Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[20-09-05]
"Поверх барьеров". Американский час с Александром ГенисомВыставка "Россия!" в Гуггенхайме: Интервью с директором музея Томасом Кренцом "Книжное обозрение": Жизнь "народного магната" Генри Форда Американский фильм Вернера Герцога "Человек-Гризли" План переселения диких животных Африки в США Песня недели: юбилейный альбом Биби КингаВедущий Александр Генис
Александр Генис: Когда с каждой нью-йоркской афиши на вас смотрит "Амазонка" Нестерова, когда над модернистской спиралью музея Гуггенхайма висит громадный плакат с "Незнакомкой" Крамского, вы понимаете, что русское искусство пришло в Нью-Йорк всерьез и надолго. Выставка "Россия!", в название которой не зря включен восклицательный знак, обещает стать сенсацией сезона уже потому, что даже искушенным нью-йоркским знатокам она обещает открытие целого художественного материка. Охватывающие девятисотлетнюю традицию 289 экспонатов, собранные в 15 музеях, призваны заполнить гигантскую лакуну в восприятии американских зрителей - провал между далеким прошлым и вымышленным будущим, то есть, между средневековой иконой и революционным авангардом. Выполняя эту задачу, кураторы двух стран подготовили редкое по широте и представительности зрелище, куда вошли и портреты 18-го века, и русский пейзаж, и живопись как социального, так и социалистического реализма. Интересно, что выставка включила работы западноевропейских мастеров из коллекций царей и меценатов. Такая тактика, позволившая музею лишний раз блеснуть картинами Пикассо и Матисса, вполне оправдана теоретически. Западные шедевры из русских музеев давно вошли в состав отечественного искусства, повлияв на художников - и подготовив зрителей. Меня, однако, больше всего радует явление в Новый Свет мастеров Серебряного века, почти не известных Америке. Революция ведь не только оборвала российскую ветвь мирового модернизма, но и спрятала ее плоды от чужого глаза. Вычеркнутое из художественного оборота и лишенное доступа на международный арт-рынок, русское изобразительное искусство оказалось в черной дыре - и заколдованном круге: покупают то, что выставляют, выставляют то, что покупают. Только сейчас ситуация постепенно нормализуется. На последних аукционах картины Айвазовского и Репина продают по два миллиона долларов, Шишкин идет за полтора. Но это только начало. Уверен, что выставка в Нью-Йорке станет переломной вехой. Об этом пишет и критик "Нью-Йорк Таймс" Роберта Смит. Потребовав добавить в название экспозиции еще два восклицательных знака, она уверяет, что Томас Кренц произвел сенсацию. К тому же, пишет Смит, только он открыл истинное предназначение своего музея с его головокружительной архитектурой. Эта знаменитая, начиненная воздухом спираль позволяет охватить экспозицию одним взглядом, то есть, увидеть искусство целой страны, так сказать, в разрезе. Кренц уже использовал эту эффектную сцену для монопольных выставок - "Китай", "Африка", "Бразилия", "Ацтеки". Но "Россия!" (та самая, в кавычках и с восклицательным знаком) стала, пожалуй, самым амбициозным проектом музея и его директора. С Томасом Кренцом беседует корреспондент "Американского часа" Виктория Купчинецкая. Виктория Купчинецкая: В наши дни очень модно говорить об аутентичности - все ее ищут, особенно в культуре и искусстве. Господин Кренц, как вы считаете, русское искусство "аутентично", и если да - то почему? Ведь, как известно, многое в нем было заимствовано на протяжении веков - из Византии, например, или из Западной Европы. Томас Кренц: Это то, что сделал Петр Первый - он приветствовал столкновение культур. И наверняка в начале 18-го века это происходило из геополитических соображений, из соображений выживания. Петр находился под впечатлением технологий Запада. И когда он сравнивал более открытое западное мышление с мышлением, направленным внутрь (а оно всегда было свойственно царям и боярам), Петр специально создавал условия, ситуации для столкновения с Западом. Противоречия разрешаются именно через русскую культуру, и в этом процессе и заключается аутентичность русского искусства. Для меня это и есть самая интересная история. Как это так получилось, что самая развитая европейская культура в начале 20-го века - русская? А всего за 200 лет до этого в России не было и следа Европы. Это очень яркий пример того, как культура изменяется, приветствует и принимает перемены - и начинает развиваться так быстро, что перегоняет саму Европу. Виктория Купчинецкая: Как и когда к Вам пришла конкретная идея о создании этой выставки? Томас Кренц: Идея этой выставки пришла ко мне, когда я стал внимательно смотреть на иконы. На Западе широко распространенное понятие иконы - это такая маленькая картинка, которую ты вешаешь у себя дома. Но если пойти в любой русский музей (или в любую православную церковь), ты видишь огромные иконостасы, где часто висят иконы высотой в 2-3 метра. И ты понимаешь, что эта техника - пришедшая с Востока, византийская, плоская - вдохновляла Малевича. Вообще, мне кажется, что самые продвинутые идеи в России ХХ века перекликаются с идеями 12-го столетия. Авангард замкнул круг, и это очень увлекательная история, с которой люди в этой стране, в Америке, совершенно не знакомы. Чтобы понять ее, нужно посмотреть и на русские картины 18-го и 19-го веков. В них так очевидна связь с окружающей природой, связь с ценностями русского общества. Если все вышеупомянутое объединить, получится очень сложная и захватывающая история, которая полностью до конца еще не рассказана. Виктория Купчинецкая: А не лучше ли было взять какой-то более узкий исторический период и рассказать о его искусстве более подробно и более глубоко? Томас Кренц: Мне кажется, что обычно зрители не соединяют все элементы вместе. Если сказать "русское искусство", американцы подумают об Эрмитаже, они не подумают о Репине. И они не вспомнят о Русском Музее. Только собранные вместе эти произведения создают уникальный опыт и уникальную историю. Я могу ее сравнить с "мыльной оперой", сюжет которой развивается на протяжении 9-ти веков. Очень хочется знать, что же действующие лица сделают дальше? Потому что вас притягивает сложность сюжета и запутанность отношений героев и событий. Виктория Купчинецкая: Выставка, которую вы организовали, является очень амбициозным проектом. На ее организаторах лежит большая ответственность - ведь она призвана изменить взгляд американцев на русское искусство. Как Вы отбирали работы для экспозиции? Томас Кренц: Кто-то должен отбирать работы для такой выставки. И, наверное, лучше, чтобы это был человек, который всю жизнь изучал Россию, у которого сложившиеся и многогранные культурные отношения с Россией, у которого есть любопытство к русской культуре, а также личные и обширные связи. Я был там, начиная со времен СССР и затем уже в России - за последние 20 лет я был там, наверное, раз 30. Я там многое видел. Когда я туда поехал в первый раз, в середине 80-х годов, там невозможно было найти ни одного ресторана. Я видел Москву и Ленинград как бы "на заре". С тех пор так много энергии туда пришло, так много денег, идей, маркетинга, рекламы. Западная культура заполнила огромное пространство этих двух метрополисов. Я на мотоцикле ездил в Новгород и по окрестностям Санкт-Петербурга, и опять-таки на мотоцикле отправился из Петербурга в Хельсинки. И когда у тебя есть весь этот опыт, ты начинаешь понимать историю лучше. Ты вдруг понимаешь, откуда берется современная преданность понятию всего русского - она оттуда, из прошлого. И я вижу все это, благодаря тому, что занимаюсь Россией 20 или 25 лет. Виктория Купчинецкая: Насколько опыт работы директора крупного международного музея помог Вам в создании выставки? Томас Кренц: У меня есть очень четкие представления и идеи об искусстве и культуре. Это моя профессия - я создаю культурные программы по всему миру. Мои решения нравятся многим людям, другие их совершенно не принимают. И причины - самые разнообразные. Многие думают, что Музей Гуггенхайма не должен был заниматься такой выставкой, что, мол в этом музее должно выставляться только современное искусство. Мой ответ на это такой: как можно лучше всего понять современное искусство? Нужно понимать культуру, из которой оно пришло. Нельзя поместить в комнату объект современного искусства и воспринимать его вне контекста, не зная, что художник хочет сказать и как он пришел именно к таким творческим решениям. Если вы хотите понимать современное искусство, нужно отправиться назад - к истокам. Только тогда можно понять эту сложную культуру и ее динамику. Такова моя концепция выставки - на мой взгляд, вполне логичная. Виктория Купчинецкая: Я говорила с представителями фонда Потанина, который является спонсором этой выставки. Они рассказали, что провели опрос в России. Главный вопрос, который они задавали россиянам, был таким: как вы хотите выглядеть в глазах западной аудитории? Большинство россиян отвечали: хотим, чтобы на Западе увидели - и почувствовали - нашу теплоту, нашу душу, наш фольклор. Как Вы думаете, из-за того, что американцы увидят на этой выставке, их восприятие России изменится? Томас Кренц: Я не думаю, что их восприятие России изменится кардинально, но выставка на него повлияет. В современном мире средств массовой информации люди мыслят в двух цветах - белом и черном. А на выставке мы стараемся показать сложность. Например, посмотрите на эти замечательные работы советского времени, восславляющие братство, преданность родине и семье. Это - замечательные картины. Они не пришли из ниоткуда, они пришли из той самой аутентичности, о которой вы спрашивали. У нас не было желания показать Россию лучше, чем она есть. Мы хотели показать ее такой, как она есть. А это - страна многих крайностей и широкого спектра идей, вещей, людей, точек зрения. Только посмотрите на это искусство, оно потрясает. Это и есть эволюция. Можно догадаться - вот 18 век, 17 век, 16 век, можно догадаться интуитивно. Но когда ты видишь все это