Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[19-04-05]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомБернар-Анри Леви об Америке. Новая книга Камиллы Пальи. Гость недели: звезда американской прозы Гари ШтейнгартВедущий Александр Генис
Александр Генис: Францию и Америку связывают отношения любви-ненависти. О первом говорит великий дар французов - статуя свободы, которая первой встречает путника в нью-йоркском заливе, у самого порога Нового Света. Но так повелось, что французы всегда были и наиболее пристальными наблюдателями, и самыми пристрастными, нелицеприятными, несправедливыми критиками Америки. Возможно, потому что американская революция, выросшая из трудов галльских философов-просветителей, была более удачной версией революции французской - без термидора, наполеоновский войн, реставрации. Американцы, в сущности, обойдясь без катаклизмов 19 века, протянули просветительское 18 столетие до наших дней. Возможно, отсюда и интерес одержимых прошлым французов. Америка, вводит в историю сослагательное наклонение, представляя материал для сверки. На днях американцы получили новый французский травелог. Журнал "Атлантик Мансли" отправил видного парижского философа Бернарда Леви в долгое путешествие по Америке, надеясь дать читателям возможность посмотреть на свою страну чужими глазами. Я попросил Владимира Гандельсмана рассказать о том, как французский интеллектуал открыл Америку. Владимир Гандельсман: Выражение "открыть Америку" означает то же, что "изобрести велосипед". Суть этих выражений сводится к другой идиоме: "новое - это хорошо забытое старое". Все так, но не совсем. Америка меняется и словно бы призывает новых и новых открывателей, которых долго уговаривать не приходится, - они и сами не прочь полакомиться этим блюдом, который один ироничный остряк назвал "United Steakes of America". Какова бы она ни была - "бифштексная" или "духовная", плохая или хорошая, она бесспорно явление вопиющее и притягательное для размышлений. Александр Генис: Володя, насколько органично новый травелог вписывается в давнюю и очень плодотворную традицию галльских исследований Нового Света? Владимир Гандельсман: Леви настаивает на том, что он продолжает эту традицию, называя свои заметки "По следам Токвиля". В отличие от Токвиля, который пытался вывести суть Америки и характер американца из абстрактных представлений о демократии, мистер Леви идет в обратном направлении: из характеров, которые он встречает по пути, из частных историй, смешных и не очень, он пытается дать общую картину. И это тоже коктейль из восхищений и страхов. Александр Генис: Ну что же, Володя, давайте пригубим. Владимир Гандельсман: С удовольствием. Вот, скажем, американский флаг. Эпидемия флагов. Всюду, на каждом углу. Отношение к флагу как к живому существу. Правила обращения с флагом. Вопрос, который не волнует старую Европу, где флаг можно увидеть разве что на государственном учреждении. Что это - рефлектирующий патриотизм? Александр Генис: Леви утверждает, что он враг антиамериканизма, царствующего во Франции, что он пытается быть беспристрастным наблюдателем, скорее задающим вопросы, чем отвечающим на них. Так ли это? Владимир Гандельсман: Трудно сказать. Судите сами. Вот еще один пример - американская тюрьма. Город внутри города. Нью-Йорк. Тюрьма на острове. Остров, которого нет на карте. О котором многие горожане просто не знают. Впечатление тяжелое. Главка называется "Скажите мне, каковы ваши тюрьмы, и я скажу..." Путешествие продолжается: север штата Нью-Йорк, Куперстаун: Александр Генис: О, там и я бывал. Город Фенимора Купера, он, кстати, борется с нашим соседом Хобокеном за звание родины бейсбола. Владимир Гандельсман: Именно об этом Леви и пишет. Он описывает музей бейсбола - огромный, по сравнению с кукольными жилыми домишками. Зал Славы. Бейсбол как религия. Это не музей, говорит Леви, это церковь. Шепот посетителя, спрашивающего, действительно ли здесь, прямо под нашими ногами, похоронены величайшие игроки. По преданию на этом месте в 1839 году прозвучали правила игры из уст ее основателя, впоследствии генерала северян в Гражданской войне, чье имя Абнер Даблдэй. Вот только исторической правды - никакой. И Абнера Даблдэя здесь в том году не было, и все это миф, которому с удовольствием поклоняются тысячи посетителей музея и миллионы фанатов бейсбола. Далее. "Ложь как воля и представление" - логический выход из предыдущего повествования, название