Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[28-12-05]
Поверх барьеров - Европейский выпускФранцуз 2005 года: Ален Делон. Софья Губайдулина о музыкальном творчестве. Русский европеец Сергей Аверинцев. Семья Аросевых на фоне ХХ векаРедактор Иван Толстой Дмитрий Савицкий: Среди событий этого, почти совсем уже на выход протиснувшегося года несомненно запомнится Бобур, культурный центр Помпиду с гигантской выставкой Дадаистов; грустный юбилей исчезновения Симоны Синьоре; не менее грустный - Франсуазы Саган; еще один - Шарля Корбюзье; фестиваль русского искусства под сводами Орсейского музея; 95-летие великого мима и актера Жана-Луи Барро; выставка древних рукописей в музее Национальной Ассамблеи Парижа; атака на Гонкуровский комитет Мишеля Уэльбека со друзьями и полный провал этой стратегии давления - премию получил Франсуа Виерганс за роман "Три дня в гостях у матери"... Немаловажными стали и окончательные разоблачения "философа без философии", Бернара Анри Леви, который нынче воздерживается, как и писатель Филипп Солерс, мелькать на экранах каждые пять минут. Но в целом культурный пейзаж страны выглядел в 2005 году бледно. Лишь призраки прошлого, из прошлого: писатели, художники, музыканты, оживляли его. Эпоха же, современность, продолжала поставлять нам тексты, картины, фильмы, спектакли, несомненно хорошие, несомненно забавные, но, увы, фатально усредненные, словно все современное искусство, вся культура перешла на формат мр3... На этом фоне последние из могикан, последние из великих выглядят трагично, словно их неизбежное старение обещает нам не просто грядущую грусть расставания, а исчезновение вместе с ними, с последними того, что невозможно ужать, спрессовать в мр3... Такой трагичной фигурой смотрится актер, бывший иконой красоты, силы и молодости, бывший живым мрамором, неожиданно (редчайший случай!) под старость лет превратившийся в из бога в человека, со всеми сопутствующими слабостями, страхами и неудачами. Это Ален Делон, житель Олимпа, которому мойры отсчитали soixnate-dix piges, целых семьдесят годочков. Он практически последний из тех, кто был другом Жана Габена, Лино Вентура и Джимми Смита, Висконти и Антониони, кто знал Греко, Далиду и Гэнзбура, Брассанса и Майлса Дэвиса, кто застал эпоху вне форматов, все еще свободную от неволшебного превращения любой мысли, любого человеческого жеста, слова, намека - в товар... Катрин Паолети: Нас всегда потрясает, когда звезда - стареет. Ален Делон не выходил из привычной роли (молодого) героя-любовника вплоть до момента, когда он появился в фильме Жозефа Лозе "Господин Клайн" в 1976 году, когда мы вдруг увидели его - возмужавшим ... Он вошел в наши жизни, как супер-стар, герой-любовник; он стал всеобщим любимчиком; его обожали и боготворили... Но что интересно, он с возрастом проделал совсем иную метаморфозу, чем большинство звезд кино. Вспомним Грету Гарбо, которая стала затворницей, покинула мир, отказавшись выставлять напоказ свое старение. Делон-кумир же из холодной заоблачной звезды превратился с возрастом в совершенно иного Делона - стал более человечным, банальным... И это он-то, который был образцом, иконой совершенства, культовой фигурой! Метаморфоза ошеломительная, так как он не боится нынче выставлять напоказ свое страдание, свои беды... Перемена эта намекает на тот факт, что он (быть может) не так уж и был счастлив поддерживать статус звезды, жить, раздваиваясь в некой шизофрении... Возраст же позволил ему отказаться игры, стать самим собой. Важная деталь: Делон редчайшая звезда кино, отказавшаяся от вмешательства косметической хирургии. Дмитрий Савицкий: Он появился на свет 8 ноября 1935 года в небольшом невзрачном городке под Парижем, Sceaux. Рос Ален в семье приемных родителей, которые переводили его из одного интерната в другой. В 17 лет он записался в десантные войска, парашютистом, и был отправлен на войну в Индокитай. Демобилиовавшись, Делон в Sceaux не вернулся, а поселился в Марселе, где