Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[27-07-03]
Лицом к лицуВалерий ЗолотухинКарэн Агамиров: Наш гость - народный артист Российской Федерации Валерий Золотухин. Валерий Сергеевич, вы - верующий человек. Как сочетается ваша вера в Бога с такой залихватской судьбой, залихватской жизнью вашей? Валерий Золотухин: Я ее сам сочетаю. Моя профессия когда-то была проклята. Была отлучена. Нас, - я так говорю, нас: клоунов, артистов, актеров, кривляльщиков сжигали на кострах, выбрасывали, - но, тем не менее, без нас, видимо, ни один строй, ни одно государство, ни один правитель, ни одна власть обойтись не могла и не может, ибо, как говорил Шекспир в "Гамлете", "осторожнее с актерами, когда актеры приезжают, повнимательнее будьте с ними, да, лучше иметь дурную надпись на гробнице, чем дурной отзыв при жизни". Я-то считаю, что если профессия строит добро, она Богу угодна. Карэн Агамиров: Вопросы задают журналисты Вацлав Радзивинович, шеф-корреспондент польской газеты "Выборча", и Мария Свешникова, интернет-издание "Страна.ру". Ведет программу Карэн Агамиров. Краткая биография нашего гостя. Валерий Золотухин родился 21 июня 1941 года в селе Быстрый исток Алтайского края. Окончил отделение музыкальной комедии Госинститута театрального искусства имени Луначарского. В 1963-1964 годах - актер Академического театра имени Моссовета, с 1964 - Театра драмы и комедии на Таганке. Народный артист России с 1987 года. В фильмах только за последние 13 лет он снялся таких: "Захочу - полюблю", "Говорящая обезьяна", "Вальс на золотых тельцов", "Как живете, караси?", "Охламон", "Солдат Иван Чонкин", "Не валяй дурака". Ну, а, наверное, те фильмы, в которых он снимался ранее, слушатели прекрасно знают: "Бумбараш"- знаменитый, но не единственный, есть многие другие. Роли в театре, такие как "Владимир Высоцкий", "Медея", "Марат и маркиз де Сад", "Шарашка", "Добрый человек из Сезуана", "Живаго", "Цена", "Театральный роман", "Шалопаи или Кин Четвертый", "Фауст", "Павел Первый". Актер Валерий Золотухин написал знаменитый двухтомник, его сейчас читает Москва. Точное название - "Таганский дневник", роман, его называют еще, вы сами, по-моему, назвали его "Итог жизни, который требует к себе определенного отношения", так, да? Валерий Золотухин: Да, конечно. Карэн Агамиров: В книгу вошли ранние дневники артиста, периода еще 1965-1967 годов предыдущего века, целиком представлена дневниковая повесть о Владимире Высоцком "Все в жертву памяти твоей", и небольшая книжка "Мой Эфрос". Вы знаете, биография у вас большая, и очень много там еще других есть интересных моментов, но у меня вопрос возник. Вот вы на самом деле так скрупулезно писали, или все-таки кое-что вы, когда издавали, готовили к изданию, дописывали сегодня? Валерий Золотухин: Ни в коем разе. Над дневниками работал редактор. То есть, я предоставлял ему рукописные тетради и оговаривал с ним такие моменты, чтобы избежать в печати, ну, нецензурных, историй, касающихся живущих женщин - ну, такие вот истории пикантные... Карэн Агамиров: Вы хотели избежать этого? Валерий Золотухин: Ну, да, не печатать этого просто, ну, кто с кем, как и где там... в дневниках ведь все пишешь, потому что не предполагаешь, что это будет когда-либо напечатано, поэтому зачем обижать, оскорблять? Я имею в виду именно с этой стороны, именно с точки зрения интимных взаимоотношений. Ну, и за то, что можно привлечь к уголовной ответственности - следовало избегать прямых оскорблений. Карэн Агамиров: Золотухин - прекрасный не только актер, но и музыкант, профессия сначала была музыкальная у вас, да? Валерий Золотухин: Ну, я музыкант постольку поскольку, я думаю, все-таки певец, вокалист. Я заканчивал отделение оперетты, поэтому музыкантом себя не считаю, но вокальное образование есть. Карэн Агамиров: Скажите, а вот Высоцкий говорил, это правда - я вам зачитаю, вы человек выдержанный и необидчивый, да? Это на самом деле так? Я читаю: "Золотухин, когда берет гармошку, вспоминает свое происхождение и делается полным идиотом". Так охарактеризовал Валерия Сергеевича Владимир Высоцкий, и Золотухин с ним полностью согласен. Было? Валерий Золотухин: Ну, конечно, было. Ну, это же ведь... это шутка, конечно. Карэн Агамиров: Что он имел в виду? Валерий Золотухин: Он имел в виду песню "Вы слыхали, как поют дрозды?" Была такая знаменитая песня, и он мне в автобусе при труппе кричит в автобусе: "Валер, а ты знаешь, когда дрозды поют?" Я говорю: "Когда?" - "Когда срут! Вот ты тоже так: когда берешь гармошку, закатываешь глаза, как глухарь на заре, и ничего не слышишь!" Вот он что образно имел в виду. Я