Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[06-07-05]
Поверх барьеров - Европейский выпуск"Оккупация" А.Кудиненко на Карловарском фестивале. К истории готов. Русский европеец Г.Федотов. Марсель Марсо о себе и об искусстве. Марина Цветаева на экранеРедактор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Начнем с Карловарского кинофестиваля, который проводится в этом году в 40-й раз. 33-летний белорусский режиссер Андрей Кудиненко привез в Карловы Вары картину "Оккупация" с подзаголовком "Мистерии". Независимое белорусское кино не имеет шансов на показ у себя дома. Картина Андрея Кудиненко прошла в 2004-м на Московском кинофестивале и была отобрана для показа в Чехии. Режиссер - напротив меня в студии. Андрей, расскажите, пожалуйста, о вашем фильме. Андрей Кудиненко: Фильм называется "Оккупация: Мистерии". Это независимое белорусское кино, которое, к сожалению, в Белоруссии запрещено. Это фильм, посвященный войне, и в какой-то момент мы, те, кто работал на Беларусьфильме, в государственном кино, просто уже не имели возможности там работать - один проект не прошел, другой фильм закрыли: Каждый год дешевеет цифра, и есть возможность снимать и без участия государства. Начался 21 век, новое белорусское кино, и нам с друзьями было необходимо высказаться на военную тему, как на главную белорусскую тему. Беларусьфильм всегда назывался Партизанфильм. Военная тема вообще самая главная составляющая советского мифа. Это фильм, в котором война показана немножко под другим углом. Действие происходит в Западной Белоруссии. Там были свои нюансы. По большому счету, это была гражданская война, а не освободительная война советской армии. Иван Толстой: Кто же были участники этой гражданской войны? Андрей Кудиненко: И те, кто пострадал от Сталина в 39-м году, и тот, кто активно участвовал в полицейской армии. С другой стороны, это отряды, которые активно начали образовываться, стали появляться командиры НКВД, которые стали организовывать. Беларусь была бурлящей страной, хаотичное партизанское движение стало потом принимать какие-то формы. Но все на самом деле было не так, как показывал советский кинематограф. Иван Толстой: То есть, под крышей находившихся там гитлеровских войск шло выяснение отношений между разными социальными и культурными группами. И как же показывает эти конфликты ваша камера, где она установлена? Что в ее прицеле? Андрей Кудиненко: Камера максимально приближена к человеку. Это не абстрактный гуманизм 60-х годов, а выживание человеческое. Все три истории завязаны - фильм идет с конца к началу, и все истории переплетаются в нескончаемый круг бытия. Это три женских трагедии. Иван Толстой: То есть, это любовь на фоне войны? Андрей Кудиненко: Вообще, все фильмы о любви - любовь к оружию, любовь к родине, любовь к женщине. А тут к матери. Иван Толстой: Кто написал сценарий? Андрей Кудиненко: Сценарий написал Александр Кочан. Он сейчас живет в Киеве. Но он работал и в Белоруссии - поставил три полнометражных фильма. Он учился в Москве. Сейчас он и с Москвой сотрудничает. Иван Толстой: Что в этом фильме не понравилось или могло не понравится белорусским властям, что он запрещен? Андрей Кудиненко: Тут во многом сказалось, что фильм участвовал в Московском фестивале. И пошла такая немного задиристая пресса. И еще к этому времени стали сниматься фильмы к будущему юбилею освобождения Белоруссии. Направление было, конечно, той же советской мифологизацией. Опять стиль советского отношения, советского пафоса к происходящим событиям. Иван Толстой: А в вашей собственной семье есть что-то, что подтолкнуло вас к такой идее? Ваш дед или прадед? Андрей Кудиненко: Мой дед был в штрафбате - сделал одну атаку за все время. Прадед был майором, патриотом - воевал с Японией. У моего сценариста отец был в подполье белорусском, потом сидел в советской тюрьме, потом был в партизанском отряде. Иван Толстой: Как был фильм воспринят на Московском кинофестивале? Андрей Кудиненко: Во многом, был хорошо воспринят. Много было хорошей прессы. Некоторые, правда, носили такой момент, что там что-то есть антирусское. Но этот фильм ни за кого и не против. Многие белорусы обижаются на