Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[09-01-05]
Петрович на чужбинеАвтор и ведущий Иван Толстой Иван Толстой: Сегодня у нас в гостях в пражской студии Свободы Андрей Бильжо, художник и автор "Петровича", специального проекта, вобравшего себя и художественный образ, и ресторан. И вот, в ближайшее время, "Петрович" отправится за границу. В Праге откроется ресторан под таким названием. Я приглашаю наших слушателей принять участие в разговоре и выведать у нашего гостя, что это за проект, с чем он связан, высказать свое мнение, будут ли они радостно посещать это заведение. А о том, какие условия выдвигаются организаторами этого ресторана, расскажет наш гость. Андрей, вы в первый раз в Праге? Андрей Бильжо: Второй раз, но за большой период, измеряющийся семью днями, в первый раз. Иван Толстой: Расскажите, пожалуйста, что это за проект, "Петрович"? Когда он возник, почему он "Петрович", и так далее. Андрей Бильжо: Прежде всего, это не ресторан, а ресторан-клуб. Разницу между этими понятиями я объясню. "Петрович" - это такой персонаж, которого хорошо знают в Москве и, вообще, в России, такой карикатурный герой, который одной ногой стоит в советском прошлом и вышел оттуда, другой ногой стоит неизвестно где, и все время находится в каком-то переходе от чего-то куда-то. Он иронизирует над тем, что происходит в стране, как-то обкатывает новые появляющиеся слова. В общем, живет в ритме страны, немножко издеваясь. Такой городской сумасшедший. Не хочу как-то примазываться к лаврам Гашека, но он чем-то похож на Швейка, корнями уходящий в Иванушку-дурачка. В свое время он был очень популярен. На каждой обложке газеты "Коммерсант" он появлялся. Он был в мультфильмах на телеканале ОРТ и в программе Шендеровича "Бесплатный сыр". Иван Толстой: А когда, и в связи с чем он возник? Андрей Бильжо: Возник этот персонаж с 91-го года, когда я оказался в газете "Коммерсант" как художник-карикатурист. Там и появился, спустя, примерно, год, этот персонаж. Само слово Петрович появилось году в 92-м. Я понял, что персонажи должны между собой общаться и как-то обращаться друг к другу, и в голову пришло отчество Петрович. Это одно из редких отчеств в русском языке, которые полностью проговариваются, как я потом понял, потому что у всех остальных мы съедаем половину слова - Саныч, Иваныч. Остается Ильич, Лукич и Петрович. В Петровиче есть красивая буква эр, которая, видимо, и заставляет ко всем людям, у которых отчество Петрович, обращаться к ним именно так. И потом было много разных эфиров, встреч с народом, и мне все Петровичи в один голос говорили, что их все называют Петровичами. Так как персонаж был очень популярен, я решил придумать дом Петровича, некую коммунальную квартиру с забавными интерьерами, с деревянными бюстами, которые вырубал из дерева и красил Сережа Горшков. Там все персонажи носят отчество Петрович независимо от того, какое у них настоящее отчество. Поэтому, там Александр Петрович Пушкин, Юрий Петрович Лужков, Иосиф Петрович Кобзон, Юрий Петрович Гагарин, и так далее. В этом месте не только едят и выпивают, но еще и ходят и смотрят на экспонаты, потому что это еще и, одновременно, галерея. Одна девушка шла и читала подписи: Александр Петрович Пушкин, Юрий Петрович Лермонтов, и так дошла до Гагарина. Повернулась к своему собеседнику и говорит: "А разве он Петрович?". Все, кто туда приходят, получают пропуска, где написано Петрович. У нас очень много иностранных Петровичей существует. Таким образом, Петрович стал известен, и мы решили создать дом. Мы посмотрели на близкое советской прошлое с ироническим взглядом, но не лишенным теплоты. У нас там нет никакой политики, красных флагов, бюстов Ленина. Это, скорее, галерея, музей, посвященный быту. У нас там есть детская комната - игрушки, в которые играли в 30-е, 40-е, 50-е годы. Отдельно - зал, который называется "Кухня". Кухня в понятии интеллигентском, в понятии 60-х-70-х годов, когда интеллигенция собиралась на кухне, слушала пленки на магнитофоне "Яуза-5" или "Комета", пленки Высоцкого, Окуджавы и Галича. В этой комнате-кухне стоят магнитофоны, пленки, висит портрет Эрнеста Петровича Хемингуэя, который висел в каждой интеллигентской