминаю его худым и изменившимся во время трибунала. Этот фильм я уже давно хотел снять, но не мог, пока была жива мать. Она тормозила бы меня в моих попытках установить полную и неприкрашенную правду об отце. При ее жизни мои сестры и их дети ни за что не согласились бы выступать в таком фильме. Сестры были гораздо старше меня, они хорошо знали отца, для них это был герой и любящий папа. С их стороны я чувствовал враждебность, когда я задавал им вопрос: "Знал ли отец обо всех этих зверствах?" Эти вопросы до сих пор сопровождают жизнь многих немцев. Моя мать никогда не сомневалась в том, что отец об этом ничего не знал. Я же всегда считал обратное, однажды я это ей высказал вслух, и вспыхнула страшная ссора. "При показе фильма в Праге рядом со мной сидел Давид Стехер, директор Чешского Центра в Мюнхене, у которого во время войны нацисты погубили много родных. Я испытывал особое чувство - сидеть рядом с человеком, который из-за Гитлера не смог увидеть и познать своих дедушек. Тогда как я нашел могилу своего отца, Давид и миллионы других невинных людей не смогли даже похоронить своих близких". Нелли Павласкова: Я связалась с директором Чешского центра в Мюнхене Давидом Стехером и спросила, какого он мнения о фильме "Две-три вещи, которые я о нем знаю". Давид Стехер: Это уникальный фильм. В истории - это единственный и первый случай, когда кинорежиссер, сын военного преступника, публично осудил своего отца. Сын снимал этот фильм на протяжении трех лет. Он интересен и тем, что Людин сталкивает рассказы свидетелей о зверствах нацистов под руководством Людина-старшего с душещипательными рассказами родных, защищающих отца и деда. Мне кажется, что поступок режиссера заслуживает всяческой похвалы. Ведь спустя шестьдесят лет, когда, казалось бы, все забыто, совесть не дала ему спокойно спать. Нелли Павласкова: Что побудило его пойти против большой семьи? Давид Стехер: Я думаю, что таких причин было несколько. Мальте Людин обдумывал фильм давно, но непосредственным толчком послужила смерть матери и его женитьба на чешке, эмигрантке Иве Шварц, живущей в Германии. Она стала продюсером его фильма. Сама Ива тоже сняла интересные документальные фильмы о военном времени. Мальте Людин говорит, что он уже давно хотел прочистить атмосферу в семье. До своих двадцати лет он полностью доверял семье в их рассказах об отце-герое и интерпретации событий. И только в конце шестидесятых годов под влиянием студенческого движения в Западном Берлине, где он учился, и под влиянием тогдашних бурных дебатов о времени нацизма и третьего рейха, он поставил под сомнение прошлое отца. Но только после падения железного занавеса он смог ознакомиться с чехословацкими архивами, где была описана деятельность отца, он смог тогда поехать посмотреть Освенцим и другие концлагеря. Он говорил со свидетелями, и на основании всего этого созрело его решение вступить в спор с семьей. Это уникальный поступок. Нелли Павласкова: Но я вспоминаю, гораздо раньше вышли воспоминания сына Мартина Бормана, и тоже в очень критическом духе: Давид Стехер: Да, и книга Никласа Франка, но это была литература. Между прочим, я сегодня иду на презентацию новой книги Франка "Моя немецкая мама". Никлас Франк - известный репортер журнала Штерн, а его отец был генерал-губернатором Польши, тоже военным преступником. Нелли Павласкова: Как был принят фильм Мальте Людина в Германии? Давид Стехер: Это очень интересно, он был принят по-разному в разных местах. Например, на последнем Международном кинофестивале в Берлине он был принят восторженно, получил хорошие рецензии в "Штерне", "Шпигеле", центральной прессе. В некоторых городах он был принят менее позитивно, надо сказать, что проблемы, показанные в фильме, мучат