Мы переехали!
Ищите наши новые материалы на SvobodaNews.ru.
Здесь хранятся только наши архивы (материалы, опубликованные до 16 января 2006 года)
  |
          |
|
18.11.2024
|
||||||||||||||||||
|
|
|||||||||||||||||
|
|
[18-01-04]
"Все свободны" - разговор на свободные темыВ студии Людмила ПетрушевскаяВедущий: Виктор ШендеровичВиктор Шендерович: Сегодня гость нашей студии в Москве - Людмила Петрушевская. Я долго, много, как всегда, копался в Интернете. Мне выдала два килограмма бумаги машина, когда я "кликнул" на Петрушевскую. Но все-таки, я думаю, что особенно представлять нашим радиослушателям Людмилу Стефановну не надо, давайте для начала послушаем сказочку. Людмила Петрушевская: "Один человек возвращался домой в автобусе и так засиделся, что не заметил, как над ним нависла какая-то старушка. А когда этот человек уже собрался выходить, то он ее увидел и встал с вежливыми словами: "Садитесь, пожалуйста". В ответ на что старушка сказала: - Раз ты такой вежливый, то пусть все, что тебе сегодня пожелают, исполнится! И она с торжеством села на освободившееся место. Сначала этот человек шел домой спокойно, но потом он пошел гораздо осторожней: он подумал, а вдруг кто-нибудь ему пожелает "чтобы ты провалился" или, что еще лучше, "чтоб тебя приподняло и прихлопнуло". Или как на днях ему сказала его остроумная жена: - Да чтобы духу твоего здесь не было вообще и на веки веков, - это когда он сунулся на кухню съесть пирожка раньше всех, голодный же, с работы. Представляете? А когда он сделал ей замечание, что нельзя кидаться как та собака на людей и все-таки взял пирожок, она ответила еще похлеще: "Да чтоб ты подавился вот этим пирожком". С такими жуткими мыслями он шел домой очень осторожно, всех обходил, уступая дорогу женщинам с сумками и особенно женщинам с детьми (всем известно, как они устают и за себя не отвечают, если им кто-то встает поперек маршрута, а особенно свободный мужчина в шляпе). И вот так, очень бережно и вежливо, он добрался до дому, сел там тихо и скромно в кресло у телевизора, включил свой любимый футбол, но очень и очень осторожно, поскольку знал, что жена, которая тоже прибежала с работы с сумками и теперь топчется на кухне, имеет очень странную привычку: с одной стороны, она жутко не любит, когда муж просто сидит как пень еловый без дела и смотрит телевизор - а с другой стороны, она не переносит, когда он суется на кухню со своими советами и якобы хочет помочь, спрашивая: "а чем воняет и что сгорело" или "ты что, слепая, сейчас у тебя молоко сбежит". Поэтому этот человек вообще не знал, как аккуратней прожить сегодняшний вечер, тем более что дети, мальчик и девочка, вот-вот должны были прийти, как последние хулиганы, с улицы, где раздавались их звонкие голоса, и наверняка они потребуют переключить футбол на "спокуху" или на фильм ужасов. Кроме того, они иногда врубали музыку на полную мощь до дребезжания висюлек на люстре и рюмок в баре (когда по телевизору нечего было смотреть или когда мать прогоняла делать уроки) - и вот тогда, если сунуться к детям с просьбой сделать потише (а то не слышно голоса комментатора), то свободно можешь схлопотать такое пожелание, что очутишься в каких-то жутких местах, благодаря сегодняшней доброте старушки из автобуса. Так что он, не заглядывая в будущее, просто придвинул свое кресло поближе к телевизору, приобнял его и склонился к нему ухом, и даже не слышал, как пришло домой молодое пополнение и что они кричали матери и что мать кричала им, он был наверху блаженства, наши выиграли два-один. А дети, судя по всему, уже переместились на кухню, там стучали ложки о тарелки, день кончался, и наш бедный хозяин дома сунулся тоже на кухню, где получил пайку хлеба, порцию макарон с мясом и стакан компота, как в бытность свою на флоте, и был так рад тихому семейному вечеру, что завел было разговор с детишками, а что бы они пожелали своему папке на ночь. Дети тоже обрадовались и в один голос заорали: "Спокойной вам ночи, приятного сна, желаем вам видеть осла и козла, осла до полночи, козла до утра, спокойной вам ночи, приятного сна". Он