хохотал до упаду, потому что правда: "когда берет гармошку, растягивает - трын-трава и становится полным идиотом". Конечно, не обидно. Карэн Агамиров: Ну, личная жизнь ваша, конечно, тоже довольно бурная была, да? Ну, как у всякого артиста, у вас много было, наверное, историй самых разных интересных, вы в книгах о них пишете... Валерий Золотухин: Не обо всех, уж не надо меня ловить... Карэн Агамиров: Не обо всех, да? Валерий Золотухин: Конечно. Если бы я все записал... Карэн Агамиров: Скольких женщин вы любили? Валерий Золотухин: О-о, ну, еще чего! Этого я не подсчитывал. Карэн Агамиров: Я имею в виду, любили... Валерий Золотухин: А, любили... Карэн Агамиров: Да, любили, по-настоящему любили. Валерий Золотухин: Любили... Я не... Карэн Агамиров: Не в вульгарном смысле... Валерий Золотухин: Нет, вот да... Ах, ну, да, я понимаю... Вацлав Радзивинович: А есть вульгарный смысл? Карэн Агамиров: Я имею в виду вульгарный смысл, когда говорят "я ее имел - я ее любил". Валерий Золотухин: Нет. Я любил, ну, не больше четырех. Карэн Агамиров: Можете их назвать? Послушают о себе. Нет? Валерий Золотухин: Да я бы не хотел обижать... Карэн Агамиров: Тех, кого не любили? Валерий Золотухин: Тех, кого не любил. Вацлав Радзивинович: Тех, кого обманул? Валерий Золотухин: Тех, кого обманул, да. Потому что это, знаете, я на этом обжегся, ибо, знаете, вот есть и у Бунина стихотворение такое:
Понимаете? Прожил с ней много лет, ребенок в школу пошел, потом она выходит замуж за другого и говорит: она никогда не любила и как-то случайно я оказался в ее жизни. Ну, так ведь не бывает. Карэн Агамиров: Да, у вас есть там в книжках: "Я как будто случайно оказался в этой жизни". Валерий Золотухин: Да. Ну, не бывает так, ну, что вы. Что это? В молодые годы бывает такой расчет, что я женюсь или выйду замуж за знаменитого актера. Да бред это сивой кобылы. Конечно, другое дело, что есть разная степень чувства. Есть страсть, которую ты испытываешь не всегда. Есть любовь, жалость, любовь-страсть, она вспыхивает, и когда человек женат, и вот это страшно. Карэн Агамиров: Да, разбивать семью чью-то, да? Думать об этом, по крайней мере. Валерий Золотухин: И чужую, и свою, да. Карэн Агамиров: Ну, я думаю, ваша биография, она ведь еще продолжается, они пишется. Вы настолько моложавый человек, что, конечно, впереди очень много интересного у вас. Валерий Золотухин: Я думаю. Я надеюсь, во всяком случае. Карэн Агамиров: Вы бы сами, если бы вам предстояло бы дописать вашу биографию будущую, что бы захотели в нее еще, какие строки вписать, в свою жизнь? Валерий Золотухин: Я бы хотел родить дочку, потому что у меня два сына. Я хотел бы родить дочку, а родил внучку, у меня так получается, у меня три внучки и два внука. А вообще хотел бы родить дочку - вдруг получилось бы? Это я говорю в продолжение любви и вообще в продолжение рода и в продолжение древа жизни на земле. Хотел бы закончить роман "21-й километр". Хотел бы еще что-то такое сыграть, чтобы раздвинуть границы своей актерской славы. Карэн Агамиров: А что? Валерий Золотухин: Не знаю. Вот этого я сейчас не знаю. Хотелось бы что-то, конечно, современное, то, что происходит сейчас с человеком. Но, конечно, близкое по градусу, по сложности, может быть, к Достоевскому. Я пробовал играть Раскольникова... Карэн Агамиров: Раскольников был у вас. Валерий Золотухин: Да, был, был-был, проба пера, так она и называлась эта передача, и я очень ее с благодарностью вспоминаю. Но хотелось бы что-то вот такое - покопаться в этом материале. Карэн Агамиров: Мария Свешникова, "Страна.ру". Мария Свешникова: Валерий Сергеевич, продолжая тему ваших дневников и просмотрев их, я заметила, что отдельные реплики, отдельные характеристики звучат довольно-таки жестко про каких-то актеров и актрис и о каких-то ситуациях. Вам не хотелось бы их убрать? Ведь вы человек, причастный к формированию культуры России, вы считаете, что вы можете себе позволить такие откровения? Ну, есть разница между человеком, уже сформировавшимся, актером и молодым парнем 20-летним, полным амбиций, который мог давать какие-то резкие оценки? Валерий Золотухин: А какая в этом разница? Мария Свешникова: То есть, вы остались при той же точке зрения, ваши характеристики не изменились? Валерий Золотухин: Мои характеристики не изменились, и я думаю, что и не нужно их менять. Здесь, может быть, речь вот идет о чем. Речь идет об огласке, так сказать, этих оценок - это вопрос другой. Но мне бы хотелось услышать эту реакцию при жизни. Потому что время переменилось, время сжато. Я вообще не хочу ждать бессмертия какого-то, чтобы узнать на том