судьба свела его с актером Жаном-Клодом Бриали, который и зазвал молодого, удивительной красоты и шарма, Делона на Каннский кинофестиваль 57 года. Случилось непредвиденное: несмотря на то, что Алан Делон не был актером, на него посыпались предложения. Включая и предложение заключить контракт на семь лет с голливудским продюсером Дэвидом Селзником. В итоге Делон согласился на две небольшие роли, и дебютировал в кино в том же году в фильмах "Когда женщины вмешиваются" и "Будь красавицей и молчи". Однако настоящим началом карьеры Делона стал фильм 58 года Пьера-Гаспара Юи "Кристина", в котором он играл вместе с Роми Шнайдер, вскоре ставшей его женой. С тех пор Делон сыграл в 87 фильмах, иногда ничем не примечательных, но чаще - захватывающих детективных или гангстерских лентах. Международная слава к нему пришла через два года после "Кристины". То был фильм-триллер Ренэ Клемана "На солнцепеке". Что гораздо важнее - в том же году он снялся в черно-белом фильме Лукино Висконти "Рокко и его братья", а это уже был иной уровень. Микеланджело Антониони пригласил его сняться вместе с Моникой Витти в фильме "Затмение" (62 год), а все тот же Висконти - в "Леопарде" с Бертом Ланкастером и Клаудией Кардинале... "Затмение" получило специальный приз жюри на Каннском фестивале, а "Леопард" - "Пальмовую ветвь". Все три итальянских фильма Делона - стали мировой классикой. С Жаном Габеном Делон познакомился на съемках фильма "Мелодия подвала". Они были идеальной кинопарой в фильмах детективного жанра. Голливудские фильмы Алана Делона не превратили его в любимчика американской публики. Но если он и стал где-то, кроме Франции, почти национальным героем - так это в Японии, особенно после фильма Жана-Пьера Мельвиля "Самурай". Позже Делон-бизнесмен вслед за созданием собственной кинокомпании "Adel Production", запустит и собственную марку духов: "Самурай", затем - "Женщина-Самурай", "Шо-Ган", "Время любить" и "А.Д.". Боксер-любитель ("Рокко и его братья" тому виною), Алан Делон несколько раз организовывал международные турниры бокса. Делон - страстный любитель скачек - держал свою конюшню, и один из его скакунов "Эк-Ю-йло" стал мировым чемпионом. Делон-коллекционер владеет редчайшей коллекцией живописи и скульптуры. В ноябре этого года актер был положен на обследование в одну из парижских клиник. Кардиологи посоветовали ему на время понизить бешеный ритм жизни. Ален Делон отказался от участия в гастролях по стране с парижским театром Мариньи. Этим, скорее всего, и объясняется отсутствие Делона в дни семидесятилетия как на экранах телевизоров, так и в печатных СМИ. Хотя сам актер признавался, что он тяжело воспринимает цифры столь крупных дат. Но за сбившимся с ритма сердцем стоит, конечно, уход жены, Розали ван Бремен, ограничения в свиданиях с детьми, пятнадцатилетней Аннушкой и одиннадцатилетним Ален-Фабьеном, неудачный новый роман с актрисой Астрид Вейон и отсутствие по-настоящему интересных ролей. Ален Делон в своем интервью "Пари-Матчу" сказал недавно:
"Я принадлежу к поколению динозавров, которых сразили карлики. Мое кино умерло, а вместе с ним и я. Его убили коммерция, деньги и телевидение". Такова история моего героя 2005 года, чье превращение из мрамора в живого человека, обещает бунт, а не новый ледниковый период культуры и торжество мр3... Иван Толстой: Итоги 2005 года в сюжетах наших авторов. Самым ярким событием в уходящем году для берлинского корреспондента Свободы Юрия Векслера было общение с композитором Софьей Губайдуллиной, которая уже много лет живет неподалеку от Гамбурга. Она приезжала на два дня в Берлин, где лондонский филармонический оркестр под управлением Курта Мазура впервые в Германии исполнял ее сочинение "Свет конца" в одной программе с девятой симфонией Бетховена. Юрий Векслер: Я даже не назвал бы эту часовую беседу с Софией Азгатовной словом интервью. Слишком непривычно высок настрой ее души для этого жанра, независимо от конкретных предметов разговора. Признаюсь, что