на протяжении десятилетий тысячи немецких семей. Репортажи о принятии этого фильма были показаны на всех каналах немецкого телевидения. Там прозвучало мнение, что фильм "Две-три вещи, которые я о нем знаю" - относится к лучшим произведениям, что были созданы в Германии к шестидесятилетию поражения нацизма. Фильм пользуется огромным успехом здесь, в Мюнхене, я присутствовал на премьере. Вы сами знаете, что документальные фильмы обычно не идут в кинотеатрах, а этот фильм - исключение, он идет с успехом уже четырнадцать дней. По немецкому телевидению сейчас идут тоже интересные документальные фильмы. Например, о немецких эмигрантах, служивших в американской секретной службе, или трехсерийный документальный фильм "Об истории гестапо". В нем рассказывается о чиновниках гестапо, которым удалось избежать наказания и хорошо пожить после войны. Но, в конце концов, они были найдены и предстали перед судом. Иван Толстой: Забытые фигуры русского зарубежья. Князь Эристов. О нем рассказывает наш корреспондент в Италии Михаил Талалай. Михаил Талалай: Имя Эристова в Италии у всех на слуху. Именно так, principe Eristoff , с обязательным двойным ff на конце, на французский аристократический манер, называется местная водка, одна из немногих истинно итальянских водок. Напитку - кстати, итальянцы, очень старательно произносят твердое Д - водека, всего с полвека, но водека Эристофф заняла прочное место на полках местных магазинов и баров. Особенно приятен ее облегченный вариант, типа джин-тоника. Признаюсь, что собирая нынешний материал о поэте Эристове, я для приближения к теме, пользовался и одноименным напитком. Не знаю, сумеет ли водека Эристофф проникнуть на плотный русский рынок и прославить на родине эту княжескую фамилию, однако надеюсь, что в Россию вернутся стихи Эристова. Сразу оговорюсь, что продукты этим принадлежат двум разным людям, но двоюродным братьям. И когда князь Николай Константинович гнал в Милане хорошую водку, его кузен Георгий Захарьевич в том же городе писал хорошие стихи. Может быть, и эти, где речь идет об эрмитажной картине Леонардо да Винчи: Стоял часами пред тобой, Нельзя сказать, что поэт Эристов совсем не уж неизвестен. Он еще при жизни выпустил три сборника, получивших в зарубежье доброжелательные, пусть и очень скромные отзывы. Он включен в недавний Словарь поэтов русского зарубежья, собранный Крейдом. Однако подробности его биографии выступают из небытия только сейчас. За сведениями, помимо редких зарубежных публикаций, я обратился к русистке Нине Михайловне Каучихшвили, дважды землячке князя - по Грузии и по Милану, дружившей с ним, а также к другой миланской исследовательнице, Анастасии Борисовне Пасквинелли, русской по матери. Князь Георгий Эристов родился в Батумe в 1902 г., учился в Грузии и в Петербурге. Стихи начал писать рано. В начале 20-х гг. участвовал в тифлисском Цехе поэтов Сергея Городецкого, о котором оставил курьезные мемуары. Вот отрывок из них: "Часто, у себя на дому, устраивал литературные вечера Сергей Городецкий, хозяйничала жена поэта, писавшая стихи под именем Бел-Конь-Любомирская. На этих оживленных вечерах, во время ужина, подавалась "традиционная" глыба льда с замороженными красными розами, которую, разбив топориком, хозяин преподносил поэтессам. Городецкий вообще любил позу, был напыщен, поверхностно болтлив и, признаться, мало симпатичен. Но надо отдать ему должное, он сумел организовать настоящую школу поэтов". Встречал Эристов в Тбилиси и Мандельштама - продолжим чтение мемуаров: "Из жизни Цеха Поэтов запомнилось исключительное событие: приезд Мандельштама (...). За свое краткое пребывание в Тифлисе Мандельштам дважды выступал в Цехе Поэтов. Большой поклонник этого поэта, при встрече