следующей главки. Ядовитое название, пародирующее Шопенгауэра. И опять вопрос: что это? Недобор своей истории и усиленное противостояние этому в виде победы настоящего над прошлым? Точнее: победы настоящего, которое с успехом может симулировать прошлое? Создание собственной генеалогии? Американский невроз? Что вы думаете, Саша? Александр Генис: Помнится, Бодрийяр в своей книге об Америке тоже сетовал на дефицит чувства истории в Новом Свете. Он писал, что история, как дорогие вина, не поддается перевозки через океан. Чувствуется француз в этой фразе. Дороже всего вино и история. Однако продолжим путь. Маршрут Леви, дважды пересекшего Америку во время этого путешествия, пролегал и через большие города Америки. Не так ли? Владимир Гандельсман: Конечно: Буффало, Кливленд, Детройт. Особенно Детройт. Ощущение, что это мертвый город, из которого бежали люди, забыв закрыть за собой дверь. Здания, даже являющиеся образчиками американской архитектуры, идут на снос, потому что если в нем не обитают люди, то возникает ощущение, что оно непременно обрушится кому-то на голову. Заброшенный Вавилон. Город, погружающийся в хаос. И вновь вопрос: быть может, американцам не присуще старое доброе чувство: любовь к городу? Александр Генис: Да, если во Франции у Америки такие друзья, то какие же ее враги? Картина у Леви складывается однообразно удручающая: Владимир Гандельсман: Не так все просто. Вот, например, с чем встретился Бернард Леви в одном из типичных американских городков, где живет много арабов. Несколько странное зрелище: он видит, например, универмаг под названием "Аль Джазира". Он ожидает жалоб на преследования, обыски и прочее, но - ничего подобного. Это люди, любящие Америку. Некий араб говорит, что он против войны в Ираке, но его переживания не по поводу арабского мира - но по поводу имиджа Америки в мире. Мы арабы, но мы американцы, - говорит он. Америка - великая страна с великой культурой. Леви подчеркивает, что мы не во Франции, где плюют на национальный флаг, где шипят при исполнении гимна и где степень ненависти к собственной стране может сравниться только со степенью антисемитизма. Нет, мы в Америке. И это - завершает главку Леви, - мой американский урок, великий урок терпимости и компромисса. Александр Генис: Наконец-то: Владимир Гандельсман: Другой урок Леви преподнесли коренные обитатели. Чрезвычайно интересны его рассуждения об американских индейцах, которых он сравнивает с евреями Европы 20-го века. Речь не о конкретных сообществах, но об иудейско-христианских ценностях, об их жизнеспособности и спасительной роли не только для переживших геноцид евреев, но и для того европейского мира, который участвовал в этом геноциде как палач. Эта религия и культура были гарантией искупления европейских грехов. В этом же смысле Леви видит роль индейцев в культуре Америки. Жизнь американцев должна обратиться к истинному и живому, коротко говоря - к настоящему. Не к настоящему как подделке прошлого, не к будущему, которого никогда нет, но к живому настоящему. И опять же речь не о конкретных индейских резервациях, в которых есть и грабеж, и насилие, и своя хитрая политика внутри резервации (так же, как это было и внутри еврейских общин в Европе), но - об идее индейской культуры, основанной на взаимоотношениях человека и истины. Александр Генис: А какие такие особые отношения человека и истины в индейской культуре? Владимир Гандельсман: Об этом взаимоотношении Леви беседует с замечательным американским писателем Джимом Харрисоном, переселившимся подальше от людей, в штат Монтана. Взгляд Харрисона пессимистичен. Гуд бай, индейская культура! Гуд бай, культура вообще! Никакого возврата. Он сидит, выпивает стакан за стаканом. Леви с удовольствием на него смотрит, явно с любовью. Америка, с его точки зрения, сейчас там, где она была при Никсоне. То есть, в нехорошем месте. Но при Никсоне, возражает Леви, были шестидесятники, была революционная молодежь. Почему Вы скрылись в Монтане, почему бы свою энергию Вам не направить на исправление дурных американских нравов? Харрисон хохочет. Бросьте, эти "хемингуэи" и привели Америку туда, где она находится. Америка пошла не по пути Фолкнера, писателя библейского и истинного, но по пути Хемингуэя, с его позерством и имиджем сильного и грубоватого парня: Александр Генис: Давайте подведем резюме. Что Вы, житель Америки, думаете о том, как ее описал французский путешественник? Владимир Гандельсман: Заметки