последовательно и видишь, как одно переходит и превращается в другое, как культура выстраивается на прошлом, как ведется повествование. Это как генеалогия семьи, как семейное древо - вот у вас есть предки. Может быть, вы с ними не знакомы, но их история - это часть и вашей биографии. Вот у меня, например, был прадед, он был из Киева, как-то он познакомился с моей прабабкой... И неожиданно вся картина отношений становится богатой, наполненной, сложной. Александр Генис: Ну, а сейчас мы с Соломоном Волковым продолжим знакомство с экспозицией "Россия!" в музее Гуггенхайм - уже в рамках нашей традиционной рубрики "Картинки с выставки". Бродить по этой выставке мне было интересно вдвойне, ибо я осматривал ее за себя - и за того, гипотетического нью-йоркского любителя искусства, который впервые увидал полотна русских художников 18-го и 19-го веков, о которых он вряд ли когда-нибудь слышал. Должен сразу сказать, что нам обоим очень понравилось. Что касается меня, то я себя чувствовал так, как будто попал в ностальгический мир букваря и конфетных фантиков. Впервые Нью-Йорк навестили знаменитые полотна нашего пионерского детства - те самые, которые мы должны были объяснять учителям, устраивая мучивший меня в школе "рассказ по картинке". Однако, попав в новый контекст, в замечательно устроенный опытными французскими дизайнерами интерьер спирального музея, хрестоматийные картины смотрелись по-новому. Скажем, только сейчас я заметил, что великолепно подсвеченный "Девятый вал" Айвазовского накрывает команду, спасшуюся с турецкого корабля. Вряд ли этот угрожающий геополитический намек в картине, написанной всего за три года до Крымской войны, прошел мимо первых поклонников художника. Даже щедрый раздел социалистического реализма изумил меня в непривычном окружении. Когда картины сталинских классиков висят рядом с залами их современников - Шагала и Кандинского, мы воспринимаем идеологически выверенные полотна с той остраненностью, которую трудно достичь в Москве. Меня, например, поразила знакомая, мягко говоря, картина Бродского "Ленин в Смольном". Вопреки названию, бесспорно главным героем огромного холста является пустое кресло в стерильно белом чехле. Оно смотрит на зрителя как жгучий вопрос: кто в него сядет - Народ? Сталин? Будущее? На соседней стене другое полотно не меньших размеров: "Колхозный праздник" Герасимова. Вырванная из контекста, а, может, наоборот, - вернувшаяся в него картина по композиции слегка напоминает "Явление Христа народу", а по колориту - палитру позднего Сезанна. Жалко только, что нельзя перевести на английский ее название. Разве что - "Вечеринка на ранчо". Конечно, это не единственная трудность для иностранца. Отличие этой выставки от всех предыдущих моно-проектов Гуггенхайма в том, что Россия, лишенная откровенно экзотического ореола китайского или, там, ацтекского искусства, западному зрителю - и не своя, и не чужая. Она - как дальний, прочно забытый родственник. Однако истина, которую выставка, грубо говоря, тычет в глаза, заключается в том, что русский живописец не сводный, а родной брат западного художника: те же школы, те же этапы эволюции, тот же словарь, те же влияния. И это не подражание, а общий культурный процесс. Чем ближе к ХХ столетию, тем ближе сходились пути Востока и Запада, пока они не слились в творчестве великих мастеров Серебряного века. Может быть, в такой огромной и разнообразной экспозиции, не сразу заметна острая оригинальность, философская емкость и художественная дерзость этой блестящей плеяды. Но внимательный зритель не пройдет мимо слишком скромно, на мой вкус, представленных на выставке работ Серова, Филонова и Врубеля, каждый из которых заслуживает своей персональной - на целый музей! - выставки. А пока, как залог этого будущего триумфа, на кривой стене Гуггенхайма висит моя любимая работа Серова - "Похищение Европы". Вы замечали, что на этом полотне, в этой архаической, оторванной от классической интерпретации древнего мифа картине, и у Европы, и у быка одинаковые - "раскосые", как у блоковских "скифов", глаза? Следуя за античным источником, Серов изобразил Европу уроженкой Азии. Я хотел бы, Соломон, чтобы Вы продолжили тему выставки в музее Гуггенхайм в музыкальной сфере. Если эта экспозиция открыла американским зрителям множество новых, незнакомых им российских художников, то какие открытия еще ждут американских слушателей? Другими словами, какой русской музыки еще не знает Америка? Соломон Волков: Они не знают еще огромного количества русской музыки. Но для нашей передачи я отобрал три фигуры. Они далеко не исчерпывают все лакуны, но это три репрезентативные фигуры из разных исторических эпох. Первым у меня выступает Александр Сергеевич Даргомыжский. Должен сказать, что и в России он особой популярностью в наши дни не пользуется. А когда-то, в мои времена, он был обязательной фигурой, поскольку был объявлен провозвестником реализма в музыке, и требовалась его знать. Его опера "Русалка" была чрезвычайно