квартире. Мы попытались все это восстановить с некоей иронией. Поэтому там не просто портрет Хемингуэя, а под портретом некая полочка в стиле 60-х, на ней стоит вазочка белая в черную полосочку. Трудно поверить, но в Москве, 7 лет назад, я с трудом нашел граненые стаканы, традиционные пивные кружки, пепельницы из пересованного стекла, которые я называю ВДНХ. Из-за нас запустили линию в Гусь Хрустальном, и стали по новой выпускать граненые рюмочки под водку. Иван Толстой: А как публика отреагировала в Москве на открытие клуба-ресторана? По какому принципу он впускает людей? Я помню, я пытался в него попасть, и меня не пустили. Андрей Бильжо: Надо было просто хотя бы одну рекомендацию от кого-то из членов клуба. Мы тогда ввели пропускную систему только потому, что Москва 7 лет назад была во многом краснопиджачная. Было много людей совсем другого круга, и мы хотели как-то их отсечь. В нашем клубе демократичные цены. Мы хотели сделать клуб, куда бы приходили писатели, поэты, художники и чувствовали себя там комфортно, потому что там все воздействует на все анализаторы наши - на слуховые воздействует музыка, глаз видит эти забавные предметы, которых много, которые отдельно освещены, они создают этот интерьер. Иван Толстой: А музыка тоже ностальгическая? Андрей Бильжо: Музыка 30-х, 40-х, 50-х. Я переписывал эту музыку с гибких грампластинок. Это сегодня все можно купить и все уже существует на CD. И старые фильмы я переписывал. Я вставал в 6 часов утра и записывал "Чука и Гека", которого показывали в 5.45 утра в детские каникулы. Какова была цель этого показа мне трудно сказать, потому что маленький ребенок не мог сам включить телевизор, он должен был разбудить родителей в 5.45, за что они, наверное, были ему благодарны в воскресенье. Теперь я каждый новый год его сам смотрю и заставляю его смотреть всех своих друзей. Тогда эти переписанные фильмы шли у нас в зале. И "Подвиг разведчика", и "Карнавальная ночь". Играла ностальгическая музыка, в графинчиках, которые я покупал в антикварных магазинчиках, подавалась водочка и селедка под шубой, конечно же, и салат Оливье, и пельмени в горшочках, и соленья-маренья, которые у меня называются "посол Советского Союза". Например, пельмени у нас называются "Тимур и его команда", а селедка под шубой - "Тайна двух океанов". Иван Толстой: Андрей, а кто ходил и ходит сейчас в московский "Петрович"? Андрей Бильжо: Как раз за три недели перед моим отъездом мы отметили семилетие. Я смотрел фотографии тех, кто у нас был. Перечислить известных людей просто невозможно. Это гигантский круг. Я могу сказать, что легендарный композитор Никита Богословский отмечал там свои последние дни рождения, и его друзья там собрались, когда была годовщина его смерти. Там Елена Великанова пела "Жил да был за углом черный кот", и за столом сидел Саульский, которого уже, к сожалению, тоже нет. Сергей Юрский читал там стихи Бродского после длительного периода, когда он вообще не поднимался на сцену. Мы работали в театральном режиме, столы были убраны, стояли просто столики. Михаил Михайлович Жванецкий в первый год в "Петровиче", тоже не понимая, что происходит, и не ушел ли его слушатель, поднялся на сцену, целый час читал свои вещи и был поражен, что все его внимательно слушают и никто в это время не ест и не выпивает. Композитор Найман заехал в "Петрович", и когда родилась идея спросить его что-то поиграть и Троицкий робко предложил ему, он с удовольствием сел за клавиши. Я боялся ужасно, потому что народ уже был в веселом состоянии, но слушали его в абсолютной тишине. Из трех вечеров дважды там побывал Давид Копперфильд, последний вечер просидел там до пяти утра и сказал, что это одна из лучших энергетических атмосфер в мире, а бывал он в разных местах. Это не реклама, я просто перечисляю. Там были и известные актеры и поэты, Лев Рубинштейн, и Дмитрий Пригов, и Кибиров, и Владимир Сорокин, и Виктор Ерофеев. Там были и презентации книг. Скажем, книги под названием "ЕПС" - Ерофеев, Пригов, Сорокин. Мы часто это делаем, как спонсорский акт - с большими скидками или, просто, накрываем столы и приглашаем туда людей искусства. Там большое количество людей искусства из разных городов