свете, что про меня будут думать. Я хочу узнать сегодня. И я сам себя не боюсь, я достаточно наслышан про себя острых всяких отзывов, оценок, и даже когда я продаю те же дневники и книги, ведь покупатель не видит, кто их продает, он видит только книгу, и он в ухо мне вкладывает такую информацию про меня, что я подчас думаю, жить или не жить, да? Понимаете? Поэтому я вступаю в противоречие с этим. Чтобы суметь отличить истину от неправды, как говорит мой герой маркиз де Сад, нужно познать себя. И только через познание себя, давая оценку другому, ты даешь оценку себе. Давая оценку поступку другого, ты даешь оценку, а как бы ты на его месте поступил? Вот мы говорили только что сейчас про одного журналиста, он за миллион вот выполнял такое-то задание. Я бы не смог за два миллиона, понимаете? Это другая установка, это другое дело. Мария Свешникова: А была какая-нибудь реакция от кого-то из актеров или людей, которых вы упомянули? Валерий Золотухин: Была реакция. Например, я резко отозвался о замечательном, в общем-то, актере Боре Дьяченко, он год со мной не разговаривал. Потом он позвонил. Он преподает, он общается в театре. Я говорю: "Ты обиделся?" Он говорит: "Да, я обиделся". Но потом он говорит, - "Я подумал: Валера, а ты что, ангел? Вот ты мне скажи". Я говорю: "Нет, не ангел". - "Ну, ты что, ты человек?" Я говорю: "Да". - "Ты можешь ошибаться, значит, я могу думать, что ты в оценке моей ошибся?" Я говорю: "Да, конечно". - "Ну, и все, договорились". И мы остались друзьями. Понимаете, и дневники тоже ведь надо уметь читать. Я об одном и том же человеке говорю на одной странице одно, если вы заметили, а на другой странице - совершенно противоположное. Человек так создан. Вы послушайте тексты Достоевского, монолог женщины у Достоевского, что она говорит в присутствии других мужчин. Но ведь это же невозможно в жизни представить, чтобы она такое говорила! Значит, это внутренний монолог Достоевского, но просто он гениально выполнен. А нам тоже хочется быть Достоевскими в какой-то степени, да? Почему я не могу, не имею права на такую же откровенность? Но я же человек! Понимаете? Иначе я лукавлю перед собой. Да, на меня обиделся один режиссер, я написал, что он не талантливый, а надо себя окружать талантливыми людьми. Потому что я снимался у него, а я хотел сниматься у Тарковского, но он меня не звал и никогда бы, может быть, не позвал. Но я понимал, что если я буду сниматься у Тарковского или у Андрона Кончаловского, то биография моя актерская будет другая, понимаете? Ведь у меня другой-то жизни тоже нет. И я написал, что вот этот человек, этот режиссер, я у него много снимаюсь, он мне сделал имя, но потом... Простите меня, я же разбираюсь на бумаге с самим собой. Даже не с ним. Я же не предполагал никогда, что это увидит свет. Понимаете? Это сейчас уже жалко, что мы не объяснились с этим человеком, и он ушел. Алла Демидова умеет читать дневники, потому что она человек пишущий. И она сама дает резкие очень оценки, и она понимает, что за чем стоит, и отчего иногда человек что-то говорит. Иногда ведь человек пишет и в сердцах, и в раздражении. Кто-то сегодня опоздал на нашу беседу. Ну, что можно написать об этом человеке в дневниках? О том, что ты не уважаешь меня, русского человека, значит ты не уважаешь мою нацию, мой народ, мою страну, и так далее. То есть можно нагородить что угодно в запале. И это монолог. Если он будет написан здорово, то вы его будете уважать. Вацлав Радзивинович: Это я опоздал. Я чужой, я поляк. Давайте пойдем дальше. А может быть, надо еще обидеться на польский народ, и все такое? Валерий Золотухин: Ну да, можно так, да. Можно так. Ведь здесь идет лабораторная работа. И если перо твое напичкано какой-то эмоцией, очень такой живой, то образ может родиться, совершенно к вам никакого отношения не имеющий, но он войдет в какую-то другую художественную ткань. Вот я о чем говорю. Карэн Агамиров: Но Вацлав попадет в дневники? Валерий Золотухин: Попадет наверняка. Карэн Агамиров: Вопрос твой. Вацлав Радзивинович: Я обращаю внимание, что вы родились накануне Великой Отечественной Войны. Как война на вас повлияла, на вашу жизнь? Вы помните это время? Валерий Золотухин: Во-первых, я был далеко от войны. Это Алтай. Это село, это далеко. Военное время-то помню. Я стал соображать где-то в 3 - 4 года, да? Первое, что я отчетливо помню, это День победы, когда нас мама одела в какие-то соседские девчачьи штанишки, и мы пошли на площадь. У нас там мужики стреляли из полуторок, из ружей. Такой был салют. Эту вот я просто картинку помню. Мама рассказывает: когда меня внесли на первое