популярной. Должен сказать, что "Русалка" завоевала свою популярность еще до революции. Здесь "Русалки" Даргомыжского не знают совершенно. Когда ставят оперу "Русалка", то это опера Дворжака. По-моему, даже не подозревают о существовании "Русалки" Даргомыжского. Александр Генис: Соломон, а почему американцам нужно знать "Русалку"? Что такого она дает оперному репертуару, чего уже нет в нашей Метрополитен? Соломон Волков: Я бы предложил, конечно, если знакомиться с Даргомыжским, его оперу "Каменный гость". Но не для Америки. "Каменный гость" настолько тонко следует за текстом Пушкина, что для полноценного восприятия этой оперы требуется хорошее знание русского языка. А "Русалка" это настоящая опера с концертными номерами. Она - мелодичная, выразительная, трогательная - обладает абсолютно всеми достоинствами для того, чтобы стать популярным репертуарным произведением, и это мы можем увидеть из того, как Шаляпин, в данном случае, я хочу показать запись Шаляпина, поет арию Мельника из этой оперы Даргомыжского. Вторая фигура - это Николай Карлович Метнер. Очень любопытный композитор. Он родился в 1880 году в Москве, а умер в 1951 году, когда ему был 71 год, в Лондоне. То есть, он эмигрировал. И, в отличие от Даргомыжского, который был в основном композитором вокальным, то есть, написал две оперы, большое количество романсов, слава Метнера, в основном, опирается на его фортепьянную музыку, хотя он тоже написал больше ста романсов, из которых 30 на стихи Пушкина и 30 на стихи Гете. Причем, стихи Гете им озвучены по-немецки. Метнер - это классический пример чрезвычайно русифицированного немца. Это немецкая семья, которая ушла своими корнями в русскую почву, и он превратился в русского, не побоюсь сказать, националиста. И таковым оставался и в эмиграции. И примером служит его "Сказка" для фортепьяно, которую я хочу показать. Здесь тоже есть своя история. Владимир Горовиц, еще в России, стал большим поклонником и пропагандистом музыки Метнера. И играл очень много его. Он приехал сюда и увидел, что Метнер в Америке не пошел. И, постепенно, творения Метнера исчезли из репертуара Горовица. Но, неожиданно, в 69 году он записал "Сказку" Метнера, опус 51 номер 3. Весь этот опус посвящен Золушке и Иванушке-дурачку. Это очень показательно для Метнера. Но данный фрагмент номер 3, думаю, что он посвящен скорее Золушке, поскольку это такая волшебная музыка, и Горовиц ее исполняет с огромной любовью. Очень жаль, что он здесь не продолжал пропагандировать Метнера, потому что с подачи Горовица Метнер мог бы стать определенно популярным в Америке. И, наконец, третий композитор - это Юрий Васильевич Свиридов, который умер сравнительно недавно, в 1998 году. В отличие от Метнера, которого в России подзабыли на сегодняшний момент, Свиридов очень знаменит в современной России, это там культовая фигура. Но на Западе, вообще, и в Америке, в частности, о нем знают очень немного, записывают его по ведомству социалистического реализма. Это совершенно не справедливо. Никого более далекого от социалистического реализма я не знаю. Это настоящая национальная музыка. Настоящий Свиридов начался с поэмы памяти Сергея Есенина - его опус 1956 года для солиста-тенора, хора и оркестра. Это был такой поворотный момент. Это такой зрелый Свиридов. Первая часть этой поэмы, которая называется "Край ты мой заброшенный", прозвучит в исполнении солиста тенора Алексея Масленникова и оркестра под управлением Юрия Темирканова. Это сочинение, это настоящий реквием по русскому крестьянству, и если бы Свиридов пошел бы здесь в Америке, он мог бы очень хорошо прочитываться в сравнении с достаточно популярным и знаменитым автором в Америке, как Солженицын. МУЗЫКА Александр Генис: В сегодняшнем выпуске "Книжного обозрения" Марина Ефимова представит нашим слушателям новую биографию Генри Форда, одного из тех титанов, который, как не без оснований считают многие, вылепил американскую душу и придал ей форму автомобиля. СТИВЕН ВАТТС. "НАРОДНЫЙ МАГНАТ. ГЕНРИ ФОРД И АМЕРИКАНСКОЕ СТОЛЕТИЕ". Марина Ефимова: Идея Ваттса, нового биографа Форда, заключается в том, что Генри Форд был не только изобретателем, новатором, гением бизнеса, но также пионером и даже одним из главных создателей американского образа жизни, каким мы его сейчас знаем. Автор убедительно показывает, как страстно Форд проповедовал и как потом успешно эксплуатировал все те черты американского общества, которые в наше время стали хрестоматийными: мобильность, консьюмеризм, культ успеха, "сотворение кумиров"... "Невозможно понять Америку 20-го века, - пишет биограф, - если не знать истории Генри Форда". Фермерский сын из Мичигана, Форд встает из книги Ваттса человеком редких способностей, огромной энергии, глубокого невежества и сильнейших эмоций: Диктор: "Он так любил технику, что ненавидел лошадей. Преуспев в создании автомобильного транспорта, Форд сделал торжествующую запись в дневнике: "С лошадью ПОКОНЧЕНО! Раз и навсегда!". Когда в 1912 г. Форду, преданному