перебывало. Например, я случайно узнал, что это излюбленное место московских шведов. Я это узнал, когда приехал корреспондент из стокгольмской газеты и брал у меня интервью. Итальянцы там бывают постоянно, которые работают в Москве, французы: Все они Петровичи. Иван Толстой: Интересно, что иностранцев привлекает? Чем все это достигается? Неужели просто тем, что из этих всех советских реалий, образов и икон вынимается идеологическая составляющая и сразу весь прошлый мир начинает нравиться? Андрей Бильжо: Я думаю, что, прежде всего, дело в том, что там нет этой всей идеологии. Иностранцы, которые живут и работают в России и владеют русским языком, понимают, о чем идет речь, и прочитывают эту иронию. Те, кто приезжает случайно, не совсем прочитывают, я знаю это по некоторым заметкам в иностранной прессе. Но я думаю, что прельщает, прежде всего, атмосфера некоей теплоты, домашней обстановки и то, что это сделано руками. Вся обстановка там неповторима. Иван Толстой: Вы сказали, что вы соучредитель "Петровича". А кто другой? Андрей Бильжо: В Москве два человека, которые занимаются рекламой и пиаром - Алексей Петрович Ситников и Игорь Петрович Писарский. Вячеслав (Москва): У меня несколько вопросов. Нет ли в вашем проекте какой-то связи с вашем отчеством? Как вы создаете свои идейки, смешинки? То ли это все вам приходит, то ли кто-то подсказывает, а потом все это забывается и становится общим? Я начал собирать ваши карикатуры, у меня уже собралась коллекция. В свое время у Бидструпа было два тома его карикатур. Не думаете ли вы издать отдельным изданием всю вашу антологию, что было бы весьма полезно, так как в них прослеживаются определенные моменты нашего времени - 90-х годов и сегодняшнего времени? Андрей Бильжо: Я не Петрович, а Георгиевич. Было бы совсем просто, если бы я был Петровичем и сделал бы ресторан "Петрович". Петрович - это не отчество, это судьба. Писатель Кабаков сказал как-то, что если в нас нет Петровича, то нас нет и вовсе. Петрович - это некое ироническое состояние, которое должно быть внутри каждого человека. У кого-то оно маленькое, у кого-то его совсем нет, тогда этот человек близок к такому серьезному идиоту, у кого-то оно большое, и тогда этот человек симпатичен, легок в общении. Спасибо вам большое, что вы что-то вырезаете и собираете. Книжка у меня вышла, весит она 4 килограмма, и ее раскупили очень быстро. Она в четыре раза больше, чем 4 тома Бидструпа. Я бы вас только просил об одном: не называйте, пожалуйста, то, что я делаю смешинками, потому что мне это очень обидно. Это не смешинки, не карикатуры. Наверное, это ироническая графика. Там много текстов, поэтому мои друзья-писатели считают, что я еще и принадлежу к их цеху. Иван Толстой: А вы не могли бы сказать поподробнее, что это за том с иронической графикой? Андрей Бильжо: Вообще, у меня вышло много книг. Последняя называется "Петрович и другие". Это толстая книга, где порядка 345 рисунков из 10 000, которые я нарисовал. Она издана издательством "Эксмо", в нем принимала участие "Линия график" - одна из самых крупных полиграфических фирм, и "Коммерсант". Там было много спонсоров, потому что я хотел, чтобы книга была достойная, но, при этом, не стоила дорого. Еще дал деньги банк "Держава". Иван Толстой: Она еще продается? Андрей Бильжо: Она висит где-то в интернете за довольно большую сумму, но в магазине она стоила порядка 400 рублей, на прилавках на Новом Арбате она стоила 800-1000, а в интернете она стоит около 20 000. Иван Толстой: Андрей, помимо проекта "Петрович" у вас есть и другой проект под названием "Майор Пронин". Это тоже ресторан-клуб и он, тоже, в Москве. Что с ним происходит? Андрей Бильжо: С ним происходят всякие разные вещи. Он развивался очень хорошо, но сейчас там всякие проблемы с арендой, и он какое-то время закрыт. Иван Толстой: Как вы можете сопоставить успех? Андрей Бильжо: "Петрович" - успешнее. Когда мы делали "Майор Пронин", там было сделано изначально несколько чисто технических ошибок. Одна из ошибок - это его местонахождение на Лубянке. Лубянка довольно глубоко сидит в подсознании наших людей, и люди считают, что там вряд ли может родиться что-нибудь доброе и хорошее. Сломать