я сознательно начал разговор с упоминания моего друга, саксофониста Сергея Летова, от которого слышал мельком о каком-то сотрудничестве с Губайдулиной, и София Азгатовна рассказала мне историю двадцатилетней давности. София Губайдулина: И мы, и они занимались интереснейшим приватным делом - приватным музицированием. Это импровизации, которым я придаю очень большое значение. Это мне дает совершенно другой опыт, художественный опыт. И Сергей Летов тоже образовывал такую группу, где они тем же самым занимались. И мы вместе импровизировали и вместе музицировали. Для меня это было блестящим знакомством с совершенно другой манерой исполнения, потому что он совершенно уникальный исполнитель на саксофоне, таких саксофонистов нет. Юрий Векслер: Звучит запись Сергея Летова и первого состава его группы "Три О". София Губайдулина: Самое основное в этом музицировании - это свобода от текста. Не было такого, чтобы я сочинила и закодировала в текст, а он бы раскодировал то, что происходит в нашей обыденной музыкальной жизни, некий порог между сочинительством и исполнительством. А вот как раз здесь, в приватном импровизационном музицировании, нет этого порога. То есть то, что говорит душа, то и является в виде звука. Юрий Векслер: Бывают ли у Вас поводы для творчества, которые могли бы быть описаны словом улыбка, словом скерцо, что бывало, скажем, и у Баха? София Губайдулина: Да, безусловно. Основная задача это выразить трагическое. Для меня это самое главное, потому что трагическое лежит в основе мира. Я не хочу от этого уходить. Иначе для меня не была бы так важна греческая трагедия. Вообще трагическое искусство для меня самое близкое. Но в какие-то моменты возникают сочинения совершенно другого рода. Например, у меня есть цикл под названием "Geigenlieder" на "Песни висельников" - стихи Кристиана Моргенштерна. И там есть очень веселые моменты. Есть игровые моменты, когда какой-то зверек выходит с колокольчиками и делает импровизационно все что угодно в зале. Это очень светлые моменты. Вдруг они соединяются с очень серьезным отношением к какому-нибудь другому зверю или предмету. Там одушевление зверей, предметов, восхищение каким-нибудь зверьком, который сидит посреди ручья. Почему он сидит? Ради рифмы. Юрий Векслер: Мы начали разговор с импровизации, Вы упомянули свободу от текста. Вы, конечно, имели в виду свободу от нотного текста. Но если говорить о тексте как о том, что может вдохновить на сочинение музыки или на сочинение вокальной музыки, все-таки, такие опыты у Вас бывали, и последнее время это реже. Все-таки для вас текст, как таковой, и его вокализация стали менее привлекательными? София Губайдулина: Вы знаете, все средства, которые имеет композитор в руках, инструменты и вокальные возможности привлекают в одинаковой степени. Что касается текста поэтического, то с этим я всегда испытывала трудности. Не всякий текст мне подходит для музицирования. Чрезвычайно подошли мне тексты древнеегипетской лирики, Омар Хайям, Т.С. Элиот, Рильке, Цветаева, Айги. Геннадий Айги в сильнейшей степени провоцирует на то, чтобы, кроме поэтического текста, звучала и музыка. Тут я вынуждена сделать очень тщательный выбор, что требует музыки, а чему музыка мешает. Я во многих случаях вижу, что гениальное поэтическое сочинение, которому любое прикосновение с музыкой помешает, не поможет. Не всегда нужно увеличивать эмоцию, не всегда нужно что-то добавить. А бывают моменты, когда очень хочется добавить. Вот этот аспект меня очень волнует. Юрий Векслер: Я видел, что российское телевидение снимало с Вами интервью по поводу тысячелетия Казани. Уж не знаю, о чем они Вас там спрашивали, но насколько Вы видите возможности для диалога религий? То, о чем сейчас пытаются говорить. Но в какой форме это может быть? София Губайдулина: Для меня всякая религиозность имеет очень большой смысл. Если это Индия, или это Коран, или Библия, для меня человек, который почитает религиозную активность, становится