идее создания дешевого однотипного автомобиля, инженеры показали новую модель, оригинальную и более дорогую, Форд в ярости разбил модель вдребезги. Все его отношения с сотрудниками и компаньонами были такого же примерно накала: он требовал полного контроля и абсолютно пренебрегал дипломатией в деловых отношениях. В результате первые попытки создания автомобильной индустрии кончились тем, что в 1902 г. Форда выгнали из его собственной фирмы "Генри Форд Кампани"..." Марина Ефимова: Лишь компаньонов третьей своей фирмы, "Форд Мотор Компани", Генри Форду удалось убедить в необходимости массового изготовления простого, дешевого автомобиля для небогатого, но зато массового покупателя. Свой расчет на такого клиента Форд распространял на всю экономику. Он говорил бизнесменам: Диктор: "Платите больше своим рабочим, и вы сделаете из них покупателей вашего продукта. Наше дело - вызывать в людях желания, верно?.. И соответственно - удовлетворять эти желания. Причем, мы не можем удовлетворить желания одного класса общества без того, чтобы тут же не выскочил другой класс - со своими желаниями и требованиями. Желания имеют тенденцию расти и размножаться. Вот и хорошо: чем больше желаний, тем выгоднее бизнес. Не так ли?" Марина Ефимова: Ну, кто доступнее и проще объяснил динамику консьюмерского капитализма?.. Что касается конкретного дела Форда - его дешевого автомобиля "Модель Т" - то он просто преобразил Америку. Расширялись улицы и шоссейные дороги, заселялись пригороды, возникали новые огромные индустрии придорожного сервиса, расцветал туризм. Похоже, что ошеломительный успех "модели Т" убедил Генри Форда в его пророческих способностях. Его очередным убеждением стало презрение к накопительству. Читаем в его биографии: Диктор: "Ни один преуспевающий человек не копит деньги", - заявлял Генри Форд в 1928-м году. Надпись на рекламе его дешевого автомобиля поначалу гласила: "Купите Форд и СБЕРЕГИТЕ разницу". Он изменил ее на другую: "Купите форд и ИСТРАТЬТЕ разницу. Для владельца Форда каждый день - праздничный". Марина Ефимова: Самоуверенность Форда была красочной, театральной и заразительной. Он гордился и хвастался всем: своим простонародным происхождением, своими провинциальными вкусами, даже своим невежеством - довольно глубоким. (Однажды в суде, во время процесса по делу о клевете, он сказал, что Война за независимость Америки началась в 1812 году). Невежество не останавливало Генри Форда от публичного высказывания своих доморощенных идей - в книгах, в интервью, в собственной газете, в предвыборной сенатской кампании 1918 года. Рич Лоури, рецензент новой биографии Форда и редактор журнала "National Review", пишет в свой статье: Диктор: "Он нанес себе непоправимый вред серией статей "Еврейская проблема". Форд не любил экономическую элиту и финансистов (он был из тех капиталистов, которые ненавидят капитал). И эта его неприязнь сопровождалась застарелым и привычным антисемитизмом американской глубинки. Под давлением общества Форду пришлось отречься от статей, но с возрастом он становился всё большим самодуром. Своей упрямой преданностью единой для всей Америки "модели Т" он сковал разумную инициативу своего сына Эдселя (номинального президента компании) и свел его в раннюю могилу своим тиранством. Репутацию фабриканта, умевшего наладить гармонические отношения с рабочими, Форд утратил в 30-х годах, когда нанятые им бандиты избили организаторов профсоюзов, а рабочим на его заводах было запрещено не только разговаривать, но даже улыбаться во время работы". Марина Ефимова: За 60 с лишним лет, прошедших со смерти Генри Форда (он умер в 47-м), его противоречивые идеи и убеждения то становились модными, то теряли всякую привлекательность для общества. Но два его создания прочно внедрились в экономику: во-первых, автомобиль в Америке - все еще самый ходкий товар. И, во-вторых, в каждой рекламе, обещающей покупателю, что новый продукт принесет ему успех и счастье, звучит уверенный голос Генри Форда. Александр Генис: Мне кажется, к этому тщательно разработанному портрету будет интересно добавить беглую литературную зарисовку, сделанную Ильфом и Петровым в "Одноэтажной Америке". Вот, каким они увидели Генри Форда в 1935-м году: Диктор: Это был худой, почти плоский, чуть сгорбленный старик с умным морщинистым лицом и серебряными волосами. Форд выглядел моложе своих 73-х лет, и только его древние коричневые руки с увеличенными суставами показывали, как он стар. Нам говорили, что по вечерам он иногда танцует. (:) У него близко поставленные колючие мужицкие глаза. И вообще он похож на востроносого русского крестьянина, самородка-изобретателя, который внезапно сбрил бороду и оделся в английский костюм. Александр Генис: Подводя итог завершившемуся (хотя по погоде этого не скажешь) летнему сезону, американские кинокритики с удивление обнаружили, что главным сюрпризом оказались неигровые фильмы о природе. Прежде всего, это заработавшая почти 100 миллионов долларов и покорившая всю