этот стереотип мне не удалось. Хотя мы делали "Майор Пронин", как некую шпионско-разведческую детскую историю. Там есть столики и Джеймса Бонда, и инспектора Знаменского, и Томина, и мисс Марпл. Но "Петрович" успешнее. Это уже культовое место, куда попасть довольно трудно. Скажем, в декабре там было все забито. Дмитрий: Интересно то, что это ностальгия по ушедшему быту, по той стабильности, которая была, и которую сейчас, впрочем, хотят возвратить и политики. И им особенно не хватает ее. Это религиозный феномен. Здесь скорее антиидеология, протест против идейности и ее влияния в системе. Ведь идейность разрывает ее. Не случайно вы упомянули идеологию. Здесь ключ. Андрей Бильжо: Я говорил немножко о другом. Я говорил не про стабильность, я не хочу оценивать разные периоды. Я, прежде всего, художник. Хотя, по первой специальности, я психиатр. Дело все в том, что меня интересовали предметы, к которым я отношусь, как художник, с интересом, теплотой. Я, скорее, называю себя старьевщиком. Мне интересны предметы, в которых сохранилась некоторая теплота. В России, например, в связи с тем, что с каждым десятилетием все меняется, предметы исчезают, их выбрасывают. К примеру, когда страна стала переезжать из коммуналок в маленькие хрущевские дома, стали выбрасывать большие буфеты, которые в эти квартиры не влезали. А буфеты я обожаю. Это касается и маленьких предметов. По баночкам, в которых хранилось монпасье и всякие леденцы, можно прочитать историю. И зубной порошок, на котором идет пионер и написано "С добрым утром". Или зубная паста "Ну, погоди", где у зайца всего два зуба. Все это мне очень интересно. У меня дома есть небольшая коллекция. Но когда это выставляется в ресторане и каким-то образом еще художником обрабатывается - тюбик стоит рядом с тройным одеколоном и баночкой черной икры - это все звучит по-другому. В этом есть ирония, умноженная на теплоту. И, так как я карикатурист, то мне все это интересно, я смотрю на мир ироническим взглядом. Иван Толстой: Давайте передвинемся в Прагу и поговорим о том, что же выждете от этого проекта здесь. Вы через несколько месяцев открываете ресторан-клуб под его московским названием "Петрович". Андрей Бильжо: Название будет "Петрович", но оно будет писаться на русском и чешском языках. Иван Толстой: Почему Прага? Андрей Бильжо: Существуют банальные технические вещи. Потому что было предложение, нашли очень интересное помещение в центре Праги, потому что Прага очень красивый и замечательный город. Нас немножко пугали, говорили, что как же так, 68-й год, а вы со своим советским периодом? Я всем объясняю, что это не советский период, что это все ироническое. А потом я поговорил с людьми, вчера я встречался с Петром Вайлем, и мне сказали, что не так это все и помнится, и коль скоро там так много иронии: Чехи тоже много вспоминают и говорят об этом. Мы привезли старых Деда Мороза и Снегурочку, например, игрушки. И недавно выяснилось, что культовым фильмом для чехов является фильм "Морозко", и они смотрят его каждый новый год. Много всякого интересного и доброго было между Советским Союзом и Чехословакией. Почему же не сделать такую совместную историю полную доброты, лишенную идеологии, наполненную доброй иронией. Этот ресторан делается для русских, для чехов, для туристов, которые приезжают. Сегодня любой может открыть ресторан. Вы даете заявку, и вам все привозят - барные стойки, посуду и так далее. Но это все серийное производство. Мы же делаем абсолютно ручной проект, все это штучное производство. Именно это прельщает людей. Иван Толстой: "Петрович" московский, первый, он характерен именно в своей иронии по отношению к каким-то советским реалиям. Эти реалии, что называется, прочитываются посетителями ресторана. Как будут прочитываться эти реалии здесь, в Праге? Или будет какое-то смещение, чем-то другим будет наполнен здешний "Петрович"? Андрей Бильжо: Во-первых, "Петрович" хоть и карикатурный персонаж, но вполне живой. Поэтому политика в его жизни занимает какую-то часть. Например, огромное количество карикатур посвящено возвращению Петровича из командировки, где он застает свою жену с кем-то в постели и произносит всякие фразы. Или Петрович возвращается