дороже. Потому что религиозность я чувствую как корень жизни и, в особенности, как корень искусства. И мне очень жаль, что человечество постепенно теряет этот корень, и тогда искусство становится слишком искусственным. Нужно обязательно поливать этот корень, ухаживать за ним и ни в коем случае не потерять эту деятельность. Сейчас в мире мы встречаемся со множеством культур и со множеством религиозных представлений, со множеством типов религиозной деятельности. И все эти типы я высоко ценю. Хотя я приняла православие, и мне это очень близко. Но я готова дружить, я готова к тому, чтобы почитать и уважать других. Мне кажется, что это неправильное было мнение Киплинга, что Восток есть Восток, Запад есть Запад и вместе им не сойтись. Потому что если уж человек изобрел колесо, потом изобрел автомобиль, самолет, то, снявши голову, по волосам не плачут. Смешение культур будет, оно происходит, и от этого никуда не денешься. Нужно обязательно с этим жить. И без уважения друг к другу, без уважения к этим культурам просто человечество не выживет. Кроме того, я вижу очень большое преимущество при смешении культур. Например, я встретилась в Японии с японцем, японским композитором Хосокавой. Он только что закончил учение у Юнга в Германии, приехал вновь я Японию. Он не потерял своего национального, но, кроме того, он обогатился еще каким-то свойством, которое свойственно западной культуре. Он ничего не потерял, он приобрел очень много. И этот пример для меня очень важен. Можно говорить о каком-то обеднении. Это жалко потерять что-то из своего собственного, племенного, и не нужно это терять. Это не нужно терять, если нет агрессии друг к другу. Это можно не потерять. Иван Толостой: Русские европейцы. Сегодня - Сергей Аверинцев. Его портрет в исполнении Бориса Парамонова. Борис Парамонов: Сергей Сергеевич Аверинцев (1937 - 2004) - своеобразнейший из русских европейцев: он советский, даже можно сказать постсоветский европеец, сумевший в обстановке коммунистической идеократии достичь высот европейской культуры, взятой в самом утонченном ее изводе. По университетской специальности Аверинцев был филолог-классик, то есть знаток античного наследия - древнегреческой и римской культуры, лежащей в основе европейских форм культурной жизни. Но филологу-классику, то есть знатоку языков, открыт доступ к любым сокровищницам культурной истории человечества, - было бы только желание. А желание у Аверинцева было: он культурно возмужал в обстановке послесталинского Советского Союза, когда прекратились не только политический террор, но и драконовские культурные гонения, сведшие советские представления о культуре к примитиву коммунистического катехизиса. Культурная работа в политически нейтральных областях до известной степени стала возможной, и советские ученые гуманитарии этим энергично воспользовались. Культурная атмосфера поздних советских лет значительно углубилась и утончилась. Происходил своеобразный культурный ренессанс, и звездой этого ренессанса был Аверинцев. Обладая не только всесторонними гуманитарными знаниями, но и значительным литературным дарованием, Аверинцев написал и сумел опубликовать много работ, под рубрикой культурологии знакомящих заскучавших советских читателей с ранее недоступными им проблемами и именами. Это Аверинцев сызнова знакомил с Юнгом и Фрейдом, с Ницше и Шпенглером. Значение последнего было особенно велико - для самого Аверинцева: это ведь Оскар Шпенглер создал новую науку культурологию, в методологических рамках которой Аверинцев давал самые блестящие свои анализы. Читавшие Аверинцева - а его читала вся советская интеллигенция - никогда не забудут его статей о библейской и древнегреческой литературе, об аналитической психологии Юнга, об "играющем человеке" Хейзинги. Основной работой Аверинцева стала книга "Поэтика ранневизантийской литературы". Под этим сугубо академическим титулом, относящим к специальным историко-литературным проблемам, Аверинцев дал глубокую и едва