стану документальная лента "Марш пингвинов", о которой мы недавно рассказывали нашим слушателям. Другой фильм - на ту же, так сказать, экологическую тему, но в совсем другом жанре - снял в Америке замечательный европейский режиссер Вернер Герцог. Об этой уже второй в этом году важной премьере немецкого классика рассказывает ведущий "Кинообозрения" "Американского часа" Андрей Загданский. Андрей Загданский: Документальный фильм Вернера Герцога -"Grisly Man" - "Человек-Гризли" - естественное продолжение карьеры знаменитого немецкого режиссера. Эксцентричные, безумные одержимые герои населяют и постановочные и документальные картины Герцога. Александр Генис: Не зря любимый актер Герцога - такой же гениальный безумец и на экране и в жизни Клаус Кински: Андрей Загданский: Да. На него немножко, не внешне, но внутренне, похож герой последнего фильма - Тимоти Тредвелл (Timothy Treadwell). Он обладал определенной известностью среди специалистов, заминающихся изучением медведей, в частности самых могучих из них - медведей гризли, обитающих на севере Америки. Наш герой Тимоти все время находится во взаимодействии с медведями. Причем, с ним, как правило, камера, и он их снимает. Часто он снимает двумя камерами. Одна камера находится в руках, другая стоит стационарно и фиксирует эту ситуацию. Но кадры, когда два медведя дерутся, снятые Тимоти, производит совершенно неизгладимое впечатление. Это схватка двух гигантов, это огромное, страшное, сильное и очень быстрое животное. Так вот, тринадцать лет подряд каждое лето Тимоти отправлялся в Национальный Парк "Катмаи", на Аляске, ставил палатку и проводил с медведями все лето, до того момента, как звери укладывались в спячку. Он считал, что это самый гармоничный мир, там он обретал счастье и свободу. Как мне кажется, он хотел стать медведем. Он снял более ста часов видеоматериала с этими потрясающими, удивительными, страшными зверями. В тринадцатый год они его убили и съели - и его, и его подругу. Такова печальная история. Александр Генис: И что же из нее сделал Герцог? Андрей Загданский: Герцог из нее сделал самое главное и самое интересное. Герцог из нее сделал то, что ему близко, - исследование безумия. Тимоти когда-то хотел стать актером, он с этого начинал свою карьеру. Но это не получилось. Он был наркоманом, у него была передозировка наркотиков, он находился на грани смерти. В определенный момент он решил попробовать жить с медведями. И там он нашел себя. Более того, он вообразил себя защитником медведей. От кого он их защищал, вообще, вопрос очень интересный, потому что медведи на Аляске находятся в достаточно большом количестве. На том острове, где он жил, их живет порядка трех тысяч, и отстреливают не более 6 %. И чувствуют они себя, по-моему, замечательно. Но эта безумная игра - я экологический воин, я защитник медведей - по всей видимости, давала Тимоти оправдание на свою жизнь. На то продолжение своей жизни, которое он нашел после драматических событий в своей юности. И это исследует Герцог. Существует замечательный кадр, по всей видимости, в тот день, когда медведь атаковал и убил Тимоти, Тимоти снял именно этого медведя. Он наезжает камерой, рассматривая морду зверя, рассматривает его глаза. И каждый раз Тимоти восхищается этими гигантами. В то время как Герцог очень холодно и спокойно говорит за кадром: "В отличие от Тимоти, я не вижу возможности контакта, никакой дружбы с этим существом. Я вижу всего лишь абсолютное безразличие природы, которая смотрит на свою потенциальную еду". Александр Генис: То есть природа внеморальна. Конечно, в этом есть урок. Особенно, что касается медведей. У меня были друзья циркачи, еще в Советском Союзе, еще в Риге, и они рассказывали, что среди дрессировщиков считается самым страшным зверем медведь. Тигр, лев - все эти звери подают знаки перед тем как напасть. Медведь - самое коварное существо, во всяком случае, ему доверять никогда нельзя. И в цирке, в любой стране мира вы можете посмотреть, что если все звери находятся без намордника на арене, то у медведя есть такой маленький поводок, который мешает ему открыть пасть. Потому что медведь - это самый страшный хищник в нашей истории. Андрей Загданский: Вот так 13 лет он с ними жил, строил какие-то отношения. Он пересек эту границу. Он даже подражал повадкам медведей. Когда они атаковали, он считал, что он отстаивает свою территорию, и угрожал им. Они уходили. Александр Генис: То есть они, якобы, приняли его к себе? Андрей Загданский: Да. И это была очень тонкая грань. И вообще фильм производит впечатление достаточно серьезное. Потому что мы видим это желание человека выйти за пределы себя, за пределы человека, стать чем-то другим. Это так понятно и так знакомо многим из нас, но, в данном случае, человек хочет стать зверем, хочет стать медведем, приобрести ту гармонию, которая как ему кажется, существует у медведей. Хотя это далеко не так, и никакой гармонии там нет. Но ему хочется этого. Александр Генис: То есть, это фильм