этот фильм, многие поляки обижаются. Конечно, фильм, который был сделан за небольшие деньги, уступал и конкурировал с другими фильмами, которые стоили в 100 раз больше. Но, правда, и выиграл на некоторых фестивалях. Иван Толстой: А вам хотелось, снимая этот фильм кого-то подразнить, уколоть? Андрей Кудиненко: Там есть моменты иронии над советским кинематографом. Некоторых персонажей можно таких увидеть - залихватских бойцов. К тому времени я уже заканчивал аспирантуру и был накормлен советским кино. Конечно, над некоторыми моментами поиздеваться хотелось. Иван Толстой: А есть в фильме что-то по настоящему страшное? Андрей Кудиненко: Есть. Иван Толстой: Как фильм попал в Карловы Вары? Андрей Кудиненко: Вот это для меня вопрос. Наверное, Плахов помог. Иван Толстой: Вы имеете в виду кинокритика Андрея Плахова, который возглавляет какую-то секцию на фестивале? Андрей Кудиненко: Мне в последнее время уже фестивали поднадоели и я втягиваюсь в процесс новых проектов. После Карловых Вар я уже не буду так активно ездить, как раньше. Иван Толстой: Какой ваш опыт до этого фильма? Что вы снимали? Андрей Кудиненко: Я снимал игровое кино, экспериментальное, документальное, клипы даже. Когда я учился, я снял три игровых фильма короткометражных. После окончания я снял детский зрительский фильм. Иван Толстой: Вам понравилось снимать независимое кино на цифровую камеру без большого бюджета? Андрей Кудиненко: Понравилось. Потому что хороший бюджет - это всегда ограничение возможностей. Больше контролируют. А тут получаешь абсолютную свободу и высказываешься о тех вещах, о которых хочешь. Может, конечно, чего-то не хватать. Иван Толстой: У вас есть какие-то духовные союзники? Люди, которым вы симпатизируете и которые вам симпатизируют? С кем-то вы дружите в киномире? Андрей Кудиненко: Есть питерский режиссер и кинокритик Олег Ковалов. Я его очень уважаю, и он очень сильно повлиял на мое кинематографическое воспитание. Такой есть режиссер Валентин Виноградов, он был в свое время на Беларусьфильме один из самых главных. Он был сотрудником Тарковского, Шукшина. Но в свое время он был просто выкинут из Белоруссии. И помоложе есть молодые ребята из Москвы и из Польши, с которыми мы общаемся. Иван Толстой: Сейчас вы снимаете следующую картину? Андрей Кудиненко: Сейчас я снимаю документальный фильм. Это такая метафора 20-го века. Была такая христианская секта в Белостоке которые строили столицу мира и ждали конца света и, в принципе его дождались в 39-м году. У них был свой Иисус Христос, три Девы Марии. В то время там очень активно работала коммунистическая партия и, в то же время, какое-то было религиозное движение. И это на фоне, когда одни строили германский Рейх, другие устраивали вторую мировую революцию. И тут просто простые люди, обычные холопы, которые вдруг стали святыми. Довольно было большое движение. Иван Толстой: Петербургский историк, сотрудник отдела древностей Эрмитажа Марк Щукин выпустил историко-архивное исследование "Путь готов". С автором книги беседует Елена Воронцова. Елена Воронцова: Сам Марк Щукин говорит, что учился читать по учебнику "Истории древнего мира" для 5-го класса. Уже тогда он знал, что станет историком-археологом. В первую очередь, мне хотелось бы спросить, откуда взялся в Европе этот блуждающий народ готы, и что они из себя представляют? Марк Щукин: Где-то в первом веке нашей эры группа племен с территории Скандинавии на кораблях пересекли Балтийское море и выселились на берегах польского Поморья в низовьях Вислы. Через 5 поколений, когда там выросло великое множество народу, он двинулись дальше, к югу. Прошли через земли Украины, нападали на Балканские провинции. Римская империя в это время находилась в жутком кризисе. Но к 70-м годам третьего века они из этой ситуации вышли, и с готами было заключено определенное соглашение о том, что готы будут охранять восточные границы от нападения других варваров, не пропускать других варваров. За это им платят - поставляют серебро, продукты. Они эту задачу выполняли добросовестно, но тут нахлынули гунны. Нашествие гуннов эту культуру разгромило. Елена Воронцова: Римская администрация не сумела принять готов. Их