кормление, - там же должно пройти несколько часов после того, как ты родился, - меня внесла нянечка в палату, где несколько женщин лежало родивших или не родивших еще, и она сказала: "Бабоньки, война!" В палате в этой начался вой. Мама моя заплакала, естественно, потому что хотя войну ждали, потому что отец мой уже был на сборах, он уже был в тех военных лагерях, и он ушел на фронт, не видя меня. Он пришел в 1943 году, мне 2,5 года было. Он по ранению пришел, а потом опять ушел. Я просто войну помню по тем нечеловеческим страданиям. Бабы возили, мама возила дрова и сено на корове. На коровах пахали. У меня война с трудностями такими ассоциирована. Вот, например, Высоцкий родился в 1938 году. Разница в 3 года, но уже в 1942 году ему было 5 лет, а мне 1 год. Бывают периоды у человека в жизни, когда вот эти 3 года, 4 года военных..., я их знаю только по послевоенному времени, по послевоенным лишениям. И из рассказов тех людей, которые воевали и которые пришли с фронта. Уже атмосфера послевоенная. Тем более, что это было далеко. Если бы я был 3-летним, 4-летним в зоне оккупации или в зоне боевых действий - это было бы, наверное, одно детство. А это было тыловое детство, крестьянское, колхозное и прочее, и прочее. Карэн Агамиров: В дневниках у вас Любимов - Шеф. "Шеф" - вы его называете. Как вам сегодняшний Шеф в роли Сталина? Валерий Золотухин: Для меня Шеф в роли Сталина - все равно Шеф. Потому что он Шеф, он в круге. Он 2 часа руководит вот этим государством, которое называется Таганка и "Шарашка". И у меня есть и раздражение, есть и злость. Я вижу его актерские огрехи и пробелы, но я вижу другое. Я вижу, какой это человек, какой мощи руководитель. Я имею в виду театральный, как вокруг него все крутится, как он все видит. И я благодарен судьбе, что я хожу по кругу в круге первом вокруг этого человека. Мне повезло. Карэн Агамиров: Высоцкий сказал о вас, судя по вашим записям, когда шла речь о роли: "Ты сам себя не знаешь". Вот эти дневники, они помогли вам свою роль в этом мире как-то выстроить? Понять себя, кто вы на самом деле? Слова, которые приписывают маме вашей, не знаю, на самом деле, это так? Она сказала: "Будешь или знатным пьяницей, или знатным актером", когда вы махнули стакан вина в детстве. Валерий Золотухин: Это сказала сестра. Карэн Агамиров: Сестра, да. Вы стали актером. Может быть, кем-то еще могли бы стать? Писателем? Валерий Золотухин: Может быть, но вот по прошествии времени, когда вышла моя первая повесть, то мне писатели многие (Борис Полевой, Борис Васильев в "Юности") говорили, что, в общем-то, надо садиться за стол и писать, "Потому что книга эта войдет, так сказать, в вечность, а твои вот актерские дела, твои роли - это все, так сказать, как бы тлен". Ну, я серьезно относился к этому, но я не был готов к литературному труду, для того чтобы сесть и зарабатывать после того, как ты вкусил вот эти медные трубы, славу, популярность. От этого отказаться очень трудно. Но по прошествии времени я понял, что все-таки зачем я ушел из своей деревни в 10 классе? Я решил артистом стать давно - в 3, 4, 5 классе. Я ушел для того, чтобы стать артистом драматического театра, для того чтобы быть на сцене. Ни в кино (тогда не было телевидения), ни на радио... К нам приезжал провинциальный театр, мы в 40-градусный мороз сидели в шубах, а они играли Мольера, Гольдони. Обнаженные женщины, декольтированные одежды, у мужчин штанишки такие короткие, белые чулочки. Мы сидели в шубах, из-за пара даже было трудно различать, что происходило на сцене, а они так играли, и смешили. Они делали что-то такое... такое чудо с деревенским народом! Ну, может быть, мое воображение работало так, мое мальчишеское воображение работало, потому что когда я вышел из этого клуба, то понял, что я с ними уйду, я их найду когда-нибудь, где, не знаю, но я их найду. Я стану их братом. И когда стал я писать, - а литературные амбиции - это же очень сильные амбиции, они гораздо у меня сильнее сейчас, чем актерские амбиции, - все-таки в какой-то трезвый момент жизни ты соображаешь: ты зачем ушел из села? Стать актером! Не писателем, а актером. Ты им стал. Не валяй дурака. У меня как-то покупает человек книжку и говорит: "Какое счастье, Валерий Сергеевич, что вы не стали писателем". Я говорю: "Как это? Я член Союза писателей". "Нет, я хотел сказать, как хорошо, что вы не перестали играть." И вот я подумал: все-таки Бог меня спас, потому что я все-таки актер. Мне 62 года, и лучшей профессии я не знаю. Потому что я хожу в "Шарашке" Солженицына по кругу (Любимов играет в центре Сталина, да?), я вот хожу-хожу, и иногда