утопия. Вернее, антиутопия. Андрей Загданский: Это фильм-попытка обрести себя другого и найти себя. Помните, как у Антониони в "Профессии: репортер" человек хочет приобрести другую жизнь, найти другого себя. Тимоти хотел найти другого себя, как медведя. Вот такая странная история, замечательно рассказанная с помощью его же собственных кадров, которые он снял на Аляске. В картине есть очень драматический эпизод. Я восхищен, как деликатно и этически точно Герцог его решил. Дело в том, что существует звукозапись того самого последнего нападения, когда медведь напал на Тимоти и его подругу, убил их и съел. Камера работала в то мгновение, но крышечка на объективе еще стояла, и был записан только звук. И Герцог преодолевает соблазн использовать эту страшную фонограмму. Он всего лишь ее прослушивает сам. Когда он разговаривает с одной из приятельниц Тимоти и говорит ей: "Эту пленку я возвращаю вам, и мне кажется, вы должны ее уничтожить. Она рассказывает все последние мгновения жизни Тимоти и его подруги. Не храните ее. Это будет тот самый слон в доме, которого не надо держать". Она говорит: "Я так и сделаю". Александр Генис: Ученые говорят, что главная трагедия Нового Света произошла тогда, когда сюда, более 10 тысяч лет назад пришли из Азии первые люди. Американские звери неожиданно для себя столкнулись с самым опасным хищником, который к тому времени уже освоил лук, стрелы и методы коллективной охоты. В результате внезапного - в историческом масштабе контакта - человек полностью истребил множество видов крупных животных, обитавших на континенте. Чтобы исправить эту историческую, вернее - доисторическую ошибку, группа американских экологов разработала проект переселения диких животных Африки в прерии Среднего Запада, надеясь таким образом восстановить фауну Нового Света в первозданном виде. Надо сказать, что эту идею, которая немного напоминает фильм "Парк Юрского периода", критики встречают шипением и рычанием. Но стоит послушать и тех, кто разработал этот дерзкий проект. С одним из его главных авторов, экологом Корнельского университета Джошем Ноланом беседует корреспондент "Американского часа" Ирина Савинова. Ирина Савинова: Джош, расскажите подробнее о проекте. Джош Нолан: Мы хотим осуществить наш проект cохранения разнообразия видов, полагаясь на экологическую историю. Вернуть на наши территории животных, которые населяли её 13 тысяч лет назад. Мы хотим повести исторический отсчет не от 1492 года, открытия Америки Колумбом, что, как правило, принимают за отправную точку борющиеся за сохранение видов, а с того времени, 13 тысяч лет назад, когда из Евразии в Америку прибыли первые поселенцы. В то время фауна Америки была гораздо более разнообразной, чем Африки. И мы потеряли всех этих животных. 60 разновидностей каждая весом более 100 фунтов исчезли. И есть подтверждения того, что человек сыграл в этом исчезновении печальную роль. Мы хорошо знаем, что крупные хищники и всеядные являются главными факторами, определяющими и регулирующими разнообразие био-среды. И мы хотим нашим проектом открыть дискуссию о том, что, используя виды животных близкие тем, которые жили 13 тысяч лет назад, можно воссоздать "статус кво" био-разнообразия. Ирина Савинова: Какими видами животных вы планируете наводнить Северную Америку? Джош Нолан: В нашем проекте мы обсуждаем несколько видов. В первую очередь - огромные черепахи, населявшие 13 тысяч лет назад Юго-западные территории Америки. Их потомки сегодня живут на грани исчезновения в некоторых районах северной Мексики. Потом - дикие лошади, потомки дюжины видов диких лошадей, живших в Америке 13 тысяч лет назад. Верблюды могут сыграть ту же роль в экономике, что играли американские верблюды 13 тысяч лет назад. И, наконец, подходим к слонам и львам. В Северной Америке жило пять разновидностей слонов. А львы были теми же львами, с точки зрения науки, что живут в Африке и сегодня. Но многие содержатся в неволе, и хотелось бы выпустить их в естественные условия. Ирина Савинова: Джош, а как же с флорой? Не последует ли она за фауной? Джош Нолан: Это интересная точка зрения. Растения в сегодняшней Америке в большинстве те же, что росли в ней 13 тысяч лет назад. Исчез только один вид растения. А из животного мира исчезли 60 видов. Поэтому заметьте: природа осталась в основном той же, что и 13 тысяч лет назад, а исчезли только животные мегафауны, которых мы и хотим вернуть биосреде. Я не устаю повторять: проект рискованный и может быть осуществлен только под надзором ученых. Но не делать ничего все же хуже, чем рисковать. Ирина Савинова: Где планируется их расселить? Джош Нолан: Ответ на этот вопрос должен исходить от ученых. Но очевидно, что частные землевладения на Юго-западе Америки подходят для этого лучше всего. Скотоводы и другие землевладельцы уже сегодня выказывают интерес к проекту восстановления биоразнообразия в их регионе. Территории Великих равнин, американские прерии представляют другую удобную возможность. Уже давно