оказалось слишком много. И так начались блуждания готов по Европе в поисках пристанища. Марк Щукин: Они все время стремились осесть, но они настолько привыкли к этой кочевнической жизни, что возникло новое социальное образование, некая народ-армия, вынужденные кочевники. Они все время пытались найти себе пристанище и нигде его себе не могли найти - все земли уже были заняты. Они пытались укрепиться на Балканах, в Италии, на среднем Дунае, проникли в южную Францию, потом пытались в Испании удержаться. И отовсюду их выгоняли. Елена Воронцова: Марк Борисович, а остались ли какие-то сведения о том, каким был дух или характер готов? Марк Щукин: Несколько примеров из германского эпоса. Один из героев эпоса в сражении получает удар копьем в спину, копье пробивает его насквозь, и он говорит: "Да, они теперь в моде, широкие наконечники копий". Или другой пример. Кого-то захватили враги и собираются казнить, и он говорит палачу: "Только не испачкай мне волосы". Эти два примера достаточно показывают состояние духа этих ребят. Очевидно, был культ волос. Во всех местах, где появлялись готы, - находки гребней довольно сложной конструкции из трех скрепленных костяных пластинок. О волосах они заботились. Елена Воронцова: В обыденном сознании, слово готский сразу связывается с понятием немецкий, германский и вспоминается готический стиль в архитектуре или готический шрифт. Хотя все это появилось уже после того, как исчезли сами готы. Как же они выглядели? Марк Щукин: Судя по поведению их, эта дикая публика, со своеобразным нравом, громадные, рослые, скорее всего рыжие и конопатые. Так мне представляется. Едешь в Италию и смотришь на немецких туристов, которые приезжает во Флоренцию. Они настолько сильно физиономически и физически отличаются от итальянцев, что распознать совсем нетрудно. Елена Воронцова: По всей территории, по которой проходили готы, и в Италии, и в Испании, археологи находили вещи, украшенные изображением орла. Застежки плащей или пряжки, выполненные в сложной технике со вставками из граната. Большинство готов отказались от язычества и приняли христианство. Марк Щукин: У них был свой проповедник великий Ульфила, который проповедовал среди готов христианство и даже, более того, перевел Библию на готский язык. Рукопись этого перевода, изданная при дворе Теодориха в 6-м веке, сохранилась - так называемая Серебряная Библия, на пурпурном пергаменте серебряными буквами записанная. Елена Воронцова: Расскажите, пожалуйста, как зародилась ваша книжка, и как она развивалась? Марк Щукин: Книжка зародилась лет 10 тому назад в экспедиции в Молдавии. Мне ребята достали машинку где-то в сельсовете, и я начал писать первую часть книги, которая касается вопросов, что такое археология и что может и чего не может археология. Дальше пошло развиваться и писалось уже кусочками в течение 10 лет, часто вечерами в экспедиции. Мне необходимо было собирать материал, поэтому самыми важными были поездки в Швецию, где я искал истоки готов. Потом очень важным было двухмесячное пребывание во Франкфурте-на-Майне, где богатейшая библиотека и где я очень много мог почерпнуть. Вся история путешествия готов, изменения их материальной культуры на всем этом пятисотлетнем пути - костюмы, стеклянные сосуды, гончарная керамика видоизменялась. А кроме того, романтические истории типа Галлы Плацидии и ее дочери Юсты Гонории которая пыталась выйти замуж за гуннского короля Атиллу. Дело в том, что Галла Плацидия была регентшей, сестрой двух императоров и после смерти Атаульфа вернулась в Италию и вышла замуж за полководца Гонория Констанция и родила ему двух детей - Валентиниана и Юсту Гонорию. Елена Воронцова: После смерти императора трон унаследовал его 5-летний сын. Его мать Галла Плацидия фактически стала императрицей. Надеждам восстановить единство империи теперь угрожала Юста Гонория - его старшая дочь. Марк Щукин: Теперь, если Юста Гонория родит сына, то она может представлять определенную опасность для династии. И поэтому ее старательно не выдавали замуж. Общаться не очень позволяли. Но, тем не менее, женщина не может удержаться. А, очевидно, они когда-то встречались с Атиллой. Атилла - великий