поддатый, или он сидит и выпивает с друзьями. Общечеловеческих тем гораздо больше, чем тем политических. Когда я рисовал свои карикатуры на политические темы, я все равно преследовал не конкретное событие сегодняшнего или вчерашнего дня, а меня больше интересовали все равно человеческие темы - предательство, глупость, а они не имеют национальности. Иван Толстой: Кстати, вы знаете, что у чехов, которые учили русский язык в школе, все писатели в памяти идут с отчествами. Поэтому им будет очень смешно увидеть Антона Петровича Чехова и Михаила Петровича Булгакова. Андрей Бильжо: Кстати, у чехов уникальное чувство юмора и большая графическая культура. Поэтому здесь все должно быть понятно. Если мы понимали карикатуры чехов, то как же чехи не поймут наши карикатуры! Иван Толстой: Конечно, Ярослава Петровича Гашека они оценят. А как вы будете решать проблему публики? Вы сказали, что в Москве "Петрович" теперь открывает свои двери для всех. Он так же будут открыт в Праге для всех или вы создадите некую условную преграду, которую будет интересно преодолеть и попасть в "Петровича"? Андрей Бильжо: Нет, я думаю, что мы здесь откроем двери для всех. Мы сделаем, наверное, шумное открытие, может быть, прилетит целый самолет Петровичей из Москвы. А дальше - посмотрим, жизнь покажет. Иван Толстой: Будет ли этот ресторан иметь такой характерный русский, в хорошем смысле, душок? Будут ли там выступать литераторы, русские музыканты? Андрей Бильжо: Безусловно, мы это сделаем. И русских музыкантов будем привозить, и какие-то джазовые коллективы, и тех, кто постоянно играет у нас в "Петровиче", и какие-то презентации будут. Все писатели, которых я назвал, могут сюда приехать со своими проектами. Иван Толстой: То есть, в каком-то смысле, "Петрович" здешний будет не в изгнании, а в послании? Андрей Бильжо: Безусловно. Кстати говоря, "Петрович" постепенно распространяется. Скажем, в Венеции, у моего друга Альберта Сандретти, в большом саду стоит бронзовый памятник "Петровичу", где он с рюмкой и с бутылкой вина с распростертыми объятиями встречает всех людей разных национальностей. А в Ницце проходит ежегодный карнавал. Я в нем участвую, и по моим эскизам одна из повозок едет от России. И, там, на центральной площади стоит фанерный Петрович огромных размеров, по нему бегают разноцветные лампочки. Иван Толстой: А кухня? Андрей Бильжо: Конечно же, мы часть основных блюд переносим. Это обязательно будут салат Оливье, селедка под шубой, пельмени, пирожки, квашеная капуста и соленые огурцы. Но мы введем, наверняка, и чешскую часть. Это будет интернациональное меню. Но русско-советское меню там будет заменять большую часть. Иван Толстой: Посуда будет российская? Она будут напоминать о советском прошлом или о чешском советском прошлом? Андрей Бильжо: О чешско-советском прошлом, потому что это будет посуда чешского производства, но на ней будут изображены, как в "Петрович", всякие похождения Петровича и мои картинки. Иван Толстой: И директор будет ездить на старой шкоде? Андрей Бильжо: Да. Иван Толстой: Как вы вообще оцениваете русское ресторанное дело за границей, насколько вы его знаете, насколько вы хотите попадать в эту струю или, наоборот, отличаться? Андрей Бильжо: Плохо знаю, отличаться будем точно, потому что не будет никаких матрешек, косовороток и балалаек, никаких вот этих стереотипов. Это отдельная, штучная история, ничего подобного нет нигде в мире. Что из этого получится, не знаю. Надеюсь, что все будут хорошо. Иван Толстой: Вы знаете, что русский ресторан за границей - это всегда самый дорогой ресторан, за исключением каких-то особых, закрытых клубов. Русские поднимают цены невероятно, и в русский ресторан за границей ходить не хочется именно потому, что вам жменю борща предлагают за цену жмени икры. Андрей Бильжо: Я думаю, что мы этого избежим потому, что я настаивал в Москве, в свое время, и здесь буду настаивать, что "Петрович" - это демократический ресторан. Когда мы делали "Петровича", я придумал такую вещь: мне не важна верхняя граница, она может уходить в бесконечность, мне важна нижняя граница. Дорогие рестораны плохи тем, что там человек, у которого не очень много денег, не может себе