я (там большие паузы) теряюсь, где я нахожусь. Я вот так вгляну на этот круг, помост, - степь что ли надо мной? А это фонари горят театральные. И 40 лет они надо мной горят. Это счастье продолжается до сих пор. То есть я эти фонари театральные принимаю за звездное небо. Так оно такое и есть. Когда случается жуткая беда личная в доме, горе, кто-то болеет, кто-то умирает, но у меня спектакль, я понимаю, что я делаю преступление, я прячусь. Например, я играю Глебова в спектакле "Дом на набережной" Трифонова Юрия Валентиновича, замечательный спектакль, и я на 2,5 часа ухожу в другой мир. Я живу страстями моего героя, этих моих персонажей, и ловлю себя на мысли: "Какое счастье, что у меня есть моя профессия, мое ремесло!" Карэн Агамиров: Снится Высоцкий вам? Валерий Золотухин: Часто. Видите ли, в чем дело, ведь это, наверное, сложно представить себе, но он ведь для меня не уходил. И это не слова. Вся жизнь моя так или иначе наполнена этим, ни одной встречи, ни одного спектакля, ни одного общения с журналистами не проходит, чтобы не спрашивали о нем. Понимаете, мне в жизни тоже в этом смысле выпала карта. Как это, знаете, у Булгакова фраза: "Помянут меня, помянут и тебя", да? Карэн Агамиров: Вы его видите в каком виде? Вы задумывались об этом? Где он сейчас, в данный момент? Если вы верующий человек, то где будете вы? Встретитесь ли вы там? О чем бы вы с ним поговорили? Валерий Золотухин: Я верю вот в Бога, но я себе загробный мир или мир теней не очень представляю. Для меня пока Высоцкий - очень реальный человек. Я его вижу разным - и веселым, и в спектаклях наших, и на съемках. И для меня самое главное качество Владимира Семеновича - это его удивительная доброта, беспредельная доброта, я добрее человека не видел в своей жизни, и добрее партнера. Это действительно так. Хотя он иногда отвечал людям... ну, потому что, что называется, доставали. Вацлав Радзивинович: Что значит "добрый"? Валерий Золотухин: Доброжелательный. Добрый. Изнутри желающий тебе добра. Не просто хорошо к тебе относящийся... Карэн Агамиров: А некоторые люди говорят, что когда он стал зарабатывать большие деньги, то очень изменился. Перестал, так сказать, узнавать друзей. Валерий Золотухин: Ну, знаете... Я ведь говорю в данном случае по отношению к себе. И это тоже надо иметь в виду. Потому что я его видел таким, и он был со мной таким, и таким я его видел. Но я его видел и другим со стороны. Пусть меня наши радиослушатели простят. Я его видел в разных видах. И он в разных видах был одинаковый. В разном физическом состоянии, психофизическом - трезвый, выпивший, разный - он был одинаковый. Вот это, между прочим, показатель человеческий. Знаете, когда Горький, что ли, говорил: "Я пьяных опасаюсь", да? Потому что етрезвый человек - он понятен, а вот каков он пьяный? Так вот, он пьяный был не хуже трезвого. Он был такой же добрый, такой же щедрый. Я понимаю, что я говорю глупость в том смысле, что человек в таком состоянии не может быть адекватен до такой степени, но проявления его - разговоры, физические действия - они были очень добрые. Карэн Агамиров: Маша? Мария Свешникова: Валерий Сергеевич, недавно прошел в Москве фестиваль "Пост-ефремовское пространство". Там принимают участие только уездные российские театральные труппы. И вот я увидела, что многие из них играют гораздо лучше, чем многие зарубежные театры, которые мы так стараемся пригласить. Фестиваль закончился, труппы уехали. Я так понимаю, что мы их больше никогда не увидим. Вот вам не жалко, что они где-то там пропадают, и что мы их не увидим? Валерий Золотухин: Мне так посчастливилось или повезло, или так сложилась судьба, что я 15 - 16 мая в барнаульском театре, в "Алтайском молодежном театре" сыграл Луку в спектакле "На дне". Губернатор, администрация Алтайского края организовывали мне гастроли летние (мои частные, личные), концерты по селам, и эти концерты были гарантированы. За 10 концертов, допустим, по 300 долларов, я получил 3 000 условных единиц, и я все эти деньги отдал до копеечки на строительство храма. То есть я себе ничего не беру. Поэтому с Алтая я не увез ни рубля. И эти концерты мне помогал организовывать вот этот театр, администрация, машины там, все прочее и прочее. И мы с ними договорились, что я что-то у них сыграю. И вот они поставили "На дне" в постановке главного режиссера Минусинского театра Алексея Писегова. А премьера у них была, условно говоря, в декабре. Я в декабре не мог, а вот когда уехал "Театр на Таганке" в Японию, у меня был разрыв 2 недели, я сказал, что вот в этот разрыв я войду в спектакль, Луку я буду играть. Они