Бернара Леви - это заметки наблюдательного человека, в основном, с моей точки зрения, ценные не как собственные его размышления, все-таки, он турист. А турист это всегда поверхностное либо восхищение, либо презрение или раздражение. Но как свидетельства американцев и американской действительности, с которыми он сталкивается, пересекая страну, это, действительно, ценно. И хотя он уверяет читателя, что он не тенденциозен, что он не антиамериканец, все-таки безутешного в его заметках больше, чем обнадеживающего. Я очень надеюсь, что в целом, в книге это будет выглядеть более уравновешенно. Александр Генис: В сегодняшнем выпуске "Книжного обозрения" речь пойдет об американском критике, искусствоведе и писателе Камилле Палье. К ней никто не относится равнодушно. Достаточно сказать, что после издательского дебюта, грандиозного успеха ее первой книги "Сексуальные личины", Палья показывалась на публике только с телохранителями. Скандальный ореол, честно, должен сказать, заработанный, ни в коем случае не должен заслонять достоинств Камиллы Пальи. Попросту говоря, на сегодняшний день она пишет лучше всех в американской Академии. Ее книги, особенно первая, написаны настоящей прозой. Это - густая, насыщенная яркими афоризмами, напоминающая и о Шопенгауэре, и о Шпенглере, и о Розанове, и о Бердяеве литература о литературе. Что бы мы при этом ни думали о ее взглядах (часто вопиющих), чтение Пальи - упоительное занятие. Скоро в этом смогут убедиться и русские читатели - на Урале, наконец, выходит перевод "Сексуальных личин", чему я очень рад, потому что семь лет назад сам послал издателям эту книгу. Ну, а сегодня Марина Ефимова расскажет о новом литературоведческом труде Камиллы Пальи с "миролюбивым" названием "Ломай, взрывай, жги". Марина Ефимова: Новая книга критика Камиллы Пальи - антология англоязычной поэзии для студентов первых курсов. Она анализирует 43 стихотворения сорока трёх авторов - от Шекспира до Джони Митчелл. В книге много элементарных объяснений, рассчитанных на профанов, тем не менее, и более искушенным читателям не помешает узнать о смысле вставных латинских фраз в стихах или познакомиться с таким, скажем, анализом знаменитого стихотворения "Написанного на Вестминстерском мосту": Диктор: "В этом стихотворении Вордсворту удается создать и сохранить ощущение одиночества и остраненности, отключив на время свое жадное восприятие окружающего". Марина Ефимова: Это объяснение трудно назвать таким уж элементарным. Прелесть этой книги как раз и заключается в том, что её автор взлетает так высоко, как ей позволяет ее бесспорный талант и огромная эрудиция, не залетая при этом в безвоздушное пространство литературных теорий и культурологических штудий. Такой анализ характерен для Камиллы Пальи, про которую рецензент ее антологии, проф. Клайв Джеймс, пишет: Диктор: "Она всегда невысоко ценила подход к литературе со строго научных позиций. Палья считает, что, во-первых, такой подход позволяет практиковать извращенную способность литературоведения разрушать литературу, а во-вторых, превращает университеты в небеса обетованные для посредственностей со званием "профессор". Антология - очередной залп, данный Камиллой Пальей в ее битве за спасение культуры от теории". Марина Ефимова: Что нового в подходе американского литературоведа Камиллы Пальи к оценке поэтов? Для русских, по-моему, - ничего. С ее точки зрения (более или менее принятой в России) поэт оценивается по достоинствам отдельных его стихотворений. Но в Америке, - пишет профессор Джеймс, - "это звучит как ниспровержение основ, поскольку в последние десятилетия в американских академических кругах поэтов принято оценивать по всей совокупности творчества". В чем разница этих подходов? Хорошие стихотворения пишутся авторами по одному и читаются по одному, и обсуждаются по одному. Даже "Божественная Комедия" состоит из отдельных стихов. Шекспир-поэт в пьесах "часто вырывается из-за спины драматурга", по словам Пальи, и пишет монологи как отдельные полноценные стихотворения". Хорошее стихотворение, - говорит Палья, - словно само собой сохраняется в памяти читателя. И сама она помнит стихи наизусть. Но в американской Академии такой подход считается порочным, поскольку он, якобы, "обесценивает ТРУД поэтов и фетишизирует их ТАЛАНТ". Рецензент антологии проф. Джеймс пишет: Диктор: "Этот хитрый процесс завуалирования таланта дошел в Америке до того, что коррумпирует не только литературоведов, но и