пошел спать в приятном расположении духа (все вроде обошлось), и в результате всю ночь хлопотал: до полуночи он волок куда-то осла, осел не хотел заводиться и стоял как вкопанный, и пришлось лезть под него и что-то там подвинчивать, покручивать, так что в результате в баке у осла открылась течь, и ровно в полночь бедный спящий человек проснулся весь взмыленный, пошел прогулялся, вымыл руки после таких дел и не успел снова лечь спать, как нате: все то же самое повторилось, но теперь уже при участии козла. До утра он лежал под козлом, ремонтируя его, потом заводил козла, крутя ему хвост, потом тащил за рога и так умаялся, что еле проснулся. И, разумеется, утром он ехал на работу стоя, памятуя старушку, и всем уступал даже свое стоячее место, но в переполненном транспорте с этим не очень развернешься, и в результате какая-то нервная женщина заматерилась: "Сойди с моей больной ноги, осел!" "Сон в руку", - подумал бедный человек. Но на этом приключение не кончилось. Возвращаясь с работы домой, он напоролся на группировку детей, которые сосали пиво из баночек и спросили его, нет ли закурить. Он ответил вежливо, что нет, и в ответ получил: "Ну и рой отсюда, козел, пока рога тебе не порюхали!" "Опять сон в руку", - подумал человек. Но когда вечером он не утерпел и пошел на кухню поведать жене, как ему предсказали на вчерашний день исполнение всех пожеланий и что из этого произошло, а кому же еще такую вещь расскажешь? - то жена ответила ему от всего сердца (а она жарила рыбу): "Да чтоб ты сдох!" Видимо, умаялась женщина. И человек этот подумал: а какое все-таки счастье, что та старушка наградила его исполнением всех пожеланий только на один вечер и только на вчера! И, счастливый и спокойный, он схватил со стола кусок хлеба, со сковородки хвост рыбы и пошел смотреть телевизор, все равно что". Виктор Шендерович: Вот такая сказочка Людмилы Стефановны Петрушевской, которую не перепутать ни по строчке, ни по голосу. Вы слушали эту сказку, а я не только слушал, у меня еще был такой телевизионный вариант: я слушал и смотрел на Петрушевскую. И подумал, что помимо того, что она безумно талантливый человек, она безумно счастливый человек, потому что она так замечательно смеялась, слушая собственную сказку. На самом деле ничего стыдного нет, зря вы так глаза отводите. Если себя не рассмешишь, никого не рассмешишь, себя не растрогаешь, никого не растрогаешь - это известно. Вам легко пишется? Людмила Петрушевская: Я на вопросы не отвечаю. Я хочу сказать вам, что я очень волновалась, когда шла к вам на передачу, потому что я не интервью не даю, думаю - как же мы с ним сладим? Я не отвечаю на вопросы. Виктор Шендерович: Интервью без вопросов - это да, сложновато. Людмила Петрушевская: Я подумала, что на самом деле, наверное, Витя жутко находчивый, веселый, что-то придумает, чтобы освободить меня от этого страшного дела, потому что у меня зарок. Я могу предложить, например, почитать стишок, а вы мне можете что-нибудь еще предложить. Виктор Шендерович: Вы лучше расскажите, не будете отвечать на вопросы, просто добровольно, без всякого вопроса. Людмила Петрушевская: Добровольное признание. Виктор Шендерович: Давайте тогда я почитаю из вас. Людмила Петрушевская: Из меня? Виктор Шендерович: Не беспокойтесь, я не буду залезать на вашу территорию, я прочитаю кое-что, что я прочел про вас из ваших же интервью в то время, когда вы их еще давали. Людмила Петрушевская: Это было двадцать лет назад минимум. Виктор Шендерович: Но, тем не менее, видимо, и тогда вы говорили правду. Я просто задам тему, а вы ее разовьете. Это же можно? Людмила Петрушевская: Ну, наверное. Виктор Шендерович: Это не нарушает вашего зарока. "Всю жизнь, - читаю из Людмилы Петрушевской, - всю жизнь спала, спрятав книги под подушкой, раскладывала по одеялу, на полу у кровати, на стуле рядом, ела среди книг, читая. Ехала с книгой, шла по улице, вперевшись в страницу. И в школьном книгохранилище угнездилась и даже ездила в Ленинку, чтобы там получить "Маленького лорда" и "Алису в Зазеркалье". Вот такая жизнь с самого начала среди книжки, такая