население на них уменьшается по мере того, как люди переселяются на Западное побережье, и сегодня людей во многих районах Великих равнин живет столько, сколько жило в конце 19 века. Ирина Савинова: Джош, проект привлекает не только сторонников, вроде магната Теда Тёрнера, но и критиков. Кто они, и что они говорят? Джош Нолан: Мы только приветствуем критику - она часть научного процесса. В некоторых критических замечаниях, появившихся в прессе, полностью извратили нашу идею. Мы не продвигаем идею охраны животных Африки. Наша идея гораздо более насущная - возрождение биоразнообразия Нового Света. Она важнее охраны африканских животных и она важнее охраны таких наших животных, как волки. Нам предстоит встретиться с риском и препятствиями, и их необходимо начать обсуждать. Причем всем: и ученым, и борцам за сохранение видов, и, наконец, широкой публике. Ирина Савинова: Джош, а есть в переселении опасность для людей? Джош Нолан: Конечно, мы не собираемся приехать с грузовиком и выпустить гепардов и львов на волю. Но если речь идет о хищниках, то они опасны и в Африке, и в Северной Америке, и повсюду в мире. Мы должны определить, в чем именно содержится опасность для людей, с каким риском мы готовы примириться, и как свести его до минимума. Мы не можем не охранять крупных хищников - они играют слишком важную роль в поддержании биоразнообразия. У людей давний и глубокий интерес к хищникам. Не зря мы называем их именами наши автомобили и футбольные команды. Ирина Савинова: Джош, а нет ли опасности в перемещении видов, не грозит ли нам ситуация с австралийскими кроликами? Джош Нолан: Очевидное различие двух случаев в том, что кролики никогда не жили в Австралии. Мы переселяем животных, которые уже жили на территории Северной Америки 13 тысяч лет назад. Слоны Азии - те же слоны, что жили в Америке. И еще. Намеченные нами к переселению позвоночные не имеют тенденции к быстрому размножению, так что нам не грозит бесконтрольное распространение одного из видов. Строго контролируя процесс, мы избежим повторения ошибки с австралийскими кроликами. Ирина Савинова: Вы измените экосистему. Не изменится ли с ней курс, по которому идет эволюция? Джош Нолан: Наш проект несет явную пользу - мы восстанавливаем потенциал к эволюции крупных позвоночных. А они, как мы видим, нуждаются в этом. Ведь картина довольно безрадостная: все больше территорий контролируют крысы и сорняки. В глобальном масштабе крупным позвоночным тоже грозит исчезновение, обратить процесс и предлагает наш проект. Ирина Савинова: А мы не забираем у Африки часть экотуризма? Джош Нолан: Нас и в этом обвиняют. Но это маловероятно. Люди посещают африканские зоопарки "сафари", чтобы получить впечатление именно от Африки. Ирина Савинова: Когда проект начнет принимать более четкие очертания? Джош Нолан: Мы представили часть предложения о переселении черепах и лошадей. И эта часть уже заняла лет пятнадцать. Что же до более определенных сроков - их трудно установить - очень многое в проекте пока не ясно, и науке предстоит найти ответы на многие вопросы. Ученые, организации по охране среды, все общество должны придти к выводам, как они хотят распорядиться своей экологической историей. Александр Генис: Песня недели. Ее представит Григорий Эйдинов. Григорий Эйдинов: Одному из основоположников современной музыки, легендарному Б.Б. Кингу исполнилось 80 лет. К этому событию, Король Блюза выпустил альбом дуэтов - "Б.Б. Кинг и друзья". Родившийся в 1925 году Кинг с ранних лет работал на плантации, но после войны добрался до одного из главных (тогда, как и сейчас) музыкальных центров Америки - города Мемфис, штата Тенниси. Появившаяся как раз тогда электрогитара позволила до того акустическому блюзу перебраться в шумные бары, и всё больше белых поклонников стало заслушиваться доселе исключительно афро-американской музыкой. Во главе этой стремительно набиравшей силу волны, был молодой Кинг с его уже тогда моментально узнаваемым гитарным стилем. Друзья-музыканты называли его "Blues Boy" (Блюзовый Парень), но он сократил прозвище до ставшего знаменитым псевдонима Б.Б. (БиБи). Прошло больше полувека. У Биби Кинга более дюжины призов Грэмми, сотни записей, бесконечный перечень гастролей, 30 внуков и 7 правнуков. В его родном штате Миссисипи ему отвели особый день в календаре. А сам Кинг, не смотря на диабет, в 80 лет продолжает выступать, не опуская планку. Тому подтверждение - последний альбом, записанный с участием таких замечательных музыкантов, как Марк Нопфлер, Эрик Клаптон и Ван Морисон. Честно говоря, мне было трудно выбрать одну композицию. В начале каждой песни я думал: "Покажем вот эту". И так все 12. Наконец, остановился на дуэте с другим великим блюзовым вокалистом - Боби Блендом. И, конечно, неизменной партнёршей Б.Б. Кинга - его гитарой "Люсиль". Итак, Б.Б. Кинг, Боби Блендон и Люсиль поют "Странно, как время просачивается сквозь пальцы" (Funny How Time Slips Away). |
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