самих поэтов. Джон Ашбери подарил бы нам еще десятки прекрасных стихов, если бы его не вознесли до такого статуса, когда считалось, что все, что он напишет, представляет собой несомненную ценность - по совокупности. И он начал выпускать поток текстов обо всем вообще и ни о чем в частности, от которого издатели отрезали кто дюйм, кто ярд, считая, что само его имя поднимает репутацию журнала - хотя бы потому, что они сами не получали наслаждения ни от одной его строчки. Камилла Палья категорически отказывает в таком вечном, непререкаемом авторитете даже Шекспиру". Марина Ефимова: Мятежность Камиллы Пальи привлекает к ней постоянное внимание прессы, но ничто и никто не может повлиять на ее мнения. Она привыкла к одинокому противостоянию и даже получает от этого заряд энергии. Ее девиз: "Мы плаваем вместе с акулами". Оценки поэтов, данные Камиллой Пальей, не устраивают только Академию. Но другие ее мнения пугают и возмущают более широкое американское общество. Например, она отказывается рассматривать искусство как социальный инструмент - в частности, как инструмент борьбы за справедливость (чего подсознательно хочет средний интеллигент во всех странах, мне кажется). Но Камилла Палья пишет: "Под чарами воображения время и пространство тают, а иногда и вовсе исчезают. Вместе с ними исчезает и общество, и все его установления. Никто не имеет посягать на права творческого разума. Это - дар!" Тем не менее, ее антология англоязычной поэзии, названная строчкой из XIV сонета Джона Донна: "Ломай, взрывай, жги...", явно призвана сыграть определенную социальную роль. Клайв Джеймс пишет об этом: Диктор: "В 2002 году Камилла Палья прочла знаменитую лекцию "Магия имиджей", в которой представляла современную американскую поп-культуру как создание искусственных образов и образцов (имиджей): на рекламах, на журнальных страницах, на кино- теле- и компьютерных экранах. А сейчас она написала "Антологию поэзии" для поколения современных американских подростков, не знающих ничего, кроме этих "имиджей", подростков, отрезанных, по выраженью Пальи, от "материнского корабля культуры", как самолеты от своего авианосца". Марина Ефимова: Думаю, что Камилла Палья сделала это, исходя из убеждения, которое высказала в той же лекции 2002 года. "Единственным противоядием от магии "имиджей", - сказала она тогда, - является магия слов". Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: В возрасте 80-ти лет умер Джонни Джонсон. Если это имя вам ничего не говорит, не удивляйтесь. По имени или в лицо его знали немногие. Но все слышали его музыку. Его манера игры на пианино стала основой того, что мы теперь называем рок-н-ролл. Первое пианино отец подарил Джонни, когда ему было 4 года. К 20-ти годам Джонсон стал профессиональным музыкантом с хорошей репутацией. Отслужив во время второй мировой войны в морской пехоте, он приехал в Чикаго, где сформировал собственное трио и стал с успехом выступать в джаз и блюз клубах. Когда в 52-м, перед новогодней вечеринкой, один из его музыкантов внезапно заболел, Джонсон попросил заменить больного, тогда еще никому не известного Чака Берри. Остальное, как говориться, история. Вместе с теперь уже легендарным гитаристом, Джонни наигрывал мотивы, а Чак перекладывал их на гитару и писал слова. Свою самую известную песню и один из первых рок-н-ролл хитов он написал и посвятил именно Джонни Джонсону. Хотя вся известность и слава досталась Чаку Берри, хотя в 70-х годах они расстались, и, даже, позже судились, оба афро-американских музыканта все равно оставались друзьями и периодически выступали вместе. За годы совместной работы они написали более 50-ти хитов и повлияли на целое поколение музыкантов. От Элвиса Пресли до Битлз, до Роллинг Стоунз. Кстати, именно гитарист Роллинг Стоунз Кит Ричардз в 87 году отыскал и вернул в свет Джонни Джонсона, который, к тому времени, спился, ушел из музыки и работал водителем автобуса. Кит помог Джонни записать и выпустить серию сольных альбомов. А в 2001 году даже протолкнул его в зал славу рок-н-ролла, где уже к тому времени числился Чак Берри. Вот в исполнении Джонни одна из редких композиций, в которой он поет и, далеко не редких, где он сам играет. Вы слушаете, в конце концов, признанного отца рок-н-рольного пианино. "Это подойдет". Александр Генис: Ведущий кинообозрения "Американского часа" Андрей Загданский сегодня расскажет об интересной новинке документального кино, мимо которой не пройдет и ни