ли не разностороннюю культурологию христианства, взятого притом не в частных моментах его церковной истории, но в глубинной религиозной сути. Христианская картина мира - вот тема этой работы Аверинцева. Аверинцев приобрел столь высокую репутацию в международных научных кругах, что его неудобно было держать за железным занавесом. Он стал "выездным". В советские годы эти заграничные командировки, надо полагать, заключались в строгие рамки общения с зарубежными коллегами. Но позднее, уже в постсоветские годы, Аверинцев познакомился с жизнью Запада в гораздо более широком объеме, и главное, получил возможность писать об этих своих новых опытах. Аверинцеву предстала современная, нынешняя, живая Европа - в отличие от той, которую он сызмальства знал из книг. Впечатления были, что называется, противоречивыми. В одной такой статье, характерно названной "Моя ностальгия", он писал: "Моя ностальгия по тому состоянию человека как типа, когда всё в человеческом мире что-то значило или, в худшем случае, хотя бы хотело, пыталось, должно было значить; когда возможно было значительное. Значительность вообще, значительность как таковая просто улетучилась из жизни - и стала совершенно непонятной. Ее отсутствие вдруг принято всеми как сама собой разумеющаяся здоровая норма. Читатель, не прими моих слов за повторение сказанного в свое время Константином Леонтьевым о всеевропейском мещанине или Мариной Цветаевой о гражданах города Гаммельна. Во времена Леонтьева филистеру приходилось, например, сохранять хотя бы лицемерную респектабельность, что, во-первых, требовало порой почти стоических усилий, во-вторых, оставалось хотя бы банализованным знаком чего-то означаемого". В той же статье Аверинцев делает одно интересное сравнение из жизни старой и новейшей Европы: "Уличные бои, баррикады - да это же был когда-то один из центральных символов Европы. Сегодня же на улицах с полицейскими сражаются - панки. Они могут убить столько-то полицейских, могут играть собственными жизнями - но это не отменит глубокой фривольности ситуации". Из жизни современного Запада ушла смысловая значимость, здесь не за что сражаться и умирать - вот о чем, в сущности, говорит Аверинцев. В жизни нет трагической напряженности, сублимация которой всегда только и создавала великую культуру. Другими словами, Софокл и Шекспир на современном Западе невозможны - вместо них предлагается разнообразный масскульт или пародийная постмодернистская игра с исчезнувшими формами высокой культуры. Сегодняшний Шекспир - кинорежиссер Тарантино, самое имя которого звучит для русского пародийно. Притом режиссер он в высокой степени талантливый. Когда-то такое говорили о Набокове-Сирине: талантлив, но писать ему не о чем. Говорил это Бабель, писавший о гражданской войне в России. Конечно, человеку всячески культурному, каким был Аверинцев, такое духовное оскудение представлялось негативно, но ведь можно увидеть ситуацию и по-другому: если нет Шекспира, значит, нет трагедии - коренного неблагополучия в самом строе бытия. Нынешние трагедии, судя по всему, развернутся не внутри европейской, западной культуры, а в противостоянии ее иному миру с иными культурными традициями. Это уже назвали столкновением цивилизаций. Аверинцев мог увидеть один из кадров этого сюжета: Ванесса Редгрэйв, обнимающая чеченского террориста. Но такого он, почиющий в мире, больше не увидит. Иван Толстой: Многие россияне в последние годы - кто с удивлением, кто с давним и тайным знанием - обнаружили свои европейские корни. Европа оказалась вплетенной в русские биографии гораздо крепче, чем поначалу казалось. Вот судьба одной из таких семей в рассказе Марьяны Арзумановой. Марьяна Арзуманова: Мы познакомились случайно в Праге на выставке карикатуриста Бориса Ефимова. Рядом с очень демократично выглядевшим молодым человеком толклись посольские чиновники и опекали его с особым рвением. Это и привлекало внимание. "Дима", - представился молодой человек. "Аросев!" - практически