гуннский король, сидевший на территории нынешней Венгрии и владевший громадной империей, простиравшейся от Дуная до Арала. Она решилась попросить у него прибежища. Послала ему перстень. Атилла тут же воспользовался этим делом. Его религия позволяла многоженство, так что у него проблем не было. Он сказал, что он готов. И потребовал от обоих императоров - западного и восточного - приданного. Ни много, ни мало как западную часть римской империи. Те всполошились, Юсту быстренько выстлали в Константинополь и выдали замуж за одного из сенаторов, а Атилле ответили, что уже поздно, она уже замужем. Но Атилла настаивал. Поэтому двинулся на запад с войском. Произошла знаменитая Каталанская битва 451 года, где Атилла потерпел поражение. Елена Воронцова: Эта романтическая история не может не вдохновлять на создание фильма или, для начала, исторического романа. Марк Щукин: Есть у меня знакомая писательница, и как-то я ей рассказал эту историю и сказал, что жаль, что я не писатель. Через пару дней она мне позвонила и сказала: "Марк, давай мы напишем с тобой исторический роман". Мы переписывались, посылали друг другу куски. Мне приходилось ее править на предмет некоторых исторических вопросов. Например она писала "Гонорий взял бутылку:". Не было бутылок. Она меня правила по тексту литературно. На днях я ей отправил папку последней правки. В журнале "Север" в конце этого года в двух номерах пойдут два журнальных варианта этой книжки. Название "Галла Плацидия, сестра двух императоров". Елена Воронцова: Автор книги Марк Щукин не предлагал этот роман для экранизации. Но кто знает, возможно, когда-нибудь мы увидим историю о перстне Юсты Гонории на киноэкране. Иван Толстой: Сегодня в рубрике "Русские европейцы" - Георгий Федотов. Его представляет Борис Парамонов. Борис Парамонов: Георгий Петрович Федотов (1886 - 1951) - если и не самый известный из русских мыслителей до- и пореволюционной эпохи и не самый яркий из них, то уж во всяком случае самый точный в своих оценках и прогнозах. Если гений неотделим от некоторого безумия - чрезмерности, напряженности, пренебрежения к общепринятому, - то Федотов точно не гений. Но его пример лучше других доказывает, что для поиска и нахождения истины требуется не столько пророческая форсированность, сколько трезвый, терпимый, открытый миру ум. Федотов в бытность приват-доцентом Петербургского университета специализировался по всеобщей истории; из научных его трудов нельзя не назвать замечательную книгу "Святые Древней Руси", изданную в 1931 году, в эмиграции, где он оказался в 1925 году. В эмиграции (сначала в Париже, потом в Америке) Федотов освоил новый жанр - историко-культурную и политическую публицистику, в котором он создал настоящие шедевры. Читать статьи Федотова - эстетическое наслаждение; Марк Алданов писал, что как стилист Федотов выше Бердяева. Но главное наслаждение, доставляемое чтением Федотова, - постоянное приобщение к истине, взятой не в ее высоко-философском, метафизическом смысле, а как жизненная и историческая правда. На высоты он отнюдь не старается вознестись и вознести читателя, но необыкновенно прочищает зрение, промывает глаза, снимает катаракты. О давно известном и как будто понятном он умеет сказать так, что обсуждаемый предмет становится по-новому и кажется уже до конца ясным. Порой это происходит на уровне слов, определений, афоризмов. Например: Пушкин - певец империи и свободы; или: русская интеллигенция - это группа, объединенная идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей; или о новом сталинском учебнике истории: он написан для Пугачева Швабриным; или: связь коммунизма с русской традицией - не в жестокости власти, а в покорности народа. Федотову присуще понимание исторической и современной правды не только на уровне запоминающихся словесных определений. Он сумел правильно увидеть многое не только из затемненного прошлого, но и сложно запутанного настоящего - и часто дать точный прогноз будущего. Например, он первым, в конце тридцатых годов, сказал, что режим Сталина являет новый, отличный от ленинского режима тип тоталитарной диктатуры: введение националистической компоненты в сталинскую политику