один любитель современной музыки. Андрей Загданский: Мне кажется, совершенно не обязательно любить heavy metal rock, чтобы оценить достоинства документального фильма "Metallica Some Kind of a Monster", сделанного двумя замечательными американскими документалистами Джо Берлингером и Брюсом Синофским. Признаюсь, я не поклонник этого вида рока и догадываюсь Саша, что и вы не частый посетитель концертов знаменитой группы. Александр Генис: Я, Андрей, шум ненавижу, но, как Вольтер, готов бороться за право других называть его музыкой. Так что продолжайте, не стесняясь. Андрей Загданский: Документалисты начали снимать музыкантов в период творческого кризиса. В 2001 году, когда начались съемки фильма, группа находилась не в лучшей форме. Постоянный бас гитарист Джейсон Ньюстед (Jason Newsted) покинул группу. Музыканты снимают студию в Сан-Франциско с намерением здесь записать новый альбом. Работать с группой помимо целого штата продюсеров и звукотехников должен и психотерапевт Фил Тоул. Фил, по замыслу группы должен помочь их психологическому излечению, улучшить коммуникации между членами группы и в целом способствовать новому творческому подъему. Фильм начинается очень энергичным, под стать металлическому року, повествованием: музыкальная студия, сеансы терапии, личные истории музыкантов - Джеймса Хетфильда, Ларса Алрика и гитариста Кирка Хамметта. Когда же дело доходит до записи и создания новых песен, то группа начинает буксовать. Совместная работа между двумя лидерами группы Джеймсом и Ларсом не получается, нарастает напряжение - творческое, персональное, и мягко говорящий психотерапевт Фил беспомощен перед настоящим взрывом эмоций. Джеймс, хлопнув дверью, покидает студию и исчезает на год в реабилитационной клинике для алкоголиков, прервав все коммуникации с остальными членами группы. Однако съемки не прекращаются. Съемочная группа продолжает наблюдать за всеми оставшимися участниками процесса - барабанщиком Ларсом, гитаристом Кирком и психотерапевтом Филом, который продолжает свои лечебные сессии за десять тысяч долларов в неделю. Любопытно, что инициаторами проекта были сами музыканты. В какой-то момент они решили сделать телевизионное шоу о своей творческой работе, что-то вроде reality show - на подобии Ози Осборна. Но потом раздумали - вероятно, это был не тот образ, который им хотелось бы проецировать для своих поклонников. Но съемки продолжались, фиксируя мучительное и неопределенное положение Ларса и Кирка. Не о каком альбоме речь уже не идет, скорее о формальном прекращении существования группы. Спустя год Джеймс появляется. Просветлевший и очистившийся, но хрупкий - врач разрешает ему работать только с полудня до четырех. Такой щадящий ритм работы по началу принят остальными членами группы, но потом неизбежно взрывается Ларс, и начинается все сначала. В перерывах между этими яростными столкновениями эго, музыканты пытаются работать, записывать новый материал, выслушивают восхищенные комментарии менеджеров и безжалостную критику эксцентричного отца Ларса. Самое интересное в фильме - фиксация творческого процесса, эта коллективная погоня за чем-то новым, еще не сделанным. При этом боязнь изменить своему творческому кредо, при этом боязнь идти по проторенному пути. Боязнь обидеть партнера по творчеству, и боязнь, что к твоему мнению не достаточно прислушиваются. В какой-то момент Джеймс признается, что постоянное присутствие съемочной группы на музыкальных и психотерапевтических сессиях достает его безумно. Неожиданный поворот - кинематографисты спрашивают музыкантов: может быть нам стоит прекратить съемки? Решение за вами. Хороший поворот. Кажется, что сейчас взбунтовавшиеся участники этого кинонаблюдения, скажут все - фильм закончен. Мы больше не хотим этого эксгибиционизма - верните нам нашу жизнь. Но нет, съемки продолжаются. Продолжается работа и над альбомом и сеансы терапии. В конце концов, из всего этого получается новый альбом St. Anger. Не берусь судить о его музыкальных качествах - в области hard rock я остановился на Led Zeppelin, но фильм получился блестящий. Почти два года кинонаблюдения, 1200 часов отснятого материала. Ни слова дикторского текста, и два с лишним часа напряженного кинозрелища, интимного постижения других неизвестных мне людей. Самый светлый эпизод в картине - это прием на работу нового бас-гитариста - Роберто Триджилло, которому торжественно объявляют, что он прошел конкурс и его принимают в постоянные