жизнь профессорской дочки. Людмила Петрушевская: Это ничего не значило, потому что на самом деле это... Да чего рассказывать - это история каждой интеллигентской семьи, посаженой, сошедшей с ума, по Кащенко, по Магадану, по всему. Как итог - моя жизнь была на полу, на матрасе, комната 12 метров, и библиотека больше пяти тысяч книг, шкаф на шкафу, дедушкина. Но все это было в основном на иностранных языках, поэтому там читать мне было совершенно нечего. Дед мой знал, наверное, все языки мира, поэтому он и был, собственно говоря, так называемый репрессированный. Но неважно. Книги. Вот только что, я сейчас читаю, как ни странно, замечательную книжку, дивную совершенно книжку, которая помогает мне. Наступает время, когда ценишь одно только - мысль. Приходит мысль, и что-то такое высекает, и у тебя тоже начинается процесс думанья. В жизни, какая жалость, так и размышления не такой частый момент. И вдруг из книжки высекается какая-то мысль, но не часто. Ту книжку, которую я читаю сейчас, ее можно назвать энциклопедией мысли - это я читаю Мамардашвили Мераба, любимого моего писателя, которого я считаю равным Прусту, потому что он настолько много высекает у людей этих искр. У меня с ним очень смешные отношения. Когда-то мы с ним очень сильно поцапались, жутко совершенно. Мы сидели за одним столом в хорошем месте, пили вино, ели шашлыки, он приготовил шашлыки. И он сказал: "У русских нет духовности". А что мне еще надо? Мы с ним сильно поцапались. У меня в распоряжении была всего одна цитата, да и то я ее услышала от одного умного человека, что "нет национального характера, а есть национальные характеры". В каждой нации, в каждом народе есть свои Дон Кихоты, есть свои Чацкие и есть свои Платоны Каратаевы, все типы найдете в любом народе. Но он меня положил, что называется фигурально, на лопатки, потому что у него цитат было ого! Понятно, да? Профессор, ля-ля. И в конце концов мы все засмеялись, и он стал угощать всех шашлыком. А я спросила: "А мясо где вы достали в те времена?". Он говорит: "На Ленинском". Виктор Шендерович: А "те времена" - это какие? Людмила Петрушевская: Это было очень давно. Уж Мераба нет на свете. Виктор Шендерович: Мераба нет с 90-го. Людмила Петрушевская: Значит, это было гораздо раньше, 80-е, наверное. Мы жили на одном Ленинском проспекте, он мне тут же сообщил адрес магазина, в который надо придти за 15 минут до конца первой половины дня рабочего, до перерыва. И короче говоря, надо дать пять рублей, и он тебе вынесет мяса, сколько ты скажешь. На самом деле разошлись все с большим удовольствием, все очень хорошо прошло. А меня все-таки мучило, что я проиграла, мучило жутко. Виктор Шендерович: Я на секундочку вас прерву, резко. Потому что я вдруг подумал, что не все знают, о ком идет речь - Мераб Мамардашвили, не побоюсь этого слова, великий философ, один из... Людмила Петрушевская: Один. Виктор Шендерович: ...по крайней мере, из тех, кого мы застали. Нет, все-таки есть Померанц... Неважно, имена есть разные. Но, безусловно, философ, человек, который умел очень просто и глубоко говорить об очень сложных вещах. Людмила Петрушевская: Он настолько просто говорил, за ним записывали. Собственно, его книги - это не его книги, а это в процессе прогулок со своими слушателями он им читал лекции, это все записывается. Накосов, его друг выпустил после его смерти книг много. И при жизни, по-моему, вышли его книги. Мераб в последние годы жизни преподавал тбилисским философам-студентам. И последняя его книжка "Эстетика мышления" как раз. Но чем кончился тот наш раунд? Конечно, я написала стишки: "Полным-полно духовности у лондонского кокни, Я ему послала эти стихи, мне сказали - он смущенно хохотал. Виктор Шендерович: У нас звонок. Радиослушатель предупредил, что звонит не с вопросом, а с темой. Пожалуйста, вы в эфире. Слушатель: Здравствуйте. Меня зовут Роман, я звоню из Санкт-Петербурга. Я хочу предложить такую тему: сейчас очень важно - очень много происходит бытового насилия в семьях. Уже речь идет о таком изощренном насилии, когда не просто бьют, допустим, мужья своих