хором выкрикнули посольские. В фамилии разгадка такой бросающейся почти в глаза почтительности. Внук первого посла Советского Союза в Чехии Александра Яковлевича Аросева оказался актером, выпускником Вахтанговского театрального училища. Выяснилось, что приезд в Прагу Дима планировал давно. Дмитрий Аросев: Я, конечно, очень хотел найти какие-то следы бабушки, прабабушки, прадедушки. Мой дед был первым представителем, послом Советского Союза в Чехословакии и здесь он женился на чешке, влюбился. И такую трагическую роль эта любовь сыграла в его жизни. Когда он привез ее в 1937 году в СССР, его объявили шпионом, врагом народа и расстреляли. Притом, что бабушка, по рассказам, была на четвертом месяце беременности. Папе было три года, и его взяли сразу какие-то близкие родственники. У Александра Яковлевича было несколько жен. От этой чешской жены у него был только папа. Все его сестры жили отдельно в какой-то семье. Его взяли к себе какие-то дальне родственники, я даже не знаю кто. Справка: Александр Аросев - родился в Казани в 1890 году, сын портного. В 1907 примкнул к большевикам, руководил военными организациями при ЦК РСДРП. В 1917 году командовал расстрелом московского Кремля из боевых орудий, организатор массовых репрессий на Украине против "классовых врагов" в начале 20-х. Начинал дипломатическую карьеру в Латвии, Франции и Швеции. В конце 20-х стал полпредом СССР в Литве, с 29-го по 33-й годы первый посол СССР в Чехословакии. В 1937 году арестован как бухаринец, в феврале 1938-го - расстрелян. Посмертно реабилитирован. Дмитрий Аросев: Потом, когда папе было 12 лет, его второй папа, к которому он относился, как к папе, и не знал, что это не его папа, он ушел на фронт и не вернулся. Он второй раз потерял родителей. И потом у него был детский дом, военно-музыкальная школа. Так один он рос, естественно без всякого наследства. Потому что года деда расстреляли, все подарки всяких индийских королей, которые у него были, все это исчезло. Марьяна Арзуманова: Чешскую бабушку Димы звали Гертруда. Дмитрий Аросев: Я посмотрел по документам, что наша семья до войны все время жила в Германии. Просто на всех фотографиях написано - здесь в Баварии, здесь - в Дрездене. Бабушка моя закончила танцевальную школу Айседоры Дункан в Дрездене. И она приехала сюда и открыла здесь свою танцевальную школу. Естественно, следы уже невозможно найти. Марьяна Арзуманова: Мать Гертруды, Терезия, жила в Праге, умерла в 1983 году. Дмитрий Аросев: У нее все родственники погибли либо от рук Сталина, либо от рук Гитлера. Муж у нее погиб в Освенциме, дочь погибла в 37-м году в Советском Союзе. Сына убил какой-то немецкий офицер. Темная история, подробностей не знаю. Марьяна Арзуманова: Диме в этот приезд удалось разыскать и встретиться со старой знакомой прабабушки, которая рассказала о том, как Терезия попала в концентрационный лагерь в Терезине, и о том, как ей удалось оттуда вырваться. Дмитрий Аросев: Она мне рассказала, что всегда Терезия говорила, что она не еврейка. В концлагере она была полгода, но она попала туда случайно, потому что забирали ее самую лучшую знакомую и она из солидарности, не понимая, что это такое, туда пошла. И уже оказавшись там, по счастливому случаю была какая-то международная комиссия. Их всех построили, чисто одели, запретили что-либо говорить. Но ей удалось кому-то шепнуть, что она не еврейка. Ее вынуждены были освободить. Терезин это рядом с Прагой. Марьяна Арзуманова: Через 40 лет после потери всех своих близких - дочери, сына и мужа - Терезия узнала, что в СССР живет ее внук, отец Димы. Дмитрий Аросев: И она через Ромена Ролана, через Красный Крест как-то писала письма. Потому что Ромен Ролан был очень хороший друг моего деда Александра Яковлевича Аросева. И она, спустя 40 лет, нашла моего папу, своего внука. Мне папа всегда рассказывал эту трогательную встречу, как, не видя его 40 лет, они встретились на вокзале. Он ни слова по-чешски, она ни слова по-русски. Они со