ничего заказать потому, что начинается все сразу с дорогих блюд. Когда я придумал "Петровича", я сказал, что должны быть блюда, которые стоят совсем дешево. И если приходят два друга, один из которых крупный бизнесмен, а другой работает учителем литературы, и он не хочет, чтобы его друг-бизнесмен его угощал, то он может заказать себе гречневую кашу с котлетами, которая называется "Петрович вернулся из командировки", которая пользуется огромной популярностью в Москве, а бизнесмен может себе заказать осетрину и пить очень дорогое французское вино. Иван Толстой: Как обстоит дело с клубными ресторанами в других странах? Например, в Польше? Из Варшавы Алексей Дзикавицкий. Алексей Дзикавицкий: После 1989 года в Варшаве открылись сотни новых ресторанов и кафе. Однако поляки это не чехи, англичане или немцы, для которых многочасовое сидение в таких заведениях, нередко всей семьей, это традиция. В Польше в ресторан заходят перекусить или что-нибудь отпраздновать. Те, кто хочет пообщаться и потанцевать, идут в клубы. Нередко получается, что в выходной день компания знакомых идет сначала в ресторан, чтобы подкрепиться, а затем в клуб, чтобы развлечься. Войну за клиентов потихоньку выигрывают последние. Если пройти по центру польской столицы, то даже в выходной день многие рестораны и кафе полупустые. "В определенный момент мы решили, что наше заведение должно, хотя бы на некоторое время, превращаться в клуб, это привлекает больше клиентов, - говорит представитель ресторана "Марс" из города Вроцлав". Его владельцы решили организовать у себя встречи для людей высокого роста. Мужчин не менее 185 сантиметров, а женщин 175. В результате, в это место стали приезжать гиганты не только со всей Польши, но и из-за границы. В клиентах недостатка нет. Тем более, что в определенные дни клуб открыт и для людей нормального роста, которые стали посещать "Марс" куда охотнее. Любимое занятие Гжега Гардынюка, инженера по образованию, - игра в бридж. Однако еще год назад в Варшаве не было места, где можно было бы поиграть как следует. За решение проблемы взялся сам Гардынюк. Он предложил владельцу ресторана в своем районе перепрофилировать заведение на клуб любителей бриджа так, чтобы игроки могли кроме, собственно, игры, поесть, выпить, послушать музыку. Удалось. Теперь в клубе не менее сотни постоянных клиентов, проводятся турниры, работает школа бриджа для начинающих. Подобным образом, в Варшаве появились клуб любителей танго, клуб произношения тостов, клуб любителей рока, и так далее. И еще один клуб, о котором нельзя не упомянуть, это радио-кафе. Клуб бывших сотрудников польской редакции Радио Свободная Европа, что в центре столицы на улице Новогродской. Клуб открылся в мае 1997 года в день 45-й годовщины начала вещания польской редакции из Мюнхена. В клубе, где можно отведать блюда французской и японской кухни, проходит регулярная встреча бывших сотрудников Радио Свободная Европа. Сюда нередко захаживают журналисты, писатели. На стенах радио-кафе висят фотографии и сувениры, связанные с историей польской редакции. Здесь можно увидеть карикатуры на сотрудников радио, которые публиковались в целях пропаганды в государственных изданиях Польской Народной Республики. Конечно, перепрофилирование ресторана под клуб - это не панацея, на рынке клубов конкуренция не меньшая. Некоторые из них закрываются. Тем не менее, заведения, которые пытаются удовлетворить традиционную потребность поляков в том, чтобы поесть, выпить и потанцевать в одном месте, как кажется, имеют больше шансов, чем те, которые предлагают это по отдельности. Иван Толстой: И еще один клубный опыт - парижские кафе. В рассказе Дмитрия Савицкого. Дмитрий Савицкий: В самой глухой французской провинции, в городке, который можно найти лишь на местной дорожной карте, рядом с крошечной мэрией, аптекой и почтой - находится кафе. Без кафе нет Франции, нет камамбера и багета, берета и сигарет житан: Все они разнятся от города к городу, от региона к региону: южные, с террасами на которых сидят часами, наслаждаясь солнцем и морем; северные, надежные убежища от затяжных ливней и снега; гигантские столичные, похожие на конвейерные линии из полированного дерева, зеркал