члены группы. "Для начала мы сразу же тебе дадим миллион долларов", -говорит Джеймс Роберто. Признаюсь, Саша, интересно смотреть на лицо человека, которому только что подарили миллион долларов. Фильм не лишен пафоса победы. В конечном итоге музыканты смогли одолеть собственных демонов, выпустить новый альбом, и изгнать психоаналитика Фила. Да и сам законченный - неброшенный - фильм является еще одним знаком этого преодоленного кризиса. Если угодно - очень американское кино. Александр Генис: Сегодня в нашей рубрике "Гость недели" восходящая звезда американской прозы, наш соотечественник Гари Штейнгарт, автор романа-бестселлера "Приключения русского дебютанта". С молодым писателем беседует Виктория Купчинецкая. Виктория Купчинецкая: Гари Штейнгарт производит впечатление немного застенчивого юноши из приличной еврейской семьи. Если приглядеться к выражению его лица, в глазах можно заметить этакий саркастический блеск. Как будто он в любую минуту может отпустить абсурдную шутку, но сам ей не улыбнется. Невысокий, в стильных очках, он говорит тихо и иногда задумывается на секунду, подыскивая русские слова. Это лингвистическое колебание вполне понятно - в США он приехал в возрасте семи лет. Когда он родился, в 1972 году, еще в Ленинграде, родители назвали его Игорем. Потом, видимо, мечтая вырастить настоящего американца, переименовали в Гари. Но американец его из него получился прелюбопытный: Гари сделал литературную карьеру из своего иммигрантского опыта. Его первый написанный по-английски роман опубликован в США около двух лет назад. Совсем недавно книга вышла на русском языке в российском издательстве "Фантом-пресс". Она называется "Приключения русского дебютанта". Гари Штейнгарт: Я все думал - ну, американцам, им же до лампочки читать про какого-то русского иммигранта. А потом я дал очень известному американскому писателю из Кореи Чан-Грэй Ли. Он был профессором в Университете здесь, в Хантер Колледж. На программе Creative Writing. И я ему послал 30 страничек. Он мне сказал - мы можем это завтра опубликовать. Он послал сразу же своему редактору. И через неделю они купили этот роман. То есть, да - проснулся знаменитым. И в лихорадке я не мог поверить, что такое может быть. Я думал, что я всю жизнь буду сидеть в этой конторе с документами что-то делать. Мне казалось - ну, ладно, буду писать в стол. А вдруг проснулся - и контракт, и деньги вдруг. И так что за секунду вся жизнь стала другой. Виктория Купчинецкая: Главный герой романа - Владимир Гиршкин - русскоязычный еврей-иммигрант, как и сам Гари, работал в нью-йоркском агентстве по помощи новоприбывшим. Он встречается с многочисленными чудаками, его раздирают психологические комплексы и сексуальные страсти. Однажды Гиршкин попадает в финансовую передрягу и вынужден, спасаясь от неприятностей, покинуть Америку. Он отправляется в Восточно-европейский город под названием "Права". Там Гиршкин становится "мозгом" влиятельной русской мафиозной группировки и облапошивает молодых и богатых западных туристов, живущих в Праве в ожидании литературного вдохновения. В результате Гиршкин настоящим американцем так и не становится, но уверен, что его отпрыскам этого не избежать... Зато для автора романа его иммигрантское происхождение оказывается преимуществом. Гари Штейнгарт: Здесь очень хорошо быть иммигрантом. Потому что все интеллектуальное общество просто помешано на вопросах иммиграции. Потому что их предки тоже иммигрировали. Так что здесь это очень актуальная тема. Хоть некоторые американцы в так называемых "красных" штатах и не любят иммигрантов, но здесь в "синих" штатах мы пользуемся большим успехом. И самая интересная литература за последние 10, 20, 30 лет - это литература иммиграции. Это кореец Чанг-Рэ Ли из Сеула, из Южной Кореи, Акил Шарма из Индии, Дис Джен из Китая, Джумпра Лахири из Индии. Мне кажется, насчет так называемого "American experience" они пишут гораздо более интересно, чем писатели, которые здесь родились. Виктория Купчинецкая: Гари можно назвать первопроходцем. Он - первый представитель новой волны иммиграции из СССР, роман которого стал в США бестселлером. Контракт на его книгу был заключен с издательством "Риверхед" на сумму в сотни тысяч долларов. Книга переведена на 8 языков. Она удостоена премии Стивена Крэйна "за лучший роман-дебют". Гари Штейнгарт: Когда мне было 22, 23 года, я писал роман, я его закончил, когда был в университете. Я смотрел на другие этнические