жен, а, к примеру, могут из-за семейной разборки поместить в психиатрическую больницу, чтобы потом мать лишили возможности воспитывать ребенка. И это уже очень такая широко распространенная ситуация. Вообще это очень большая проблема. Я хотел сказать, что по таким случаям, наверное, можно написать какой-то роман или какую-то повесть полудокументальную. Виктор Шендерович: Спасибо за тему. Людмила Петрушевская: Это еще одна тема Светлане Алексиевич, я так думаю. Потому что это ее епархия - эти ужасы нашей жизни. Но дело в том - очень интересно, но в прошлый понедельник я сдала в издательство книгу, которая называется "Номер один или В садах других возможностей", тем это есть. Герой этого романа - вор, и это его жизнь, вот такая странная штука. Возвращаемся к Мерабу. Виктор Шендерович: В связи с Мерабом новую тему я хочу... Людмила Петрушевская: Давайте сейчас закончим эту. Ну вот, Мераб потом жил в Тбилиси. Мне передали, что у него над столом прикреплена вырезанная моя сказка из "Литературной газеты" 84-го года. Я все время с ними беседую, у меня книжки его исписаны по полям. И недавно я подумала, почитала мои споры односторонние с ним и подумала: это же верлибр. Потому что и Мераб пишет довольно часто такими вещами - верлибром. Я принесла с собой то, что я сегодня ночью написала: "Мераб, цитата точная: "что-то неизвестное, другое Виктор Шендерович: Вы знаете, я не знаю как на Радио Свобода, а, по-моему, в моей программе точно впервые звучат стихи и верлибры. Людмила Петрушевская: Мераба частично. Виктор Шендерович: Совершенно замечательно. Была одна тема, связанная с Мерабом, но мы к ней вернемся после выпуска новостей. Пока у нас есть минутка, совсем крохотная, попробуйте уложиться в минутку, которая у нас осталась до новостей, на одну тему ностальгическую - "Сказка сказок" Норштейна. Что это для вас осталось? Людмила Петрушевская: Каждый раз плачу в одном месте, где идут похоронки, где написано: "Ваш муж...". "Ваш" - это напечатано, а "муж" вставлено, потому что это могло быть "брат", могло быть "отец", могло быть "сестра". Вы понимаете, в этом месте я плачу всегда, сколько бы я ни смотрела этот фильм. Виктор Шендерович: (...) У нас есть звонок. Вы в эфире, пожалуйста, говорите. Слушательница: Добрый вечер. Это говорит Лариса, Москва. Вы знаете, я всегда восторгалась вашими передачами по телевидению. Вы очень смелый и умный человек. Благодарю вас за сегодняшнюю передачу и госпожу Петрушевскую. Мне очень понравилось ее выступление о Мамардашвили. Как философа его назвали самым выдающимся философом 20-го века. Но лично я его книги, когда брала в руки и читала, совершенно невозможно было мне понимать его, потому что это настолько особый высокий стиль. И хочется почитать кого-то о Мамардашвили. У меня есть такое предложение: есть такой изумительный священник Георгий Чистяков из "Косьмы и Демьяна", ученик Александра Меня, который бы мог это замечательно изложить. Не могла бы госпожа Петрушевская к нему обратиться, чтобы какую-то книгу написать о Мамардашвили? Виктор Шендерович: Вы знаете, замечательная идея, немножко парадоксальная, потому что я не знаю, в каких отношениях они были и были ли знакомы. Но в любом случае взгляд со стороны, под углом, даже неожиданным углом, он всегда жутко интересен для читающего и думающего человека. И, может быть, как раз парадоксальный взгляд и взгляд с этой стороны, со стороны одной из религий на этого поразительного человека - это было бы очень интересно. Вот какую тему я в связи с Мамардашвили, печальную, к сожалению, хотел бы вам задать, Людмила Стефановна: он умер трагически в меньшинстве. Людмила Петрушевская: В накопителе внуковского аэродрома. Почему там нет доски? Виктор Шендерович: Не только по поводу Мамардашвили у нас нет доски. Он умер, он был оскорблен, это известная история. Он был человеком, который сказал: "Если мой народ за Гамсахурдиа, то я против своего народа". Людмила Петрушевская: Я довольно часто бываю в таком состоянии. Его оскорбили, была безобразная сцена, ему бросили в лицо, что он не грузин, что он предатель и так