прислали кассету. Я испугался, потому что это необычно. Ну, сценография необычная, такие двери арочные, все красиво достаточно, костюмы вязаные, почти как у нас когда-то в "Гамлете". Лука в вязаном пальто, в белых брюках, в белых ботинках. Я был ударен видеорядом. Но еще раз и еще раз я убедился, что кино, телевидение, видео ничего не имеют общего с театром. И когда я приехал, и мы начали репетировать, - я первый раз увидел Луку решенным. И у нас шел спектакль в постановке Эфроса, - я не видел Луку решенным. Это всегда был какой-то затейник, более или менее. Он и у Горького такой, кстати говоря. У него непонятен - что он, чего, про что он говорит, и какую миссию выполняет. А текст дает это, пространство текстовое дает возможность, потому что Лука в спектакле противостоит, условно говоря, философии и пахану Сатину, который держит эту ночлежку внутри. Причем играет молодой актер, Костя Кольцов, очень здорово. Молодой, энергия молодая, и такая ясность... . Спектакль очень интересный. Мне понравился. И, конечно, у меня страх был жуткий, потому что приехала " звезда". А я видел, как мои коллеги разъезжали в бытность мою, мы так зарабатывали. Кто-то играл, входил в провинциальный спектакль, и директор или какой-то председатель, или еще какие-то были люди, просто сидели весь спектакль, потом какой-то говорил монолог и уезжал. Это, мне казалось, разрушает организм тот, в который ты вклиниваешься. Здесь нужно было не разрушить эту атмосферу, войти. Потому что актеры очень хорошие, но они тоже волнуются, они боятся. А здесь Лука, ну, "Легенда об инквизиторе" Достоевского, да? Когда Лука приходит проводить Анну и говорит ей: "Да, встретит тебя Господь и скажет: "Знаю я эту Анну. Знаю, очень хорошо знаю эту Анну. Она жила очень трудно. Проводите ее в рай". Не бойся, умирай". Ей нужно спасти Актера. И когда он понимает, что Сатин, влияние Сатина таково, что он не может спасти Актера, и не может спасти потом Наташу. "Я пришел, а вы не готовы". Карэн Агамиров: "Мягкий, потому что много мяли", да? Это Лука? Валерий Золотухин: Да. "Мягкий, потому что мяли..." Ну, да, мягкий... Карэн Агамиров: Вы много ездите по стране, продолжаете, вернее, и раньше очень много ездили. Власть мнет народ российский сегодня? Терпеливый, мягкий, терпеливый, выносливый народ? Валерий Золотухин: У меня к народу отношение очень такое жесткое. У меня позиция такая. Если у меня не получается роль или не получается у меня жизнь, то виноват я, прежде всего. Не Любимов, не Эфрос, не Агамиров, значит, что-то у меня не получается. У меня был такой случай. Перед президентской кампанией, первой президентской кампанией, когда выбирали президента после ухода Бориса Николаевича, меня пригласили в "Яблоко". Я уважаю программу "Яблока", Григория Алексеевича, как-то мне это близко, интеллигентный человек, и мне показалось это довольно симпатичным. Путина я тогда не знал, и никто не знал. И я поехал, я не агитировал за "Яблоко". Мое присутствие в этой компании, значит, определяло мои симпатии. Видеоряд говорил сам за себя. И вот, значит, в одной больнице мы встречаемся. Григорий Алексеевич ходит там по палатам, мы с ним тоже. Из больницы выходим, там все остались, выходит один человек и говорит: "Да как тебе не стыдно, русский ты человек, с этими евреями ходишь! Меня, говорит, хозяин-еврей обобрал, довел меня до больницы, он меня обокрал". То есть он у него работал. А я, понимаете, я так вспылил, я говорю ему: "Да тебя, дурака, не только еврей обманет, и я тебя обману! Разве можно сваливать на кого-то, когда ты сам не работаешь?" Вот такая ситуация , ведь народ за 70 лет развратили. Карэн Агамиров: Ох, боюсь, народ на вас обозлится. Вы сейчас такие вещи говорите. Валерий Золотухин: Вы понимаете, что... Карэн Агамиров: Вы знаете, кто разозлится? Учителя, ученые, те люди, которые работают и не получают зарплату, или получают 20 долларов в месяц. Понимаете? Они же работают! Валерий Золотухин: Но вы только меня не противопоставляйте сейчас народу, не учите их против меня-то. Зачем? Они разберутся. Вы не волнуйтесь. Они понимают, о чем идет речь. Я, например, приезжаю в свою деревню, на Алтай, в Быстрый исток, и я вижу, кто работает. Молодежь что делает? Она поняла, что на власть рассчитывать нельзя, что она, власть, не накормит. Но власть разрешила держать 3 коровы, 2 свиньи, сколько угодно курей и гусей, и прочее, огород. Значит, выбирайся. Значит, работай. Карэн Агамиров: Куда поколение 40-50-летних девать, вы скажите? Они что, корову должны теперь заиметь все? Валерий Золотухин: А почему нет? Карэн Агамиров: Вацлав? Вацлав Радзивинович: Рассказывали вы прекрасную историю, когда вы увидели полуобнаженных актеров и решили за ними пойти. Сейчас вы тоже ездите в село, вы тоже там играете, сейчас, в эпоху телевидения, видео, может такое повториться, что за вами какой-то парень или девушка пойдет? Есть у вас такая амбиция, чтобы кто-то за вами пошел? Валерий Золотухин: Я думаю, что есть, и пойдет. Когда-то я учился на отделении оперетты, и в "Летучей мыши" есть такая реплика: "Я хочу играть (или "буду играть") самую большую роль за самую маленькую зарплату". Вообще, если есть актерский дар или желание, то актер будет играть в любой ситуации материальной. Настоящий актер. А если он еще и вкусил, так сказать, сценической славы, вот этой заразы, этого увлечения, то он пойдет до конца. Вацлав Радзивинович: Есть у вас такая амбиция? Валерий Золотухин: Есть. Уверенность, я бы сказал. Карэн Агамиров: Я рекламе вас не видел. Валерий Золотухин: Ну почему? Я рекламировал антиалкогольную продукцию. Я рекламировал плохой автомобиль "Москвич", на котором раньше ездил. Карэн Агамиров: А почему, интересно? Плохой ведь автомобиль. Валерий Золотухин: Потому что... . За деньги. Карэн Агамиров: Вот видите. А вы говорили еще до эфира, что не пойдете никогда на сделку с совестью. Даже если вам миллион долларов заплатят. Автомобиль-то плохой, а вы за деньги его рекламировали. Валерий Золотухин: Но... Карэн Агамиров: Заплатят миллион, и скажут... Валерий Золотухин: Вы понимаете, я могу опровергнуть и самого себя. Ведь дело в том, что я рекламировал автомобиль дешевый, на который денег хватит у вас. Понимаете? Я же не рекламировал автомобиль "Мерседес". Вот если бы я рекламировал "Мерседес", я был бы плохой человек. Карэн Агамиров: Ничего себе! "Мерседес" то - хорошая машина. Валерий Золотухин: Но она же не по карману моему брату, понимаете? Карэн Агамиров: Да, логика интересная у вас. А вот вам бы, допустим, заплатили опять и сказали: "Рекламируй вот этого политика". Валерий Золотухин: Нет, политика - политикой, а это машины все-таки... Карэн Агамиров: Экономиста, бизнесмена - неважно. Вы то же самое могли бы сказать: "Да, он плохой, но кого еще избирать?" Валерий Золотухин: Нет, я думаю, что все-таки здесь есть две большие разницы, как говорят в Одессе. Карэн Агамиров: Вот разъясните. Где этот водораздел? Я его пока не вижу. Валерий Золотухин: Водораздел - ну, твое убеждение. Карэн Агамиров: Значит, в тот момент вы верили, что автомобиль "Москвич" все-таки хороший? Валерий Золотухин: Не автомобиль "Москвич" хороший, а автомобиль "Москвич" можно купить за эти деньги. Что на автомобиль "Москвич" можно заработать. Карэн Агамиров: Я представляю: люди поверили вам и купили его. А сейчас вот "Москвич" обанкротился. И вообще, вы знаете, что это за машина, да? "Москвич"? Валерий Золотухин: Да я ездил на двух "Москвичах". Карэн Агамиров: Ну, это когда было! Сейчас вы на ездите на "Тойоте". Валерий Золотухин: Ну, сейчас... Прошло уже все-таки 12 лет. Карэн Агамиров: А люди поверили вам, купили "Москвич" и мучаются. И говорят: "Вот Золотухин нам рекламировал...". Ну ладно, вы не обижайтесь. Валерий Золотухин: Нет, я не обижаюсь. Мне сказали, что он хороший и будет процветать: "А вот вы прорекламируете отечественную промышленность, вы спасете автомобильную промышленность России". Карэн Агамиров: Скажите, у вас с Высоцким были такие вот разговоры, споры? Валерий Золотухин: Были, конечно. Карэн Агамиров: Потому что изворачиваетесь вы, ну, совершенно блестяще. Валерий Золотухин: Ну еще бы! Он поэтому и сказал: "За что вы любите друга?" - "За мудрость". Карэн Агамиров: Это мудростью называется? Время пробежало незаметно. Нам пора подводить итоги. Вацлав и Маша, впечатления от беседы с Валерием Золотухиным? Мария Свешникова: Я очень благодарна на самом деле вам, что вы пришли, и за то, что я смогла с вами познакомиться, потому что вы настолько многогранный человек и настолько мудрый (как мы поняли теперь), то есть умеющий изворачиваться, что... Валерий Золотухин: Ну, я бы не сказал, что изворачиваться. Нет, это все-таки... ну ладно. Карэн Агамиров: Это я так выразился просто. Вацлав Радзивинович: Это философский подход. Мария Свешникова: На самом деле, мне очень приятно, что вы человек очень цельный и очень упорный, как мне кажется, который смог достичь того, чего хотел. Карэн Агамиров: Вацлав? Вацлав Радзивинович: А мне грустно просто, знаете, грустно из-за этого, что я уже очень скоро уезжаю навсегда из России и оставляю здесь очень много и дел, и людей, с которыми еще бы хотелось, хотелось, хотелось поговорить, куда-то поехать с ними вместе. И с нашим сегодняшним