группы, и почти у каждой было по три-четыре романа. Китайцы, индийцы, доминиканцы... А у русских ничего не было тогда. И меня все время смущало тогда. Ведь русская литература на первом месте в мире. Почему это так? Наше поколение молодое не пишет ничего. Может быть, из-за того, что наши родители всегда пихали нас стать доктором или адвокатом. Или есть какое-то смущение печатать насчет своей этнической группы, чувствовать себя немножко предателем. Но после того, как мой роман вышел здесь, полгода, год после выпуска моего романа, появились другие: Лара Вапняр, Давид Безмозгис. Тоже очень хорошие писатели. Мне очень нравится их творчество. И среди режиссеров, и голливудцев тоже. Мы приехали в 79-м, 80-м, 81-м годах, и нам было шесть, семь, восемь девять лет. Так что пора пришла, мы уже взрослые. Ведь мы же не хуже этих там разных этнических групп. Виктория Купчинецкая: Произведения Гари - очень смешные. И чувство юмора такое нам знакомое - абсурдистско-русско-еврейское и немного ностальгическое. Вообще, Гари признает за собой некое смакование ностальгии по "счастливому советскому детству". И по любимой книжке - "Путешествия Нильса с дикими гусями". Гари недавно купил квартиру в Нижнем Манхеттене, в высотных домах-кооперативах на берегу Восточной реки - Ист Ривер. Он с удовольствием замечает, что район этот по внешнему виду сильно напоминает Ленинский проспект в Ленинграде его детства. Гари Штейнгарт: Все мои воспоминания о жизни в Союзе в основном очень приятные. Кроме того, что я болел очень сильно: у меня была астма, как у всех ленинградских мальчиков. Но поскольку я болел, я все время сидел с бабушкой. Бабушка была очень добрая, она просила, чтобы я писал ей рассказы. Я начал писать всякие такие сказки про Ленина, гусь-Мартина. Потому что я очень любил Ленина. Мы жили в Ленинграде около Московской площади. И там есть памятник Ленину. Я с папой там всегда играл в прятки у этого памятника, там были елки. И я хотел писать про Ленина. Так что моя первая сказка была - Ленин и гусь Мартин, всякие приключения их. Но Ленин, в конце концов, съел этого гуся. Так что получился очень такой некоммунистический конец... Когда я приехал в Америку, все стало гораздо хуже. Мне было 7 лет. Русских тогда ненавидели - это был 79-й, 80-й год. Над русскими все издевались. Родители меня послали в очень неприятную иешиву. И там русские считались вообще третий сорт. Мы все были очень начитанные дети, все читали книги. А молодым американцам был только телевизор интересен. И поскольку это была иешива, нельзя было кушать свинину. Для нас это была большая потеря. Мы прятали буженину себе в карман и в туалете кушали эту буженину. Вот это хорошее воспоминание. Виктория Купчинецкая: Гари уже подписал контракт на свой второй роман - с крупным американским издательством. Сроки подпирают, а он все никак не может его закончить. Роман будет называться "Абсурдистан". В процессе подготовки к написанию романа Гари провел много времени в столице Азербайджана Баку. Гари Штейнгарт: "Абсурдистан" - это об очень толстом мужчине, 170 кг, который попадает в очень маленькую страну, которую я называю "Абсурдистан". И там гражданская война из-за нефти. Там участвует знаменитая американская компания "Хэлибертон". Так что роман имеет более политические оттенки, чем первый роман. Начал я его писать в 2001 году, за месяц до 11 сентября. Тогда все эти темы - нефть, терроризм, - тогда были не очень актуальны. Но за 3 года история догнала мой роман. Не хочу хвастаться, но немножко предсказал я кое-что. Виктория Купчинецкая: Писатель, оказывается, уже запланировал и третью книгу. За "Абсурдистаном" последует завершающий роман иммигрантской трилогии. Гари Штейнгарт: Третий роман будет в Риме, в Италии, так я надеюсь, по крайней мере. Мои герои из первого романа и второго романа встречаются и убивают автора всех трех романов по имени Джерри Штейнфарб. Так что немного на меня похож - от Штейнгарта на Штейнфарба перешли. Ну, печальный конец. Другого конца и не может быть. Виктория Купчинецкая: Тем не менее, судя по первому роману, уверена, что читатели, знакомясь с этим печальным финалом, будут покатываться со смеху. Александр Генис: А сейчас в эфире наша традиционная рубрика "Музыкальное приношение Соломона Волкова". Каким, Соломон, оно будет сегодня? Соломон Волков: Сегодня наше приношение я хочу посвятить памяти недавно умершего в возрасте 74 лет Стенли Сэдди, английского музыковеда. Очень