далее... Тема меньшинства, как я понимаю, для вас это не чужая тема. Я открыла свою рукопись, читаю стишок: "Моя родина мала Я всегда была меньшинством и всегда жила как разведчик. В любой очереди я молчала - нельзя было, на работе я молчала. Я себя все время уговаривала. Виктор Шендерович: Вы заговорили зато в московском хоре потом. Людмила Петрушевская: На бумажке до обыска можно. Я так считаю, что у каждого живого существа есть право жить в своем народе. Виктор Шендерович: А народ, если не хочет признавать этого права? Это не вопрос. Людмила Петрушевская: Никогда. Для меня люди есть, я их знаю, я их люблю всех и жалею. Меньше, конечно, тех, которые ближе всего. Виктор Шендерович: Это как всегда. Легко любить человечество, сказано, попробуй полюбить вот этого, который под боком. Людмила Петрушевская: Давайте я еще прочту стишок: "У русских женщин серый глаз от неба Виктор Шендерович: Я вижу там у вас еще. Давайте. Людмила Петрушевская: Там некоторое количество есть. Виктор Шендерович: У нас сегодня совершенно неожиданно замечательный формат. Людмила Петрушевская: Просто я торопилась, поэтому я набрала. "все дело в том Виктор Шендерович: Замечательно. Можно, я не спрашиваю, я просто говорю - поворачиваем. Вы же тиран, Людмила Стефановна, вы тиран, вы запретили задавать вопросы. Поэтому я вынужден констатировать, что поворачиваем. Поворачиваем в сторону других имен. Возникло имя Мамардашвили, я этого ожидал, потому что читал, как замечательно вы о нем писали. Вас в какой-то момент долго не было, потом - раз, и практически сразу классик. Я сейчас говорю не свою оценку даже, а просто ощущение, что всегда была драматург Петрушевская, была всегда. И действительно заговорили русским языком, как после войны володинские, персонажи. Вдруг выяснилось, что люди со сцены могут разговаривать русским языком, каким разговаривают с тобой на улице. Был, конечно, феномен Вампилова - совершенно отдельный, а потом вот этот феномен Петрушевской. Вдруг выяснилось, что со сцены люди такие же, они разговаривают человеческим языком. И сразу классик. Людмила Петрушевская: Как ни странно, я филолог по принципу жизни, я собираю все время язык. Я просто хочу сказать, что в драматургии все очень просто. Там есть два направления, две реки мощные. Одна река - это авторская речь, это речь, которая вся целиком и полностью сочинена автором - это большие пьесы Чехова. Маленькие пьесы у него написаны под Островского, а большие - это он только. Горький писал своим языком, своим языком писал, как ни крути, Грибоедов. А вот Островский, а за ним уже наши Володин, Вампилов, это и чеховская традиция его маленьких, любимых моих первых четырех томов и его маленьких изумительных совершенно пьес... Большие я как-то не особо, они больше песни без слов, упражнения для режиссеров и оселок, на котором все точат свою интеллектуальность. Зритель пошел. Кого смотрел? "Гамлета". Кого смотрел? Чехова. И все, значит культурный человек типа. Вот эти два просто направления. Вот Арбузов был второго направления, он был поэтом, и он был очень родствен Горькому, - мало кто знает. И Вампилов, и Володин, они продолжали, ничего на пустом месте ведь не бывает. Это я просто такой краткий экскурс. Виктор Шендерович: А про себя? Людмила Петрушевская: Я-то тут причем? Виктор Шендерович: А ощущение какое, с какой стороны, с какой реки? Людмила Петрушевская: Вы сами скажете. Во-первых, вопросы задаете. Виктор Шендерович: Нет, это было утверждение. У нас два звонка. Без вопросов, а только с темами. Это я гипнотизирую радиослушателей. Слушательница: Здравствуйте. У меня две темы. Первая тема - Пруст, которого все любят, а я не люблю. Потому что, мне кажется, что это уникальный случай почти клинического эгоизма. Потому что, если бы он писал от третьего лица, от автора, все эти оценки, еще было бы ничего, а поскольку он еще и персонаж сам, то есть это получается весь мир в себе, мир только для себя. Виктор Шендерович: Первую тему записали. Давайте, говорите. Слушательница: А вторая тема - современная литература. Именно современная, именно то, что пришло после 