знаменует не позитивную ее эволюцию, а отождествление с фашизмом. Описывая духовно-культурную ситуацию в Европе и Америке еще предвоенного времени, он дал точнейшую характеристику того, что сейчас стали называть пост-модернизмом. А вот из области прогнозов. Федотов оказался абсолютно прав, утверждая, что крах большевизма в России неизбежно будет сопровождаться распадом советской империи, и чуть ли не в первую очередь - отделением Украины. И самый главный из самых верных его прогнозов: еще во время войны, в 1943 году Федотов дал начертание политического проекта, так им и названного "Пакс Атлантика", - союза европейских демократий и Соединенных Штатов. "...эти две сферы : необходимо соединяются в союз демократий или Атлантическую Федерацию, в которой первое место естественно будет принадлежать Америке. Такая федерация может осуществить внутри себя (:) единство международной политики, армии и некоторых общих политических основ демократии. : Атлантическая Федерация, хотя и не всемирная, будет недосягаемой ни для какого врага. Она сделает войну невозможной. Если же ей удастся обосновать внутри себя новый экономический порядок и подлинную социальную демократию, то ее влияние распространится далеко за ее политические границы. Тогда можно надеяться, что солнце свободы растопит и "вечный полюс" России". В конце концов и падение коммунизма можно в значительной степени объяснить колоссальным культурно-политическим влиянием Запада - влиявшим уже в силу своего существования. Интересно, как видел Федотов будущее посткоммунистической России. На этом видении решающим образом сказался общий характер его мировоззрения, в котором на первый взгляд достаточно необычно объединились преданность демократическому социализму и культурное почвенничество ощутимо христианской, даже церковной окраски. Мировоззрение Федотова - некое религиозно углубленное западничество. Тут стоит привести несколько фраз из очень давней, 1927 года статьи Федотова "Трагедия интеллигенции": "Революция провела в народном сознании трещину, которая, вероятно, не зарастет и в ряде поколений. Эта трещина та самая, что прорубил Петр: только проходит она теперь иначе, не по классовым линиям, а сверху донизу рассекает народное тело (:) Обе России национальны. Революция самым фактом своей победы : развила в себе мощное национальное чувство. Ему не хватает исторической перспективы, но сама революция, ставшая историей, дает эту недостающую традицию. Принимая в свои святцы декабристов, народовольцев, революционная Россия, отправляясь от них, приобщается и к дворянско-интеллигентской культуре: А за приятием дворянской культуры неизбежно ее преодоление. Народ пойдет путем интеллигенции - через Толстого в церковь: Церковная Россия живет традицией древней Руси. Ей трудно принять Петра, - особенно теперь, когда ее не поддерживает созданная Петром государственность. Однако ей это столь же необходимо, как революционной России - приобщиться к православной культуре". Можно не соглашаться с этим проектом русского ренессанса, данным Федотовым, но трудно отрицать, что фактически так было и продолжается. Революционный нигилизм был изжит именно приобщением к русской культурной классике. Был и заметный - начиная с 70-х годов - взлет христианских настроений у интеллигенции. Сегодня же бытовое оцерковление стало фактом, который нельзя не заметить. Что касается православной церкви, традиционно сервилистской, то и там появляются новые люди. У Федотова не соглашаешься с другим: его глобальным видением мира исключительно в христианской перспективе. Но эта тема уже выходит за русско-европейские рамки. Иван Толстой: Марселя Марсо называли своим любимым артистом такие разные мастера, как Рудольф Нуриев, Энтони Хопкинс и Майкл Джексон. О происхождении своего искусства Марсо говорит редко, а если и говорит, то больше с учениками своей парижской школы. В Германии начинается его большое турне. Рассказывает наш берлинский корреспондент Юрий Векслер. Юрий Векслер: Марселю Марсо идет 83-й год, но он не только преподает, но по-прежнему интенсивно выступает. С 8 июля по 7 августа он даст в Гамбурге, Берлине, Франкфурте и Мюнхене 18 представлений. В