редко, когда музыковед удостаивается большого некролога в газете "Нью-Йорк Таймс", а тем более, еще и англичанин. Но, в данном случае, такой некролог был помещен, потому, что Сэдди произвел, в некотором смысле, революцию в англоязычном музыковедении. Когда я учился в Ленинградской консерватории, классической международной музыкальной энциклопедией было немецкое издание под названием "Музыка в истории современности". Это была главная книга, к которой все обращались. Лучший англоязычный словарь того времени, который сэр Джордж Гроув впервые опубликовал в 1978 году, за пределами англоязычного мира серьезно никто не воспринимал. Это была коллекция эксцентричных наблюдений. И вот Сэдди совершил чудо. Он полностью преобразовал этот словарь. Он выпустил первое издание словаря в 1980 году и тогда расширил его с 9-ти до 20-ти томов. Тогда, впервые, словарь Гроува получил название Нью Гроув. И в 2001 году он осуществил второе издание, уже расширенное до 29 томов. Это издание побило "Музыку в истории современности", и сделало Нью Гроув самым авторитетным международным музыкальным словарем. Александр Генис: А чем отличается английское музыковедение, от классического, немецкого? Соломон Волков: На сегодняшний момент, я считаю, что в лице Нью Гроува англоязычное музыковедение сделало колоссальный прорыв вперед. Это как раз связано с именем Сэдди. Он расширил горизонты музыкальной энциклопедии. Впервые, при нем, в Нью Гроув вошла и мировая музыка, и огромные статьи о старинной музыке и об аутентичном исполнительстве. Американская музыка, причем, не только классическая, но даже рок и джаз получила очень глубокое освещение. То есть, если хочешь узнать что-то о ком бы то ни было, о чем бы то ни было, ты обращаешься теперь именно к англоязычному изданию, а не к немецкому. Александр Генис: И как же нам этот музыковед поможет организовать сегодняшнее музыкальное приношение? Соломон Волков: Я хотел показать то, к чему Сэдди имел отношение в связи с этим словарем. Мы начнем с показа произведения современного американского композитора Майкла Гордона. Он очень типичен для нового поколения американских эклектиков. Когда-то эклектика было бранным словом. Помните, у Ильфа и Петрова: "Так и записали, чтобы не губить парня: "Эклектик, но к эклектизму относится отрицательно"". В данный момент это определение эклектики, как чего-то, чего надо стыдиться, устарело. Мне-то как раз больше всего эклектики и нравятся. Александр Генис: Именно эклектиков называют постмодернистами. Соломон Волков: И вот один из таких композиторов это Майкл Гордон. Пьеса его под названием "Пинч" - оттенок, привкус - это агрессивная урбанистская музыка. Исполняет ее ансамбль под исполнением Гордона, что тоже очень типично для современных авторов. Они создают собственные ансамбли, и сами играют свою музыку. Майкл Гордон впервые появился в словаре именно у Стенли Сэдди в последнем издании Нью Гроув. Замечу, в скобках, что и ваш покорный слуга впервые появился в Нью Гроуве. Я очень доволен этой статьей, у меня к ней никаких претензий нет. Так что и другим статьям поэтому я имею основания доверять. Второй аспект, который впервые подробно и глубоко осветил Стенли Сэдди со своими соавторами - это мировая музыка. Поэтому я хочу показать Юсу Эндура, знаменитейшего современного сенегальского композитора и исполнителя. Он в Африке - полубог. Совсем недавно в "Нью-Йорк Таймс" было сообщение о грандиозном концерте в Дакаре. На стадионе, где собрались 20 000 человек, выступали африканские музыканты. Они поддерживали борьбу с малярией. И там выступал Юс Эндур, который ведущий активист. Вот то, что было в России, когда ведущие рок-звезды Гребенщиков, Шевчук, когда они поднимали острые социальные вопросы, такова сегодня позиция Эндура в Африке. И вот его песня "Моя надежда на вас". Он обращается к африканской молодежи с призывом: сложите свое оружие, начинайте учиться. И, наконец, третий отрывок будет связан с уже личными привязанностями Стенли Сэдди. Не в качестве редактора и составителя музыкальной энциклопедии. Его очень привлекал композитор Гендель. Гендель - немецкий композитор, но он связан с Англией, он там прожил много лет. Сэдди спас дом Генделя в Лондоне, и там сейчас открыт музей. Это было его последнее предсмертное достижение. Мы покажем отрывок из Кончерто Гроссо Генделя в исполнении английского коллектива академии старинной музыки. |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