90-х, русская литература. Спасибо. И большой поклон Людмиле Стефановне. Виктор Шендерович: Она его уже получила от вас. Спасибо большое за звонок. Давайте, отчитывайтесь за Пруста, чего вы его любите? Людмила Петрушевская: Тут понимаете, какая история. Тут всегда одно и то же повторяю вечно, что библиотека мира, о которой Борхес в свое время писал, где собрано все, она дает возможности огромные. Ты можешь взять это и не брать то, взять это и не брать то, и, в конце концов, у тебя своя библиотека. И ничего в этом ни смешного, ни зазорного, ничего в этом нет. Каждый человек утешается своим, каждый человек вдохновляется своим, свои искры о разные камни. И, скажем, тот восторг, который, я испытывала от чтения "Содомы и Гоморры", восторг, который я испытывала от чтения Улисса в переводе 34-го года, был кусочек переведен группой авторов в журнале, по-моему "Международная литература" - я, к сожалению, по-английски не могу читать. Понимаете, это такое чудо, это беседа. В конечном итоге каждый из нас, читая книгу, беседует. И я за то, чтобы оставляли большие поля, сейчас экономят, за то, чтобы оставляли большие поля, чтобы можно было "ноте бене", как раньше. Виктор Шендерович: Есть такой замечательный читатель, его зовут Вячеслав Полунин, он все время читает. Легенды ходят, слухи, что такой сумасшедший актер. Актеры вообще, не сказать, чтобы много читали, как профессия, исключение подтверждает правило, а вот он все время читал и все время подчеркивал как раз, чтобы при перечитывании не читать все. Людмила Петрушевская: В конце концов все перечеркнуто было. Виктор Шендерович: Нет, эту подлянку ему сделали товарищи по работе: когда он пошел на съемочную площадку, аккуратно подчеркнули все остальное, не в силах видеть это. Между прочим, кто-то сказал о том, по поводу сетования, что невозможно прочесть все. Человек за жизнь может прочесть полторы тысячи книг, если все время будет читать. И кто-то сказал, что если человек прочел двух-трех авторов, но очень подробно их знает, если ты хорошо знаешь, условно говоря, Пушкина и Гоголя, то считай, что ты туда вошел, все остальное будет в значительной степени повтором. Современная литература была вторая тема. Людмила Петрушевская: Современная литература, поскольку я являюсь одним из участников данного процесса, я молчу. Виктор Шендерович: "Людей, о коих не сужу, затем, что к ним принадлежу". Людмила Петрушевская: Именно. Виктор Шендерович: Хорошо. У нас есть звонок. Пожалуйста, ваши темы. Слушательница: Добрый вечер, Людмила Стефановна. Во-первых, я вас хочу очень поблагодарить за те пьесы, которые вы писали, и на которые мы бегали помногу раз в Маяковку лет 15 назад. "Уроки музыки" и прочие, они были такие живые, острые. А сейчас современная драматургия у нас очень ущербная, больная. Очень хотелось бы, чтобы вы что-то еще написали для нас, для молодежи. Народ ходит в театр, но читает мало. Может быть, осветили тему взаимоотношений поколений бабушек и внуков. Людмила Петрушевская: Ох, какая замечательная тема! Дело в том, что действительно я сейчас не участник театрального процесса, я давно ушла из театра, хлебнув там замечательных впечатлений. Сейчас у меня идет только два спектакля, три спектакля редко довольно-таки. Тут был такой изумительный казус, что мою пьесу меня заставили - мою пьесу, которую я написала 10 лет назад, "Бифем", - переделать в позапрошлом году. Ее поставили, и она даже на "Новой драме" неожиданно для меня получила приз за лучший текст. Это в отношении матери и дочери. Это история двухголовой женщины, одна голова - мама, другая - дочка, они живут в одном теле. У меня даже есть песенка из этой пьесы. А вот это афиша, я принесла, чтобы показать Виктору. Этот спектакль в начале февраля будет в театре Маяковского, "Под крышей", крошечный зальчик на 80 мест, но все-таки время от времени он идет. И я там исполняю даже песню, песня это - танго. Это я пою под старую музыку, я изображаю старую певицу, которая перед сеансом. Я, к сожалению, не состоявшаяся певица. Виктор Шендерович: Вы состоявшаяся актриса, потому, что то, как вы читали