слезами. Папа вообще был не выездным. Терезия его буквально вытащила. У нее был билет номер 1 Общества советско-чехоловацкой дружбы. Она была довольно авторитетная и писала довольно угрожающие письма советскому правительству, что если через месяц внука здесь не будет, то она напишет во все инстанции. У нее получилось его вытащить, и он приехал сюда. И потом он не мог остановиться, и каждое лето отправлялся на какой-нибудь конгресс по образованию или без конгресса на велосипеде по Европе. А потом, когда я уже смог залезать на большой велосипед, он брал меня с собой. Первое путешествие у нас было по Финляндии, мы проехали все Вальдорфские школы Финляндии. Потом Австрия, Словакия, Чехия. Потом, в следующий заезд, мы добрались уже от Праги до Германии, потом до Парижа. У нас было - увидеть Париж и умереть. И вот папы нет уже пять лет, а я не могу остановиться. Марьяна Арзуманова: Всего за неделю Дима успел очень многое. Дмитрий Аросев: Я ехал, и у меня было ощущение, что я как на родину еду, но не думал, что до такой степени. Я нашел своего в пятом колене прадеда. У него было здесь кочевническое производство, какие-то кочевнические заводы, у него был и оптовый магазин и какое-то изделия на Йиндрижской. Сначала на Вацлавском намести дом 4, а потом за углом на Йинжрижкой дом 10. Я туда ходил, посмотрел, там сейчас что-то другое продается. Папа умер 5 лет назад, но у его сохранились какие-то документы, какие-то банковские выписки. Я думаю, что завтра отдам это адвокатам, которые будут этим заниматься. Если там что-то получится, то, конечно, это будет хорошей помощью для русско-чешских культурных связей. Потому что мы сразу сделаем какой-нибудь спектакль на эти деньги. Сюда что-нибудь привезем, отсюда туда что-нибудь привезем. Здесь есть народный архив на Градчанской, я им туда принес имя и фамилию деда, и они мне все раскопали. Я им всю информацию оставил, они меня отпустили. Сказали приходить в четверг утром. И они мне выдали метрики, генеалогическое древо. По деду получилось найти до пятого колена, до 18-го века. Маркус Фройн из 18 -го века передал привет нам. А по Терезии нашли только ее родителей. Дальше они не нашли, нет этих метрик, утрачено. Справка: Большая семья Аросевых, несмотря на все утраты, дала целый ряд известных деятелей культуры. Ольга Аросева - народная артистка России, родилась в 1925 году, детство провела с отцом-дипломатом заграницей, окончила Московское городское театральное училище, 5 лет проработала в Ленинградском театре комедии, с 1950-го по сей день - актриса Московского театра Сатиры. Много снималась в кино. Елена Аросева - заслуженная артистка России, в 1945-м закончила Московское городское театральное училище, играла в театрах Бреста, Вильнюса, Таллина, Ленинграда, Петрозаводска. Сейчас - ведущая актриса Омского областного драматического театра, где работает почти полвека. Наталья Аросева - литературовед, специалист по чешской литературе, известна прежде всего как переводчик произведений Карла Чапека и других видных чешских писателей. Автор книги "След на земле, документальная повесть об отце", вышедшей в 1987 году. Взлеты и трагедии в семье Аросевых переплелись с потрясениями в Европе в первой половине 20 века - Первая мировая война, октябрьский переворот в России, приход к власти Гитлера в Германии, культ личности Сталина, Вторая мировая война...Колесо истории этой семьи сделало полный оборот - разговор с актером Дмитрием Аросевым шел у Марьяны Арзумановой в Риегровых садах - том самом пражском парке, куда в начале 30-х Александр Аросев водил гулять своего маленького сына, будущего отца Дмитрия. Дмитрий Аросев: Я думал, что завершен уже визит в Прагу, что я вроде все места посетил - кладбище Ольшанское, где бабушка похоронена. Единственно, у меня фотография 34 года, когда папа родился, и фотография здесь, в Риегровых садах. А ведь то, что мы с вами сегодня здесь оказались, это замечательно. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