чем секрет такого энергетического долголетия? Об этом его спрашивают чаще всего... Марсо - это артистический псевдоним - родился в еврейской семье Шарля и Анны Мангелей в Страссбурге, в Эльзасе, где почти все хорошо говорят не только по-французки, но и по-немецки. Кроме этого, великий немой европейской сцены хорошо говорит и по-английски. Марсель Марсо: Я полагаю, что секрет в самой работе, в активной деятельности, если ты продолжаешь работать, то энергия сохраняется. Но если человек прекращает работать, то сохранять энергию гораздо труднее. Я руковожу школой и мои ученики находятся в возрасте от 18 до 25 лет. Я преподаю им, так сказать, грамматику моего искусства. Для того, чтобы им все показывать, тоже нужна энергия. Но когда я делаю это для них, тело послушно выполняет все, что я хочу. А началось все еще в детстве... Я был таким же ребенком, как все, но я уже тогда был восхищенным поклонником Чарли Чаплина. Чаплин был самым великим мимом нашего времени. Я говорю так, не рискуя погрешить против истины. Я уверен в этом. Конечно, он делал все в кино, но у него была фантастическая душа, и он с экрана смешил нас, заставлял плакать, и он был не развлекателем, а очень большим актером. Позднее его сравнивали по влиянию на искусство с Мольером и с Шекспиром. Ну и, конечно, я его имитировал. Я выкрал у моего отца котелок, сделал усики, раздобыл длинные брюки и становился Чаплиным в 6 лет. До 8 лет это была моя любимая роль. У меня была тетя в Эльзасе, которая летом устраивала массовый отдых для детей. Ребятишки приезжали со всей Франции и я играл им Чаплина, но не только Чаплина... Юрий Векслер: Великий мим произнес в а качестве артиста только одно единственное слово - "Нет". Это было в снятом в семидесятые годы в немом фильме Мела Брукса. Вспоминает Марсель Марсо. Марсель Марсо: Мел Брукс звонит мне и говорит: "Марсель, я предлагаю тебе роль в моей картине. Ты должен будешь просто произнести одно слово "Нет"... Я не хотел сниматься и сказал: "Это не очень хорошо. Моя публика будет разочарована. Я должен для моей публики показать хотя бы малюсенькую пантомиму". Он говорит: "Понял, я позвоню тебе через два часа". Через два часа он говорит. "Это будет страшная гроза в Париже, и ты будешь идти против ветра". И я сделал эту пантомиму. В возможностях радио только напомнить музыку этого эпизода, в конце которого и прозвучит единственное слово: "Нет". Юрий Векслер: Со своим кумиром, Чарли Чаплиным, Марсо довелось случайно один раз буквально столкнуться. Марсель Марсо: Это было в 1967 году в парижском аэропорту, и я собирался лететь в Рим. И все было, как в фантастическом фильме. Со мной были фотограф из журнала "Пари Матч", который должен был сделать снимки для обложки, и еще какой-то телеоператор. Мы идем по аэропорту, и вдруг я издалека вижу идущего в нашу сторону Чаплина. Я произнес про себя: "Боже" и понял, что я не смогу просто обратиться к нему со словами вроде: "Господин Чаплин, здравствуйте, я Марсель Марсо". Я оробел, как ребенок. Мой кузен, который тоже был рядом, шепчет мне: "Чаплин смотрит на тебя". Я ему, тихо тоже: "Что значит смотрит?". Он: "Ну, смотрит". Тут подлетают мои папарацци и говорят: "Идите навстречу ему, а мы все заснимем. Это будет супер для Матча". Я говорю им: "Стойте на месте. Я не хочу, чтобы Чаплин подумал, что я с его помощью хочу делать себе паблисити". Теперь я сожалею, конечно, что не дал им снимать. Я подошел к нему, и он сразу же сказал мне: "Халло, Марсель Марсо. Я так рад Вас видеть. Дети, идите посмотреть на Марселя Марсо", а за ним шли трое его детей и Уна, трое из 8 детей этой пары. Это Бог так устроил, подумал я тогда, чтобы Чаплин оказался там же, где и я в аэропорту, это он устроил, он только не сказал мне заранее: "Сегодня ты встретишься с ним". Этот день наступил. И Чаплин произнес тогда, и это было для меня так важно: "Я Вас знаю, я видел вас по телевизору, а мои дети были на Вашем представлении в Лондоне, и поэтому я знаю, что это вы, и кто вы". Я только выдавил из себя" "Очень рад". И стою. Тут Уна сказала Чаплину: "Чарли нам надо идти", они летели домой в Швейцарию. И тут мой внутренний голос говорит: "Ты, идиот, ты слушаешь