сказку, это было... Людмила Петрушевская: Певица в ресторане - это была моя детская мечта, но я никогда не смогла. Виктор Шендерович: Это связано с каким-то конкретным рестораном или просто? Людмила Петрушевская: Мы видели перед сеансом в кино вот этих, которые с платочком в руке, с декольте... Виктор Шендерович: Как назывался кинотеатр? Людмила Петрушевская: Кинотеатр назывался "Экран жизни". Виктор Шендерович: Это где было? Людмила Петрушевская: На Садовом кольце. (Песня) Виктор Шендерович: Никто бы не узнал, если бы вы не предупредили. Замечательно. Вот еще одна тема в связи с этим. Людмила Петрушевская: Вам кажется, что я могла бы быть певицей в ресторане? Виктор Шендерович: Эта карьера потеряна, конечно. Досадно. Нет, на самом деле, замечательно. Очень точно по стилю. Вы выступили в качестве фонографа. Вот тема ностальгии, поскольку я задаю тему, немножко неприятную. Людмила Петрушевская: Неприятное я не принимаю, зачем нам портить людям жизнь в эти семь минут, которые у нас остались? Вы знаете, давайте, поскольку я не даю интервью, не выступаю нигде, давайте я почитаю стишок. Виктор Шендерович: Про ностальгию? Людмила Петрушевская: Про ностальгию. Это я увидела фотографию моей подружки из пионерского лагеря. "Дуру, маленькую как птичка, Бог одарил красотой Виктор Шендерович: Как замечательно. Дурацкий вопрос, сказал я, и зашил себе рот сразу. Дурацкая тема - стихи. Я не помню, чтобы вас где-то идентифицировали, простите за дурацкое слово, как поэта. А стихи совершенно, они мне напоминают володинские стихи в том смысле, что это и не стихи даже. Людмила Петрушевская: Конечно, это проза. Виктор Шендерович: А это способ изложения, способ существования внутри. Людмила Петрушевская: Вы правы совершенно, вы правы абсолютно. И что с этим поделать - непонятно. Виктор Шендерович: Ничего с этим не делать. То, что делал Володин - не лениться записывать. Для меня это огромное откровение, потому что я знал сказки, знал прозу, знал драматургию. Кстати, я человек театральный по первой специальности. Людмила Петрушевская: А это вы знали? Это мои акварели. Виктор Шендерович: Это меня вообще добивают уже. Людмила Петрушевская: У меня все книжки вышли с моими акварелями. Последние девять томов... Виктор Шендерович: Только не говорите, что вы пишете музыку. Людмила Петрушевская: Пишу, конечно. Виктор Шендерович: Я-то думал, что я пошутил. Мы сегодня должны добить вашей разносторонностью. Ресторанной певицей вы были... Я думаю, что мы сейчас для того, чтобы добить уважаемых радиослушателей, лишенных права задать вопросы, мы послушаем, как Людмила Петрушевская исполняет рэп. Людмила Петрушевская: Это я для дочки написала своей. (Песня) Виктор Шендерович: Вот так вот. А если бы сейчас вы еще были в студии Радио Свобода в Москве и видели бы, как Людмила Стефановна Петрушевская под это дело еще и танцует... Людмила Петрушевская: Неправда ваша. Виктор Шендерович: Не вставая со стула. Людмила Петрушевская: Я исполняла просто. Виктор Шендерович: Вообще, если "Эминем" еще не удавился, то я удивляюсь, у него очень сильное терпение. Мы заканчиваем, к сожалению, мы выходим на финишную прямую. Напоследок, я, почти продержавшийся час в эфире без единого вопроса, что беспрецедентный случай, причем даже радиослушатели проявили понимание... Людмила Петрушевская: Тактичность необыкновенную. Я вас обожаю, ребята! Виктор Шендерович: Как та старушка. Сейчас все, что Людмила Стефановна скажет хорошего, обязательно сбудется. Людмила Петрушевская: Я желаю вам спокойной, хорошей жизни и радости. Виктор Шендерович: Совсем напоследок из Интернета, форум, там про каждого говорят. И вот один из заглянувших на Интернет, написал про Петрушевскую: "Если бы "очень" было прилагательным, то Петрушевская очень писатель". Сегодня в гостях была Людмила Стефановна Петрушевская, я уж не знаю, писатель, как минимум, но еще живописец, исполнительница рэпа, певица в ресторане и просто потрясающая женщина. Другие передачи месяца:
|
|
|||||||||||||||
|
||||||||
| c 2004 Радио Свобода / Радио Свободная Европа, Инк. Все права защищены
|