с ним я испытал некоторое разочарование - его физический облик и манера чтения стихов - неясно, в полголоса, с монотонным "подвыванием" меня неприятно поразили". Как и когда Эристов сбежал из СССР, никогда публично не рассказывалось. Скитаясь по разным странам, он в итоге обосновался в Италии, куда уже раньше эмигрировали его родственники. И уж совсем крепко Эристов молчал о военных годах: дело в том, что как и некоторые другие эмигранты, он поверил, что Германия, сокрушив большевизм, возродит свободную Россию. С этой ложной идеей он отправился на оккупированное немцами Черноморье и стал работать журналистом - в симферопольской газете "Голос Крыма" и в газете "Доброволец", выходившей в Германии. От карательных советских органов СМЕРШа, выявлявших позднее сотрудников оккупантов, ему удалось скрыться, вернувшись перед самым падением Гитлера в Италию. Вот что он писал тогда, с радостными интонациями спасенного после кораблекрушения: "Зловещих лет убийственная жуть / Оставлены за Альпами навеки. / И раскрывалися с отрадой веки, / Ловила жадно чистый воздух грудь". После войны Эристов уже прочно обосновался в Милане, там же в северной столице он и умер в 1977 году. Именно в итальянские годы он выпустил свои поэтические сборники, "Сонеты" (1955), "Синий вечер" (1956) и итоговую - "Ладья" (Париж, 1966). Многочисленные его стихи появлялись на страницах эмигрантских журналов "Возрождение", "Современник", "Грани". Эристов выступал и критиком: писал о Гоголе и о судьбах русской поэзии. В Милане Эристов нашел и свою супругу Пию Бернаскони. Пия была богатой невестой, торговала в собственном магазине французскими тканями и местным шелком. В общем, Эристов, получивший в 50-е гг. итальянское гражданство, после многих авантюр начал новую "буржуазную" жизнь, стараясь найти себя на гуманитарном поприще, он преподавал в разных учреждениях русский язык и литературу. В поэзии Эристова, проходят живописные виды городов и стран, от Грузии до Петербурга, от Берлина до Парижа и конечно до солнечной Италии. Эти странствования, реальные и духовные, выражаются в разных циклах. В первом сборнике, например, помещен цикл "Под небом Италии", из 19 сонетов и целиком посвященный стране, где Эристов нашел последнее пристанище. И во втором сборнике, Синий вечер, много стихов про Италию, про Милан и его реалии, например, знаменитый готический собор, по-итальянски Дуомо. Вот программное: "Туманом улицы заволокло. / Неясной глыбой проплывал Дуомо / Мне померещилось - я снова дома! / Там дальше, невское блеснет стекло. [...] Еще момент и потеряюсь я... / Но Леонардо ласковой рукою / Меня уводит к синему покою" (Стихотворение "Милан", Леонардо, здесь, это и памятник, что стоит недалеко от Дуомо, перед театром Ла Скала). Успех Эристова у критики был весьма скромным, что можно в целом сказать о русских поэтах-эмигрантах, живших в Италии. Они остались на обочине литературного процесса, активно шедшего в Париже, а после второй мировой войны - в Новом Свете: и во Франции и в Америке существовала и существует капиллярная сеть периодических изданий, встреч, творческих вечеров, дискуссий, позволявших расти эмигрантской культуре. Также как и стихи его коллег по литературе в изгнании, на второй родине, стихи Эристова никогда не переводились. Как очевидное следствие, они и не были замечены. Итальянская славистика, всегда внимательная к великой эмигрантской литературе, долгое время не интересовалась русскими литераторами, жившими на Апеннинском полуострове. Завершим наш рассказ чтением из третьего, последнего сборника князя Георгия Эристова, миланца и русского поэта. Ему уже за 60. Стихотворение "Ковер": Узор бессмысленный ковра Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