слова о своем искусстве, подумай, как ты можешь отблагодарить Чаплина за то влияние, которое он на тебя оказал". И я сказал только: "Мистер Чаплин! Спасибо", взял его руку и поцеловал ее, он не хотел, но я сделал это, и я увидел слезы в его глазах. Тут я подумал, что если я расскажу о слезах Чаплина французским журналистам, то они поднимут меня на смех, и я решил тогда сохранить это в тайне. Юрий Векслер: О временах, когда нацисты оккупировали его родной Страсбург, это было в 1940 году, Марсель Марсо вспоминает: Марсель Марсо: Страсбург опустел. Мои родители вместе со мной, мне было 14, отправились на юг Франции. Я понимал, что война ужасна, и мы это ощутили на себе, но в 17 лет я пошел в сопротивление. После освобождения Парижа в 1944 году я вступил во французскую национальную армию. Я вспоминаю, как в апреле 1945 года я уже был на территории Германии, и мы куда-то шли с моим другом, тоже солдатом. Это был день, когда не было слышно ни одного выстрела, было ощущение, что наступил мир, но до официального конца войны должно было пройти еще несколько дней. Мой друг спросил меня: "Что ты хочешь делать после войны?" Я ответил: "Заниматься пантомимой. Я чувствую, что в пантомиме мое призвание". А он говорит: "Я люблю Хайдеггера и Сартра и хочу стать философом". Так, разговаривая, мы вошли в какой-то лесок и наткнулись на 40 немецких солдат, но не СС, а обычные войска, вермахт и СС - это все-таки не одно и то же. Они стояли вместе со своим офицером. И офицер сказал, обращаясь ко мне: "Мы обессилили от усталости. Мы не хотели бы попасть к русским. Отведите нас к вашему майору". Я ответил: "Пожалуйста. Руки вверх. Следуйте за нами", и мы, два француза, привели в расположение своих 40 немцев. Пока мы шли, офицер сказал мне: "Война окончена. Вчера Гитлер покончил с собой". Гитлер покончил с собой 28 апреля, стало быть, это было 29 апреля. Юрий Векслер: Став артистом, Марсель Марсо вскоре приехал выступать в Германию. Почему? Марсель Марсо: Потому что считал это важным. Первый раз я приехал в Германию в 1951 году. Я любил Германию, ее культуру, великую культуру. Двенадцатилетняя трагедия была ужасна, но я сказал себе: молодое поколение не виновато в происшедшем. Мы должны жить в мире. Я сам был тогда еще молод, 28 лет. И я сказал себе: мы должны стать друзьями, и поехал в Германию. Я был очень тронут теплым приемом. И я оказался прав. На мое выступление пришла молодежь, пришли известные танцовщики, пришел Брехт. Это были времена больших надежд. Наконец, наступил мир. И сегодня мы действительно лучшие друзья. Юрий Векслер: Мастер не любит публично говорить на профессиональные темы. И все же... Марсель Марсо: Танцору в его искусстве не обязательно быть актером, хорошему музыканту тем более, но мим обязан быть актером, он должен непосредственно воздействовать на публику и задумываться над тем, как и почему люди смеются. Должен думать о равновесии души, делающей необходимыми паузы в музыке, тишину, все это надо понимать... И надо научиться делать видимыми душу и мысли. Моя специальность -показывать то, чего нет. Но все - есть, даже если возникает из ничего... И очень важна мера. В театре нужно показывать только существенное. Танец - это искусство движения, пантомима -это искусство позировки, в котором надо быть мелодраматичным. Публика обладает фантастическими инстинктами. Она хочет почувствовать глубину, и одной натуральности ей для этого недостаточно. Но и здесь нужна мера. Не слишком, никакой карикатуры. Если артист карикатурит, это плохо, прекрасно, когда он обнажает душу... Это и есть пантомима... Иван Толстой: Актер и режиссер Михаил Казаков приступил к работе над фильмом о Марине Цветаевой и - шире - о русской эмиграции. Беседу ведет Дмитрий Савицкий. Михаил Казаков: Вообще, это не фильм о Марине Цветаевой. Марина Ивановна и Сергей Эфрон - одни из многих персонажей этого фильма. Фильм этот будет называться, скорее всего, "Обольщенные злом". Этот фильм о 30-х годах русской эмиграции в Париже, в которую проникает ОГПУ. Это и есть обольщение злом. Потому что не мне вам рассказывать, как непросто психологически жила эмиграции и как люди достойные, замечательные, и