и бронзы; крошечные, в которые с трудом впихиваются пять-семь завсегдатаев; дорогие, где стакан воды стоит столько же, сколько ужин в забегаловке напротив. Все они - детища таверн и родственники первого парижского кафе Прокоп, которое сицилиец Франческо Прокопио деи Колтели открыл в 1675 году для публики избранной, вкушавшей здесь два новых модных напитка: горячий шоколад, то бишь какао, и кофе. Можно смело сказать, что все знаменитости трех последующих столетий, от Дидро, Вольтера, Даламбера, Дантона, Марата, Бомарше, далее везде - сиживали здесь и за более крепкими напитками. Появление кафе как института вынесло салон наружу. Энциклопедисты спорили именно в Прокопе; бунтари (Камиль Демулен) начали горланить в кофейнях под аркадами Пале-Руаяля, призывая покончить с тиранией. К этому времени в Париже уже насчитывалось более тысячи кафе. В девятнадцатом веке кафе стало и салоном, и клубом, и местом свиданий. В 1825 году - в столице было три тысячи кафе; в эпоху реконструкции города бароном Османом - четыре тысячи; а между двумя мировыми войнами - семь тысяч. Париж можно пересечь в любом направлении, высматривая из одного кафе - следующее. Это как бы острова в житейском море; через каждые пять-семь минут ходьбы вы находите кафе, а вместе с ним, практически, все необходимое для городской жизни: горячие и горячительные напитки, они же прохладительные, закуски и блюда по солиднее, телефон, туалет, умывальник, сигареты, конверты, марки, лотерейные билеты и - друзей и незнакомцев. У каждого парижанина, жителя Страсбурга, Лиона, Марселя - свое кафе. Или точнее - несколько своих кафе. Одно для встречи с друзьями, другое - для встреч деловых, семейных или (для семьи) секретных; третье - для того, чтобы выпить и подумать о жизни в компании абсолютных незнакомцев. В кафе приходят, как домой, весьма часто спасаясь от одиночества, принося с собой не только новости, но и заботы, проблемы, тревоги. Здесь обсуждают покупку автомобиля, любовную интрижку Жоржа и Жоржет, политику Москвы или Вашингтона (иногда - Парижа), здесь ставят три евро на темную лошадку в воскресном забеге на ипподроме Лонг Шамп; здесь вечно завязывают пить и здесь напиваются до той степени, когда начинают знакомиться с хозяином. Кафе - это бывшая гостиная, это столовая, это немного почта с телеграфом и обменный пункт самой ценной валюты - сплетен. Кафе расплодились в начале ХХ века по той простой причине, что Париж всегда плохо отапливался. По этой же причине писатели и писали в кафе. От Рембо до Сартра, от Хемингуэя до Аполлинера. Нынче кафе, прославленные художниками и писателями, перестали быть простыми кафе, что за углом: Сюда свершают паломничества иностранцы, и цены здесь звездные, так что нормальный житель квартала не пойдет в ДеМаго, или Флёр, где сиживали экзистенциалисты, ни в Липп, где мудрствовал Раймон Арон, ни в Клозери де Лила, где бывали Ленины, Троцкие и Скот-Фитцджеральды: Эти, ставшие знаменитыми, кафе - нечто вроде небольших театров, выстроенных на литературной славе, а новые и молодые, еще неизвестные прессе "пипл" устраивают свои штаб-квартиры, как когда-то дадаисты или сюрреалисты, в совершенно неизвестных забегаловках, у которых есть шанс, поднять акции в сто раз, лет эдак - через 30-40: Иван Толстой: Андрей, мой последний вопрос: как далеко пойдет "Петрович", как далеко он хочет пойти в своем развитии? Андрей Бильжо: Он пойдет так далеко, пока его милиция не остановит. Будет двигаться, пока существуют люди, обладающие иронией, самоиронией и добротой, независимо от национальной принадлежности или расы. Иван Толстой: "Петрович" как я понял, получил чешскую визу, чтобы приехать сюда, а есть ли у него шенгенская? Андрей Бильжо: Есть. Иван Толстой: И куда он хочет метнуться? Андрей Бильжо: Может быть, в Италию. Но в ближайшее время, после пражского проекта будет работа над киевским. После оранжевой революции поступило предложение сделать "Петрович" в Киеве, недалеко от Андреевского спуска. Я еще не ездил, не смотрел место, но это было буквально накануне нового года. Иван Толстой: Не забудьте, пожалуйста, нас пригласить. Андрей Бильжо: Приглашу обязательно. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