гостем тоже бы хотелось еще много о чем поговорить и съездить на Алтай, где мы еще не были, увидеть все это... Жалко. Времени не будет. Карэн Агамиров: Почему навсегда? Навсегда ничего не бывает. Валерий Золотухин: Я вас приглашаю, во всяком случае, на будущий год. Исполнится 75 лет Василию Макарычу Шукшину. Будет большой, я думаю, праздник. Вацлав Радзивинович: С большим удовольствием бы я туда поехал. Валерий Золотухин: Ну, а почему нет? Из Польши очень легко, думаю, добраться до Алтая. Вацлав Радзивинович: Будем надеяться. Карэн Агамиров: Трудно представить 75-летнего Шукшина, Миронова 70-летнего. Вот я вижу перед собой Валерия Сергеевича Золотухина 62-летнего, но не тянете вы на этот возраст, и дай Бог вам здоровья. У вас так же начинается утро - зарядка, молитва, кофе... Валерий Золотухин: Молитва, зарядка, кофе. Не переставляйте местами. Карэн Агамиров: Наша беседа вызовет, безусловно, неоднозначную реакцию. Вот отзывы, например, в Интернете на ваш двухтомник. Я потом вам дам почитать... Валерий Золотухин: Не надо. Карэн Агамиров: Не надо? Валерий Золотухин: Не надо. Карэн Агамиров: Я хорошие прочитаю... Валерий Золотухин: Тоже не надо. Карэн Агамиров: "Молодец Валерка! Не стал чмырить, рассказал все по правде. С Алтая парень, у нас таких много - и Шукшин, и Булдаков, и Панкратов-Черный. Это не испорченные урбанизацией коренные московские актеришки". Валерий Золотухин: Вот с ними я спорю. Я не люблю этого, понимаете? Они считают, что, например, в селе люди чище, чем в Москве, что на Алтае... Карэн Агамиров: А вы сами так не считаете, что в селе чище? Валерий Золотухин: Не считаю. Это зависит от человека, от среды, в которой он вырос, воспитался. От самообразования. Потому что в Москве на 1 квадратный километр гораздо больше вырастает талантливых людей по другой причине - потому что здесь есть почва. Потому что люди такие, как Лермонтов, Пушкин, дворянские семьи, у них второй язык - французский. Они говорили на французском прежде, чем заговорить на русском. Каждый иностранец владеет своим и параллельно другим языком. У нас же политики, писатели еле владеют своим языком. У нас культура за 70 лет... мы же ее не понимаем, а это наша беда. А мы стараемся это выдавать за чистоту. Это же чушь собачья! Невежество выдаем за самородство. Но это же бред сивой кобылы! Карэн Агамиров: Радио Свобода попадет в дневники ваши? Ваше пребывание на нем? Валерий Золотухин: Обязательно, а как же не попадет? Это один из ярких часов сегодняшних суток, прожитых мной. Карэн Агамиров: Что примерно? Валерий Золотухин: Ну, примерно вот этот спор о том, работать - не работать, и что скажут учителя, например. Потому что мне это тоже самому интересно. Не с точки зрения, что они скажут, а прав ли я? Понимаете? Когда я говорю о том, что надо сначала обернуться на себя и работать... Я понимаю, что бюджетные организации, бюджетные работники, не могут они... . Вот, например, в Новокузнецком театре она работала помощником режиссера. Она уехала в Израиль. Она еврейка. И она имеет каждый год право приезжать на могилу своей мамы. То есть пенсии ее хватает только на то, чтобы приехать сюда, отдать долг, прокормить семью, и все! То, что происходит у нас с пенсионерами - это, конечно, катастрофа, это беда, это трагедия. Но только я не хотел бы быть каким-то пророком и сразу обвинять. У нас же что происходит? Вот царь. Он меняет весь двор, все присягают. Но если ты присягнул и посмел что-то не то сказать, тогда голова с плеч. Понимаете? Но если вы выбрали, ну давайте поверим на 1 год, на 2, на 3, давайте поможем. Давайте поработаем все вместе! Мы же сразу начинаем создавать оппозиции, ловить блох... Погибла подводная лодка, а президент оказался на отдыхе. "Как это? Президент на отдыхе, а у нас трагедия!" То же случилось в Америке 11 сентября. Где был Буш? На отдыхе. И что теперь? Карэн Агамиров: Кто потом (я надеюсь, что это будет очень много лет спустя) напишет о вас дневники? О вашей судьбе, о вашей жизни? Видите такого человека? Как вы о Высоцком? Валерий Золотухин: Нет, такого человека я, конечно, не вижу. Хотя Высоцкий видел. Он говорил: "Я умру, Валерка напишет обо мне книгу". Но он знал себе цену. Я себе цену не знаю, хотя вам кажется, что я ее знаю. Достоин ли я буду чьего-то упоминания в дневниках? Я говорю это без ложной скромности. Поэтому я пишу сам. Карэн Агамиров: Наперед, да? Валерий Золотухин: Наперед. Карэн Агамиров: Это был Валерий Золотухин, который находится, - так пишут о нем,- "в отличной форме и на белом коне". И я с этим целиком согласен. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