военные и статские, вынуждены были иногда работать таксистами, испытывать унижения. Это тема, как ОГПУ, пользуясь всевозможными чувствами, и хорошими - ностальгия, тоска по родине, - и униженностью, внедрял и вербовал в этой эмиграции очень достойных людей. Тот же князь Святополк-Мирский, святой человек, который отдал свое княжество за советский паспорт, а потом погиб в застенках ГПУ. Там не только Париж, там Москва, Лубянка. Более того, это 30-е годы, но там есть и 86-е годы, герои фильма, которые не вернулись, некто Вера Гучкова, она же лэди Трайл, живущая в Кембридже, и Константин Родзевич, который умер в предместье Парижа в доме для престарелых. А, как известно, все завязано. У этого Родзевича был роман с Мариной Ивановной в Праге. В 1967 году в квартире моей матушки Зои Александровны Никитиной, в однокомнатной квартире появился Константин Родзевич, и я с ним познакомился. А он был абсолютно убежденный коммунист, он воевал в Испании. Он назывался Корде. По сценарию он Кортес. У нас в это время вышел том Марины Ивановны. Я остался с ним в комнате, а мама - с его женой, которая по-русски не говорила. Он говорит: "А что, Миша, в России знают Цветаеву"? Я стал читать ему стихотворение "Как живется вам с другою?.. После мраморов Каррары как живется вам с трухой гипсовой?..", не зная, что он с ней был знаком. Он слушал, слушал, и говорит: "Вы знаете, это ведь стихотворение мне. А труха - это вот она" - и показал на эту даму, которая с мамой была. Главное действующее лицо - это как раз Болевич, он же Родзевич. Почему изменена фамилия? Потому что у него был или не был, а мог быть роман с Верой Гучковой, дочерью Александра Ивановича Гучкова, который известный думец. Гучкова с 1931 года была членом коммунистической партии и была завербована ОГПУ. Мало того, Гучкова училась в разведшколе в Москве. Это все документально. Мало того, в нее влюбился Ежов и отпустил ее из России. Потому что князь Святополк-Мирский, который был влюблен в Гучкову здесь, в Париже, на допросе, когда его избивали, признался, что он английский шпион, он сказал, что он был завербован Гучковой. У меня дома лежит пропуск на парад 1937 года Веры Александровны Гучковой. И я включу его в фильм. Фильм будет художественным, это не документальный фильм. Когда мы полезли во все эти дела, в допросы французской полиции, в допрос Эфрона по делу в его соучастии в убийстве Рейса, тоже резидента советской разведки и секретаря Троцкого Седова, и допрос Плевицкой, которая тоже была завербована, и генерал Скоблин был завербован, и они получали деньги от советских: Когда это все сплетается - Москва, Париж, выставка, на которой по одну сторону стоит скульптура Мухиной, а по другую гитлеровский павильон, - это все невероятно. И по жанру это такой исторический, психологический детектив. Но над всем этим для меня стоит особняком фигура Марины Ивановны. Я бы иначе не взялся за этот фильм. И я хочу сказать, что она есть самое духовное начало. И там же есть арест Эфрона, и в фильме будет известно, что она повесилась в Елабуге. А до этого отъезд Ариадны, конфликты с матерью и ее труднейшее положение по всем линиям. Но дело в том, что в эмиграции далеко не все ее принимали, ни поэзию, ни ее фигуру, упрекали за оду челюскинцам, за стихи о Маяковском. Хотели вытолкнуть из своей среды. С другой стороны, она как умнейший человек, понимала, что творится там с Мандельштамом, она говорит о самоубийстве Маяковского, для нее что Сталин, что Гитлер - равнозначные фигуры, и она в результате едет домой и кончает в Елабуге. А Эфрон, как известно, был убит 16 октября 41 года по слухам лично Берией. Ариадна 18 лет тюрьмы получает. И, находясь в холодном карцере, она оговаривает отца. Эфрон, надо отдать ему должное, никого не оговорил. Каким образом это ему удалось? Сценарий написал Бородянский с Николаем Досталем. Потом сценарий попал ко мне, и я уже подключился к написанию. Сейчас я выбираю натуру и делаю кастинг. Не знаю, какой будет фильм, это всегда воля Божья, но заниматься этим всерьез страшно интересно. Мне важны образы Парижа - экстерьер, интерьер атмосферу очень важно создать. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
